– Под зябь? Погодаевское? Его же под пары хотели вспахать, – удивился Василий.
– Хотели да передумали.
– Во агрономы, Павел Иванович. Куда не кинь, нигде порядка нет.
– Ты чего, Вася, раскудахтался. Тебя кто по уху ударил? Откуда ты пары взял? Поле два года назад отдыхало. Может, ты с Кулигой попутал, там будут пары нынче точно.
– Да ну вас, я тороплюсь к жене, она у меня в больнице, – спешно перевел разговор Василий, добавив жаргонное: – Покедова.
– Покедова-то оно покедова, – незлобиво вслед Василию тихо повторил Павел Иванович. – Трепло деревенское. – И отвернувшись, стал смотреть на паром.
– Глянь, Мишаня, у тебя глаз вострее, вроде сдвинулся? – спросил Павел Иванович, показывая на паром.
– Сдвинулся, сдвинулся, пошел к нам.
– Ну, вот и хорошо.
«– Ты же про Сталинград не рассказал», – сказал Мишка.
– Завтра расскажу.
– Завтра?
– А когда? Уже темнеет, нам бы с нашей техникой переплыть.
– Но я же… Меня же бригадир… – попытался возразить Мишка.
– Знаю я все. Школа у вас. Первое сентября на носу. Так?
– Так.
– А завтра только двадцать седьмое, успеешь, да и Виталька с покоса еще не вернулся. Не дуйся, а про Сталинград я тебе расскажу обязательно. Выходи завтра на работу.
* * *
Лето заканчивалось. Об этом напоминал не только календарь, висевший на стене возле стола, но и холодные утренники. Мама достала из сарая красиво заштопанную телогрейку и велела Мишке ее надеть. Сначала он попытался отказаться, но с матерью, которую любил больше всех на свете, спорить не стал. Для него мать была божеством, олицетворением всего светлого, доброго, самого лучшего в жизни. Он готов был за нее идти в любое сражение, и в танковое, и в штыковую атаку. Мишка не раз в полусне представлял себя в роли отважного солдата-защитника. Этот образ грел его мальчишеское самолюбие, и заставлял соответствовать ему в реальной жизни.
«– Ты посмотри», – говорила мать, – вся трава покрылась инеем, заморозки каждую ночь, в рубахе можно ходить разве только в середине дня, когда солнце пригреет.
Мишка молча натягивал, слежавшуюся за лето телогрейку и беззлобно ворчал, показывая матери свое маленькое мужицкое самолюбие.
– Не зима ведь, увидят люди, смеяться будут.
– Не придумывай, роднулька моя. – Анна никогда не разговаривала с сыном приказным тоном, мягко убеждала, если он был не прав.
В машинный парк, расположенный у гумна, где стоял трактор с плугом, мальчик, стесняясь своего не по времени года наряда, пошел не по улице, а через огород. По тропинке он вышел на поскотину, а уж с нее свернул к гумну.
К его удивлению Павел Иванович тоже был одет в телогрейку. Мишка успокоился и повеселел.
– Привет, Мишаня, – громко закричал тракторист, перекрикивая ворчание трактора.
Мишка помахал рукой.
Пахоту они начали, разделив поле пополам. Часам к десяти треть этой половины отливала черными, искрящимися пластинами плодородной земли. Павел Иванович остановился. Мишка ладошками обтирал измазанное лицо. Густая едкая пыль покрыла его, забила ноздри и уши. Хорошо, что на голове кепка. Павел Иванович выглядел не лучше. Едкий пот оставлял черные борозды на покрытом слоем пыли лице.
– Давай чуточку отдохнем, Мишаня – пробасил командир трактора.
– Давай, – радостно согласился Мишка. Павел Иванович достал туесок, налил из него в кружку воду и передал Мишке, а сам начал пить напрямую из туеска.
Мишка воду выглотал быстро и протянул пустую кружку Павлу Ивановичу.
– Еще? – спросил тот.
– Нет. Спасибо.
– Тогда подержи кружку, налью воды лицо ополоснуть.
Ополоснув лицо, Павел Иванович скомандовал Мишке.
– Сложи ладони лодочкой, и тебе надо с лица пыль смыть.
Мишка с удовольствием умылся.
– Полегче стало?
– Да, Павел Иванович. Спасибо.
– Тогда чуток отдохнем. Видишь, как солнышко пригревать стало. И иней исчез, только роса серебрится. Красота. На мир полюбуемся, жизни порадуемся.
– Павел Иванович, вы же мне обещали…
– Не забыл, не забыл, Мишаня, помню, – перебил Мишку тракторист. – Сейчас, дай самому-то вспомнить, как там было. Давай устроимся поудобнее.
Мишка принес из стога солому, собранную после уборки хлебов. Они сняли телогрейки, расстелили их аккуратно на соломенной подстилке, и после минутного сосредоточенного молчания Павел Иванович начал:
– Насчет «вспомню», это я для красного словца сказал. Всю войну ведь прошел, ничего, конечно, не забыл. Бывали дни, как страшный сон.
На войне я был рядовым – механиком водителем тяжелого танка. Я совсем не знал планов битв, для этого были генералы, командиры. Но в каждом важном сражении я участвовал. Я твердо знал – надо победить. И вел танк прямо на врага. Руководствуясь таким принципом, на тяжелом танке «КВ-1», на котором я начал войну, мы с командой дошли до Сталинграда.
Всем была хороша машина. Крепкая броня, которую не могла подбить большая часть немецких орудий, маневренность. Но и этой машине, как я тебе рассказывал, доставалось жару.
До войны я нигде не бывал, ни в каких городах нашей Родины, что-то о них и о других странах читал, что-то в кинохронике видел. А во время войны пол России прошагал и пол Европы, но видел только разрушенные дома да одинокие печные трубы деревенских изб.
Сталинград, говоришь? Для меня это сплошная, покрытая пылью, гарью и кровью поверхность какого-то непостижимого пространства. И, как мне казалось из моего маленького окошечка, я один по ней веду танк. Под гусеницами скрежещут битые кирпичи, железная арматура, рассыпаются деревянные конструкции. Но от меня зависела жизнь всего моего экипажа. Во многом я нес на себе ответственность.
В той битве не было четкой разграничительной линии: вот там немцы, здесь – мы. А было так. Сегодня они взяли центральный вокзал, а завтра мы его отбили. Они вышли на окраину города, мы пошли в бой, и опять немцы пошли в наступление. В городе живого места не было. И нам приходилось воевать на улицах, выкуривая немцев из зданий и укрепленных позиций. Чтобы тебе понятно было, это примерно так, как известная русская игрушка «Мужик и медведь»: то один кувалдой колотит, то другой.
Помню, как однажды один экипаж из нашей роты тянул застрявшую машину, у нее заклинило гусеницу. Притаившиеся в подвальном помещении немцы неожиданно ударили фаустпатроном по буксировочному танку, и он мгновенно вспыхнул, как спичка. Спасся только механик-водитель. Остальные ребята сгорели на наших глазах, и мы ничем не могли помочь. Зато с фашистами посчитались, раздолбили весь подвал. От гадов, наверное, даже пуговиц не осталось.
Немцы наших «КВ» боялись. Немецкие танки не пробивали нашу броню, и мы использовали эту неуязвимость сполна.
Павел Иванович замолчал. Стал смотреть на свои руки, сжимая и разжимая пальцы. Затем поднялся, подошел к берегу Илима. Почуяв человека и опасность, исходившую от него, из десятков прибрежных гнезд-нор, вырытых в береговом обрыве, в небо поднялись стрижи. Они шумно хлопали своими крылышками, дружно кричали, пытаясь отпугнуть нежданного гостя.
– Ты посмотри, Мишаня, стрижи.
– Еще не улетели, – удивился Мишка.
– А куда они улететь должны? – спросил тракторист.
– В Африку – с уверенностью ответил мальчик.
– Куда? – удивился Павел Иванович.
– Наш учитель говорил, что в Африку, и улетают они туда в первой половине августа. Что же их задержало?
– Наверное, потомство, – предположил Павел Иванович.
– Да, наверное, птенцы уму-разуму не набрались, – согласился Мишка.
Павел Иванович нежно посмотрел на подростка и улыбнулся.
– Это ты у нас, Мишаня, уже большой и умный. А птенцы, конечно, глупые. Но их для этого и учат взрослые птицы, чтобы в дальнейшем не было у них бел.
Павел Иванович поднялся и пошел к трактору. Мишка поспешил за ним.
– Люблю работать осенью, мошка и комары исчезают, спокойствие наступает, – как будто сам себе сказал тракторист.
– Павел Иванович, а про Сталинград на следующем перекуре расскажешь?
– Что рассказать тебе, Мишаня, я ведь не был генералом, даже до командира танка не дорос, в смотровую щель мало, что видно. То, что увидел, осталось в памяти моей навсегда. За войну пришлось уничтожать гусеницами и танки, и пулеметные гнезда, и людей. Это не только в Сталинграде, повсюду. Свою землю жалко, и топтать эту землю жалко, и дома русские, занятые фашистами, рушить. А в Германии – только в радость. Я не мстительный человек, но возмездие быть должно. И мы им всем отомстили, да так, что и правнуки их не забудут.
Павел Иванович тяжело вздохнул, подняв голову, расправил грудь. Мишке показалось, что этой своей героической головой он уперся в небо и стал выше, мощнее прежнего. Казалось, что это глубокое, чистое, не виденное Мишкой в такой красоте небо держится сейчас на могучих плечах этого славного воина, а своей грудью заслоняет он и поле, и деревню, и Мишку от чего-то страшного, не уничтоженного до конца. Но разве что-то плохое в мире может случиться, пока есть такие герои, как Павел Иванович.
– Да, у нас красота неописуемая. День чудесный, несмотря на то, что последние летние деньки на дворе. Но хватит, покалякали, пора за дело. Да ладно тебе, не дуйся, Мишаня, вот дело сделаем, наговоримся.
Мишка и не обиделся, он отвернулся от Павла Ивановича, чтобы сохранить в памяти только что виденный его богатырский образ. Тракторист пошел к плугу, потом обернулся к Мишке и здоровой рукой крепко прижал его к себе.
– Не обижайся Мишаня. Для меня ты дорогой человек. Это я ведь и за тебя бил фашистов, чтобы ты любовался нашим небом, рекой, полями. Зачем. тебе знать подробности? Они кровавы, отвратительны, бесчеловечны, Война – дело не романтическое. Да и танки теперь другие, лучше, крепче прежних. Читай книжки о войне, там все правильно написано. У войны ведь, кроме боевой части, есть другие стороны – политические, философские, экономические. А если говорить о танках, то это интереснейшая научно-техническая страница нашей истории. История о технических достижениях не менее интересна, чем тактически-боевая. Вот и наш с тобой трактор скоро в музей отправится, а на его месте появится новый, красивый, послушный, и ломаться он не будет никогда.
Голос Павла Ивановича завибрировал как будто от сильного волнения, или от вдохновения, или от понимания значимости своего дела – прежнего, танкового, и нынешнего – тракторного. Но он овладел волнением и напоследок сказал просто и ясно:
– Что я знаю про войну? Я же рядовым был. Им и остаюсь.
– Я тоже – прошептал Мишка.
Часть третья. Создатели танков
Так сложилось, что в армию при достижении восемнадцатилетнего возраста меня не взяли, помешала отсрочка по специальности. Иркутский техникум транспортного строительства, в котором я учился, направил нас почти на годовую практику в глухой угол, расположенный на стыке Горного Алтая, Саян и Кузнецкого Алатау.
Мне не забыть никогда Горную Шорию и ту свою труднейшую в жизни практику. Но к танкам это отношения не имеет. А позже, когда пришла повестка в армию, того доброго майора в военкомате уже не было, и никто не спрашивал, куда я хочу пойти служить. Но танки меня не отпустили, они все-таки оказались в моей судьбе.
Почти двадцать лет я занимался строительством различных объектов. Это были здания и сооружения для научных учреждений, жилые дома, животноводческие фермы, котельные и инженерные сети.
Специально танками я не интересовался, о новых машинах информация была крайне скудной. До простого человека практически ничего не доходило, по-прежнему все находилось под грифом «секретно».
И только после распада Советского Союза появилось много публикаций, рассказывающих об истории отечественного танкостроения в послевоенный период. Раскрыты были сведения и о новых танках – мы же тогда не имели секретов от своих заклятых западных «друзей», на словах, пообещавших нашим. глупым или алчным руководителям мир во всем мире. Понятно, если пообещали мир – то танки не нужны, и гостайна не нужна. Тогда меня эта излишняя открытость тревожила. Хотя почерпнул я из рассекреченных источников немало, и в дальнейшей жизни мне это пригодилось.
Сегодня мы знаем многое о танках «Т-64», «Т-72» и «Т-80». Откройте интернет, нажмите на «мышку», и все перед вами. А тогда я пополнял свои знания из газетных статей и устных рассказов «посвященных». И очень скоро понял, что все-таки танки – это моя судьба, на небесах мне начертано – если не конструировать эти грозные машины, не бороздить на танке равнины, то обеспечивать их появление на свет. Стал я кем-то вроде танковой повитухи.
В начале восьмидесятых Главное управление по строительству в северо-западных районах страны перевело меня на объекты Кировского завода. Кировский завод! Мечта любого строителя. Кировский завод – одно из самых известных предприятий города Ленинграда и всего Советского Союза. Это не только знаменитое тракторное и металлургическое производство, но и великая история великой страны.
При этом нельзя забывать о том, что производственное объединение входило в состав Министерства обороной промышленности. А это значит, что здесь выпускались танки. По крайней мере, небольшие партии серийных «Т-80», а также опытные образцы для их усовершенствования.
Первым моим объектом на новой работе был цех ходовых частей. Конечно танков! И хотя никаких танков я не видел, они были спрятаны от людских глаз, но объекты, где производились детали для современных боевых машин, строил я., и вся моя дальнейшая жизнь была связана с выполнением плана по строительству цехов для выпуска этого «изделия».
Я многое узнал о танках. О тяжелых, средних и легких, узнал, как жили, работали наши кумиры – гениальные конструкторы танков. В мае восемьдесят шестого года я с несколькими тысячами кировчан присутствовал на открытии бюста выдающемуся конструктору танков Жозефу Яковлевичу Котину.
Окончилось славное советское время, многое изменилось в стране и в мире, почувствовавшем нашу слабость от «перестройки». исчезли многие Министерства, в их числе и Министерство оборонной промышленности. Созданные строительные мощности стали не нужны заводам и объединениям.
Единственный раз в девяностые годы наш Трест попросили выполнить работу, связанную с танками. Потребовалось на танкоремонтном заводе в Стрельне построить центр по уничтожению танков, вывезенных из стран Восточной Европы.
В чем были виноваты танки, и почему их уничтожали, не мог ответить никто. По крайней мере, тогда. Я видел в кинохронике, сколько на Прохоровском поле было изувеченных машин, но в Стрельне мне довелось увидеть воочию сотни уничтоженных советских танков. Конечно, мужская выдержка и опытность руководителя не позволили мне разрыдаться от жалости к этим машинам, от возмущения и бессилия при виде убиваемых своими же создателями еще годных к службе танков.
Это было наше временное поражение!
Капиталистический мир аплодировал бездарным руководителям нашей страны, разорившим Россию за пустые обещания и хитрые улыбочки сильных. мира сего, которые после нашего падения оказались еще сильнее. Я долго отходил от увиденного варварства: болело сердце, мучила совесть.
Все девяностые и двухтысячные я практически ничего не слышал от властей о танках. По телевизору рассказывали о ракетах, атомоходах, авианосцах и, конечно, самолетах и вертолетах.
И вдруг на параде, посвященном семидесятилетию нашей Победы в Великой Отечественной войне среди многочисленной военной техники показали новый танк «Армата». Это название кажется не русским. Так оно и есть, но это слово издавна связано с историей России. «Армата» в переводе с латинского означает оружие. Знаю, что еще во времена Ивана Грозного так назывались артиллерийские орудия, наверное, отсюда и пристало название нашему новому танку.
На параде не только показали новую машину, что было необычным случаем в нашей стране, склонной скрывать секреты, но при этом на весь мир заявили, что это самый мощный проект со времен окончания холодной войны, что это прорыв в танкостроении, и нет ему аналога на сегодняшний день.
Моей радости не было предела. Я позвонил своему давнему приятелю. Валерий Иосифович Козишкурт не понаслышке был знаком с танками. Мы договорились о встрече. А я весь вечер по-мальчишески напевал знаменитые и знакомые с детства слова:
Броня крепка и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны.
В строю стоят советские танкисты,
Своей великой Родины сыны.
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведет!
Валерий Иосифович Козишкурт – руководитель самого известного в стране конструкторского бюро, связанного с танками. Сейчас у этого КБ негромкое и не совсем понятное имя – «Специальное бюро транспортного машиностроения». Но «посвященные» знают, что это танковое конструкторское бюро Кировского завода. Бюро основано в 1932 году во исполнение решения правительства «О неотложном развитии в стране производства танков отечественных конструкций». Несколько слов об истории создания Специального бюро № 2.
К майским праздникам 1933 года цех Мх-2 завода «Красный Путиловец» выпустил первые двенадцать танков «Т-28». Они были испытаны и направлены в войска.
Из этих танков была сформирована бригада, которую возглавил Александр Ильич Лизюков, один из первых танкистов, удостоенный звания Героя Советского Союза. На заводе было создано танковое производство. Машины требовали постоянного внимания, многие детали и узлы модернизировались, усовершенствовались. Создание конструкторского бюро стало необходимостью.
В начале КБ, не имеющему опыта в конструировании танков, оказывали помощь отделы двух военных заводов. Однако объем работ нарастал. Требовалось обеспечивать выполнение задач по возрастающему объему выпуска танков. Нужно было корректировать конструкторско-технологическую документацию, испытывать узлы и танки. Созданное КБ стало расширяться, появились отдельные, порой самостоятельные подразделения.
В 1934 году произошло объединение всех организаций и контор и создано специальное конструкторское бюро № 2 (СКБ-2). Его первым руководителем был назначен О. М. Иванов, переведенный с завода им. Ворошилова. Все знали Олимпа Митрофановича как опытного конструктора, вдумчивого и скромного человека.
С этого времени СКБ-2 обрастало людьми и накапливало опыт. Уже очень скоро ему поручили самостоятельную работу: выполнить проект танка прорыва и на базе серийного танка «Т-28» создать четырехбашенный танк-истребитель.
Вся эта работа легла на плечи Жозефа Яковлевича Котина.
В мае 1937 года Котина назначают начальником СКБ-2 Кировского завода в Ленинграде. Положение там сложилось критическое – прежних руководителей, в том числе директора завода и главного конструктора, арестовали как «врагов народа». К тому времени Кировский завод серийно изготавливал средние танки «Т-28». Это были достаточно сложные и совершенные, по состоянию на середину 1930-х годов, боевые машины.
Приход двадцатидевятилетнего Ж. Я. Котина в КБ завода изменил работу бюро. Были произведены расчеты конструкции танка «Т28», позволившие повысить его надежность и улучшить характеристики. Одновременно бюро нацеливалось на проектирование танков в соответствии с задачами, выдвинутыми на первый план в связи с появлением эффективных средств поражения. Много сил и энергии Котин отдал созданию конструкторского бюро, организации его работы, подбору специалистов, совершенствованию методов проектирования. Бои в Испании, а затем военные конфликты с Японией в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол подтвердили необходимость повышения уровня броневой защиты танков, пересмотра концепции танкостроения первой половины 1930-х годов. Изучая опыт боевых действий в Испании, Котин пришел к выводу о неэффективности легких и средних танков с легкой броней, главным достоинством которых считалась высокая скорость и хорошая маневренность. С этой поры Жозеф Яковлевич конструирует тяжелые танки.
Разрабатываются два варианта тяжелых танков по заказу автобронетанкового управления – тяжелый танк прорыва массой 55 тонн с установкой одной 76-мм и двух 45-мм пушек в трех башнях СМК (Сергей Миронович Киров) и по собственной инициативе – однобашенный «КВ» (Клим Ворошилов) с 76-мм пушкой и противоснарядным бронированием.
9 декабря 1938 года на совместном заседании Комитета обороны и политбюро ЦК ВКП(б) Котин доложил об основных тактико-технологических характеристиках будущей машины – танка «СМК». После обсуждения проекта Сталин подошел к деревянному макету танка «СМК» и спросил:
– Товарищ Котин, зачем на танке три башни?
– Это заказ автобронетанкового управления – ответил главный конструктор. – Мощное вооружение: одна пушка 76 мм и две по 45 мм.
Сталин подошел к макету, снял с него заднюю башню с 45 мм пушкой и спросил:
– Сколько я снял?
– Три тонны, – ответил Котин.
«– Обратите их на усиление броневой защиты», – сказал Сталин. – Нужно ориентироваться на утолщение брони и усиление защиты экипажа.
Новые танки были созданы в кратчайшие сроки. Котин и его команда постоянно занимались усовершенствованием этих танков.
Первый образец танка «КВ» был изготовлен в сентябре 1939 года и вместе с «СМК» и рядом других машин отправлен на Карельский перешеек для участия в прорыве линии Маннергейма. Танки показали в этой операции неоспоримые преимущества, причем танк «КВ», снабженный новым дизельным двигателем, оказался более подвижным и менее уязвимым, чем танк «СМК». В результате «СМК» был забракован. 19 декабря 1939 года тяжелый танк «КВ», как и новый средний танк «Т-34», был принят решением правительства на вооружение Красной Армии. Название танку «КВ» придумали военные. Вместе с тем, в боях на линии Маннергейма выявилась настоятельная необходимость применения еще более мощного орудия, чем 76-мм танковая пушка «Л-П» танка «КВ». В начале 1940 года была срочно разработана установка 152-мм гаубицы «М-10». Четыре образца нового танка «КВ»-2» в начале 1940 года были изготовлены и проверены на завершающем этапе боев. Они показали себя с хорошей стороны.
Жорес Яковлевич возглавлял работы по созданию тяжелых танков «КВ-2», «КВ-1», «КВ-85», «ИС-1». Созданный под руководством Ж. Я. Котина тяжелый танк «ИС-2», вооруженный мощной 122-мм пушкой, с броней 120 мм, был признан самым мощным танком Второй мировой войны.
Всесторонние испытания нового танка показали – именно о таком танке мечтали в войсках. В историю войны он вошел под индексом «ИС» (Иосиф Сталин). Прославленный конструктор оказался не только конструктором танков, он был выдающимся и универсальным конструктором: под руководством Ж. Котина были созданы более десяти установок и агрегатов для тактических, оперативно-тактических и стратегических ракет.
За свои труды он был награжден золотой звездой Героя Социалистического Труда, четырьмя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, двумя орденами Суворова первой и второй степени, орденом Отечественной войны первой степени, тремя орденами Красной Звезды, двумя орденами Октябрьской Революции, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Знак Почета, медалями, в том числе «За боевые заслуги». Жозеф Яковлевич Котин – четырежды лауреат Сталинской премии, депутат Верховного Совета СССР в 1946–1950 и в 1966–1970 годах, генерал-полковник инженерно-технической службы, доктор технических наук, Заслуженный деятель науки и техники РСФСР. Одновременно Котин был руководителем кафедры в Ленинградском политехническом институте.
Хочу закончить рассказ о Ж. Я Котине словами Первого Секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева: «Этот человек помог нам выиграть войну». Лучше не скажешь.
Валерий Иосифович Козишкурт работает в КБ пятьдесят лет: В далеком 1969 году его принимал на работу сам Жозеф Яковлевич Котин. Главный конструктор имел «железное правило» – всех молодых специалистов на работу принимать лично. Он их не только видел глазами, но прозревал душой и сердцем. Такой аудиенции удостоился и молодой специалист Козишкурт. Ему повезло, так как Жозеф Яковлевич уже переходил работать в Министерство, и в КБ, в буквальном смысле, находился последние часы своего последнего рабочего дня.
Пригласив Валерия Иосифовича в свой кабинет, где уже принимал дела Николай Сергеевич Попов, Котин стал расспрашивать о службе в армии, об учебе в институте, о семье.
Напоследок напутствовал: «Работай на благо Родины, Валерий». И это были не пустые слова. Так жил сам великий конструктор. С этим напутствием трудится уже пять десятков лет Валерий Иосифович Козишкурт.
Встретились мы в скверике, рядом с домом культуры имени Газа. День был светлый, теплый, как и положено в Победные дни.
– Благодать! – произнес Валерий Иосифович, словно выдохнул, и я согласно закивал головой, повторяя:
– Да! Правильное слово ты нашел, Валерий Иосифович. Именно благодать. Редко выпадает такой добрый день и благодушное настроение. – Да, редко. Утром рано, еще по темноте еду на работу, ну а с работы уезжаю, когда совсем темно. Так что ни солнца, ни неба не вижу.
– Есть же выходные? – стал задавать я простые вопросы, чтобы упорядочить свои восторженные чувства, и перенаправить мысли.
– Есть, но редко удается остановиться, чтобы посмотреть на небо. И вдохнуть полной грудью. Все дела да командировки.
– А у меня вся жизнь – стройка, поэтому с солнцем поздороваться успеваю.
Мы оба рассмеялись, заметив, что на соседней лавочке двое мальчишек запускали «солнечных зайчиков». Они громко спорили. У кого дальше летит «зайчик». Так хотелось каждому своей, хоть маленькой, победы. Они еще не понимали, что главная их победа свершилась – они получили возможность жить на этой земле, что у них есть любящие родители, что все сыты, здоровы, веселы.
С радостью наблюдая за этим захватывающим соревнованием, я вспомнил страшные потери и тяготы своей детской жизни.
– Знаешь, Валерий Иосифович, только взрослым я понял, что детство – чудесное время; можно спать, сколько хочешь, можно в любое время убежать на улицу и прыгать, и бегать там, сколько душе угодно. Играть в снежки и кататься с горки, строить снежные крепости. И побеждать – каждый день. Побеждать леность, желание обмануть, нежелание помочь ближнему. И совершать много-много других побед.
– Это у тебя было такое чудесное детство, а мое… – он глубоко вздохнул.
– А что твое? Мы в этом возрасте все одинаковые, – кивнул я на играющих пацанов.
– Наверное, ты прав. А я с мамой был в оккупации, в глухой деревушке под Уманью.
– Где это? Украина?
– Да, ныне Черкасская область Украины. Жизнь взрослых и детей мало чем отличалась. Все смешалось: партизаны, полицаи. Вчера расстреливали полицаев, сегодня вешали партизан, а то и сжигали хутор. И я не плакал и не боялся. Преследовала единственная мысль – где и чего бы поесть. Помню день, когда все селяне собрались на площади, навзрыд плакала мама. Я дергал ее за подол, спрашивал, кого убили. Она подняла меня, прижала к себе, целовала и приговаривала:
– Закончилось, закончилось!
Я не понимал, о чем она говорит, и вдруг услышал слово Победа и понял, что закончилась война! Сколько лет прошло, не могу забыть тот день, лицо мамы и вкус ее соленых слез.
– Так ты довоенный?
– Довоенный.
– Выглядишь молодцом, видимо, военная дисциплина помогает.
– Мне? Военная дисциплина? – Козишкурт рассмеялся. – Больше жена помогает, я у нее «под колпаком»
– Как же так, расскажи.
– Да нет, это не то, о чем ты подумал. Контроль за своим здоровьем я полностью возложил на плечи жены. Без нее я не пойду к врачу, помирать буду в уверенности, что завтра само пройдет. Лекарство принимаю только то, что она скажет или подаст. Когда молодым был, от простуды рюмку водки выпивал и – под одеяло. Вот и все мое лечение было. Да чего говорить, со всеми врачами она договаривается. Я зову ее своим лечащим врачом.
– А она по специальности врач?
– Конечно, нет. Михаил Константинович, не будем больше об этом. Или поговорим в другой раз. Ты лучше расскажи, зачем я тебе понадобился?
– Другой раз – с улыбкой сказал я, – при нашей с тобой работе может через полгода настать. А позвал я Тебя на встречу, потому что меня интересуют танки.
– Что??? – Козишкурт даже закашлялся от неожиданности. – Что, Константинович, тебя интересует?
Он наклонился ко мне, снял очки, взял мою руку, крепко сжал запястье, стал прощупывать пульс.
– С тобой все в порядке?
Я выдернул руку.
– Да успокойся, Валерий Иосифович, я не для иностранной разведки спрашиваю. Мой интерес давний и чисто любительский. Заинтересовали меня танки «Армата», о которых вся страна узнала на параде Победы.
– И что же тебя заинтересовало? И почему именно «Армата»?
Пришлось кратко рассказать давнюю и длинную историю своей детской привязанности к танкам.
– Так ты наш человек, Константиныч! – восхищенно воскликнул Валерий Иосифович. Спрашивай! Чем могу, тем поделюсь, не забывай только, наше КБ к этим танкам отношения не имеет.
– Валерий Иосифович, мое внимание на том параде привлекли не летательные аппараты, коих было много: иди, определи, какой из них новейший. Представлена масса военной техники – БТР, БМП, самоходки и разные ракеты, уже привычное дело. И вдруг танк «Армата». Новый, с навороченной угловой башней, с заостренной лобовой броней.
– Давай я сразу, Михаил Константинович, тебя поправлю, танк называется просто «Т-14», а «Армата» – это универсальная гусеничная платформа.
– Чего-то я раньше про платформы у танков никогда не слышал.
– Времена меняются. «Т-14» – это лишь одна из машин на платформе «Армата». Сама платформа универсальна и может быть легко адаптирована к разным системам вооружения. На нее можно установить артиллерийский комплекс, зенитно-ракетный комплекс, даже ракетный комплекс «земля-земля».
– Зачем такие сложности? Какая от этого польза?
– Ну, Михаил Константинович, ты же «танкист», должен понимать, что польза немалая: будет один рем комплект, одни запасные инструменты и принадлежности. А это позволяет быстро менять те или иные узлы и агрегаты.
– Ваше конструкторское бюро принимало участие в разработке «Т-14»?2
– Я уже говорил, что не принимало. Разработкой «Т-14» занималось Уральское КБ транспортного машиностроения, входящее в состав корпорации «Уралвагонзавод».
– Что ж там такого фантастического, супернового?
– Мне трудно говорить о «чужих» изделиях. По имеющейся информации, которая опубликована в открытой печати, можно понять, что в них применены беспрецедентные конструкторские решения. Главное – это необитаемая башня, экипаж находится в специальной бронированной капсуле.
– А зачем тогда башня?
– Ты же должен понимать, что для башни дела всегда найдутся, зато новая технология позволила изолировать людей от боеприпасов и топлива. При поражении машины вероятность выживания экипажа очень высока, так как броне капсула хорошо защищена со всех сторон. Броня танка способна выдержать попадание любого существующего противотанкового снаряда. Если танк будет доработан, то он способен оставить позади американский «Абрамс», британский «Челленджер» и немецкий «Леопард».