Недовольство архиепископа.– Отставка Гуса.– Дело священника Николая.– События в Риме.– Спор короля Вацлава с архиепископом Збынеком.– Борьба между немецкими и чешскими магистрами.– Аудиенция Гуса у короля на Кутной Горе.– Роль Гуса в университетском вопросе.– Исход немецких профессоров и магистров из Праги

Было уже сказано, что, обращая преимущественное внимание на нравственную сторону религии, Гус мало занимался догматическими тонкостями. Придраться к одной резкости его обличений было нелегко. Несколько иначе писали и говорили многие из ближайших друзей Гуса, и особенно его бывший профессор Станислав из Цнойма. Станислав был человек далеко не безупречного характера, но отличался тонким критическим умом и усердно читал сочинения Виклифа. Особенно занимался Станислав вопросом об евхаристии и написал трактат, в котором уже прямо отстаивал учение Виклифа, отрицая теорию “пресуществления” и утверждая, что хлеб и вино всегда остаются хлебом и вином.

Враги Гуса и его партии воспользовались сочинением Станислава для составления доноса, который был отправлен в Рим. Папа Иннокентий VII счел необходимым прислать архиепископу Збынеку особую буллу, в которой обращал его внимание на “виклефовы ереси” (1405 г.). Но архиепископ так мало интересовался богословскими вопросами, что ему и в голову не приходило относить эту буллу к Гусу и его друзьям. Наконец его навел на эту мысль священник Штекна, товарищ и соперник Гуса по проповедничеству в Вифлеемской часовне, написавший донос на книгу Станислава. На этот раз архиепископ потребовал Станислава для объяснений. Не желая навлечь на себя неприятностей, Станислав попросту отрекся от авторства и с тех пор стал писать в самом правоверном духе. Чтобы покончить с этим делом, архиепископ велел объявить народу, что в таинстве евхаристии “не остается сущности хлеба, но лишь истинная плоть Христова, не остается сущности вина, но лишь истинная кровь Христова”. До этих пор Гус, вообще не любивший догматических споров, молчал. Теперь он не выдержал и заявил архиепископу, что его объявление противоречит учению церкви уже потому, что, согласно с прямым смыслом писания, хлеб олицетворяет собою единовременно и плоть и кровь, а не одну только плоть, и вино представляет собою и кровь, и плоть. Это противоречие тем более разгневало архиепископа, что, по его собственному сознанию, он сам не знал, кто прав и кто виноват в этом споре. Конечно, он не изменил своего решения и объявил еретиком всякого, кто осмелился учить иначе, чем приказано.

Между тем новый папа Григорий XII подтвердил буллу Иннокентия VII, и это побудило архиепископа к еще более крутым мерам. Пока Гус пользовался доверием архиепископа, ему удавалось своим заступничеством спасать многих лиц, обвиненных в ереси. Но на этот раз все обстоятельства сложились неблагоприятно. Сам король Вацлав был задет за живое словами папской буллы, содержавшими намек на то, что он, король, защищает еретиков. Что касается архиепископа, он весьма скоро вошел во вкус религиозного преследования. Одного магистра, Матвея из Книна, обвинили и заставили отречься от ереси, не дав ему сказать ни слова в оправдание: когда он пытался возразить, архиепископ закричал на него, угрожая пыткой. Вскоре после этого архиепископ собрал сходку “чешской нации”, на которой участвовали 74 магистра, 150 бакалавров и более тысячи студентов. Присутствовал и Гус. Архиепископ добивался торжественного осуждения учения Виклифа, но на сходке было просто постановлено: “Не толковать учения Виклифа в еретическом смысле”.

Усердие архиепископа в деле гонений на еретиков довело Гуса до полного разрыва с этим прелатом. В 1408 году был осужден священник Николай, по прозвищу Авраам, который учил, что право проповедовать Евангелие принадлежит не только священникам, но и любому мирянину. Архиепископ велел изгнать этого Авраама из пражской епархии. Гус присутствовал на следствии по делу Авраама, все время защищал обвиняемого; о приговоре он узнал как раз в тот момент, когда выходил на кафедру. Гус тут же написал несколько строк архиепископу. Почтительно-резкий тон этой записки вывел из себя самолюбивого архиепископа. Особенно задело Збынека утверждение Гуса, что архиепископ преследует самых набожных и ревностных священников и в то же время все спускает с рук наглым и распутным.

С досады архиепископ вздумал нанести партии Гуса решительный удар. Он не удовольствовался решением, произнесенным “чешской нацией” относительно учения Виклифа, и повелел, чтобы все, у кого есть книги английского еретика, немедленно выдали их для сожжения. Вместе с тем архиепископ запретил произносить проповеди, содержащие какие бы то ни было нападки на духовенство. Это распоряжение уже прямо касалось Гуса. Несколько погодя архиепископ отставил Гуса от должности синодального проповедника.

Жалобы и доносы, послужившие ближайшим поводом к отставке Гуса, доказывают, как велико было раздражение духовенства, вызванное его обличениями. “У нас, – писали доносчики, – раздаются возмутительные проповеди, которые терзают души набожных людей, уничтожают веру и делают духовенство ненавистным народу”. Крайне раздражило духовных лиц утверждение Гуса, что священник, требующий денег за совершение таинств, особенно от бедных, виновен в “симонии и ереси”. Возмущались и тем, что Гус по поводу смерти одного каноника сказал: “Я не хотел бы умереть, имея такие доходы”. Замечательно, что ни в одном доносе на Гуса не указывали как на последователя Виклифа.

Разрыв между архиепископом и Гусом был уже полный, когда наступили события, еще более затруднившие положение Гуса. Великий раскол в римско-католической церкви, приведший к образованию двух церквей, с двумя папами, из которых один оставался в Риме, а другой сидел в Авиньоне, – этот раскол грозил превратиться в бесконечный источник ссор и интриг. В течение 10 лет вопрос не подвинулся ни на шаг. Римский папа Григорий XII при самом своем избрании обязался отречься, если авиньонский папа Бенедикт последует его примеру. Но последний и не думал об отречении, а потому и Григорий предпочел ждать. Бесконечные ссоры между папами надоели кардиналам, те решились отделаться от обоих и созвали в Пизе собор. Для успеха дела кардиналы просили всех католических монархов, и в особенности Римского императора, поддержать их, то есть либо отказать в повиновении обоим папам, либо, по крайней мере, соблюсти впредь до решения собора полный нейтралитет.

Вацлав IV, помимо желания приписать себе честь восстановления единства католической церкви, не мог простить Григорию XII того, что этот папа признал мятежного Рупрехта Пфальцского Римским императором. Военное счастье давно повернуло в сторону Вацлава, но он хотел еще, чтобы новый папа торжественно подтвердил его права на Римскую корону. Не желая, чтобы чешское королевство казалось сколько-нибудь подозрительным в глазах католического мира, Вацлав не был доволен излишним усердием архиепископа в гонениях на еретиков. Сначала он сам содействовал искоренению ересей, но наконец решил, что сделанного довольно. Он приказал архиепископу объявить всенародно, что в чешских землях, после самого строгого расследования, более не осталось ни одного еретика. Архиепископ скрепя сердце сообщил королевское повеление синоду, но при этом велел, чтобы проповедники внушали народу правильное понятие о таинстве евхаристии.

Уничтожив ересь одним росчерком пера, Вацлав возобновил переговоры с кардиналами и обещал им прислать в Пизу торжественное посольство.

Известие о таком решении короля было весьма приятно для Гуса: Гус все еще не терял надежды на возможность внутренней реформы католицизма. Он и его сторонники надеялись, что с низложением Григория XII выиграет также чешское национальное дело – у всех были свежи в памяти опустошения, которым подверглись чешские земли во время восстания Рупрехта.

Когда король Вацлав потребовал от архиепископа и от университета отказаться от папы Григория, Прага разделилась на два враждебных лагеря. Меньшинство – немецкие профессора и купцы вместе с чешским высшим духовенством – стояло за Григория. Огромное большинство было за короля. В университете три немецкие “нации” были за папу и только одна чешская высказалась за нейтралитет. На этот раз Гус выступил уже в роли настоящего политического вождя чешского народа, и несомненно, что борьба, затеянная им против папы Григория, стала одной из главных причин враждебного отношения к нему всего высшего духовенства. На бурном заседании, созванном ректором Пражского университета, все чешские профессора высказались за нейтралитет. Архиепископ решил действовать круто: он велел прибить к дверям церквей объявления на латинском и чешском языках, в которых Гус как вождь чешской партии был объявлен непокорным сыном церкви, вследствие чего над ним была произнесена суспензия, то есть Гусу было воспрещено отправлять какие бы то ни было священнические обязанности. Письмо Гуса к архиепископу не имело никакого результата, между тем в университете готовились еще более крупные события.

Борьба между чехами и немцами в университете обострилась до последней степени. Появились памфлеты, в которых чехи доказывали, что три немецкие “нации” совершенно подавляют чешскую. Сравнивали Пражский университет с Парижским, где господствовали французы. Наконец решились обратиться к самому королю Вацлаву, имевшему причины гневаться на немцев.