Максим разглядел среди бело-голубых мазков бледную красавицу с большими глазами и чёрной косой.
– Знайте же, – заговорила Варвара торжественно-пафосным слогом, – вечная женственность ныне в теле нетленном на землю идёт. В свете немеркнущем новой богини небо слилося с пучиною вод.
– Неплохо. Вижу, ты тоже прикладываешь руку к созданию новых шедевров, – он кивнул в угол, в котором три холста опирались друг на друга, а последний на стену с парой клякс.
– Не стебись надо мной.
– Нет, серьёзно, сам по себе я неинтересующийся профан, но твои работы вызывают во мне желание узнать и разобраться. Эта первая, например, что это?
На белом холсте чёрным карандашом было нарисовано что-то вроде поля боя, как можно было судить по лежачим телам, сливающимся с травой и землёй, в центре согнувшаяся женщина двумя руками за плечи тащит труп мужчины, голова которого запрокинута, словно обращена к лицу напротив, глаза закрыты, рот же открыт и зияет чёрной пустотой, – ошибка исполнителя, или же намеренный приём, но походило это не на отвисшую челюсть, а на уста, издающие пение.
– Это моя задумка в графическом стиле по мотивам мифа. На нём Антигона влечёт тело Полиника, чтобы совершить похоронный обряд по всем заветам богов. Захотела изобразить её более человечной, приземистой, и поэтому подчеркнула согнутую в горб спину, растрёпанные волосы и запачканные руки. Так я видела себе героиню, спасшую душу брата и позже покончившую жизнь самоубийством.
На последних словах оба вспомнили об их странном договоре: доказательство растлённой девочки взамен участия в эксцентричной игре; вспомнили прошлую встречу с её персонажами, действиями, разговорами, к тому же поняли, что думают об одном и том же, чем преградили дальнейшую возможность для пространных диалогов. Варвара направилась к шкафу:
– Прости, не стоит тебя задерживать. Нужно отдать тебе фотографию.
– У тебя не было проблем после того случая за городом?
– Хоть я и глупо рисковала, но всё обошлось, во многом благодаря твоему другу. Кеша поистерил, но быстро успокоился, знаешь, от Тани можно и не такое ожидать. Да куда же её убрала?
– Фотографию достала из-под той шкатулки?
– Да, вчера навестила так называемого родственничка.
– А если он обнаружит пропажу?
– Снимок был покрыт пылью, возможно, Толя вообще забыл про него. Ага, вот и твоя Настя.
Варвара вручила квадратик с запечатлённым моментом, где белое и худенькое тело со вскинутыми руками проваливается в мягкую постель, глаз не видно, только безэмоциональные губы в профиль, совсем гладкие подмышки и лобок, который обнажается человеком за кадром, тянущим за ремешок штанов, и груди – Максима больше всего удивили и даже как-то тронули эти мальчишеские, абсолютно невинные груди.
– Теперь мы квиты.
– То есть я совершил прыжок любви, про который ты говорила?
– Что? Нет. Не бери в голову мои бредни. В тот день была сама не своя.
– Значит, мы ещё увидимся?
– Возможно, но, как ты получишь деньги, никаких встреч быть не должно согласно договорённости. Извини, но тебе уже пора.
Варвара с вызовом посмотрела на своего гостя, словно ожидая чего-то и зациклено ноготком царапая гладкий халат, но тот безропотно встал и направился к своей обуви. В сущности, для Максима дела обстояли наилучшим образом, поскольку от непредсказуемой невротички не ожидал такого скорого и даже лёгкого получения фотографии. Оставалось передать улику Артуру и ждать заветного дня с собранными сумками перед лучшей реальностью, как сейчас в коридорчике квартиры перед открытой дверью в подъезд. Однако Максим не ушёл, не смог; перед должным прощанием забыл про жизнь до и после, опьянился настоящим моментом – ей. Он обхватил желанную талию под манёвренные увороты губ (если бы эта сцена продолжилась подольше, то это стало бы походить на изнасилование, чего с Максимом ещё не бывало), но скоро Варвара подалась, просила быть тише, пятясь до кровати и нашаривая выключатель света. Она сопротивлялась его страстному помешательству, но с намерением не остановить, а замедлить. Он понял, уткнулся лицом меж стройных грудей, чтобы выровнять дыхание для последующего затяжного поцелуя в шею.
Время скомкалось, потерялось где-то в ногах, как простыня, которая от влаги тел неестественно сильно пахла ванилью. Когда всё закончилось, они беззвучно прижались друг к другу, и Максиму это нравилось – не хотелось исчезнуть, на бегу одеваясь и попутно забывая адрес, как это обычно происходило. И тишина, такая мягкая, обволакивала и клонила в колыбельный сон.
– Дорогой, тебе нельзя у меня задерживаться, – после чмока в лоб нежным потряхиванием сбивала негу Варвара.
– Да, конечно. Ты права. У меня ещё дела на сегодня есть, – врал он и собирал с пола свою одежду.
– За час до полуночи?
– Вот именно! Надо успеть найти ночлежку, откуда не выгонят, – Максим старался отшутиться так, чтобы не проглядывалось обиды, но не вышло.
– Я бы хотела, чтобы ты у меня остался, но не сегодня, потому как с минуты на минуту может объявиться Сеня.
– А, вот оно что. Судя по их отношениям с братом, я думаю, он будет не против инцеста.
– Прекрати.
– Нет, серьёзно! – расходился Максим. – Знаешь, я вообще не понимаю, почему для тебя всё это нормально. Твой родственник, или кто он там тебе, почти что под подушкой хранит фотографии растлённых девочек, а брат твоего рогоносца открыто до тебя докапывается.
– Это правда, он не хочет, чтобы я была с Сеней. Изначально Таня свела меня с Кешей, потому что хотела подарить ему ещё одну подружку, видите ли, любимому добытчику стало скучно с одной, – Варвара говорила спокойно, как будто бы сама с собой, и не предполагая, какую бурю это вызовет в собеседнике. – Я влилась в их компанию, но большего у них не получилось. Вот Кеша и бесится, что брат его полюбил меня.
– Тогда тем более! – Максим так резко это произнёс, что Варя одёрнулась. – Я сам далеко не святой, друзья мои поголовно озабоченные, но то, в чём ты погрязла, абсолютно нездоровое дерьмо. Хорошо, ну скажи мне, получишь ты с них деньги, какой-то статус, а дальше-то что, ты сможешь вариться во всём этом? Если же ты просто ищешь эмоций и приключений на задницу, то тебе стоит спрыгивать с этого поезда, чем раньше – тем лучше, – полученная фотография освобождала его от необходимой корректности.
– Я же говорила тебе, что всё это неважно. Мне нужно найти свой raison d'etre, приблизиться к нему можно только в падении, а спастись и обрести его возможно только с рыцарем…
– Хватит! Хватит этого бреда, – ни одной любовнице не удавалось вывести его из себя, зачастую для них он оставался отрешённым эгоцентриком. Варваре же удалось, и Максима это испугало. – В пизду! Я получу деньги и свалю из этого болота, а ты поступай как знаешь.
– Я и не думала, что ты поймёшь меня, но ты ещё можешь стать рыцарем любви.
– Разреши дать тебе совет на прощание: забудь про свои книжки и картины, живи нормальной жизнью и попробуй обратиться к специалисту.
Максим надел любимую джинсовую куртку, пригладил в зеркале волосы, быстро обулся, но заметил возле правой пятки пятнышко грязи. Благо рядом нашлась губка для обуви, которая отправилась бы выполнять своё предназначение, но в дверь неожиданно постучали. Максим встрепенулся, впрочем, сразу же осмелел, так как вспомнил свою легенду, по которой навестить сестрёнку – не преступление. Варвара была уже перед дверью и, судя по всему, подумала аналогичным образом.
– Ва-а-аря, я вижу по свету, что ты там, – раздалось за дверью. Это был не Сеня. Определённо немолодой мужчина говорил сюсюкающе, как с ребёнком, чем скорее вызывал неприязнь.
Варвара закрыла рот Максиму, дав понять всю серьёзность конспирации, и повела к шкафу. Там он буквально зарылся в одежде, источающей приятный парфюм, и принялся всматриваться через щели жалюзийной дверцы, какие часто встречаются в западных фильмах, вспоминая, что в порыве страсти оба забыли закрыть на замок дверь в подъезд. Сначала из-за угла было видно только Варвару, точнее, её спину, но этого было достаточно, чтобы Максим почувствовал напряжение хозяйки от визита незваного гостя.
– Привет, разрешишь войти?
– Я собиралась ложиться спать…
– Пустяки, я ненадолго, – мужчина ростом с Варвару прошёл через её руку, держащую дверь, как через гуттаперчевый шлагбаум. На нём был серый классический костюм с белым поло под пиджаком, на голове короткие курчавые волосы, где тёмный пигмент уступал бесцветной седине, так же обстояло с недельной щетиной. В целом, выглядел он обаятельно приятным, разве что высоко поднятые крылья носа делали его похожим на рыщущую ищейку.
– Зачем ты сюда пришёл?
– А вчера ты была со мной полюбезней, – мужчина стал осматривать комнату, вальяжно расхаживая и перебирая пальцами в карманах, – явилась, как ласковая кошечка, и тут же сбежала. Вот я и переживаю за тебя, не случилось ли чего? Ты же знаешь, что можешь мне доверять и быть откровенной.
Максим отдавал должное умению гостя расположить к себе слушателя, отчего было сложно поверить, что перед ним растлитель малолетних или кто похуже. Оставалось надеяться, что прибыл он не за пропавшей фотографией, ибо как поступить в случае развернувшегося конфликта: выпрыгнуть из шкафа или попытаться переждать, – было совершенно неясно.
– Проходила мимо, было скучно, вот и сглупила. Будь уверен, что больше моей ноги в том доме не будет, – Варвара покрывалом накрыла смятую постель, у которой остановился мужчина.
– Ну что ты сразу начинаешь, разве я тебя хоть раз обидел? Всегда тебе хорошо платил, сама рассуди, высококлассные эскортницы берут не больше твоего.
– Ты мне противен, вали отсюда!
Гость посмотрел на стол, где стояли две кружки с чаем, Варвары и Максима, к которой он так и не прикоснулся, и что-то сообразил.
– Вот оно как, совестно брать честно заработанные у дядюшки, когда есть влюблённый и щедрый парнишка. Тебе совсем не стоит прятать ваше романтическое ложе, я же совсем не против личной жизни, а то, что происходит между нами, не более чем наш маленький секретик.
– Ты не знаешь его.
– Это правда – лично парня не знаю, но его брата, Кешу, вполне неплохо. Мы, если так можно сказать, вхожи в общие круги, да что там, я был знаком с его отцом – толковый мужик, сгубило, что не тем людям дорогу перешёл.
Варвара молча ненавистным взглядом сверлила своего мучителя, и лицо её багровело.
– А совсем недавно оба узнали, что наш круг знакомств ещё более схож. Земля круглая, город тесный. Мне он даже когда-то зелень достойную поставлял. Нечего сказать, юркий парнишка, шустрее отца будет, и бизнес для отмыва уже имеется. Кстати, он до сих пор барыжит новомодной синтетикой, от которой школьников штабелями укладывает? Каждую неделю новый репортаж по ТВ. Вот же время торопится. Прогресс, мать его.
– Что ты ему про меня рассказал?
– Варя, не смотри на меня так. А что я ему мог рассказать? Помог племяннице любимой жены убежать из захолустья от матери с девиантными замашками и пристрастием к алкоголю, отмазал от неправомерных обвинений в подстрекательстве к самоубийству закомплексованного подростка-одноклассника и умственно неполноценного сына бывшей подруги матери.
Максим наблюдал за всем этим с невероятным волнением, сжимая потными ладонями случайную одёжку. Дышать становилось труднее. Он уже мечтал выбежать отсюда сломя голову, но прежде выбить всю грязь из этого отвратительного типа, который ещё умудрялся нарочно смягчать некоторые слова, как будто бы сюсюкался с ребёнком. Варвара же теперь была бледна, но с непоколебимой гордостью, молча и сдержанно, выслушивала, как тот перебирает её прошлое, упоминает своё чистосердечное покровительство, а потом сводит всё к необходимости благодарности в человеческой природе. Максим понимает, что раскрываться ему вдвойне опасно, и пробует уйти в себя, абстрагироваться, деликатно потряхивая затёкшей ногой, но происходит нечто неожиданное.
– Так о чём бишь я, если так можно сказать, пришёл не с пустыми руками. На следующей неделе мои хорошие знакомые организаторы устраивают люксовую вечеринку в башне-командорский, только для своих. Все гости по своему желанию будут в масках, чтобы не палить важных лиц, стол и бар не меньше лимона, музыканты, разные модели, в общем, всё по высшему разряду. Так вот, спешу предложить тебе участие. Вход для тебя бесплатный. За одну ночь ты сможешь обеспечить себе жизнь на год вперёд, а если постараешься, то на все два. Ты же способная, – слово «же» он специально произнёс как «зе», что особенно резало слух. – А всё, что потребуется, это обслужить около десяти достойных мужчин на красивом подиуме, не враз, конечно, по три-четыре, один закончит и сменится следующим. По моему мнению, у тебя есть все шансы затмить других участниц и стать гвоздиком программы.
Варвара, не меняясь в лице, молча подошла к гостю и со звонким хлопком приложилась ладонью по его щеке. Возникла долгая пауза и тишина, в шкафу же Максим почти что задыхался и готовился к худшему. Первым активизировался потерпевший и сделал это странным образом: встал на одно колено, схватил за руки девушку, вытягивая язык, и со вскинутой головой принялся её просить:
– Пожалуйста… делай то, что чувствуешь, не останавливайся. Я был плохим мальчиком, плохим Толей. Госпожа моя, накажи меня!
– Отпусти, – прошипела Варвара.
– Сделай со мной всё, что захочешь, а я заплачу тебе очень хорошо, больше, чем в прошлый раз. Отшлёпай меня, накажи!
Варвара вырывалась, но Анатолий держал её крепко, желая большего наказания за непослушание.
– Хочешь, сядь на меня или походи по мне. Или лучше плюнь мне в рот. Ан нет, госпожа, тогда помочись на своего распущенного раба. Ну пожалуйста, накажи, я был плохим, мне требуется порка. Хочешь, я надену на голову твоё грязное бельё и постираю его своим язычком?
Шок Максима сменился гневом и отвращением, свойственное ему холоднокровие пропадало. Теперь уже одно чудо воли сдерживало от обличительного нападения и то иссякало. Когда же Варвара, отбиваясь от ничтожного домогателя, как от надоедливой псины, встала на кровать, то точка кипения настигла Максима, так как смотреть на потоптанную постель, где только что этой женщине готов был отдать всего себя, было сравни осквернению святыни. Он громко набрал в лёгкие воздуха для смелости, но комнатная суматоха его заглушила, потряс затёкшей ногой и решил вылезти тихо, дабы суметь подобраться к Анатолию вплотную и воспользоваться неожиданностью. Дверца шкафа приоткрылась, ступня, восстанавливая кровоток, коснулась пола, и борьба Варвары с озабоченным дядюшкой прекратилась. Все замерли, но не по причине пришельца из шкафа – он вообще остался незамеченным и спрятался обратно, а из-за вкрадчивого стука в дверь. Варвара быстро спрыгнула и, отбиваясь от попыток её остановить, отворила. Сначала Максим видел только Анатолия, быстроменяющегося в лице и оправлявшего пиджак, затем огромный букет роз, а потом уже долговязого Сеню, которому цветы преграждали видимость другого гостя.
– Вот это я уважаю! В наше испортившееся время днём с огнём не сыщешь достойного ухажёра. Варя, чего стоишь, надо вместительную вазу искать. Арсений, верно? – протянул Анатолий свою короткую и волосатую руку. – Будем в кои-то веки знакомы.
Сеня застенчиво поздоровался с человеком, еле доходившим ему до плеч.
– Ты и не узнал поди, а я твоего отца знавал, когда ты ещё совсем кроха был. Жалко, конечно, что так вышло, но, сам знаешь, время лихое было, многих хороших людей сгубило.
– Извините, не могу вспомнить, – щурил опухшие глаза Арсений.
– А и незачем на стариков силы памяти тратить, – пошутил тот, но никто не оценил, – Анатолий Владимирович я, с твоим братом Кешей вижусь порой, что называется, по бизнес-вопросам, с тобой наконец-то познакомился благодаря тому, что сегодня решился племянницу навестить.
– Варя мне не рассказывала…
– Это муж моей тёти, – отвечала та обессиленно.
– А, вы уже в Россию вернулись?
– Ах, нет, жена с дочуркой там же, но мне-то куда деваться, я ведь слуга здешних мест и народа, а долг, Сеня, превыше всего.
– Не спорю. Надеюсь, когда-нибудь и с ними вживую познакомлюсь, считай, уже вас и брата Вари в лицо знаю.
Анатолий удивился последним словам молодого человека.
– Сеня, не будем его задерживать!
Варваре не нашлось, куда пристроить объёмную связку цветов, и положила их к изголовью смятой кровати, затем демонстративным открытием без слов указала на выход. Анатолий прекрасно её понял, да и сам накалять обстановку при свидетеле не намеревался.
– Верно, время позднее, ребятки, так что побегу, пожалуй, – снова крепко пожал руку Сени, – береги себя и Варю и Кеше привет передавай, – с доброжелательностью проговорил Анатолий, но воспринял это таким образом только один Арсений.
Когда он ушёл, Варвара рухнула на стул и без участия слушала, лишь изредка поглядывая на Сеню, его сбивчивые лестные отзывы о славном дядюшке, извинения за столь поздний визит по причине рабочего дедлайна в новой программе, потом его поездке с братом к Саяну и Молчуну, снявшими на ночь беседку у озера и набравшими рыболовных снастей и коробку пива, о нелюбви к рыбалке и вообще природе из-за разных неприятных гадов, но всё же оставшемуся там, потому что не хотел бросать друзей и брата, к тому же Кеша обещал на своей машине отвезти его к Варваре, но выполнять этого не стал, и Сене пришлось вызвать такси, но прежде уехать в другую часть города, чтобы забрать заказанный букет. Кроме того, рассказчик неуверенно менял темы, извинялся за брата и компанию, спрашивал, как самочувствие у возлюбленной, снова спрашивал про дядю, про другого родственника – Максима, опять извинялся за инцидент с Артуром и всё никак не мог подойти к главной цели своего посещения.
– Спасибо за всё, Сеня, – не выдержала Варвара, давя пальцами на висок и жмурясь, – но я сейчас чувствую себя совсем неважно для разговоров. Голова плохо соображает.
– Я могу сбегать в аптеку…
– Не стоит. Мне поможет только темнота и тишина в одиночестве.
– Не буду мешать, ещё раз извини, что так поздно, – он поцеловал её бледную щёчку, – люблю, до скорого, – направился к выходу, но развернулся обратно. – Нет, в сущности, я не поэтому приехал… то есть не только… нет, не так планировал. В общем, начну сначала. Варя, ты очень многое для меня значишь, ты мне понравилась сразу, как только Таня нас познакомила, и мне никогда не встречалась настолько нежная со мной девушка, которой я мог бы доверить своё сердце. Каждые дни и ночи, проведённые с тобой, были для меня подарками. И как ты поняла, я не мастер говорить красиво, поэтому скажу прямо, что очень сильно тебя люблю, а для подтверждения своих слов задам лишь один вопрос, – Сеня достал из кармана голубой футлярчик и сел на одно колено, – Варя, ты выйдешь за меня?
«Ещё один коленями пол протирает», – злобно думал Максим, измучившийся полусогнутым положением, для которого простодушная сентиментальность новоиспечённого жениха была одинаково тягостна, как первертивное подобострастие Анатолия.
– Сеня, это очень серьёзный шаг, – сказала она, не прикасаясь к содержимому бархатной шкатулки, – а ты не так хорошо меня знаешь.
– Достаточно, чтобы полюбить.
– А Кеша знает?
– Нет.
– Думаешь, он одобрит?
– Я сам принимаю решение за свою жизнь, не ребёнок.
– Жизнь не бывает простой. Сможешь ли ты не отвернуться от меня в тяжёлый момент?
– Да, в горе и радости.
– Что бы ни происходило, и ни шептали злые языки?
– Да и ещё раз да! Так что, Варя, ты станешь моей женой?
Она посмотрела в тёмную щель шкафа, где скрывались внимательные глаза Максима, будто ожидая чего-то, выждала паузу и ответила согласием. Дальше Арсений с радостью и поцелуями надел кольцо, вознамерился отметить обновление своего гражданского статуса ласками предстоящей ночи, но Варвара любезно попросила того потерпеть до следующего раза, ссылаясь на продолжающееся недомогание. Горячее прощание, но довольно сдержанное, крепкие объятия, столкновение губ, похожее по звуку на лопающийся пузырь, и тишина.
Проводив пока ещё неофициального мужа, Варвара уселась напротив картины с жертвоприношением.
– И всё-таки агнец своей святой слабостью дарит прощение… – бормотала она, пока не перешла в неразборчивый шёпот, не замечая Максима за ней.
Он наблюдал её белые плечики под красным халатом, затылочную ямочку, за которую держался при страстных поцелуях, закрытую смятыми волосами, и не находил слов.
– В горе и радости! – в полный голос сказала она и залилась истерическим, неестественно диким смехом, запрокидывая голову.
Максим поспешил выйти, забыв про грязь на обуви.
На стебле из рельс
Виадук – печальный стон, на решётке значок «ток», за решёткой город, окружённый тенью облаков. Колёс стук – и прочь, дует в грудь – пусть, стать бы звуком, слыть бы светом в маленьком цветном окошке, и дальше в путь, от перрона до заката, поезда из ниоткуда в никуда.
Отсюда виден балкон, с которого год назад сиганул вниз юноша с постоянно взъерошенными на макушке волосами. Симпатичный? Да, в нём что-то было. В сущности, ты сама прекрасно знаешь, что первый навсегда остаётся в памяти. Как совпало, что это было на первой домашней вечеринке, куда тебя позвали. Всегда такой безразличный, не обращал внимания и вот заговорил. Это сейчас ты понимаешь, что избалованный ребёнок с комплексами боится лишний раз раскрыться и стать уязвимым, но тогда это походило на жест милости среди неблагосклонной массовки. Выдохшаяся тёплая кола с высокоградусной жгучей горечью в гранёном стакане; окружение, музыка, замкнутость, – помогают не думать о матери, не сравнивать, не бояться. Посматривают, шепчут, противные глотки через силу, «не стоит растягивать», – говорит он, теперь та особенно не сводит глаз, но это уже неважно. Произошло всё быстро, бортик ванны скользкий, с полотенцем лучше, страшно, в моменте кажется, что вырвет, вот так, мама, меня любят, пальцы холодные, могу быть нужной, резко, слишком резко, как наждачка, навалился – тяжёлый, дискомфортно, нет, мама, не так, не здесь, целует, цепляешься за полиэтиленовую шторку, срываешь, чтобы встать и быстро одеться. Ты засыпаешь, соединив ладони, спрятав их между бёдер, как свой новый секрет, а она за стенкой не знает, что теперь дочь другая. На следующий день в школе ничего не предвещало неприятностей, и тут она, смотрит хуже, чем на вечеринке, он ей нравился, в лицо прилетает мягкий белый комок, который при падении разворачивается в засохшее кровавое пятно, «грязная шлюха, научись убирать за собой, если поганишь чужие вещи», – вопит хищный оскал, толпа глазеет, и он делает вид, что не понимает, корчит удивлённую мину, быстро поднимаешь и прячешь в сумку, грязная шлюха, как стыдно, ужасно, погано, грязно. Дома голова на коленях матери, умалчиваешь причину, грубые руки швеи обтирают мокрые щёки. Поезд идёт по своим рельсам. Свернуть не в силах. Говорят, шея его от падения неестественно изогнулась, будто лицо хотело обратиться к небу, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Так и ты не свернёшь со своего пути, не сбежишь с покатой плахи. «Я ещё раз хотел бы попросить прощения за тот случай с полотенцем», – виновато шепчет поникший юноша в трубку при последнем разговоре. А ты более злопамятная, чем думала. «Ты готов?», «нужно сосредоточиться», «милый, не откладывай на потом, иначе никогда не сможешь решиться», «знаю, просто вспомнил о родителях», «только так они смогут осознать твою боль и по-настоящему полюбить, как я тебя сейчас», «спасибо», «а теперь пора, и помни, что я следом за тобой. Мы встретимся в лучшем мире». Душа мальчишеских компаний, не обделённая вниманием девочек, а на деле такой нюня, который готов любую свою слабость оправдывать исполосованной попкой от ремня отца. Когда учительница объявила классу об ужасном инциденте, ты знала куда смотреть – на суку, швырнувшую полотенце, на слёзки, что вот-вот хлынут. Господи, как так можно?! В такие моменты ты боишься саму себя, но сделать ничего не можешь. Можно было ещё припомнить и добавить: «Сделай это, чтобы не было последствий, ведь сама понимаешь…», когда за гаражами, чтобы никто не видел, ты проглотила ту таблетку. Затем суточные рези и кровянистые сгустки. Необратимые последствия. Больше никогда. Звон на вокзальной башне. Нет облегчения. Не здесь. Ничего не вернуть. Ни под поезд холодный, ни ледышки кристалликов мышьяка. Остаётся только бег. Дальше река. Никому вслед.
Отрывок записи диктофона №4.
[По громкоговорителю объявляют рейсы.], [Слышны разные голоса и стуки обходчиков железнодорожных путей по колёсам вагонов – шум вокзала.] Тук-тук-тук. Видно хорошо. Есть крыши с бугорками – пассажирский, ровные и без крыши – это грузовые. Мне нравится смотреть, как провожают, я бы много смотрел, думал бы, как это меня провожают, или я. Я не боюсь сделать это сегодня, но так бы хотел, чтобы мы с Варей уехали, предупредили моих маму и папу, и её маму, но не вместе сразу, потому что мамы уже давно не общаются, как вернулся сюда – уже не общались. Тётя Галя утонула в своём несчастье, как говорила мама, хотя я её видел – она жива и не тонула, но более грустная стала, волосы короче, а лицо худее просто-напросто, меня даже не узнала, а раньше говорила и здоровалась. Вагоны со скамейками похожи на метро, только скамейки по-другому стоят, в метро смотрят друг на друга, а здесь тоже смотрят, но не все, а по два человека обычно. У меня даже, кстати, ещё стих есть, мне его девочка из интерната помогла сочинить, она на Варю смехом была похоже, а стих такой… [Неразборчивый шёпот.] сейчас, вот:
Настал вечер – мне уезжать,
А мама с папой пошли провожать,
Меня провожали и всё объясняли,
Как в вагоне себя держать,
Что купить на первое, что на второе,
Всё рассказали, что одеть на себя,
Что не забыть взять даже с собою,
Пришлось объяснять для меня… для меня объяснять, так,
Что время – пора, пора расставаться мне с мамой и папой,
А дух захватывает очень сильно меня,
А поезд тронул – пошёл по рельсам дальше,
Спасибо девушке – рядом была… была,
Она мне очень помогала, отвлекала,
Она мне рассказывала про себя,
И я её слушал и понимал… поезд,
Я её слушал, а поезд шёл,
Волнение, правда, немного осталось,
И спать мне пора – не засыпалось,
Так, а дальше, дальше: таблетку пил, но поздно,
Поезд качал, он тряс меня и шёл так быстро – колёса шумели,
И тут я вспомнил, что папа дал мне седуксен из портфеля, да,
Седуксен мне и помог, а я закрыл глаза и думал,
Неужели ни правда и ни сон, на самом деле еду я,
И вот я приехал в город Москву,
Приехал, радость, но ещё не живая,
Не верится мне, что стою я, стою,
И ветер метро меня обдувает.32
Я всегда плохо помню, но это помню хорошо, потом что много говорил и учил. Учить полезно и хорошо, чтобы запоминать просто-напросто. Такой у нас стих получился, его хорошо помню, потому что говорил его про себя и даже записывал. Ещё девочка эта сделала для меня пароль, какой бывает в интернете, чтобы чужой не зашёл, сделала мне этот пароль, и я должен был потом написать ей, когда уеду, написать из дома этот пароль, чтобы она поняла, что это я, и записала себе пароль этот тоже, на восьмёрку начинается33. [Минутное молчание] Ха-ха, вот бы у нас с Варей был пароль, чтобы я только сказал, и она поняла бы меня просто-напросто, как с ребятами она разговаривает ихними словами, только они понимают между собой, одноклассник-то, который упал с балкона34, когда пинал меня с друзьями, тоже говорил какими-то своими обзывательствами. Бедный, конечно, но и я не боюсь, а Варя, когда узнала, общаться с ним перестала, я, конечно, не говорил про яички больные, но и вообще не жаловался, потом снова стала. Они виделись, а я не хотел, потому что они… ну, они не общаются вместе хорошо, а я бы лучше. Он плохой и не только, что пинал, а просто. Потом ещё говорили, что Варя и Богдана убила, но это неправда, он болел сильно, последние дни не вставал совсем, даже обратно на коляску не садился просто-напросто, кашлял сильно, мама говорила, видела тогда его, я не видел, жалко, потому что он мой лучший друг был. Он бы хотел, чтобы у меня и Вари было всё хорошо, у меня всегда хорошо, поэтому не хочу, чтобы было плохо Вари. Бедная, грустная совсем была, когда начали про упадение говорить, в школу не ходила, мама мне запрещала её навещать, но я всё равно на улице видел, потому что всегда хотел её видеть. Я понимаю, а ребята не понимают, что Варя хороший человек, и с ней не должно плохого случится. [Хриплый и прокуренный голос: «Э, пацан, будет чё курнуть? Э, пацан!»] Не надо мне, не надо…35 [Быстрые шаги по перрону.], [Хриплый голос сливается с гулом толпы, гудком поезда, объявлением на рейс.], [Хруст щебёночного балласта.], [Отдалённый шум реки.] Туда уже надо выйти, туда просто-напросто.
Часть 5
Вампир «зелёной рощи».
Что бы ни твердило прогнившее общество, состоящее из лицемерных дамочек и их обслуживающего персонала, для которых настоящий мужчина – это пузатый горбун с пивной соской во рту, который последнюю копейку понесёт отдавать хранительнице очага и последними трусами романтически покроет лужу впереди, – что бы кто не втирал про обязанности, а мужчина должен следить за собой. Ровная осанка, талия не шире плеч, бицепс не меньше кулака, – как по мне, это необходимые нормы каждого здорового мужика. Также немало времени я уделяю своему стилю и физиономии, в течение каждого дня у меня от получаса до часа суммарно уходит на лицезрение себя в зеркале: тут убрать волосок между бровями, тут добавить геля на непослушную макушку, зубной нитью избавиться от волокна рэйерного стэйка и так далее. И если бы хоть один несчастный мудила что-то в лицо предъявил мне за это, то я бы вколотил его рыло обратно в пустую черепушку, под оханья и аханья его «верной» суженой, которая бы моментально забыла всё то дерьмо, что с раннего возраста привыкла вливать в уши неудачников, таскающих цветы и конфеты, потому что наконец-то увидела перед собой желанного мужчину. Смотрела и ревновала бы к каждой заглядывающейся прохожей, знакомой, а потом и к моему отражению, на которое я не убавляю личного времени, как у меня это происходит по отношению к другим персонам. Подобное происходит и сейчас: выковыриваю кусочек мяса, между клыком и жевательным зубом плотно засевший, а моя милашка, лёжа на кровати и читая дурацкие женские блоги, ежеминутно ревностно поглядывает на меня. Хоть за внешностью мужчина должен следить, тем не менее это вторично по сравнению с внутренними качествами. Непробиваемая уверенность в собственном деле и умение добиваться своего – это необходимые атрибуты. Да, я не начинал с нуля, у меня имелись нехилые стартовые возможности, но не будь у меня этих черт характера, всё пошло бы насмарку, всё наследие отца, который зубами вырывал лучшую жизнь для меня и моего брата. Его груз на моих плечах. Я не списываю брата, просто его большая голова заточена на другие вещи, в нём нет стержня. Взять тех же девок, пацан сохнет по чокнутой шлюхе. Согласен, такие безумно возбуждают, но с ними нужно держать дистанцию. Такие, как она, могут из мужика всю жизнь высосать, до дурки довести, – я подобных за версту чую. Надо с этим завязывать. Завтра у нас намечается тусовка в коттедже; пора гнать эту суку в шею. Тем более если ты отказала мне, то нехуй тебе на моих территориях ошиваться и на моём доверчивом братце отыгрываться. Все они одинаковые. Даже эта малышка на кровати. Хоть она мне и дорога, и во многом как напоминание о моём железном характере и интересных эпизодах из моей жизни.