Однако после двухлетнего перерыва он вернулся на завод, но уже генеральным директором. Такова была воля партии.
Станислав Павлович возглавил огромный коллектив, составляющий почти шестьдесят тысяч человек, а если добавить семьи работников, то получится город средних размеров. И опять задачи, задачи, задачи…
Идут испытания и доработка трактора К-701М, призванного заменить устаревшие модели, продолжаются работы по модернизации танка Т-80, самоходной артиллерийской установки большой мощности, паротурбинных установок для судов гражданского морского флота и кораблей ВМФ.
Ну разве может все это обойтись без строителей? Да нет, конечно. И вновь сжатые до предела сроки требовали одновременного ведения огромной работы по реконструкции и строительству новых производственных мощностей, где трест координировал работу нескольких десятков субподрядных организаций.
Отступление второе
Речка Емельяновка, что разделяла Кировский завод и теперешние Северные верфи у Алексеевской проходной, метров сорок шириной. По улице Корабельной она давным-давно текла под землей. Именно эта не видная никому речка и явилась причиной беспокойства заводских специалистов. Поздней осенью, возле «зуборезного» цеха, прямо под окнами треста, стояла небольшая группа людей. Среди всех выделялся генеральный директор – Станислав Павлович Чернов. Он медленно ходил по дорожке, останавливался, задумчиво смотрел на воду, на другой берег. Неожиданно остановившись, он нарушил молчание, обращаясь к своему заместителю.
– И что же, в другом месте нельзя построить?
Заместитель, высокий, рыхловатый мужчина, молчал. Станислав Павлович, на секунду взглянув на него, продолжил…
– Совсем недавно здесь корюшку ловили.
– И сейчас ловят, только есть эту корюшку нельзя, – вдруг сказал заместитель.
– Почему нельзя? – Генеральный директор подошел к своему заму.
– А Вы на воду поглядите. Одно название. Больше мазута, чем воды. Последнее китайское предупреждение завод получил от «санитаров», вплоть до остановки цехов.
Станислав Павлович снял кепку, платком протер лоб.
– Да, дела… – задумчиво протянул он. – Рассказывай, Всеволод Львович, что вы тут придумали.
– Мой разговор будет короткий. Проектанты приняли решение, и я с ними согласен. В пойме речки Емельяновки нужно построить очистные сооружения. Со всей площадки Кировского завода. Собрать сточные воды на очистку.
– А речку куда денем?
– Взгляните, Станислав Павлович. – Заместитель стал разворачивать большой лист ватмана.
– Чертежи посмотрим в кабинете. Ты на пальцах покажи и расскажи, что делать будем. Вперед вышел молодой мужчина.
– Станислав Павлович, я главный инженер проекта. Если позволите, расскажу суть идеи.
Чернов посмотрел на заместителя, на директора проектного института, на управляющий строительный трест, подошел к черно-бурой воде, по поверхности которой плыли радужные маслянистые пятна.
– Рассказывай.
Проектант быстро, боясь, чтобы его не перебили, начал докладывать.
– Воду из речки мы забираем в два коллектора, у противоположного берега.
– Каких размеров коллектор?
– Четыре на четыре метра каждый, – медленно, как бы сомневаясь, повторил 90-кладчик.
– Это что же, мы тоннель метрополитена прокладываем?
– Да, размеры внушительные, но и объем воды огромен.
– Продолжай, – махнул рукой Чернов.
– После прокладки коллекторов вся пойма засыпается, и строятся очистные сооружения.
– Вроде бы все просто, – вставил Станислав Павлович.
– Да нет, коллектор и очистные – только небольшая часть проекта. Главное – со всей территории собрать воду и направить ее на очистку.
Главный инженер остановился, глубоко вздохнул, и уже спокойно продолжил.
– Главная работа – пройти по заводу и проложить десятки километров труб, построить восемь насосных станций глубиной от десяти до двадцати метров.
Все молчали, старались не глядеть на генерального. Станислав Павлович обратился к директору проектного института.
– И сколько все это стоит?
Тот назвал цифру, оговорившись, что она приблизительная.
– Вы что, обалдели? Да за такие деньги новый завод можно построить.
– Можно, – согласился директор. – Однако Кировский завод уже построен, забыли только самую малость.
– Какую малость? – перебил его Станислав Павлович.
– Об экологии подумать – закончил директор института.
Все замолчали, темная, радужная вода плескалась внизу.
– Да, наверное, вы правы, про экологию мы забыли, – вдруг неожиданно для всех, задумчиво повторил Станислав Павлович.
– Всеволод Львович, – обратился он к своему заместителю, – подготовьте техническое совещание по строительству очистных сооружений с полной схемой, где пройдут коллектора, какие цеха затронет эта работа. Желательно, чтобы была уже готова техническая документация, хотя бы примерные сроки строительства, и объем работ. Сколько времени надо для этого?
– Месяц.
– Тогда за работу.
Инженерные сети любого здания, а тем более огромного завода – это кровеносные сосуды. Без них все мертво. Прокладка новых сетей или замена старых всегда трудна и проблематична. Жители городов частенько наблюдают, как на городских магистралях вскрываются асфальтобетонные покрытия и укладываются трубы. Какие неудобства возникают сразу! Перекрываются улицы, меняются маршруты движения автотранспорта. А здесь – Кировский завод, которому почти двести лет. Страшная теснота вокруг, так что о сетях и говорить не приходится.
И снова тресту нужно было перестраивать всю организационно-технологическую структуру. Главное – подготовить и обучить людей. Вновь весь завод, от Алексеевской проходной до Калининской, стал огромной строительной площадкой. Графики производства работ составлены по часам. Главная задача для всех одна – при всей сложности работ все цеха должны функционировать, проезды и проходы к ним должны быть свободными.
Основная работа идет в ночные часы, в выходные и праздничные дни. Забивается в землю тысячи тонн металлического шпунта – иначе нельзя, пространство между зданиями не позволяет выкопать траншею, настолько оно минимально. Железобетонные «стаканы» канализационных насосных станций опускаются глубоко в землю. Здесь все просто: внутри копается земля и стакан опускается под своим весом. Главное для «стакана» – найти место.
Это в фантастических фильмах такую работу можно сделать при помощи автоматов, а в обычной жизни без человеческих рук не обойтись. Бывает, вмешивается в процесс и пресловутый «человеческий фактор» – это и разрывы электрических кабелей, и других существующих сетей. Однако сигналы SOS на заводе звучали редко, а простоев цехов и вовсе не было. Хотя мелкие неприятности все же случались. Чрезвычайные происшествия устранялись быстро, и до беды дело не доходило.
Время бежит ‘незаметно. Сегодня, когда прошло тридцать лет с той поры, можно удивляться: почему прокладку коммуникаций осуществляли траншейным способом. Ведь он требует проведения работ по стабилизации грунта, а это чрезвычайно трудоемкое занятие. Траншеи часто заливало грунтовыми водами, и вся работа шла насмарку. Сейчас бестраншейные методы лишены многих недостатков открытых способов строительства, жаль, что они появились относительно недавно.
Главные работы велись в русле речки Емельяновки. Все мы видели, как в метро поезд вылетает из темного пространства. В эти пространства не водят экскурсии. Никто не знает, что ждет человека в таинственных и темных тоннелях метро. Порой и заглядывать туда страшно. О темных и таинственных тоннелях здесь сказано вот для чего: два коллектора диаметром чуть меньше метро были построены вдоль берега завода имени Жданова, нынче «Северной верфи». Поезда в коллекторах не ходили, но груженные КАМАЗы спокойно, на малых скоростях развозили материалы.
После сдачи железобетонных тоннелей вода речки Емельяновки была перенаправлена, для нее они стали новым руслом, а для корюшки – новым местом обитания.
После засыпки территории были построены песколовки, маслоуловители, нефте-отделители, масло-бензоуловители, нефте-ловушки и другие сооружения, необходимые для высокого качества очистки и длительной работы системы канализации.
Выполняя работы по строительству инженерных сетей и очистных сооружений, требовавших повышенного внимания и тотального контроля, как правило, привлекались лучшие инженерные и рабочие кадры, но при этом руководство главка не забывало нагружать трест дополнительными работами, от которых было невозможно отказаться. Шло строительство мельничного комбината «Предпортовый» – суперсовременного предприятия со швейцарским оборудованием – таких комбинатов было всего два в стране. Контроль был жесточайший. Шефмонтаж осуществляли швейцарцы, и требования их к монтажу держались на уровне мировых стандартов. На заводе «Равенство», выпускающем продукцию военно-промышленного комплекса, шло строительство цехов первой и второй очереди. Завод «Северная верфь», как и Кировский завод, был охвачен по всей площади стройкой. И еще с десяток предприятий требовали к себе внимания треста. Кто-то подсчитал, что за рабочую неделю проходило до сорока различных планерок, летучек, и т. д., не считая совещаний в райкоме, обкоме и главке.
Режим работы всех служб треста был четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Времени оставалось только на сон. Для руководства треста дополнительной нагрузкой являлись эксплуатация жилого фонда, что находился на балансе, и строительство производственной базы. Но во все времена строительство и реконструкция объектов на Кировском заводе были задачей номер один.
Рядом с заводоуправлением стал расти цех окраски кабин, благодаря ему завод вскоре решил многие проблемы. Были при этом, конечно, и трудности. Но строители уже привыкли к тому, что легких объектов не бывает.
Трест приступил к строительству второй линии главного тракторного конвейера, заодно реконструируя и первую линию. А на знаменитой «Лужайке» – так называлась площадка строительства за дачей Дашковой, где нынче располагается районный отдел по регистрации браков, поднялся огромный корпус площадью более ста тысяч квадратных метров – в нем собирались изготавливать кабины тракторов. Планировалось строительство нового кузнечного цеха. На вторую площадку сумели подать воду, пройдя несколько километров в труднейших условиях. Там же заложили мощную котельную со складом мазута и масел, подведя к ней железнодорожные пути. В это время трест достиг численности в три тысячи человек. Случалось, что на строительстве объектов, особенно при их сдаче, трудились до сорока субподрядных организаций.
А потом пришла перестройка, гласность, к власти пришла первая волна демократов. Испарились министерства и ведомства. Тихо исчезла советская власть, а за нею и Страна Советов. Новый флаг стал развеваться над нашей Родиной.
Наконец, в Россию пришел его величество рынок. Улицы, площади, стадионы, концертные залы превратились в торговые ряды. Все, от рабочих до инженеров, стали торговать.
Какие заводы, какая стройка! Никто не думал о перспективах, жили сегодняшним днем, уповая на рынок и рыночные отношения. Рынок все определит и все поставит на свои места. Все будет, «как у них». Да, да, точно так же, как в Лондоне и Париже. Потерпите еще немного.
Отступление третье
Генеральные секретари коммунистической партии, они же руководители государства, умирали друг за другом. Брежнев, Андропов, Черненко… Видимо, в политбюро устали от похорон, и в марте 1985 года Генеральным секретарем был избран пятидесятичетырехлетний Михаил Сергеевич Горбачев.
Находясь на вершине власти, Горбачев дал старт «перестройке»; проводил многочисленные реформы и компании, которые в итоге привели к рыночной экономике, свободным выборам, уничтожению монопольной власти коммунистов и распаду великой империи по имени Советский Союз.
Он обещал за короткие сроки поднять промышленность и благосостояние народа, отчаянно боролся с алкоголем и «нетрудовыми доходами», которые в действительности касались бабушек, продающих на городских рынках зелень и редиску, репетиторов, за скромную оплату вдалбливающих российским недорослям школьную науку, автомобильных «бомбил», и т. д. Повсеместно внедрялись кооперативы с одновременным исчезновением продуктов из государственных магазинов. Закончилась вся эта вакханалия введение карточной системы практически на все виды продовольствия. Каждый месяц россиян ждали новшества, иногда оглушительные: вывод войск из Афганистана, падение Берлинской стены… Мир приветствовал Горбачева и его реформы, хотя во внутренней политике дела шли очень неважно. Республики, особенно прибалтийские, хотели большей экономической самостоятельности и политической свободы, отсюда конфликты и кровопролитие: события в Тбилиси, ситуация в Приднестровье, конфликт в Фергане, беспорядки в Душанбе, ввод войск в Баку.
Главным в жизни, конечно, была экономика. Ключевое понятие в реформах – ускорение производства, развитие социальной сферы, научно-технического прогресса. Приоритетная задача – машиностроение. При этом упор делался на укрепление производственной и исполнительской дисциплины, на всех предприятиях ввели госприемку.
Мы радовались новой жизни. Разве можно было остаться равнодушным к призывам Горбачева повернуть экономику к человеку, создать достойные условия труда и жизни советских людей, переориентировать экономику на социальные нужды, реформировать село, создать нормальные условия для крестьянина, повысить жизненный уровень населения, обеспечить каждую семью квартирой или домом к 2000 году, позаботиться о ветеранах войны и труда, сократить управленческие расходы, установить полнокровный социалистический рынок, создать правовое государство.
Казалось страна вступает в новую жизнь: формировалась политическая демократия, появлялась конкуренция, трудовая мотивация. Государству же отводилась роль гаранта. К сожалению, это только казалось. Вместо дела пошла болтовня, демагогия, прикрытая заботой о людях. Приняли законы и постановления, регламентирующие управление предприятиями, участками, бригадами. В организациях появились советы трудовых коллективов, пошли повсеместные выборы всех мастей и уровней. Возглавляли эту работу, как всегда, партийные организаторы.
..В кабинете управляющего 47 трестом Юрия Александровича Сенина только что прошло совещание. Повестка – ввод объектов в эксплуатацию. Народу пригласили много, никак не рассчитав с площадью помещения, так что духота здесь стояла невообразимая.
После совещания секретарь парткома попросил меня задержаться на минуту, и мы остались втроем.
– Ну, что ты хотел сказать? – обратился управляющий к партийному секретарю. – Только не тяни, Семеныч, а то мы здесь вымрем от духоты…
– Выборы нужны, дорогие товарищи руководители, – выдохнул парт секретарь.
– Какие выборы?
– Выборы управляющего трестом.
– Давай в следующий раз, – попытался избежать неприятного разговора Сенин.
– Следующего раза не будет, Юрий Александрович, и так райком партии нас в черные списки занес. Если сейчас не договоримся, придется мне срочно собрать партком.
– А что тебе эти выборы приспичили?
– Партия велела. Как будто ты не знает… Время такое.
– Хорошо, а кто моим соперником будет? Парт секретарь раздраженно махнул рукой.
– Да вот хотя бы он, – он кивнул на меня.
Я не вмешивался в их диалог, потому что не понимал до конца, о чем идет речь. Похоже, они не в первый раз обсуждали эту тему, и сейчас разговор достиг своей кульминации.
– Пиши заявление, – обратился ко мне секретарь парткома.
– Какое заявление?
– Что ты согласен на выборах управляющего быть его соперником.
Меня поразил и разозлил этот цинизм, хотя партийный секретарь был, в общем, мужиком неплохим.
– Слушай, мне не до шуток, – я встал и вышел из кабинета.
Часа через два раздался звонок по внутренней связи. Звонили из парткома, срочно просили быть у секретаря.
– Что случилось-то?
– Вопрос обсудим на месте.
В кабинете сидели четыре человека: секретарь, его заместитель по идеологии, управляющий трестом и секретарь партийной ячейки аппарата треста.
Секретарь не стал тянуть резину, сразу приступил к делу.
– С выборами управляющего трестом медлить нельзя. Мы остались последними, кто не проводил такого важного политического мероприятия.
– Но я же сказал, что согласен, – перебил его Юрий Александрович Сенин.
– Вы то сказали, однако соперник ваш должен быть серьезным, нам ведь не галочки нужны.
– А что, главный инженер треста не годится? – опять перебил секретаря управляющий.
– Годится, но он к этому относится как к игрушкам и не желает участвовать в выборах.
Все повернулись ко мне. Я тоже смотрел на них и лихорадочно придумывал ответ. Разные мысли одолевали меня. Господи, ну чего этим людям от меня нужно? Я главный инженер треста, многие хотели бы работать на моем месте. Я строил уникальные сооружения, аналогов которым нет не только в нашей огромной стране, но и в мире. Я люблю свою работу, что тоже немаловажно…
Что нужно этим людям: выполнить очередное указание вышестоящих партийных чиновников, или они радеют за судьбу нашего предприятия?
Сенин, обращаясь ко мне, как-то устало сказал:
– Соглашайся, Михаил Константинович… Я и сам понимаю, что это профанация, но надо, значит надо.
– Но у вас же три заместителя, им по рангу положено вас замещать и участвовать в таких «ролевых» играх.
– Да мне-то все равно, кто будет участвовать в выборах, но у замов моих возраст пенсионный. Я прошу тебя, не отказывайся. Чего мне бояться на выборах? Я двадцать пять лет работаю в тресте, начинал прорабом, каждую ступеньку прошел до управляющего. Людям я только добро делал. Потому и уверен, в нашем случае вся эта затея – формальное мероприятие. И что плохого в этом? Пусть и тебя люди узнают, лишний раз показаться перед ними не вредно. Ну как, убедил я тебя?
– Не готов я, Юрий Александрович.
– К чему не готов?
– К выборам.
– А кто тебя выбирать собирается?
– Зачем тогда участвовать, если результат заранее известен?
– Может, на колени встать перед тобой?
– На колени не надо.
– Значит, по рукам?
Я молчал, опустив голову.
– Ну, вот и решили, – с облегчением сказал секретарь. Юрий Александрович, не глядя на меня, встал и вышел из кабинета. Вышли и другие, мы остались одни с секретарем. Он дал мне лист бумаги, и я под его диктовку написал текст заявления. Делал все молча. Отдав бумагу и ручку, пошел к двери.
– Ты чего боялся-то? – спросил он вдогонку.
– Ничего не боялся.
– Не вздумай отказаться перед выборами, партия не простит.
Я повернулся и посмотрел на него.
– Ладно уж… Не смотри на меня, как на врага народа… Может, конечно, ты и прав – лучше бетон на стройке принимать, чем интригами в партийных кабинетах заниматься…
* * *
Большой зал Дома культуры имени Газа, что стоит рядом со станцией метро Кировский завод, был заполнен до отказа. Желающих было так много, что открыли второй ярус и балконы.
Офицерский состав военно-строительных отрядов, не имеющих права участвовать в выборах руководителя треста, явился при параде и в полном составе.
Я пытаюсь найти себе место, хочу укрыться от людских глаз. Но где уж тут скрыться! Сотни взглядов, самых разных: оценивающих, равнодушных, радостных. Что ждет меня впереди? Как бьется сердце, все-таки я волнуюсь.
Стих гул в зале. Дошла очередь до меня. Я стою на огромной сцене, освещенный светом ламп. Мне видны первые несколько рядов, а дальше – темнота. Но я знаю, что отовсюду за мной наблюдают сотни людей, я слышу их дыхание и приглушенные голоса.
Мое выступление длилось несколько минут. Я был готов к вопросам. Молодой мужчина спрашивает, почему я не рассказал о своей программе? Отвечаю, что она у меня точно такая же, как у Юрия Александровича Сенина. Слышу недовольные голоса. Задают вопросы о строительстве жилья для работников треста, о повышении заработной платы.
Все, как всегда. Но неужели люди не понимают, что здесь происходит игра? Пытаюсь отвечать честно.
Наконец, испытание закончилось. Я ухожу с освещенной сцены в темный зал. Началось голосование. И вдруг я замечаю беспокойные лица секретаря парткома, работников райкома и Главка, участвующих в собрании. Они о чем-то шушукаются, счетная комиссия вновь собирается где-то за кулисами.
Вижу, что-то пошло не так, как планировали. Что? Наконец, президиум занял места. Удивительно, но зал по-прежнему полон, никто не расходится. Обычно народ не удержишь, разбегаются сразу же после голосования. Юрий Александрович присел на первый ряд, до выборов мы сидели вместе в центре зала.
Думаю, правильно делает, рядом со сценой, чтобы поблагодарить за оказанное доверие. Но почему-то не радостны лица членов президиума. И вот финал. Председатель счетной комиссии зачитывает протокол. Я не верю своим ушам. Юрий Александрович Сенин, руководитель треста, отдавший ему столько лет своей жизни, здоровья, сил, умный, способный ко многим свершениям руководитель, отвергнут коллективом, причем убедительным большинством. Кого же выбрали люди? Меня?
Меня. Но разве я могу быть руководителем такого ранга? После того, как председатель зачитал протокол, люди в зале встали и долго хлопали. И вот тут я и начал понимать, что это вовсе не игрушки, а дело вполне серьезное. Я тоже стоял вместе со всеми, кому-то кивал головой, кому-то пожимал руки. Я с трудом осознавал, что со мной происходит, чувства переполнял меня.
Никто из организаторов собрания не подошел ко мне. Вероятно, они просто не знали, как им вести себя. Я убежден в том, что сразу же после собрания они побежали советоваться со своим начальством: как им жить дальше после этой оглушительной оплеухи? Через короткое время они снова стали организаторами. Партия не любила случайностей, поэтому вскоре были назначены повторные выборы руководителя треста. Но это уже другой рассказ, не менее драматичный. Скажу лишь, что я все-таки возглавил 47-й трест, и руковожу ими по сей день.
* * *
Тресту пришлось перестраиваться. Через много лет он вернулся к строительству жилых домов. На первый взгляд – ничего необычного. Стройка, она и есть стройка. Однако это только на первый взгляд. На строительстве жилых домов все другое – и краны, и механизмы, и детали. Надо набраться терпения, и учиться заново – и рабочим, и руководителям. В жизни треста это уже бывало, и не раз.
И вот на городских улицах и площадях появились здания, построенные трестом № 47. Здания, где живут и работают петербуржцы. Пережив сложные структурные преобразования, трест начал поднимать производство. Не были забыты навыки реконструкции зданий. Старый фонд – «больная мозоль» Петербурга, его социальная и градостроительная проблема. С одной стороны, разрушаются памятники архитектуры, постройки, представляющие ценность как культурное наследие, с другой – нечеловеческие условия проживания петербуржцев, и как следствие – неуверенность жителей в том, что когда-нибудь их жизнь наладится.
Реконструкция жилых домов началась с жилого дома по улице Пограничника Гарькавого. От здания, построенного в конце сороковых годов, строители оставили только фундамент и стены, обеспечив сохранение изначального облика постройки, и, как следствие, историко-культурной среды микрорайона. Кировский район города, родина треста, имеет богатое прошлое, в котором причудливо пересеклись исторические коллизии Санкт-Петербурга, Петрограда, Ленинграда, создав феномен имперско-пролетарского города.
Во время Великой Отечественной войны тихому и домашнему району «Нарвской заставы» был нанесен значительный ущерб, а перестроечная и постперестроечная неразбериха завершила дело. Многие дома приобрели аварийный вид. Судя по сегодняшней ситуации, окончательное разрушение жилых построек, относящихся к культурному наследию – вопрос ближайшего времени. Однако даже в такой ситуации трест не побоялся взяться за реконструкцию домов по Турбинной улице. Весь свой опыт и знания специалисты треста применили на первых домах квартала. Планировалось реконструировать все дома, но, как это часто у нас бывает, появилось множество «но», а потом у власти возникли новые идеи, так что стоят аварийные дома, приходя в негодность, и поныне.
В истории треста много славных страниц, без которых сложно представить развитие современного строительства в Санкт-Петербурге. На счету одной из старейших строительных организаций города – сотни тысяч квадратных метров жилья, множество объектов, жизненно важных для страны, огромный вклад внесли строители и в культуру города. Но это – тема для других статей и очерков…
Живи и здравствуй, сорок седьмой трест!