– Какие выводы? – искренне удивился Суворов.
– Как, какие? Разве связь с дочерью врага народа не может испортить вам карьеру офицера? Может, не стоит завязывать накрепко узел со мной? Чтобы потом не рубить его с кровью? Как?
– Всё, что ты сейчас рассказала – никак не может повлиять на моё отношение к тебе. Я впервые встретил девушку, которая вызвала во мне бурю эмоций. Девушку, образ которой я представлял в своих мыслях задолго до встречи с тобой. Когда я увидел тебя – сразу понял, что ты не такая, как другие, – взволнованным голосом произнёс капитан.
– И какая же?
Василий задумался на секунду, потом раздумчиво сказал:
– Исключительная, наверно. Таких сейчас днём с огнём не сыскать.
– Нафталиновая, – рассмеялась Василиса. – Так меня охарактеризовала одна из моих подруг.
– Почему нафталиновая? – поинтересовался Суворов, в недоумении приподняв брови.
– Потому что вредная моль за двадцать один год не поела мои моральные устои.
– Ах, вот как! – воскликнул капитан. – Подходящее слово подобрала твоя подруга. А вот меня отец назвал однажды изабелловым упрямцем.
– Каким-каким? – рот Василисы остался приоткрытым от удивления. Она никогда не слышала такого слова.
– Масть у коней есть такая – изжелта-белесоватая, при абсолютно белом хвосте и гриве. И с голубыми глазами. Кони этой масти очень норовистые. А я упрямым рос. Отец однажды рассердился и заклеймил меня, как непослушного коня.
– А сейчас ты… упрямый?
– Скорее – да, чем – нет, – немного задумавшись, ответил Суворов. – Отец учил меня добиваться цели в жизни самостоятельно. Без определённого упрямства реализовать мечту невозможно.
– И какова твоя мечта? – с улыбкой поинтересовалась Василиса.
– Моя мечта уже сбылась. Я встретил девушку – красивую, умную, непорочную, – капитан взял Василису за руку и крепко сжал. – Такую, о какой мечтал все годы. И вывод у меня один: я не ошибся в своём выборе.
Он в одно мгновенье привлёк к себе Василису и прильнул губами к её плотно сжатому рту. Василиса ощутила их жар и замотала головой, однако Василий держал её крепко и не отрывал губ. Его глаза были так близко, что Василиса смогла разглядеть в них кроме яркой синевы ещё и необузданную решительность. Незнакомая ей до этой минуты трепетная и сладостная волна от близости с мужчиной прошла по всему телу.
Долгий поцелуй длился до тех пор, пока Василиса не почувствовала руку капитана на своей груди. Его пальцы ухватились за пуговицу на блузке, потянули из петли. Василиса сразу словно отрезвела. Опомнившись, она упёрлась руками в грудь Василия и сумела оттолкнуть его от себя.
– А вот этого, товарищ капитан, тебе делать непозволительно, – судорожно глотнув воздуха, сказала Василиса строго. – Напрасно ты подумал, что все женские крепости капитулируют одинаково. Остались ещё и такие, которые не открывают ворот неприятелю при первом стремительном штурме. Для того, чтобы заветные врата распахнулись, требуется длительное время дипломатических переговоров. Ясно, голубчик изабелловый? – Василиса громко рассмеялась.
Суворов тяжело дышал, смотрел на Василису исподлобья, пока ещё не совсем понимая, о каких воротах она ему говорит. Когда, наконец, до него дошёл смысл услышанных слов, он сказал в своё оправдание:
– Ты не так меня поняла. Я очень хорошо отношусь к тебе и не собирался вершить гадости. Это правда.
– Тогда объясни, что это было?
– Просто нестерпимо захотелось тебя поцеловать.
– Понятно. А если бы я не запротестовала, ты также просто уложил бы меня в постель. Не так ли?
– Несомненно. Лгать не приучен.
– И это не было бы гадостью с твоей стороны, – насмешливо произнесла Василиса и в упор взглянула на капитана. Тот встретил её взгляд спокойно, будто ожидал заранее её осуждение. Смотрел, молчал и ждал дальнейших слов.
– Если ты не понял, Вася, – могу напомнить: я ведь девушка нафталиновая. Мне нужен не самец, а любящий и любимый мною мужчина. Человек, с которым я бы связала свою судьбу до самого креста на могильном холмике. И прежде чем оказаться в объятиях мужчины, я должна быть точно уверена, что он не обманщик и не предатель, – Василиса говорила негромко, чуть глуховатым голосом, не сводя глаз с лица Суворова. – Чтобы узнать человека ближе – нужно время. Пойми меня правильно: я хочу простого бабьего счастья. Чтобы была свадьба, после которой народились бы законные детки. Чтобы я с утра до вечера чувствовала любовь и верность мужа, его заботу о семье. А я взамен буду ласкать его так, как не сможет дарить ласки ни одна посторонняя женщина.
Василий слушал её и смотрел потухшими глазами. Затем поднялся из-за стола, взял трость и, опёршись о её, сказал:
– Разве я против того, что ты сейчас наговорила? Да я двумя руками «за». Только сейчас идёт война и красивой сказке не суждено сбыться. Поэтому я покидаю тебя. Прощай… нафталиновая женщина. До встречи после войны. Я не отказываюсь от тебя и обязательно разыщу после победы. Ты только дождись, не наделай глупостей.
Капитан надел фуражку и, припадая на левую ногу, направился к выходу. Василиса стояла, как замороженная, не в состоянии что-либо произнести. Она не ожидала такого поворота событий и готова была броситься вслед, схватить его за рукав, потянуть назад к столу, усадить и признаться, что он ей не безразличен, что она…
Что ещё она сказала бы ему – так и осталось незаконченной мыслью. Вызывающим хлопком выстрелила в тишине закрывшееся за капитаном дверь. В комнате наступило безмолвие.
Ещё не поздно было догнать гостя, но Василиса не стала этого делать. Она продолжала стоять посреди комнаты с тайной надеждой, что это всего лишь неудачная и жестокая шутка капитана. Он сейчас выйдет из общежития, пройдёт по тротуару несколько метров, а потом обернётся, весело помашет ей рукой и зашагает обратно. С этой наивной мыслью она подошла к окну и провожала Василия долгим взглядом до той поры, пока его фигура не скрылась за деревьями.
«Теперь точно не вернётся. Что же я опять сотворила? – в смятении подумала она. – Птица счастья была у меня в руках, а я по собственной глупости сама её выпустила. Ну, не дура ли? Почему я последнее время поступаю так, что позднее приходится сожалеть?»
Василиса почувствовала, как от обиды и бессилия что-либо изменить на глазах выступили слёзы. Она утёрла их, а они выкатились вновь. Так, со слезами на глазах, Василиса переоделась и отправилась к матери. Там она повстречалась с сестрой Раисой и немного успокоилась. Рассказывать о встрече с капитаном не решилась.
Утром, приняв вагоны, она отправилась в очередную поездку…
Всё это всплыло сейчас в памяти. Василиса лежала, устремив взор в темноте в невидимый потолок. Сон обрезало, как острым ножом. Вереница прошедших событий вновь поплыла перед глазами. Воспоминания вдруг остановились на крушении поезда, когда на крутом подъеме оторвалась хвостовая часть вагонов, гружёных каменным углем и коксом. Они покатились вниз, три вагона сошли с рельс и опрокинулись. Василису засыпало лавиной кокса…
…Васса, ты жива? – услышала она чей-то встревоженный голос, который доносился как будто издалека. Кто-то сильно тряс её за плечо. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо тормозного кондуктора Тимофея Дробышева.
– Слава богу – жива! – на лице пожилого мужчины появилась радостная улыбка. – Мой вагон устоял на рельсах, а твой в самостоятельный полёт отправился.
Василиса повела взглядом по сторонам и обнаружила, что лежит на краю большой кучи кокса. Чуть поодаль были видны ещё две подобных кучи, рядом с которыми валялись перевёрнутые платформы.
В памяти тотчас всплыли последние секунды перед крушением.
– Вовремя я подоспел, – затараторил радостно Дробышев. – Да тебе и самой повезло здорово: платформа удачно опрокинулась, тебя засыпало лишь небольшим слоем. Рука твоя торчала из кучи. Окажись ты чуть ближе к рельсам – пиши пропало. Накрыло бы основной массой. Не успел бы я тогда тебя откопать, задохнулась бы ты, девка. Как пить дать, задохнулась. А так, считай, в рубашке родилась, жить дальше будешь.
Василиса приподнялась и села. Голова немного кружилась и чуточку побаливала. Других сильных болей в теле не чувствовалось. Саднили царапины на лице и ныло плечо, которым она ударилась о землю при падении.
– Что с машинистом? – спросила Василиса.
– А что с ним может случиться? Стахановцем окаянным! Вылез с паровозом на гору и сидит, наверняка, обхватив голову руками. Что ему ещё делать в таком случае? Сидеть и ждать своей участи, жадная его натура. Не в бега же подаваться? Скоро комиссия прибудет, с ней и НКВД нагрянет.
Василиса вспомнила, как Дробышев однажды ругался с машинистом, доказывая тому, что подъём на гору Благодать тяжёлый и цеплять лишние вагоны опасно. Их паровоз старый, маломощный, может не осилить подъём. Машинист только посмеивался и отмахивался, называя Дробышева перестраховщиком и трусом.
После этого разговора машинисту, однако, дважды удалось преодолеть крутой подъём. С трудом, надсадно и медленно, его паровоз выполз на гору. Последнее преодоление было две недели назад. А сегодня на подъеме сцепки не выдержали чрезмерной нагрузки и разошлись. Часть вагонов с каменным углем и коксом покатилась вниз, один из вагонов из-за большой скорости на повороте сошёл с рельсов и стал причиной опрокидывания последующих.
Василиса стояла на площадке открытого вагона и с ужасом наблюдала, как оторвавшиеся вагоны, набирая скорость несутся в обратном направлении. Потом произошёл резкий толчок, её швырнуло к стенке. В последний момент она успела ухватиться за стойку и устояла на ногах. В момент, когда площадка стала крениться, Василиса поняла, что нужно покинуть площадку, иначе будет поздно. Падающая платформа просто раздавит её своей тяжестью. Она с силой оттолкнулась ногами от площадки и прыгнула под откос. Приземлившись, вскочила и хотела отбежать подальше, но не успела. В одно мгновенье её настигла лавина кокса, высыпавшегося из открытого вагона. Тяжёлые комья ударили по голове, и она потеряла сознание.
– Вставай, Васса, идём наверх, – Дробышев подал руку, помогая Василисе встать на ноги, и они направились к паровозу. Василиса шла и периодически оглядывалась назад, поражаясь масштабу крушения.
– Затаскают теперь нас с вами дядя Тимоша, – с тревогой произнесла Василиса.
– Нам-то с тобой чего бояться? – стараясь приободрить Василису, задался вопросом пожилой кондуктор. – Мы действовали по инструкции, претензий к нам не должно быть. Это машинисту-стахановцу нужно переживать. С него будет основной спрос, ведь это он прицепил аж три лишних вагона против нормы. Говорил я ему, что порвём состав, а он плевал в мою сторону, не верил. Вот и наплевался, мать его в требуху! Теперь посадят дурака за ущерб.
Так совпало, но в день аварии в диспетчерскую службу заглянула Феня. Ей срочно потребовалось рассказать подруге о поведении Василия Суворова. После встречи с Василисой тот два дня, не вставая, провалялся на койке, отвернувшись к стене. А на третий день утром отправился к главврачу и потребовал, чтобы его выписали из госпиталя досрочно.
– Скажите, когда возвращается из поездки Васса Ярошенко? – спросила Феня, просунув голову в окошко диспетчерской службы.
– Ты ей кто? – недовольно поинтересовалась тучная женщина-диспетчер.
– Родственница, – без запинки соврала тертая в таких делах Феня. – На день рождения хочу её пригласить.
– Думаю, не скоро, – последовал неопределённый ответ.
– Что значит, «не скоро»? – возмутилась Феня.
– А то и значит, что слышала, – с раздражением произнесла диспетчер. – В аварию попала твоя родственница.
– Что с ней? Она… жива? – почти прошептала Феня от испуга.
– Не знаю. Туда комиссия выехала. Вот у неё и спросите, когда вернётся. – Женщина демонстративно закрыла окошечко перед носом Фени, давая понять, что разговор закончен.
Феня не могла долго задерживаться и поспешила в госпиталь. Через час ей предстояло заступить на дежурство.
Василису отпустили домой только на третьи сутки. Сперва на месте крушения от неё выпытывало все подробности своё начальство, потом допрашивал следователь из НКВД уже в Чусовом.
Василий встретил её на выходе из здания НКВД.
– Ты?! – вскрикнула она от изумления.
– Да, это опять я, – усмехнулся капитан совсем невесело. – Не смог усидеть на месте, когда узнал, что с тобой произошло.
– Кто тебе рассказал? – ещё больше поражаясь осведомлённости капитана, спросила Василиса.
– Подруга твоя, кто же ещё? Ну, а потом я последовал по цепочке событий. Так вот и очутился здесь.
– Ты не знаешь, как я рада видеть тебя, – волнуясь, произнесла Василиса. – Нет, ты даже не представляешь, как я мечтала увидеть тебя вновь.
– Правда? – не поверил капитан. – В прошлый раз мне показалось, что ты заклеймила меня своим презрением. Указала точное направление маршрута, по которому я должен пойти. Что вдруг поменялось?
– Пойдём отсюда поскорее, – прошептала Василиса. Ухватив Василия за руку, она потащила его за собой вниз по ступенькам. – По дороге всё расскажу. Ни минуты не могу больше оставаться в этом страшном здании. В нём моего отца допрашивали в тридцать седьмом году, теперь вот меня… Там чем-то дурным пахнет. Кажется, кровью…
– Ну, рассказывай, – не удержался Суворов, когда они отошли от здания милиции на приличное расстояние. – Что с тобой стряслось?
– Товарняк сошёл с рельсов, три вагона опрокинулись, меня коксом присыпало, – скороговоркой сказала Василиса и перевела дыхание от быстрой ходьбы. – Ой, что же я творю?! Тебе ведь трудно так быстро ходить, а я несусь, как угорелая. Давай, присядем где-нибудь, передохнём немного.
Они дошагали до ближайшей скамейки и чинно приземлились, выдерживая расстояние друг от друга.
– Не пугает моя физиономия? – спросила Василиса.
– Ничуть. Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ну, как же? Не лицо, а паутина ужаса от царапин. Мужчин обычно отталкивают некрасивые лица женщин.
– Твоё лицо прекрасно, и никакие царапины не смогут испортить его привлекательность.
– Не ожидала, что ты способен на лесть, капитан, – с улыбкой заметила Василиса. – Что ж, мне приятно слышать от тебя такие слова.
– Давай отбросим в сторону все комплименты, – сухо произнёс Василий. – Ты пострадала в аварии. С тобой всё нормально? Руки, ноги, рёбра – целы? Моя помощь требуется? Только скажи по-честному, пожалуйста, без лишней скромности.
– Конечно требуется, – ответила Василиса с серьёзным выражением лица.
– Говори, какая? – с готовностью отозвался Суворов.
– Моральная, – рассмеялась Василиса. – Душу мне надо вылечить, потому как терзается она от разлуки с тобой.
– Неужели ты меня простила? – удивился Суворов.
– Да. Но и я вела себя не самым лучшим образом.
– Нет, Василиса, ты поступила абсолютно правильно. Вовремя поставила меня на место. Благодаря тебе я впервые в жизни всерьёз задумался об отношениях мужчины и женщины.
– И к какому выводу ты пришёл?
– Я понял, что совершенно одинаковых отношений между мужчиной и женщиной не может быть никогда. Их невозможно скопировать даже с чьей-либо самой счастливой пары. Произносить одинаковые слова, копировать действия и поступки. Шаблона на любовь не существует. Каждый человек индивидуален. И ты права: если двое надумают быть вместе – нужно определённое время для составления своей особой формулы общения, отличной от других. Иначе можно наломать дров.
– И?
– Мы могли бы встречаться, чтобы убедиться в искренности наших чувств?
Василиса помедлила с ответом, затем промолвила:
– Я сама хотела высказать такое предложение. Поэтому и мечтала о нашей встрече.
– В таком случае, мир? – капитан протянул руку.
– Мир.
– Значит, встаём? Пошли гулять?
– Пошли.
Они не выбирали маршрута, а шагали, куда глаза глядят. Им было всё равно, куда несли их ноги. На сердце у обоих была безмерная радость.
По дороге Суворов рассказал, как мучился всё это время, переживал, проклиная себя за бестактность. Как ходил к главврачу с требованием о досрочной выписке из госпиталя. Спорил с ним, ругался и скандалил. А потом, получив отказ, долго негодовал, бесцельно шатался по коридору, пока не наткнулся на перепуганную Феню. Она сообщила о крушении поезда, а он сразу сбежал из госпиталя, направился прямо на вокзал. Рассказал, как с ним не захотели говорить, назвали его посторонним лицом, и он чуть не разбил окошко диспетчерской службы, когда оно закрылось у него перед носом. Потом он немного остыл, отыскал начальника станции и уже тот по секрету сообщил, где может находиться Василиса.
– Вот так я и нашёл тебя, – счастливо улыбаясь, закончил Суворов.
– А я обомлела, когда увидела тебя, – заглянув в лицо капитана, призналась Василиса. – Подумала, что тебя тоже вызвали в эту контору и сильно испугалась.
– Я же военный, офицер, – рассмеялся Василий. – Меня могут вызвать, разве что, в комендатуру или в военкомат. В НКВД мне делать нечего.
– Ну, мало ли что? Всякое бывает…
– Вообще-то, ты права, бывают исключения. Скажи, чем тебя напугал следователь?
– Он оказался страшным человеком.
– Почему так решила?
– Запугивал меня, обещал посадить в КПЗ, если я не расскажу всей правды, – поёжившись, словно её схватил озноб, сообщила Василиса. – А что я ещё могу рассказать кроме того, что видела своими глазами? Ведь я подробно изложила ему всё, как было. Больше мне сказать нечего.
– Что хотел услышать следователь?
– Хотел, чтобы я оговорила своего начальника. Сказал, будто бы это он давал распоряжение машинисту о прицепке дополнительных вагонов. А я будто бы случайно подслушала этот разговор. У него и текст разговора начальника с машинистом по такому случаю был заготовлен, и мои ложные показания. Мне оставалось только поставить свою подпись. Когда я отказалась подписывать – он взбеленился и напомнил, чьей дочерью я являюсь, и какие последствия могут меня ожидать. Дал два дня на размышление.
– Вот тварь! – взорвался Василий. – Была у нас во фронтовой контрразведке подобная гнида. Многие офицеры пострадали от его служебного рвения. Да только справедливость восторжествовала: шальная немецкая пуля отправила его к праотцам.
Они миновали окраины города, прошагали по тропе и уткнулись в небольшой лесок. Там чьи-то заботливые и умелые руки возвели лавочку из нарубленных жердей.
– Как кстати, – обрадовался Василий. – Заныла моя нога, однако, пощады запросила. Давай присядем ненадолго.
– Интересно, а как же ты собирался отправиться на фронт, не долечившись? – спросила с насмешкой Василиса.
– В тот момент я не думал о такой мелочи. Мне хотелось побыстрее покинуть госпиталь, уехать отсюда, чтобы забыть тебя.
– Спасибо начальнику госпиталя за то, что удержал тебя.
– Теперь я рад, что он оказался несгибаемым, – виноватым голосом произнёс капитан.
– А я-то как рада! – сказала Василиса восторженно. Её глаза светились счастьем. – Встретила тебя и во мне появилось чувство покоя, полной защищённости, что ли.
– Нам нельзя успокаиваться, Васса, – озабоченно сказал капитан. – Пока эта сволочь-следователь не отступится от тебя – покоя не будет.
– Что ты предлагаешь?
– У нас с тобой два дня. Нужно сделать так, чтобы ты не смогла явиться на допрос к следователю. Но по уважительной причине. Иначе он точно упечёт тебя в подвал и начнёт прессовать.
– Но как?
– Тебя врач осматривал после аварии?
– Нет.
– Очень хорошо. У тебя хоть что-то болит? Только не скрывай, признавайся. Это важно.
– Плечо побаливает, вчера голова кружилась немного, сегодня вроде прошло. И ещё, кажется, ногу слегка вывихнула, лодыжка припухла чуть-чуть, – виноватым голосом призналась Василиса.
– И ты молчала до сих пор? – рассердился Суворов. – Значит так, Василиса прекрасная. Сейчас возвращаемся в город, ты идёшь в свою поликлинику. Нужно любым способом заполучить справку о твоей нетрудоспособности.
– Хорошо, я схожу к врачу, – согласилась Василиса, – и что это даст?
– Нам нужно выиграть время, чтобы надеть намордник на пса-следователя. Только тогда он будет тебе не опасен.
– Что ты надумал? – встревожилась Василиса.
– Так, есть одна мыслишка, – усмехнулся капитан.
Они поднялись со скамейки и зашагали в обратном направлении.
В этот же день Василиса побывала у врача. Кроме ушибов, вывиха, ссадин и царапин на лице врач обнаружил перелом одного ребра. Василиса вышла из поликлиники с рецептом на лекарства и справкой о временной нетрудоспособности на руках.
Воспользовавшись случаем, она отправилась на несколько дней к матери. Капитан Суворов отправился к начальнику станции. Он счёл необходимым предупредить о попытке следователя сфабриковать против него ложное обвинение. А ещё через двое суток у Василия состоялась встреча со следователем, ведущим дело о крушении поезда. Суть разговора с сотрудником НКВД капитан не озвучивал. На все вопросы Василисы он отвечал шуткой:
– Это военная тайна, товарищ Ярошенко. Если я её нарушу – меня ждёт военный трибунал. Думаю, это не в ваших интересах.
Капитану удалось разрулить ситуацию. В милицию Василису больше не вызывали. Там ограничились заключением комиссии.
Василиса и Василий стали встречаться при каждом удобном случае. И вот неделю назад разгоревшийся красивый роман оборвался…
– Васенька, милый, я люблю тебя больше жизни, – прошептали губы Василисы, из глаз покатились слёзы.
«Доехал ли ты до фронта, или ещё в дороге? – уже мысленно продолжила она разговор с любимым. – Свидимся ли ещё когда-нибудь мы с тобой? Ты только береги себя, останься жив. Я дождусь тебя, ты не сомневайся. Лишь бы ты остался жив, Васечка!»
Слёзы неудержимо потекли по щекам, она беззвучно всхлипнула несколько раз и, боясь разбудить девчат, уткнулась в подушку…