Глава 7.
Сестра Элайза торопилась. Монахиня быстро (как могла быстро) приближалась к дому своего хорошего знакомого Эрмана. Район Кривого Рога, в котором тот обитал, навевал на неё некоторую тоску. Одна из неблагополучных частей Улья мало кого привлекала, кроме лихих людей и любителей дешёвых ночлежек. Завсегдатаи этого места нередко становились пациентами госпиталя, в котором сестра Элайза исправно трудилась вот уже четырнадцать лет кряду. Некоторых местных задир она даже знала лично. Монахиня не боялась за свою жизнь или кошелёк (которого у неё никогда не было). Ей просто становилось тяжко наблюдать за падением нравов, которое проявлялось в этой части полиса чуть явственнее, чем она привыкла наблюдать обычно. И от самой мысли, что она даже во внутреннем диалоге с собой использовала такие величины как «градация падения нравов», сестра Элайза впадала в меланхоличное самобичевание. Грех есть грех. У зла не должно быть величин. И бороться с ним нужно одинаково жёстко, вне зависимости от степени тяжести его проявления. Улей – особое место для борцов за дело света. Здесь и у добра могут быть руки в крови.
Наконец сестра Элайза увидела знакомый дом и, внимательно посмотрев по сторонам, спешно приблизилась к нему. Монахиня поднялась по грубо исполненным каменным ступеням крыльца неприметного серого домика, сложенного из каменных обломков и укреплённого каким-то раствором. Сестра стряхнула снег с обуви и миновала большую деревянную табличку, занимавшую добрую четверть крыльца.
Врачебная лавка Эрмана.
Мази, микстуры, лечебные сборы.
Входной двери, как таковой не было. В дверном проёме висела массивная завеса из сшитых вместе нескольких шкур некрупных диких животных. Шкуры эти были явно порченые, где-то неаккуратно простреленные, кое-где был выдран мех. Всё это легко объясняло, почему эту меховую завесу не срезали и не украли лихие люди, коих предостаточно водилось в этом районе Улья.
На деревянном косяке слева от меховой завесы имелся весьма потрёпанный металлический колокольчик и прямо под ним надпись, вырезанная острым ножом на косяке.
Покупатели и торговцы звонят один раз. Стража и гонцы звонят дважды. Попрошайки и соседи сразу идут вон. Без звонка не входить! Если вы лихой, тупой, слепой или безграмотный человек и пытаетесь войти без звонка, то пусть вас хранят те, в кого вы веруете.
Сестра Элайза без раздумий позвонила дважды. У колокольчика звук оказался гораздо приятней, чем можно было бы ожидать, исходя из его внешнего вида. Не успел звук внутри колокольчика полностью затихнуть, как из-за «меховой двери» послышались тяжёлые шаги. Судя по звуку, хозяин дома дёрнул за какой-то рычаг, последовал лёгкий механический щелчок. Затем завесу отодвинула в сторону небольшая, но очень волосатая рука с толстыми, как сардельки, пальцами. Вслед за рукой появилось широкое смуглое лицо, обрамлённое не стриженой рыжей бородой. Мелкие карие глазки остановились на лице сестры Элайзы. Рот хозяина дома тут же разъехался в широкой улыбке, демонстрируя неровные желтоватые зубы, которых местами не доставало. Тем не менее, обаяния этой улыбки не могли испортить такие мелочи, как отсутствие пары зубов.
– Элайза, милая моя, рад видеть. Проходи скорее в дом, – хозяин засуетился, отодвигая толстой рукой меховой занавес и делая широкий жест другой рукой, приглашая гостью внутрь.
– Здравствуй, Эрман. Благодарю. Ты, как всегда, вежлив, – монахиня тут же прошла в дом, сняв капюшон в коротком коридоре, ведшем в гостиную.
Эрман задёрнул меховую завесу. Продолжая широко улыбаться, он сошёл со старого коврика у входа и не глядя, опустил рычаг слева от себя. Какой-то механизм опять коротко щёлкнул где-то снизу, будто под дощатым полом. Матушка Элайза прошла в гостиную. Здесь горел камин, в просторной комнате было тепло и уютно. Хозяин дома тут же подошёл и жестом предложил сесть в одно из кресел у камина. Монахиня присела. Эрман тут же плюхнулся в кресло напротив гостьи.
– Чем могу помочь, дорогая Элайза? – басовито поинтересовался рыжебородый хозяин.
Сестра тут же извлекла из рукава мантии клочок бумаги. Протянув его мужчине напротив, она пояснила причину своего визита.
– Кто-то подбросил это послание Данике. Затем она сбежала из Улья. Нужны твои выдающиеся способности по установлению личности автора этого письма. Ты же ведь делал так прежде, не правда ли? – взгляд пожилой дамы был исполнен надежды.
– Случалось пару раз угадать, – ухмыльнулся Эрман, взяв письмо из рук своей знакомой.
Эрман поднялся с кресла и расправил письмо. Мужчина взял со столика у камина очки и нацепил их на нос. Пару минут он внимательно смотрел на лист бумаги, стоя у камина. Затем он принялся говорить. И голос его был преисполнен странного философского тона.
– У меня сильная память на три вещи. На травы, на имена и на почерки. Тебе должно быть известно, что я много лет работал в курьерской службе, прежде чем занялся настоящим семейным делом врачевания. На почте я видел много имён и почерков. Иначе ты бы ко мне не обратилась, – Эрман поднял левую бровь, глядя на гостью.
– Да-да, конечно. Ты узнал почерк? – монахиня сложила ладони в молящем жесте.
Хозяин дома загадочно улыбнулся и бросил письмо в камин. Сестра Элайза вскочила с кресла и подошла к коренастому мужчине с рыжей бородой. Эрман снял очки и положил их на столик у камина, где и взял их несколько минут назад. Женщина будто нависла над хозяином дома. Он был гораздо ниже ростом, но это не делало его уязвимым. Сестра Элайза слишком хорошо знала этого мужчину, чтобы шутить с ним или пытаться давить. Она просто встала рядом с ним и подобно ему принялась смотреть в объятые пламенем дрова внутри камина. Письмо, брошенное в огонь, превратилось в скрюченный чёрный комок. Искры иногда касались его остова. Было в этом зрелище что-то чарующее.
– Кто написал это письмо, Эрман? – голос монахини выдавал нетерпение и озабоченность.
– Этот почерк я не видел уже тридцать с лишним лет. Но раз, увидев его, уже не забудешь никогда. У Хранителя тайных знаний всегда особый почерк. А у последнего из Защитников Янтарного Столпа будет особый среди особых, – отсветы языков пламени отражались в глазах коренастого мужчины.
– О, пресвятая Миродева. Не может быть, – вскрикнула сестра Элайза.
– Письмо написал Сир Верминаль Себастиан Зирланд.
Монахиня отошла от камина и присела в кресло. Лицо её выражало ещё больше непонимания, чем в начале этой встречи. Она пару секунд смотрела на старый пушистый ковёр серого цвета, что устилал пол гостиной. Затем сестра Элайза подняла взор на хозяина дома. Эрман лишь безмолвно смотрел на огонь. Тишину разбавляло лишь мерное потрескивание поленьев, доносящееся из камина. Монахиня, наконец, решилась заговорить.
– Среди пленных был один пожилой мужчина, но он был не так стар и совсем не похож.… Я и представить не могла.… Да хранят нас всех небеса! Что же он задумал?
+++
Гольм Укатомб неторопливо покинул стены дворца, возвращая на положенные места всё оружие, которое у него изъяли на пороге тронного зала. Затем он извлёк из боковых карманов куртки что-то и остановился. Стрелок задержался на несколько секунд, стоя на массивных каменных ступенях широкой парадной лестницы, глядя на свои руки. В ладонях перед ним лежала награда за его труды. Наёмнику нужны награды за труды, иначе это не наёмник, а дурак. Золотая бляха в виде затейливого изображения круглого щита с перекрестием из двух серебряных мечей лежала на правой ладони Гольма. Знак зоракина. Бывший карнав теперь официально повысил свой статус в среде наёмников. Новое звание позволяло его обладателю созвать новый клан наёмников под своим командованием, претендовать на место в Клановом совете Улья и получать солидную долю от добычи своего клана. Уважение и вес в обществе Улья зоракину Укатомбу теперь был обеспечен полностью. На левой ладони лежал приличных размеров красный матерчатый мешочек. Внутри него скрывалось множество искрящихся кровоцветов, драгоценных камней, что высоко ценились на просторах Великих равнин и каждого их полиса без исключений. Мечта. Вот она прямо перед тобой, Гольм. Она в твоих ладонях. Неужели ты не в состоянии просто порадоваться этому, удачливый ты ублюдок?
Зоракин Гольм громко шмыгнул носом и быстро убрал в карманы награды Повелителя Улья. Он сунул самокрутку в зубы привычным движением и быстро запалил её от спички. Смачно сплюнув на парадную лестницу дворца, Гольм надел тонкие перчатки стрелка и побрёл к дому. По крайней мере, он привык называть эту развалюху домом. Задул несильный ветер, норовивший украсть драгоценное тепло. В этом месте, чёрт возьми, даже ветер хочет тебя обокрасть. Укатомб поднял воротник куртки и сунул руки в карманы. Наёмник неспешно шёл, просто наслаждаясь утренним воздухом и ясным, почти безоблачным, небом. Он просто шёл по этим улицам и переулкам, широким мостовым и невысоким лестницам. Стрелок покинул Туманный грот, самый приличный район Улья. Теперь же стопы направили его через Зелёный угол, один из относительно спокойных кварталов полиса. Наёмник и не заметил, как выкурил всю сигарету. Выбросив окурок, он снова закурил. Постепенно Гольм приближался к своему дому. Ему хотелось прилечь на знакомую кровать и пару часов поспать. Большего он и не просил у этого утра.
Улей постепенно пробуждался, наводняя свои улицы людьми и звуками. Где-то недалеко от Укатомба звонко работал малый кузнечный молот, производя на свет очередное изделие из металла. Слышались отзвуки бьющегося стекла и отборной брани. Видимо, где-то в таверне разбили бутылку о чью-то не очень умную голову. Стекла на окнах в тавернах никто не ставил, слишком уж было накладно. Ставни и металлические решётки украшали окна всех питейных заведений полиса. Откуда-то доносились звуки незатейливой мелодии. Какой-то струнный инструмент развлекал местных любителей выпить с самого утра или тех, кто ещё не ложился. Стражники проволокли за собой мимо Гольма какого-то бедолагу с окровавленными руками. В общем, обычное утро в Улье.
Гольм прошёл мимо мясной лавки. Здесь прямо на крыльце под навесом сын мясника готовил на углях «огненные языки», популярное местное блюдо из филейной части когтекрыла, летучей ящерицы, что в изобилии водились в местных пещерах и гротах. Подавали мясо обычно внутри ароматной перчёной булочки из муки местного хлебного гриба, политое острым пряным соусом насыщенного жёлтого цвета. Мясо скворчало, пока юноша медленно поворачивал маленькие шампуры над пышущими жаром углями внутри жаровни. Из ломтей почти белого оттенка мясо быстро превращалось в приятные на вид ярко красные кусочки. Жир капал на угли, создавая небольшие очаги возгорания, которые гасли через пару мгновений. Наёмник прошёл было мимо мясной лавки, но затем резко остановился и вернулся. Юноша в чёрной мохнатой шапке заулыбался при виде стрелка. Сын мясника отдал ему честь и с серьёзным видом заговорил.
– Желаю здравия, карнав Выстрел! Какие сегодня будут приказания? – парень вытянулся по струнке, изображая серьёзность, но слегка улыбаясь.
Гольм отдал честь юноше. Он тоже изобразил серьёзность командира. Зажатая в зубах наёмника самокрутка дымила и картинно тряслась от каждого сказанного им слова.
– Вольно, боец! На сегодня у тебя одна задача – чтобы ни один солдат не голодал. Подать мне два «языка», да поувесистее, – взрослый мужчина тоже начал немного улыбаться.
– Есть!
Юноша тут же принялся исполнять приказ. Он разрезал булочки острым ножом, посыпал их молотым красным перцем, попутно успевая поворачивать шампуры с готовящимся мясом. С такими ловкими руками хороший вышел бы боец. Тут же юноша снял один шампур с двумя кусочками готового мяса. Он взял одну булочку и резким движением снял кусок мяса с шампура, таким образом, мясо быстро оказалось внутри хлеба. Такой же трюк он проделал и со вторым кусочком мяса. Затем парень отработанным движением достал из кармана фартука бутылку с пряным соусом и парой движений добавил его к блюду. Гольм каждый раз с интересом наблюдал за ловкими движениями этого малого. И каждый раз он думал, что этого мальца следовало бы отправить на обучение боевому искусству. В результате менее чем, через минуту заказ был выполнен. Перед подачей юноша ещё положил в каждый «язык» по паре сушёных листков кислохруста. Это не входило в состав классического рецепта этого блюда. Просто юноша стремился запоминать вкусы каждого покупателя и изменять рецептуру соответственно этим вкусам.
Гольм снял перчатки, взял из рук юного кулинара один «язык» и с удовольствием откусил. Вкус оказался просто великолепным. Укатомб и не предполагал, как он скучал по этому вкусу и аромату. Вот, благодаря чему, это место – мой дом. Наёмник улыбнулся, прожевав первую порцию, и тут же потянулся за второй. Юноша же беспристрастно крутил шампуры над углями, поглядывая на дымящую сигарету в руке наёмника. Гольм перехватил взгляд паренька и без вопросов протянул ему недокуренную самокрутку. Тот с готовностью принял подарок и благодарно кивнул. Куривший юноша был доволен, не меньше, чем его покупатель.
– Кстати, Лун. Я теперь официально зоракин, – мужчина подмигнул юноше, поперхнувшемуся во время очередной затяжки самокруткой.
– Буран меня замети, ты серьёзно? – парень выпучил глаза на наёмника и пару раз кашлянул.
– Сам смотри, – рука Гольма тут же извлекла золотой знак из правого кармана куртки и протянула его собеседнику. Юноша моментально выбросил окурок и взял из рук наёмника почётный знак.
– Обалдеть! – Лун с интересом вертел в руках знак зоракина. Продолжалось это до тех пор, пока он не заметил, что пора убирать шампуры с жаровни и снимать с них мясо. Юноша вернул Гольму знак и улыбнулся. – Мои поздравления, зоракин Выстрел.
– Только строго между нами. Никому не говори, – стрелок нахмурил брови, изображая театральную суровость.
– Военная тайна! – парень улыбнулся, продолжая делать свои дела.
– Молодец. Сколько с меня за еду? – Гольм полез во внутренний карман куртки.
– Четыре меры. Как обычно.
Гольм достал из внутренностей своей куртки четыре синих камешка и отдал парнишке. Затем наёмник подумал и запустил руку в левый наружный карман. Он серьёзно, без тени иронии, взглянул на юношу и протянул к нему левую руку, сжатую в кулак.
– Ты вырастешь достойным мужчиной, Лун. Ваша семья всегда была моральным ориентиром целого района. Ты и лавка твоего отца всегда были одним из немногих светлых пятен на чернильном теле нашего полиса. Благодарю тебя и твоего старика за всё. Примите мою искреннюю благодарность за позитив, который вы дарите людям этого места.
Юноша протянул руку. Гольм разжал кулак и ловким движением закрыл ладонь его же пальцами. Теперь Лун стоял со сжатым кулаком и вопросительной миной на юном наивном лице. Затем наёмник тихо сказал ему несколько слов.
– Убери в карман, отнеси отцу. Расскажи, как я горжусь знакомством с вами. Прощай.
С этими словами Укатомб развернулся и зашагал вниз по улице к своему дому. Лун несколько секунд стоял в недоумении, глядя в след известному наёмнику. Затем юноша быстро огляделся по сторонам и, удостоверившись, что никто из прохожих и соседей не смотрит, разжал свой кулак. Внутри был один искрящийся кровоцвет. Лун быстро сжал кулак и сунул руку в карман.
Гольм же с невозмутимым видом шагал по направлению к дому. Его посетило давно забытое им чувство теплоты глубоко в груди. Приятное чувство. Эмоция, которую нельзя купить ни за какие деньги.
+++
Солнце только что преодолело середину небосклона. Улей теперь был похож на муравейник с этими вечно снующими туда и сюда людьми. От утреннего спокойствия не осталось и следа. Укатомб стоял на кривом каменном крыльце своего дома и неспешно курил, глядя на оживлённую улицу. Он провожал взглядом удаляющихся от него людей. Войч и Сидниц медленно смешались с уличной толпой, будто и не сходили с кривого крыльца пару минут назад. Такое щедрое жалование за работу наёмники, должно быть, не получали ни разу в жизни. Это сразу остудило пыл уже прилично пьяных бывших членов отряда Выстрела. Сидниц учтиво попрощался со своим бывшим карнавом. Войч не проронил и слова, чем не удивил Гольма.
Эти двое – то немногое, что оставалось от жизни, которой посвятил себя наёмник Укатомб. И теперь эти люди ушли. Гольм остался один. Наедине с собой. Внезапно он осознал, что испытывает такое забытое чувство свободы, как тогда, когда сидел на дереве недалеко от огромных чёрных камней и караулил юных беглецов с винтовкой в руках. Стрелок был словно пустая бутыль из стекла, которая обладала удивительной лёгкостью и прозрачностью. Свободная от любого содержимого, бутыль была открыта. В горлышко бутыли задувал кусачий морозный ветер, извлекая низкие звуки из её нутра. Звуки грядущих приключений, которые мог выбирать сам Гольм. Теперь он был автором своей книги под гордым названием «Мой путь стрелка». Укатомб открыл первую страницу этой новой книги и занёс острие тонкого автопера над девственно чистой бумагой.
Ноги Гольма спустили его с крыльца, и он пошёл. Когда наёмник осознал, что идёт к определённой цели, желания останавливаться у него не возникло. Он прошёл через весь Зелёный угол, район в котором находился его дом. Хотя, если подумать, большим домом для него был чёртов искорёженный вездеход, нежели тот каменный склеп с клопами, на крыльце которого стрелок курил несколько минут назад. Постепенно стрелок попал в район Кривого рога, одну из самых криминальных частей полиса. Этот участок пути Гольм преодолел быстро, лишь пару раз кивнув, увидев несколько знакомых лиц на скамье у одной из таверн. Через несколько минут наёмник вошёл в Обитель святош, самую религиозную часть Улья. В этом месте находились почти все храмы и святилища почитаемых богов, а так же госпиталь. Наёмник нечасто бывал в этой части полиса, однако неплохо знал его структуру и даже срезал пару улиц подворотнями, направляясь к госпиталю. Мужчина миновал широкую и высокую теплицу, в которой сёстры культа Азеранны выращивали различные овощи, фрукты и годные для врачевания травы. Наконец Гольм поднялся по массивным каменным ступеням и вошёл в госпиталь.
Внутри госпиталя витали запахи типично медицинские, немного непривычные носу стрелка. Стрелок расстегнул куртку и снял с головы шапку, погладил рукой щетину бороды. Гольм спокойно миновал преграду из множества стоящих в вестибюле людей и подошёл к столу. За столом сидела тучная монахиня в толстых очках. Когда Гольм подошёл к ней, та оторвалась от большой книги с разлинованными страницами и с интересом взглянула на стрелка.
– Вам помочь? – в голосе пышной монахини сквозила скука.
– Мне нужна сестра Кармида. Где я могу её найти? – вежливо
– А вы, по какому вопросу? – тонкие брови монахини придвинулись друг к другу.
– Два моих человека, наёмника, были доставлены сегодня к вам. Хочу помочь составить их файлы о смерти.
– Хорошо. Она на втором этаже, сейчас я её вызову.
Тучная монахиня нажала на кнопку небольшого устройства, стоящего на столе. Она придвинулась к серому микрофону, выехавшему на подвижной ножке прямо из внутренностей металлической коробочки. Затем чётко и громко произнесла пару фраз в микрофон.
– Сестра Кармида. Вас ожидают в вестибюле. Составление файла о смерти.
Через пару минут Гольм увидел знакомое лицо. Сестра Кармида, высокая женщина с глубоким шрамом через всю левую щёку, легко выделялась из толпы своими светлыми волосами, собранными в пучок. Она сделала жест рукой, приглашая Гольма следовать за ней. Вместе они направились по длинному коридору к лестнице, что вела к подвальному помещению, в мрачных стенах которого находился архив. Попутно наёмник начал неприятный разговор. Разговоры о мёртвых подчинённых никогда не были коронной темой стрелка. Но не спросить знакомую монахиню он не мог.
– Что там с моими парнями, сестра?
– Их доставили, осмотрели, записали данные и кремировали. Прах будет отдан родственникам, если таковые имеются, – тон монахини был лишён эмоций.
– Нет у них никого. Был только отряд. Теперь и отряда нет.
– Понятно. Добавим отсутствие родственников к их файлам. Я указала стандартную информацию для наёмников. Погибли на задании и всё такое. Какие-либо изменения или дополнения потребуются? – почти безучастно произнесла монахиня.
– Нет. Не нужно, – Гольм отмахнулся.
Сестра Кармида остановилась прямо у лестницы, ведущей в подвал здания. Она повернулась лицом к наёмнику и вопросительно посмотрела на него.
– Так зачем же я здесь, тогда? – голос монахини окрасился нотками раздражения.
– Нужен доступ к файлу одного человека, которого я застрелил, – Гольм перешёл на шёпот.
– Кого именно мы ищем? Без уточнения, боюсь, это будет длинный список, – сестра Кармида цинично усмехнулась.
– Искать будем Кристана Девельского.
Монахиня изменилась в лице. Невозмутимость сменилась тревожностью. Она подняла правую руку в воздух и произвела рубящее движение открытой ладонью, рассекая воздух перед собой.
– Нет, Гольм, я умываю руки. У меня могут быть серьёзные проблемы из-за этого. Его дело в особом разделе архива.
Монахиня попыталась пройти назад в сторону вестибюля. Наёмник остановил её своей цепкой рукой и резко развернул к себе лицом.
– Что ты делаешь? – возмутилась монахиня.
– Мне это очень нужно, сестра. За большой риск я заплачу большие деньги, – Гольм достал из внутреннего кармана куртки небольшой мешочек и передал его в руки собеседницы.
Монахиня вернулась к лестнице и осторожно заглянула в мешочек. Затем он положила его себе в карман и повернулась к наёмнику. На её лице читалось раздражение, но так же и некоторое облегчение.
– Жди здесь. Я принесу распечатку. Но учти, это будет в последний раз, – шёпот монахини выдавал волнение, но и некий азарт.
– Клянусь под взором Миродевы в этих святых стенах… – Гольм тихо произнёс эти слова нараспев и закатил глаза.
– Молчи, безбожник. Имей уважение… – лицо монахини сквозило отвращением.
– Я уважаю лишь дела. Сделай дело, и ты меня увидишь здесь вновь лишь в качестве бездыханного тела, – стрелок произнёс эти слова с каменным выражением лица.
Монахиня пару секунд сверлила взглядом наёмника. Затем она развернулась и начала спускаться по лестнице. Дверь внизу лестницы открылась и тут же захлопнулась уже за её спиной.
Менее чем через двадцать минут Гольм вышел из здания госпиталя и зашагал в сторону теплицы. Там он нашёл укромный закуток и достал бумаги из куртки. Наёмник несколько минут изучал документ, затем негромко выругался.
– Скверные слова разрушают людскую душу, – из-за угла теплицы показалась сестра Элайза.
– Приму к сведению, спасибо. А, это вы были сегодня утром на площади? – Гольм поспешно спрятал бумаги внутрь своей куртки.
– Да я приходила, чтобы увидеть свою ученицу, а так же запомнить всех тех, кто изловил её словно дикого зверя, – монахиня хмурилась, словно грозовая туча.
Гольм поднял одну бровь и с вызовом посмотрел на пожилую женщину перед ним.
– Следили за мной, чтобы сунуть нож под сердце в каком-нибудь закутке? – наёмник поводил левой рукой, указывая на всё вокруг себя. – В закутке типа этого. Человек просто выполнял свою работу, а вы уже приговорили его к смерти. Как жестоко.
– Прекратите нести чушь! Я просто хочу с вами поговорить, – сестра Элайза продемонстрировала наёмнику свои пустые ладони.
– Какое совпадение. Я как раз искал служителя ордена для исповеди. Я хочу начать новую жизнь. Для этого мне нужно расстаться с грехами прошлого.
– Паясничаете? – монахиня скривила рот, изображая презрение.
– Нет, сестра. Я совершенно серьёзно. Найдём место подальше от чужих глаз и ушей. И я отвечу на ваши вопросы, а вы на мои.
Сестра Элайза внимательно смотрела на стрелка, пытаясь разглядеть что-то понятное только ей в глубине его серых глаз. Затем она просто повернулась и медленно зашагала куда-то. Не глядя в сторону наёмника, монахиня негромко бросила пару слов через плечо.
– Следуйте за мной. Только без паясничества, пожалуйста.
+++
[Тьма идёт и мрак клубится… Зло готово пробудится....]
[Сумрак мчится по дороге… Всадник тёмный на пороге....]
[Перст костлявый указал…. УМЕРЕТЬ ОН ПРИКАЗАЛ!!!]
Алекмар пробудился от собственного крика. Юноша моментально сел, его правая рука машинально схватилась за нож на поясе. Однако ножа на поясе не оказалось, а привычную обстановку для его пробуждения заменили затейливые интерьеры дворца. Пещеры, заброшенные дома, укрытия в лесу или даже просто ямы в снегу – вот в каких местах привык просыпаться юный путник. Алекмар поморгал, чтобы немного прийти в себя. Он тут же обнаружил себя лежащим на одеяле, которое было постелено на пол гостевой комнаты. На кровати Алекмару было слишком мягко спать. Юноша слегка потёр рукой грудную клетку прямо через серый шерстяной свитер и поморщился. Затем он услышал лёгкие шаги за дверью и сошёл с одеяла на паркет спальни. Насторожившись, он присел на согнутых ногах. Всё внутри него напряглось, тело готовилось к действию. Алек быстро прогнал сон и внимательно смотрел на дверь. Дыхание завершилось на вдохе и замерло на пару долгих секунд.
Металлическая ручка на двери аккуратно повернулась. Дверь комнаты тихо приоткрылась, из-за неё показалось обеспокоенное лицо Даники. Алекмар выдохнул и встал в полный рост. Он тут же сделал жест рукой, приглашая спутницу войти в спальню. Девушка осторожно вошла в комнату. На ней был запахнутый халат жёлтого цвета. Рыжие волосы на её голове были причудливо замотаны белым полотенцем.
– Ты кричал, Алекмар. Всё нормально? – лицо девушки выражало неловкость и интерес одновременно.
Хэмингуэй лежал на кровати, свернувшись калачиком, и негромко посапывал. Когда девушка вошла в комнату, лис приоткрыл один глаз и тут же закрыл его. Лишь кончики его мохнатых ушей слегка повернулись в сторону двери.
– Я в норме, спасибо. Надеюсь, что не разбудил тебя, если ты вдруг пыталась поспа-а-ать, – юноша потёр глаза руками и зевнул.
– Я принимала ванну. Спать мне сейчас не хочется. Обстановка, знаешь ли, не особо располагает. Это Верминаль и Призрак могут крепко спать в нашем-то положении. И как им это удаётся? – Даника прошла через комнату и села на край кровати. Хэм опять приоткрыл один глаз, лишь на момент, чтобы взглянуть на девушку.
Юноша принялся разминать шею, делая ряд нехитрых упражнений. Попутно он вёл непринуждённый диалог с рыжеволосой гостьей Улья. От её жёлтого халата немного рябило в глазах, поэтому Алек старался пока на неё не смотреть.
– Эти двое могут хоть на войне под градом пуль спать. А у меня хороший сон большая редкость, но я уже как-то привык и не сильно переживаю по этому поводу.
– И часто у тебя случаются кошмары, когда ты просыпаешься с криком посреди ночи? – Даника с интересом и некой опаской во взгляде посмотрела на Алекмара.
Юноша уже практиковал отжимания на полу комнаты. Он мельком глянул на свою спутницу, затем отвёл взгляд и мрачно улыбнулся, при этом безостановочно выполняя физические упражнения.
– Явление достаточно частое, скрывать не стану.
– Это ужасно. Как ты с этим справляешься? – в разноцветных глазах девушки застыла печаль.
– Сильная воля, стойкий дух и много практики, – подмигнул Алекмар Данике.
– Но что же так терзает тебя по ночам? Связано ли это с той тварью, что проломила крышу снегохода и пыталась убить вас? Лис мне всё рассказал о происшествии в снегоходе.
Хэмингуэй выпрямил одну заднюю лапу, слегка толкнув гостью в правый бок. Даника лишь отмахнулась от лиса и придвинулась поближе к Алекмару, который спокойно и невозмутимо выполнял физические упражнения на полу у кровати. Алек закончил с отжиманиями, поднялся с пола и принялся исполнять приседания. Попутно он с некой иронией, застывшей в его глазах, поглядывал на сидящую перед ним спутницу. Веснушки на её лице вроде бы стали чуть темнее обычного.
– У тебя пытливый ум, Даника. Тёмный слуга и мои сны действительно связаны. Чудовище преследовало меня.
– Так и знала! И этот слуга выполнял волю своего хозяина. Так кто же его хозяин и чем ты его разгневал? – Даника не унималась.
– Ну, скажем так, я убил его. А если точнее, то стал причиной его смерти. И он был силён, один из эрлингов. Это уже потом я узнал от Верминаля. У меня на родине таких как то существо называли «демон».
– Ты убил эрлинга? Обалдеть! Я бы не поверила в это, если бы не видела, на что ты способен в бою, Алек.
Юноша скромно отвёл взор, сделал паузу в своих приседаниях и просто встал в полный рост перед Даникой. Он молчал несколько секунд, затем медленно, с неохотой начал свой рассказ.
– Его имя Горатх. На момент встречи с этим опасным врагом я был неопытен и слаб. Тогда я одолел его не физической силой. Мне просто повезло, наверное. Судьба распорядилась таким образом, что эрлинг пал в той пещере, а я нет. Однако цена за эту победу была высока. Выше, чем я готов был уплатить.
Даника поднялась с кровати и неспешно приблизилась к Алекмару. Руки её были перекрещены на груди, она немного сутулилась, будто ей было холодно. Оказавшись рядом с собеседником, девушка посмотрела ему в глаза.
– Ведь теперь этот слуга мёртв, как и его хозяин. Почему же твои кошмары не прекратились?
Алекмар взял Данику за плечи и печально улыбнулся. Его взгляд настойчиво искал что-то в глубине её разноцветных глаз. Ей показалось, что Алек хочет открыть ей много больше того, что было сказано. Однако что-то останавливало его. Юноша вновь заговорил, на этот раз, осторожно подбирая слова.
– Ничто не прекратится, Даника. Душа эрлинга Горатха пока пребывает в этом мире. Тёмный слуга будет приходить за мной вновь и вновь. Продолжаться это будет до тех пор, пока я не умру или дух его хозяина не покинет Исблокк.
Девушка с видом всезнающей особы воздела указательный палец правой руки вверх. Нахмурив брови, она принялась делиться с собеседником частью тех знаний, что почерпнула в служении сестринству Азеранны.
– Любому духу, чтобы задержаться на конкретно взятом плане реальности, нужно материальное вместилище, привязанное к этому плану реальности. Нам требуется лишь найти это хранилище и уничтожить его. Дух покинет материальный мир, и ты будешь свободен.
Алекмар вздохнул и указал на себя двумя большими пальцами обеих рук, ожидающе приподняв брови.
– Ты и есть вместилище для духа эрлинга? – Даника выпучила глаза на юноша, изобразив любопытную рожицу.
Алекмар кивнул. Губы его скривились, изображая нарочитую безвыходность данной ситуации.
– Постой-ка, друг мой. Если ты смог вместить любой другой дух внутри своей материальной формы, при этом, не утеряв своей душевной целостности… Но такое могут провернуть лишь..