– Вот, Зорин, цените мою доброту! Это то, что будет на записи у генерала. – Майор, совершенно игнорируя суровый зоринский взгляд, совал ему под нос экран смартфона.

Там происходила уже знакомая сцена, только после слов «по собственному писать не буду» сразу шла финальная реплика Розарина. Вся занимательная клоунада, разыгранная только что перед его глазами, в записи отсутствовала.

– Так что не волнуйтесь, Ваша репутация не пострадала, генерал пошел звонить своим однокашникам и Вас отмазывать, все Вас, Александр Петрович, любят и уважают, никто не знает, кроме нас, конечно, что Вы псих опасный и голоса слышите.

Снова Зорин почти попался в хитрую ловушку. Стараясь отстраниться от неприятного и вызывающе наглого Звездарева, он ускорил шаг, но тот продолжал семенить рядом, откровенно дурачась, для чего подобрал соответствующий издевательский тон. Зорин автоматически отодвинул его в своем восприятии в дальний угол, просто фиксируя движения и не обращая внимания на поток сознания, изливавшийся из уст майора. И тут вдруг такое.

Внешне Зорин никак не среагировал на сказанное, но коварный Звездарев явно его секундное смятение зафиксировал и все в той же дурашливой манере сопроводил целой пантомимой, адресованной поравнявшемуся с ними Розарину.

Выйдя на бульвар, они присели на пустую скамейку. Странно, в это время дня и года пустых скамеек тут днем с огнем не сыщешь. Зорин расположился первым с краю, хам Звездарев пытался его подвинуть к середине, но получив легкий тычок локтем в живот сразу стих.

– Не наглейте, Зорин! – голос Розарина на этот раз прозвучал холодно и серьезно. Обойдемся без демонстраций возможностей. Вам же лучше будет. Оставь его, Звездарев! Пусть с краю сидит.

Убедившись, что конфликт исчерпан, безопасник продолжил свой монолог.

– Слушайте Зорин молча, не перебивайте. Все вопросы потом. Ровно 10 минут, больше моя лекция не займет. Иначе мы встанем и уйдем, а следующий наш разговор будет в психушке, в присутствии очень сердитых и грубых санитаров, причем на Вас будет смирительная рубаха.

Зорин решил последовать совету и послушать. Это всегда полезно. Хотя бы поймешь, где тебя планируют кинуть и на чем подставить. Тем более, стращали его целенаправленно психбольницей, что было даже как-то ново и свежо. До этого разными казнями обычно грозились.

– Смотрите, Зорин, видите, вон там? – Розарин указал пальцем на бегущего по бульвару мужчину в наушниках и дорогом спортивном костюме. – Теперь представьте, что у него на пути, прямо напротив нашей скамейки, лежит большая куча продуктов жизнедеятельности крупного рогатого скота. В деталях, подробно. И я тоже самое сделаю. Смотрите внимательно, сейчас фокус будет.

Поравнявшись с их скамейкой, спортсмен вдруг сбился с шага, а затем изобразил какой-то нелепый прыжок.

– Видите? – продолжил Розарин. – Гражданин в своем, как говорится, пространстве, все ему по и на, а ум открыт для внушения. Он не то чтобы увидел эту самую коровью лепешку буквально, просто почувствовал, что сюда нельзя наступать, вот и задергался. Сам не понял почему.

Это первое, что я хотел Вам сказать и показать. Ведь подавляющее большинство наших сограждан и граждан прочих государств дергаются именно так. Вот приспичило и прыгнул. А потом подбирают для себя красивые и возвышенные основания и причины, никогда не видя причин истинных. И в этом их счастье, хочу Вас заверить. Можете верить, можете нет, но подумайте на эту тему. Трюк, который я Вам показал, в состоянии исполнить через пару месяцев тренировок практический любой, способный сосредоточиться и не зевать по сторонам минут хотя бы двадцать. Это не гипноз. Вы просто индуцируете в пространство определенный образ, концентрируясь на его деталях и привязке к хорошо видимым ориентирам. А дальше жертва розыгрыша ловит его сама. Элементарно, Ватсон.

Зорин соблюдал условия перемирия и молча слушал. Его собеседник, удовлетворенно кивнув, продолжил свою необычную лекцию.

– Теперь подумайте, что будет, если такую вот кучу начнет себе воображать сразу сто человек. Или тысяча. Или сто тысяч… Что будет, а? Звездарев, подключайся. Тебе вопрос, полковник у нас по условиям сделки молчит еще пять минут.

– Ничего не будет, – лениво отозвался майор, – индуцируемые образы с разными подробностями и взаимоисключающими деталями будут наслаиваться и друг друга компенсируют. Зыбь. Информационный шум.

– Вот именно! – Розарин профессорским жестом поднял указательный палец вверх. – Но если детали образа согласованы заранее, если они многократно закреплены в различных визуальных конструкциях, например в кино, в иллюстрациях к книгам и так далее, то могут наблюдаться весьма интересные феномены. Второй постулат, на котором хотелось бы Ваше внимание заострить.

– Резонанс называется! Зорин, слышал такое слово? Солдатам по мосту в ногу из-за этого ходить не разрешают. – Снова встрял в разговор Звездарев.

– Так вот, – Розарин на выходку напарника не обратил никакого внимания и выдержав смысловую паузу продолжил рассказ, – при определенных условиях такой феномен становится неким самостоятельным энергетическим сгустком, носителем базовой программы – истории, легенды, сюжета – и, одновременно, может даже обладать подобием самосознания. Тут и кроется его погибель. Вселенной такие воплощения не нужны, они законы бытия нарушают. Феномен пытается совместить базовую программу с собственными ощущениями и, как правило, на этой фазе конфликта просто распадается.

– Неустойчивая система! Мираж, короче. – Снова вставил реплику Звездарев. – Мы как раз такими вот фенОменами и занимаемся. – Майор специально сделал неверное ударение, сопроводив его комичной гримасой.

– Да, – утвердительно кивнул Розарин, – в том числе. Нашего отдела официально не существует. Мы, так сказать, распределенная система. В разных ведомствах, в разных структурах. Собственная безопасность очень удобное для работы направление, так что нас вот с Звездаревым сюда определили совершенно официально, никаких ДОПов, как Вы изволили выразиться. Но по сути угадали верно. Поэтому мы и разговариваем с Вами, Зорин. Вы очень неординарная личность, Александр Петрович. Неограненный алмаз, можно сказать. Самородок. Но крыша у Вас, уж извините, реально поехала. И именно поэтому нестабильная энергетическая субстанция, отождествляющая себя с персонажем сказки Аркадия Гайдара, зацепилась за Ваш мозг и теперь пытается управлять Вашими поступками. Это сродни вирусу, товарищ полковник. Вы и других можете заразить. Все, десять минут прошло, благодарю за внимание, можете задавать вопросы.

– И что теперь? Что вы от меня хотите? – Сразу перешел к делу Зорин.

– Ничего особенного. Принимать выписанные нашими специалистами препараты. Возможно, пройти обследование – негласно, разумеется. И всего-то! Все то, что Вы успели сделать, можете оставить без изменений – нам это не интересно. Пусть будет патриотический военно-спортивный клуб «Мальчиш Кибальчиш». Без проблем! Никаких сделок с совестью, как видите. Ничего недостойного мы Вам не предлагаем. Племянника, увы, тоже придется проверить, но это проще, им уже занимаются в стационаре.

– А Кибальчиш?

– Кибальчиш это сказка, Зорин. И пусть сказкой остается. Нам тут еще только невменяемых борцов с буржуинами для полного счастья не хватало. Остальное все есть. Решить Вам нужно сейчас. Можете подумать пару минут. Ответ принимается двух типов – да, согласен, нет, не согласен. Все, как Вы любите, решительно, четко и бескомпромиссно.

– Отвечая на незаданный пока вопрос, свойственный людям Вашего психотипа «А то что?» – на этот раз каким-то казенно-бесцветным голосом проговорил Звездарев, – сообщаем: если Вы откажетесь, мы Вас уютно устроим в специализированном лечебном учреждении закрытого типа после ряда острых и опасных для окружающих проявлений помутнения рассудка. Жертвы могут быть, Зорин. И Вы оттуда уже не выйдете. Или выйдете полным дурачком с блуждающей улыбкой и соплями до подбородка.

Зорин встал со скамейки, поправил пиджак, пристально посмотрел Розарину в глаза и демонстративно четко ответил:

– Нет, не согласен! Жертвы будут среди вас двоих, если не оставите в покое мою родню. Пули взглядом отбивать вас там еще не обучили в ваших суперсекретных застенках? Нет? А как же вы к психам то опасным без броников суетесь? Упущение! Спасибо за интересную беседу. Я пошел.

Глава 4. Схватка

Вчерашний разговор с Розариным и Звездаревым оставил тягостное ощущение. Зорин не испугался, нет. Не в первый раз с ним вели такие беседы. Да и начальство не оставит в беде – генерал своих не бросал никогда и нигде, другое дело, что своими он считал очень мало кого, такую честь еще надо было заслужить.

Виртуозно удерживаясь на мутных волнах служебных течений, ни разу не погрузившись, так сказать, с головой и отделавшись неприятными брызгами и грязными разводами на в целом чистом мундире, полковник Зорин был как раз одним из таких немногих.

Четко очертив себе границы допустимого неизбежного зла, полковник никогда за них не заступал, хотя порой вынужден был быть «как все». Размышляя над этим парадоксом, Зорин все время вспоминал киношного Штирлица и по-хорошему ему завидовал. Персонаж актера Тихонова был действительно железным. У него была цель и эта цель определяла все.

А Зорин, хоть и чувствовал себя регулярно в роли Штирлица, играющего в смертельные прятки с Системой, но никак не мог определить для себя смысл происходящего. Ради чего все?

Ради власти? Нет. Относительно высокий статус давно стал для него тяжким бременем. Ради достатка семьи? Тоже нет. С женой они развелись давно, взрослый сын воспринимал его лишь как возможную страховку от житейских неприятностей и потенциальный источник наследства. Сестра не разговаривала с ним вообще годами, ограничиваясь сухими поздравлениями с днем рождения – она считала Зорина бесчестным коррупционером и вульгарным алкоголиком, прожигающим жизнь в ритуальных оргиях по саунам и дачам.

Долг? Да, наверное… Но перед кем? На жизненный выбор будущего полковника радикально повлияла трагическая гибель отца. Тогда он просто хотел наказать его убийц. И вообще всех похожих. Наказать, будучи уполномоченным на это Государством, а не по законам кровной мести. Этот импульс вел его долгие годы, постепенно затухая и превращаясь в едва заметную искорку. Именно эту искорку и раздул опять Кибальчиш, явившись в сон Зорина из какого-то непостижимого пространства в компании с серым парнем по имени Миша.

Только Зорину теперь не 14 лет. Он слишком много знает и понимает такого, что лучше бы не знать и не понимать. Огонь, разгоревшийся из старой искорки, жжет, делает больно, но не дает ответа на главный вопрос – ЗАЧЕМ? Дерусь, потому что дерусь… Опять кино. Старый добрый советский фильм про мушкетеров.

– А что еще делать? – сам себя вслух спросил Зорин. – Лапки кверху или опять стреляться? Не дождетесь. Упрямство тоже сила. Когда больше ничего не остается, упрямство становится упорством.

– Ты это… Ты того! – Прозвучал в его голове голос серого Миши. – Ты завязывай сам с собой говорить! Так тебя Розарин мигом в дурку пристроит!

– А! Живой! – Совершенно искренне обрадовался Зорин. – А я думал, тебя эти экстрасенсы в погонах пиф-паф… Развоплотили. Или как там у вас на той стороне такие дела называют?

– Нет, куда им… – Миша был явно не в духе, голос его неприятно скрипел и вибрировал, доставляя Зорину почти физическую боль. – Они меня вообще не видят. Долбанули по следу Кибальчиша. У них что-то типа генератора какого-то есть. Сканеры всякие, на такие вот «феномены» настроенные. Но слабенькое все, так, пустячки… Навредить не могут, но блокируют путь. Это если в понятных для тебя терминах объяснять.

– Ладно, да бог с ними, неважно пока, – торопливо заговорил Зорин, стараясь не произносить слова вслух, – башка что-то от тебя сегодня болит страшно, я тебе рад очень, но давай самое главное скажу побыстрее и закончим на сегодня. Надо мне с Кибальчишем встретиться. Он знать должен.

Морщась от боли, которая уже накатывалась почти нестерпимыми волнами, так что мутнело в глазах, Зорин как мог коротко, рассказал Мише про печальную перспективу Кибальчиша со слов Розарина.

В том, что подполковник из собственной безопасности не врал тогда, сомнений почему-то не было, хотя очень хотелось их ощутить. Но интуиция, которая выручала не раз, упрямо твердила Зорину: Розарин не пытался в этом вопросе слукавить и не сгущал краски. Кибальчишу оставалось совсем не долго бродить по чужим снам. Начнет задумываться и сопоставлять свое нынешнее состояние с заложенной старой сказкой программой – и все. Нестабильная структура, как выразился Звездарев.

Под конец беседы с невидимым Мишей боль стала совершенно запредельной. Зорин даже на несколько секунд погрузился в забытье, сильно ударившись при падении о край стола. Пришлось заклеивать ссадину на лбу пластырем. Как только Миша исчез, начала уходить и боль.

«Блокируют путь» – сказал Миша. А путь тот между прочим в его, Зорина, голове, которая всего одна, и запасной не выдадут ни за какие деньги. Надо голову поберечь, пригодится еще. Может во сне будет полегче разговаривать?

Зорин вызвал зама и изобразил на лице жестокие страдания.

– Слушаю, Александр Петрович! – Заместитель возник на пороге кабинета, как будто ждал за дверью. – Что-то Вы неважно выглядите… Заболели?

– Да зубы, кажись или нерв этот, как там его… Есть что срочное? Если нет, я к экспертам поехал. Потом на встречу. Сам разберись пока, ладно?

– Нет проблем, Александр Петрович, все нормально будет, не волнуйтесь! – Заместитель изобразил на лице понимание и позволил себе легкую улыбку, мол знаем мы, какие такие зубы, в шкафчике у Вас эти зубы стоят пустые почти. Вот от этого и голова болит.

Через час Зорин, зайдя для виду в аптеку, плотно задернул шторы в спальне, отключил все телефоны и, выпив снотворное, рухнул на кровать.

– Кибальчиш, Миша, давайте шустрее, разговор важный! – успел проговорить Зорин скороговоркой и провалился в сон.

…Он стоял на бесконечном, уходящем в обе стороны за горизонт, широком каменном мосту. Внизу плескались волны, ветер приносил соленые брызги и характерный запах моря. На небе одновременно горела желтым фонарем здоровенная луна с нарисованной улыбкой и где-то вдалеке подсвечивал небо в бордовые тона закат.

Зорин огляделся, продолжая стоять ровно посередине моста. Что-то ему подсказывало – к краю лучше не подходить. Пока ничего не происходило, лишь ухмылка на желтом лике луны стала какой-то откровенно издевательской.

– Ты, Зорин, в следующий раз стрелку забивай где-нибудь в приличном месте. Где двери есть. – Мишин голос раздался из-за спины, хотя только что там было пусто. – Да не крутись, стой смирно! Знаешь, как тут тяжело появляться на твоем шизоидном мосту? Мы ведь не можем просто из воздуха материализоваться, надо откуда-то выйти. Все, поворачивайся, мы готовы.

– Извините ребята, я нечаянно, – Зорин смущенно улыбнулся, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. – Так себе из меня творец пространств, не ведаю я, что творю, короче.

Кибальчиш, решительно отодвинув Мишу в сторону, шагнул вперед. Подошел совсем близко. И, глядя прямо в душу своими яркими глазищами снизу вверх, успокаивающе погладил Зорина по руке.

– Ты, дядя Саша, не грусти. Не переживай. Я все знаю, всегда знал. Ну сам подумай, разве может Мальчиш-Кибальчиш стать дедушкой? Как ты такую картинку себе представляешь? Жизнь моя короткая, что та, что эта. Так надо, дядя Саша, так надо. На вот, возьми на память! – Кибальчиш сдернул с головы буденовку и сунул в руку Зорину. – Ты не забывай меня, совесть свою не заливай разной дрянью, и я всегда где-то рядом буду. Не плачь, ну что ты?!

Такую боль Зорин испытывал всего лишь раз в жизни. Когда перепуганные соседи внесли домой отца с пробитой головой и залитым кровью лицом. Отец растил его сильным, приучал не плакать и держать удар. Мальчик Саша пускал слезу последний раз в первом классе. А тут 14 лет… Но что-то тогда рванулось из груди наружу и удерживать это что-то не было больше сил. Саша схватил безвольно повисшую руку с разбитыми в кровь суставами пальцев, прижал к лицу… Что было дальше, он не помнил. Наверное, врачи скорой, приехавшие на вызов, дали успокоительное. А может, он просто не хотел помнить.

Теперь вот вспомнил. Мост затрясся, поплыл какими-то волнами, что-то кричал Миша, но Зорин уже не контролировал происходящее. Боль рвала его на части, раскачивая заодно зыбкую ткань сна.

В двух шагах от них вздыбилась каменная кладка, откуда-то снизу появилась ржавая крышка люка, которая начала открываться с отвратительным скрипом. За миг до того, как проснуться в холодном поту, Зорин успел увидеть еще одну картину, навсегда отпечатавшуюся в его памяти, как будто все было наяву.

Маленький и такой хрупкий на вид Кибальчиш, вдруг отчаянно закричал тонким детским голосом, срываясь на хрип, страшное «Даёшь!!!» и выхватил прямо из пустоты саблю, едва ли не больше его самого. Одной рукой, легко, как пушинку, откинул тяжелый на вид люк и прыгнул вниз.

Зорин смог встать с кровати только часа через два. Пустота внутри была хуже боли. Как будто в черную бездушную даль космоса через отверстие в обшивке гибнущего космического корабля вместе с воздухом вылетала всякая житейская дребедень, еще недавно имевшая значение для уже мертвого экипажа, оставляя только мрак и холод склепа.

Мыслей не было. Вообще. Кто-то совсем другой, раньше носивший фамилию Зорин, просто стоял у темного окна и смотрел вдаль. Стоял, пока не зашумели на улице дворники, лязгая крышками мусорных баков и громко переговариваясь на незнакомом языке. Тогда он тщательно побрился, оделся и пошел на службу пешком – как раз к началу рабочего дня успеет.

Постепенно текущие дела и заботы запустили привычные программы. Некто, бывший раньше Зориным, снова возвращался в старую личину. Вот только все потайные двери памяти были сорваны начисто ночным этим кошмаром. Вся старая боль и старая же решимость вернулись на короткое мгновение, перевернув устоявшуюся систему подпорок и костылей, обеспечивавших последние 20 лет устойчивость внутреннего мира Александра Петровича Зорина.

Впрочем, внешне это особо в глаза не бросалось и коллеги лишь сочувственно хмыкали, пробегая мимо по своим делам. Ну, плохо спал человек. Зубы болели. С похмелья. Сделаем вид, что не заметили, с кем не бывает.

Бесконечный этот день все-таки закончился. Надо было идти домой. Зорин снова решился пройти пешком. Два часа по вечерним улицам… Мало ли, что может случиться. И тогда не придется опять стоять у темного окна, бессмысленно таращась вдаль.

Где-то в середине маршрута полковник почувствовал, что за ним наблюдают. Ну, наконец-то. Именно то, что сейчас нужно. Экшн, как говорят на проклятом Западе.

– Здравствуйте, Александр Петрович! Извините, можно на пару слов…

Зорин развернулся сразу всем корпусом, одновременно сдвигаясь приставным шагом в сторону. Но это было лишним. Уже знакомый ему Звездарев стоял спокойно, держа демонстративно руки на виду.

– Привет, Звездарев! Что хотел?

Странное дело… Наглый и самоуверенный Звездарев был сегодня вежлив и печально-сосредоточен. Тоже снял маску что ли? Или надел?

– Я насчет Кибальчиша, товарищ полковник… – Звездарев напоминал сейчас проштрафившегося стажера, разве что в носу не ковырял от смущения.

– Все, Звездарев, забудь! Спите спокойно, буржуины. Кончился Кибальчиш. Все, как твой дружок предсказывал. Кстати, где он?

– Тут такое дело… – Звездарев медленно сунул руку в карман и так же медленно вынул наружу смартфон, – Вы лучше сами посмотрите.

На экране среди разбросанных по полу непонятных приборов бился в истерике мужчина. Узнать в безумце самоуверенного и вальяжного Розарина было крайне сложно, но это все-таки был он.

– Розарин никому еще не докладывал, – тихо проговорил Звездарев, внимательно разглядывая носки своих ботинок, – и мне запретил. Рвач по жизни он. Вот, довыпендривался. Уделал его Ваш Мальчиш. И сканер гикнулся. Перегорел, а потом еще Розарин об стенку шмякнул со всей дури. Его в больничку нашу секретную свезли, а мне край теперь, Александр Петрович.

– Хочешь, чтобы я тебя пожалел? – Зорин первый раз за день зло усмехнулся.

– Да не нужна мне жалость твоя, Зорин! Тоже мне, рыцарь в сияющих доспехах. Себя пожалей. Ты же следующий. Потом племянник твой. Но есть один шанс от такого расклада печального уклониться, – Звездарев явно на что-то решился и шел во-банк.

– Какой?

– Ну, видишь ли… Мы парами работаем. Всегда. И подобрать такую пару очень непросто. Обучить – практически невозможно без использования всяких неоднозначных технологий, от которых трупов больше, чем результата. Ты, Зорин, очень мощный сенс, как у нас говорят. Реально. Тебя даже учить не надо. И ты уже в деле. А это самое сложное – убедить поверить на все сто. Материалисты же все, так их разтак. Я доложу, что ты готов вместо Розарина сенсом работать, а я при тебе техником-оперативником.

– Это что, в Сигуранцу вашу мне переводиться? Ты что, рехнулся?!

– Да нет, зачем? Розарин же объяснял. Собственная безопасность это крыша. Одна из многих. Выйдем оба на пенсию по состоянию здоровья, это быстро организуют. В какой-нибудь Общественный Совет пристроят или в фонд. Детали это… Только определяйся сейчас, мне до конца дня что-то доложить надо, пока за мной не пришли еще. Дел у нас куча, некомплект критический, может прокатить, во всяком случае, шанс есть.

– Прости, Звездарев! – Зорин протянул руку для пожатия и взглянул бывшему противнику в глаза. – Но наигрался я в Штирлица. По самое это самое. Давай, я лучше тебе помогу слинять куда-нибудь. Глядишь, не найдут твои колдуны. Мир большой.

– Так и знал… – насупился Звездарев. – Ну, что же… Помогай тогда. Но на тебя все равно выйдут рано или поздно. Имей в виду.

– Прорвемся! – Зорин вдруг почувствовал, что ледяная пустота внутри начинает заполняться и оживать.