Борта
Крысодемон утащил моего Тимошу в темноту.
Я рвался как мог, бежал по скользкому грязному полу подвала. Бежал сквозь клубы влажного теплого пара.
Луч фонарика метался по стенам, потресканному потолку и черным углам. Вентили с торчащими штырями отбрасывали округлые пляшущие тени.
Кое-где пар был настолько густой, что напоминал творожную массу, непробиваемую светом. Мои тапки покрылись грязными сосульками. Но мне было плевать.
Один подвальный отсек сменялся другим, но все мои крики были тщетны. Друг Санек даже не гудковал при вызове, так же как и мать.
Набираешь номер, а в ответ тишина. Только прислушавшись можно уловить шипение и потрескивание.
Скоро увидел дверь. К тому времени я уже запыхался и сорвал голос. Сердце стучало гулко.
Подергал ручку заперто. Сжал зубы, навалился плечом. Бесполезно. К тому же поверхность двери вся в каких то влажных масляных разводах.
Замарался, ну и хрен с ним! Все равно уже весь в грязи, как чучмек. Отчаяние придушило горло. Подергал ручку остервенело.
С криком разбежался, влетел в дверь. Она распахнулась. Споткнулся, скатился по ступенькам. Ударился лбом о бетон, перед глазами замелькали искры.
Сел на холодном полу. Что-то жидкое на волосах. Провел – на пальцах кровь. Голова кружилась.
– Эка тебя угораздило! – голос хриплый, старческий.
Передо мной пожилой мужик. Даже дедушка, может. Невысокий, но поджарый, крепкий. Лицо смуглое, в глубоких морщинах. Волосы длинные, чуть не до плеч, и спутанные, грязные, как и весь он, и лицо, и вся потрепанная одежда – в пятнах. Запах соответствующий.
Я поморщился, в голове звенело.
– Давай, вставай, – старик подошел ко мне. – Помогу!
Помог подняться.
– Спасибо. Вы кто?
– Костя я. Живу тут неподалеку.
Я огляделся. Оказалось, что мы стояли на подземной парковке. Сумрачно, бетонные серые колонны с цифрами, ряды темных безмолвных машин.
– А где, неподалеку? – спросил я, с трудом соображал.
– Да неважно это, чо ты заладил? – старик поморщился. Почесал затылок, потом поросший седой щетиной подбородок, затем пришла очередь живота под грязным полосатым красно-синим свитером.
– Давай что ли к Ваське зайдем. Протрем тебе лицо то хоть.
– А как мне наверх попасть? – спросил я. – У меня квартира на первом этаже в третьем подъезде.
– В тре-етьем? – удивился Костя. – Эка ты шатался то по подвалу. Щас только по улице можно, а там дубак пиздец, так что не думай, пока одежду не найдешь. Чо ты там забыл то, в подвале?
– Кот убежал, – буркнул я.
– Чего? – протянул Костя. – Нахер он тебе сдался? Пойдем.
Я пошел за стариком между рядов машин.
– “Почему мир такой уебанский?” – расстроенно бормотал я. Голова наливалась пульсирующей болью. – Только хотел кота найти, теперь придется бросить поиск.
– “Если хочешь бросить, брось усложнять свою жизнь!” – грубо выдал Костя, вроде он был пьяный. Шел, обтирался о машины. – Ты как себя чувствуешь?
– “Все замечательно,” – ответил я. – “Просто хочется сдохнуть, вот и все.”
– “Жизнь ставит нам преграды для того, чтобы посмотреть, из чего мы сделаны,” – старик хромал и иногда оглядывался на меня – шел впереди. – “Досадно, когда у тебя забирают того, кого ты любишь, не так ли? Ты хотя бы пытался его найти – это уже больше, чем многие люди стали бы делать.”
– Наверное, я уже никогда не увижу Тимошу, – пробормотал я. Настроение упало на ноль – голод, холод, грязь, какой то заумный полубомж читает лекции. В башке еще тупая боль. – Найти его в таком огромном подвале жилого комплекса невозможно.
– “Да нехуй мне тут пиздеть про невозможное!” – разозлился старик. – “Препятствия только помогают расти.” Захочешь – найдешь!
Скоро мы дошли до укромного уголка, заставленного Газелями. Там за оцинкованными бортами мелькали отблески огня и тянуло дымком.
– “Эй, ребятки! Парадный вход заперт, так что я вошел сзади. Пардон за каламбур,” – выдал Костя, когда мы очутились на небольшой площадке за Газелями, в самом углу помещения парковки.
Здесь в пустой металлической бочке ярился огонь. Везде разбросаны перевернутые пластиковые тары. На двоих – пожилые люди, мужчина и женщина.
– Костя, – расстроенно сказала полноватая женщина в телогрейке. – Явился – не запылился.
– Привет, Васька! А мы тут с другом кота ищем, – заулыбался мой проводник и устало опустился на тару. – Он вишь ошибся и бродил по подвалу, искал его.
– “Мужики всегда ошибаются, поэтому изобрели женщин, чтобы думать за вас, придурков,” – ответила женщина Васька. Странно, подумал я и тоже сел.
– А мы тут елку украшаем – праздник все-таки! – Васька кивнула в темный угол.
– Хорошее дело! – с худого лица Кости не сползала улыбка. – Обмоем штоль? – подмигнул он.
– Я и шампанского принес! – старик вытащил из внутреннего кармана пуховика бутыль рома ноль семь.
– Да разливайте, монсеньор Константин! – подыграла Васька. – Вот и фужеры! – кивнула на поллитровые пластиковые стаканчики.
Бледный старик, сидящий рядом с Васькой, подал “фужеры” Косте. Он был сильно старый, но при этом широкоплечий и с мощными руками, с козлиной бородкой.
– Тебе наливать, Иванушка? – спросил его Костя.
– Обижаешь, бе – прошамкал старик Иван и сел обратно.
– Смотрю, все побочки тебя не отпускают, – бормотал Костя, разливая ром – “шампанское” и изображал шипение. – Ш-ш, говорили тебе – не пей с лужи то, Иванушка, тебе ж все неймется.
Возле огня было тепло. Я расслабился и слушал болтовню. Болтовня походила на дурдом, но я настолько устал, что мне было вса равно. Скоро Костя сунул мне стакан и сам встал.
– Ну, за сраный прошедший год и штоб все говно осталось там! – зычно гаркнул он тост. Ухнул, осушил стакан в два счета.