Czytaj książkę: «Оборотень», strona 3

–Я бы в няни пошла,– сразу оживилась Люба,– может, вы меня куда-нибудь определите, а я как заработаю, сразу за постой заплачу.

–Ладно,– решилась Зоя Яковлевна,– пока поживешь у меня, а потом что-нибудь придумаем. У меня однокомнатная квартира, будешь спать на кухне, на раскладушке. А за постой, как ты выразилась, наведешь в квартире порядок, приготовишь обед. Годиться?

–Еще бы!– радостно выдохнула Люба,– я все это умею делать. Я, пока жила у тети Ларисы, всегда ей помогала.

–У тебя какое образование?– поинтересовалась Зоя Яковлевна.

–Десять классов,– сообщила Люба,– вот и аттестат зрелости у меня есть.

–Хорошо. Дома покажешь. Может, все-таки пойдешь на воспитателя учиться?

–Нет, спасибо. Мне быстрее надо.

–Как хочешь,– пожала плечами женщина,– было бы предложено.

Люба поселилась на кухне Зои Яковлевны и через несколько дней была принята на курсы. Краткий курс включал в себя основные принципы и навыки общения с детьми, а так же основы гигиены и некоторые аспекты педагогики. Зоя Яковлевна не стала брать у постоялицы денег, но требовала безукоризненной дисциплины, ежедневной уборки квартиры и никаких вечерних задержек.

Закончив курсы, Люба получила направление в детский сад, познакомилась с другими нянечками и воспитателями, и одна из них пригласила ее к себе домой.

–Грех такое дело на обмыть,– авторитетно пояснила она,– пошли, купим сухонького и вдарим по чутку.

–Так я не пью, Галя,– попробовала отказаться Люба,– может, в другой раз?

–Можно подумать, что я пью,– обиделась приятельница,– я так чуть-чуть за знакомство.

–Ладно, давай. Только не очень долго, а то у меня хозяйка очень строгая. Может и из квартиры выставить.

–А ты в отдельной квартире живешь?– с уважением спросила Галя.

–На кухне, на раскладушке,– пояснила Люба.

Они подошли к «Гастроному», прошли в отдел по продаже спиртных напитков, Галя выбрала самое дешевое вино, затем они взяли два плавленых сырка, сто грамм колбасы и батон.

–Пировать, так пировать,– подвела итог Галя,– пошли ко мне, а то душа горит.

Галя жила одна в большой комнате, расположенной в огромной коммунальной квартире, в которой проживало такое невероятное количество людей, что многие даже не знали друг друга в лицо. Поэтому, когда девушки появились на кухне, чтобы вскипятить воду, никто на них даже не обратил внимания. В бедно обставленной Галиной комнате стояла огромная двуспальная никелированная кровать, старый продавленный диван, покрытый ватным одеялом и фанерный шкаф для одежды. Около обеденного стола сиротливо приютились два шатких венских стула. На стене висели портреты актеров, вырезанные из журналов.

–Вот мой дворец!– скептическим тоном пояснила Галя,– прошу любить и жаловать.

–У меня и такого нет,– оглядывая жилище, призналась Люба,– у меня не хозяйка, а фельдфебель в юбке. Домой во время приходи, никого в дом не приводи, пыль языком лижи и так далее.

–Нафига тебе такое счастье?– спросила Галя, расставляя на столе тарелки, граненые стаканы и алюминиевые вилки,– переходи ко мне жить. Места на двоих предостаточно. Платить будем квартплату поровну. На двоих вообще не попахнет. Уборка комнаты и места общего пользования в квартире поровну. Приходи когда захочешь. Идет?

–Идет то, идет,– согласилась Люба,– да обижать Зою как-то неловко. Она мне все-таки помогла.

–Себе она помогла,– пояснила Галя,– если у них не наберется необходимое количество учащихся, то преподавателей сократят. Вот она за свою шкуру и побеспокоилась. Сама лично привела.

–Ну, это зря ты так,– заступилась за Зою Яковлевну Люба,– она хороший человек, хоть и строгая.

–Ладно, черт с ней,– отмахнулась Галя, разливая вино в стаканы,– я тебе предложила. Ты сама решай.

Девушки выпили, расслабились и долго рассказывали друг другу о своей нелегкой жизни. Родители Гали были репрессированы, и она ничего о них не знала, а в анкете писала, что пропали без вести. А Люба заплетающимся языком сообщила подруге, что отца она вообще никогда не видела, а мать для нее вообще чужой человек.

–Так мы с тобой сестры по несчастью,– хриплым злым голосом выкрикнула Галя,– тем более, давай жить вместе.

–Как я Зое об этом сообщу?– пригорюнилась Люба,– она уже привыкла, что я за нее в доме все делаю.

–Экспроприаторов-экспроприировать!– пьяным голосом, словно она была на профсоюзном собрании, взвыла Галя,– смерть недобитым буржуям!

–Ты чего такое сказала?– изумилась Люба,– она из крестьян. И слова ты какие-то непонятные говоришь.

–Я сама не поняла, что сказала, занесло меня на повороте,– стала оправдываться подруга,– впрочем, черт с ней. У меня переспишь на диване, а после работы смотайся к ней, забери свое барахло и гудбай, Вася.

–У меня и вещей-то почти никаких нет,– пожаловалась Люба.

–Заработаем, прибарахлимся,– отмела сомнения Галя,– пошли спать, а завтра начнем новую жизнь!

Утром, когда Люба появилась в старой квартире, Зоя Яковлевна, не спрашивая о причинах ее отсутствия, сразу же дала волю своему гневу.

–Я не позволю,– орала она и даже топала ногами от негодования,– нарушать установленный порядок, я вижу, что ты с головой окунулась в омут удовольствий и разврата! Если это еще раз повторится, то я тебя, неблагодарную, вышвырну на улицу и не стану даже слушать твоих оправданий.

Люба с недоумением смотрела на беснующуюся женщину. Но, вспомнив, что она старая дева со специфической моралью, не стала с ней спорить и оправдываться. Она прошла на кухню, сложила в сетку, завернутые в газету вещи и книги, прошла в крошечную прихожую, одела старенький непромокающий плащ. Положила на полочку, прибитую к стене, ключи и поклонилась хозяйке квартиры.

–Спасибо вам за хлеб, соль, Зоя Яковлевна,– нараспев на деревенский манер произнесла она,– больше я не буду докучать вам. Нашла я себе другое пристанище, так что не обижайтесь, ухожу я от вас.

–Вот она человеческая благодарность,– патетическим тоном провозгласила Зоя Яковлевна,– такую змею на груди пригрела. Ты не человек, а оборотень. Я из тебя человека сделать хотела, я тебя как дочь полюбила. А ты…

Люба чувствовала внутреннюю неуверенность. Она заколебалась, не зная как ей поступить. Она еще могла остаться, ей было жаль старую одинокую женщину, но сравнение с оборотнем мгновенно выбило девушку из колеи. Она даже на мгновение увидела, что лицо женщины стало похоже на вечно недовольное лицо матери.

–Прощайте, Зоя Яковлевна,– сухо произнесла она,– если понадобится какая-нибудь помощь, то вы знаете, где меня найти. Еще раз за все спасибо.

Она вышла из квартиры, прикрыла за собой дверь и, услышав щелчок французского замка, поняла, что эта дверь закрылась для нее навсегда. Люба сбежала вниз по выщербленным ступенькам мраморной лестницы, вышла на улицу и направилась к остановке трамвая. Прейдя на работу, она приступила к уборке спальни, изо всех сил взбивая тощие детские подушки.

–Ты чего?– засмеялась Галя,– ты всю душу из них вытряхнешь и остатки пуха. С Зоей поругалась?

–Не то что поругалась,– буркнула Люба,– а как-то не по-людски разошлись, осадок на душе остался.

–Плюнь ты,– успокоила ее Галя,– подумаешь, баронесса. Привыкла к бесплатной прислуге, а ты взяла и ушла. Ладно, дома поболтаем, а то заведующая на нас косится.

В этот день у Любы буквально все валилось из рук. Она разлила в коридоре ведро с грязной водой, и пришлось вымыть там пол. В кабинете заведующей Люба уронила на пол деревянный стаканчик с карандашами. Они радостной радугой раскатились по полу, и ей пришлось отодвигать тяжелое кресло и шуровать шваброй под диваном.

В обеденный перерыв одна из воспитательниц окликнула ее.

–Люба,– позвала она,– принесите, пожалуйста, тряпку, Алик опрокинул стакан с кефиром.

Люба сразу же невзлюбила шкодливого Алика, умудрявшегося всегда чего-нибудь натворить.

–Опять этот идиот,– пробормотала она и пошла за ведром и тряпкой,– никакой управы нет на паршивца.

Когда она вернулась в столовую, воспитательница куда-то вышла, а длинноволосый Алик размазывал по столу кефир. Люба в ярости подбежала к мальчишке, схватила его за волосы, наклонила к столу и стала головой вытирать кефирное пятно.

–Я тебя научу чужой труд уважать,– выкрикнула она перепуганному мальчугану,– я из тебя человека сделаю.

Она отпустила плачущего ребенка, схватила тряпку, смахнула кефир в ведро и ушла в туалет. Воспитательница, вернувшись в столовую, увидела плачущего мальчика и ласково сказала:

–Ты почему плачешь? Сейчас тебе другой кефир принесут. Ты зачем же кефиром испачкал себе волосы?– с удивлением спросила она,– теперь тебе придется мыть голову.

–Это не он,– заступился за Алика его приятель толстый Гоша,– это тетя Люба его головой стол вытерла.

–Что ты говоришь, Гоша?– изумилась воспитательница,– этого не может быть.

–Может, может,– вразнобой загалдели дети,– она рассердилась, сказала, что научит жить, и его головой об стол.

–Иди сюда,– приказала воспитательница Алику,– я тебя заведующей покажу.

Взглянув на мальчишку, заведующая искренне удивилась:

–Надеюсь, это не мозги у него от шалости вылезли,– усмехнулась она.

–Нет, это всего лишь кефир, Надежда Алексеевна,– пояснила воспитательница.

–Ты ему голову кефиром помыла?– еще больше удивилась заведующая.

–Объясни Надежде Алексеевне, почему у тебя голова в кефире,– попросила воспитательница.

–Тетя Люба моей головой стол вытирала,– радостно сообщил мальчишка.

–Она совсем рехнулась?– возмутилась заведующая,– она хоть знает, кто его родители? Она понимает, что за это можно лишиться партбилета.

–Люба-член партии?– удивилась воспитательница.

–Я-член партии!– закричала Надежда Алексеевна,– и не собираюсь лишаться партбилета из-за какой-то недоделанной идиотки. Значит так: мальчишке голову помыть и феном посушить. Афанасьеву ко мне немедленно!

–Вы меня вызывали, Надежда Алексеевна,– потупив глаза, спросила Люба, входя в кабинет заведующей.

–Послушай, Люба,– зловещим тоном начала Надежда Алексеевна,– ты на курсах педагогику проходила?

–Проходила,– мотнула головой девушка.

–Там учили тебя головой ребенка кефир вытирать?

–А, вы об этом,– разочарованно произнесла Люба,– я его, как котенка, головой в набедокуреное потыкала. Впредь знать будет.

Сдерживая вырывающуюся ярость, заведующая встала из-за стола, и, приблизившись к лицу испуганной девушки, гаркнула:

–Тебя под суд отдать следует. Ребенка добротой надо воспитывать и разумной строгостью, а ты как фашистский палач себя ведешь. Может, у тебя что-нибудь наследственное?

Люба почувствовала, что после последних слов заведующей может упасть в обморок. Она без сил опустилась в кресло, стараясь унять рукой, бешено бьющееся сердце. Заметив, что девушке дурно, заведующая налила воды из графина и подала Любе.

–Выпей и успокойся,– миролюбиво произнесла она, ничего я тебе делать не буду, но и не реагировать не имею права. Вот тебе ручка и бумага. Бог с тобой. Пиши по собственному желанию. Зарплату за этот месяц тебе начислят. Мой тебе совет на прощание. Никогда не иди работать в детские учреждения.

–У меня, наверное, к этому призвания нет,– успокоившись, произнесла Люба.

–У тебя просто души нет. Такая молодая, а такая озлобленная,– сказала заведующая, убирая заявление в ящик стола,– еще неизвестно, каким боком мне твоя выходка обернется.

–А чего вы переживаете?– дерзко ответила Люба,– скажите, что уволили оборотня в юбке, к вам и претензий не будет.

–Ладно, иди уже,– сконфуженно произнесла Надежда Алексеевна. Она с интересом взглянула на девушку, укоризненно покачала головой и поежилась,– кто же тебя так ненавидит, что такое прозвище придумал? Даже мурашки по телу. Ну, все. Иди к бухгалтеру за расчетом. Ишь ты…оборотень в юбке,– с дрожью в голосе произнесла заведующая вслед уходящей девушке.

Глава девятая.

–Ты совсем обалдела?– набросилась на подругу Галя, вернувшись после работы домой,– это же надо было додуматься башкой ребенка стол вытереть. Алька, конечно, шкода, но его отец работает в райкоме. Надя, молодец, постаралась от греха подальше от тебя избавиться. Отчитается, что немедленно прореагировала. Собрала собрание. Сообщила о твоем неблаговидном поступке, несовместимым со славным именем советского воспитателя, и поставила вопрос о твоем увольнении. Все, конечно, дружно, как все трудовое человечество, проголосовали за твое увольнение. Протокол составлен, у Нади отмазка есть.

–Так она меня уволила по собственному,– возразила Люба.

–Пожалела тебя, не захотела трудовую книжку пачкать,– пояснила Галя,– никто уже не будет проверять, по какой статье ты уволилась. Тебе надо срочно другую работу найти. Жить то на что-то надо.

–У меня никакой профессии нет,– пожаловалась Люба.

–Я домой мимо завода пробегала,– сообщила Галя,– там огромное объявление. Требуются всякие профессии: токари, фрезеровщики, зуборезы и какие-то револьверщицы. Заметь, в женском лице написано.

–Что такое револьверщица?– с удивлением спросила Люба,– из револьвера стреляет, что ли?

–Глазами стреляет,– захохотала Галя,– это станок такой, на котором сразу же из прутка готовая деталь получается. Я сама хочу в револьверщицы пойти. Там в первый же день и научат. Работа не сложная. Стой и следи, когда резцы или сверла затупятся, и зови наладчика.

–Так просто?– удивилась Люба,– завтра пойду устраиваться. Может, там общагу дадут.

–А, чего тебе здесь не живется?– обиделась подруга,– я же тебя не гоню. Живи, пока живется. С парнем бы каким-нибудь познакомилась. Все веселее жить.

–Зачем мне парень?– насупилась Люба.

–Не знаешь, зачем парень?– рассмеялась Галя,– чтобы мороженным угощал или лимонадом. Может, иногда в кино сводил.

–Или тебе ребенка сделал,– усмехнувшись, добавила девушка.

–Никому еще, из тех, кто не хотел, ребенка не сделали,– внушительно произнесла Галя,– сама ноги не раздвигай, так от ветра не забеременеешь. А уж, если совсем невмоготу, то предохраняйся. Сама должна понимать. Не маленькая. Пошли на кухню, надо чего-нибудь на ужин приготовить.

–Пойдем,– сразу же согласилась Люба,– а у тебя парень есть?

–А то,– откликнулась подруга,– лейтенант молоденький, звать его Володенька. Он сегодня придет. Посидим, выпьем, поболтаем, а, когда я тебе подмигну, ты пойти часик-другой погуляй.

–Может он с приятелем придет?– мечтательно спросила Люба.

–А это мысль,– поддержала ее Галя,– он сейчас в наряде, через час освободится. Попробую ему позвонить.

Она выбежала в коридор, подошла к телефону, прикрученному к стене шурупами, оснащенного толстой металлической цепью вокруг шнура, чтобы не украли трубку, и стала вращать диск. Приложив трубку к уху, она старательно прислушивалась к тому, что происходит на другом конце провода. Наконец, там что-то щелкнуло, и мужской голос доложил:

–Дежурный по части лейтенант Веселов.

–Почему еще не генерал?– строго спросила Галя.

–Галка, привет!– весело ответила трубка,– соскучилась? Через полтора часа прибуду.

–Володечка, а ты можешь кого-нибудь из друзей привести?– спросила Галя.

–А тебе меня одного мало?– рассмеялся лейтенант.

–Если очень постараешься, то достаточно,– парировала его слова Галя,– у меня теперь подруга живет. Пока холостая.

–Красивая?

–Так. Ничего. Сойдет с маргарином.

–Ладно, я Кольку-прапорщика позову, он тоже холостой. Может, они снюхаются.

–Давай,– согласилась Галя,– мы пошли картошку варить, винегрет соорудим, селедочку с луком сварганим, а горючего сами принесите.

–Лады,– весело гаркнуло в трубке, и сразу же раздались гудки отбоя.

Девушки зашли в комнату, взяли продукты и побежали на кухню готовить ужин. Вскоре все было готово. Картошка в алюминиевой кастрюле варилась на маленьком огне, очищенная от костей, нарезанная крупными ломтями селедка, аппетитно поблескивала жирным боком среди луковых кружков, приправленная мутноватым подсолнечным маслом. Винегрет, уложенный горкой в эмалированную миску, красовался посреди стола. Несколько пучков зеленого лука расположили рядом. Поскольку не нашлось четырех стаканов, на стол поставили еще две банки из-под майонеза, а рядом с ними положили две суповых тарелки, по одной на каждую пару.

–А вдруг он мне не понравится,– смущенно пробормотала Люба,– как я с ним с одной тарелки буду есть?

–Не заразный, не подавишься,– оборвала ее Галя,– подвинешь, что тебе, на свой край, и дело с концом. Ты только мне вечер не испорть.

Парни в военной форме пришли вовремя, вежливо постучали и, не дождавшись разрешения, вошли. Взглянув на стол, оба изобразили восхищение, а Володя воскликнул:

–Вот это прием. Такой, наверное, только в кремле увидишь. Ай, да девочки! Давайте знакомиться. Мой друг Коля, прошу любить и жаловать.

–А это моя подруга Люба,– в тон ему сообщила Галя,– для тех, кто не знает, меня зовут Галя, а моего друга Володя. Все дипломатические формальности закончены. Прошу к столу. Простите за сервировку, посуды у нас пока мало.

–Может у соседки попросить?– предложил Николай.

–Да ну ее,– отмахнулась Галя,– будет потом каждую минуту заглядывать, не разбили ли ее тарелку. Как-нибудь обойдемся. Будем считать, что у нас военно-полевые условия.

–Ошибочка вышла,– поправил ее Николай,– больше похоже на санаторные.

–Он прав,– поддержала Николая Люба,– давайте определимся, кто, где сидит.

–В две шеренги становись!– шутливо скомандовал Володя,– Галя от меня слева, Коля сзади, Люба рядом. В таком порядке начинаем движение к столу.

Все рассмеялись, расселись вокруг стола. Прапорщик достал бутылку водки, привычным жестом сорвал с нее алюминиевую пробку, прозванную в народе «бескозыркой», профессиональным движением налил водку в стаканы и банки, поставил бутылку на стол, положил горячей картошки себе и Любе, в эту же тарелку насыпал две одинаковые горки винегрета, на вершины которых бросил по куску селедки. Любе понравилось, что он разделил угощение одинаково ей и себе. Она обратила внимание, что Володя положил себе на два куска селедки больше, чем Гале.

–Здоровый мужик,– решила она,– ему, наверное, больше надо. А, впрочем, не мое дело, они уже давно встречаются.

Они до дна выпили за любовь и дружбу. Потом опять до дна за взаимопонимание. Потом еще за что-то, затем появилась вторая бутылка. Люба попыталась возражать, но ее легко уговорили быть, как все. Когда ни пить, ни есть стало нечего, Галя вытащила из шкафа старый проигрыватель и, накрутив до упора пружину, поставила пластинку с известной в то время музыкой Цфасмана.

Николай галантно поклонился едва стоящей на ногах девушке и помог ей подняться со стула. Он настойчиво двигал к дивану ее непослушное тело, а она глупо хихикая, еле перебирая ногами, тащилась за ним. Галя, танцуя с Володей, высвободила руку, провела по стене, нащупала выключатель, и свет в комнате погас.

–Темно, ведь,– недовольным тоном произнесла Люба,– и так-то ничего не видно.

–Темнота-друг молодежи,– пьяно хихикнула Галя,– извлекай пользу из любой ситуации.

Люба видела в создавшейся полутьме, что вторая пара расположилась на кровати. Она слышала, что они целуются, возятся и сопят. Коля буквально нес на руках разомлевшую Любу, он положил ее на диван, улегся рядом, и она почувствовала, как его рука оказалась у нее под юбкой.

–Э-э,– сердито произнесла она,– не балуй.

Но Николай залепил ей рот поцелуем и навалился на нее всем телом. Она сначала хотела сопротивляться, а потом на нее внезапно напало безразличие. «Все равно это когда-нибудь случится,– как сквозь сон подумала она,– а, если повезет, то, может быть, и женится»

Глава десятая.

–Николя!– тяжело дыша, привалившись рядом с Галей, насмешливо произнес Володя,– как человек порядочный, ты должен на Любе жениться.

После этих слов Люба замерла и, почувствовав, как у нее бешено заколотилось сердце, закрыла глаза, притворившись спящей.

–Так ведь я это,– смутился Николай,– мы как-то это не обсуждали, но, если она не против, то и я завсегда. И вообще, я у нее первый.

–Вот и гордись этим!– воскликнула Галина,– теперь, чтобы в жены целку взять, надо на десятилетней жениться. Считай, что ты выигрышный билет нашел.

–Ты тоже так считаешь?– с сомнением спросил Николай Владимира.

–Дан приказ ему жениться!– дурашливым голосом запел Володя,– ей, конечно, невдомек. Парню надобно учиться. Сгинул нафиг паренек.

–Да ну тебя, поэт доморощенный,– рассердился Коля,– я, по хорошему, спрашиваю: да или нет? А ты меня подначиваешь.

–Вы бы Любку спросили,– вмешалась в разговор Глина,– может, для нее жених рожей не вышел.

Коля скосил глаза на лежащую рядом с ним Любку, послушал, как она спокойно дышит и с удивлением доложил:

–Спит она, десятый сон вид.

–Какой десятый?– засомневалась Галина,– ты слез с нее две минуты тому назад.

–Может она ребенка ждет?– захохотал Володя.

–Типун тебе на язык,– прикрикнула на него Галина и спустила ноги с кровати. От резкого движения ночная рубашка оголила живот, внизу которого обозначился темный треугольник.

Николай впился в него глазами и чуть вытянул вперед губы, словно собираясь присвистнуть от удовольствия.

–Ишь губы раскатал,– прикрикнула на него Галя,– сам с такой же лежишь, а на другую пялишься.

Она подошла к дивану, ударила Колю по блудливо протянутой руке и дотронулась до Любкиного плеча.

–Ты чего разоспалась, красавица?– спросила она,– тут судьба твоя решается, а ты дрыхнешь без задних ног, будто оглохла от удовольствия.

–Ничего я не оглохла,– встрепенулась Люба,– все я слышала. Так ведь это вы между собой разговариваете, словно меня здесь и нету. Коля мне предложения не делал, только пробил меня, как из миномета выстрелил. До сих пор еще больно.

–Это хорошо,– сразу же польщено заулыбался Николай,– на старости лет будет, о чем вспомнить. Ну, так пойдешь за меня? Соглашайся, пока я добрый.

–Кто так замуж зовет?– нравоучительным тоном произнес Володя,– цветов, правда нет, но ты хоть встань, как гусар, на колено и сделай предложение, а то никакой романтики. Так козу домой на веревке приводят.

–Ладно, черт с вами,– буркнул Николай,– отвернитесь, я хоть трусы одену.

Володя захохотал и отвернул голову к стене. Галя нырнула к нему в кровать и закрылась с головой одеялом. Люба сложила руки по швам, вытянулась по стойке «смирно» и затаила дыхание, словно снайпер перед выстрелом. Коля спустил ноги со скрипящего дивана, вытащил трусы из-под подушки, быстрым движением натянул их. Для торжественности момента надел китель и встал на одно колено перед вытянувшейся Любкой.

–Люба!– тоном, не допускающим возражения, произнес он,– я думаю, что у нас с тобой получится. Выходи за меня замуж, тем более что после сегодняшней ночи мы с тобой фактически муж и жена.

–Красиво сказал!– восхитился Володя и зааплодировал как в театре,– в кителе и в трусах. Это высший пилотаж!

–Может, мне снится все это,– тоскливо подумала Люба,– а может, эти идиоты просто прикалываются по-пьяни, а, впрочем, черт с ними. Там видно будет. Терять то уже нечего.

–Я согласна, Николя,– томным голосом произнесла она,– но ты учти я роковая женщина. Меня нельзя обижать, а то тебя постигнет большое несчастье.

Вся троица затихла, прислушиваясь к словам девушки. Николай от удивления опустился на второе колено и сидел перед ней, словно произнося слова беззвучной молитвы. Галина, знавшая Любкины истории, со страхом втянула голову в плечи, а Володя с удивлением развел руками.

–В первый раз такое сватовство вижу,– усмехнулся он,– так как доложить начальству: женитесь вы или нет?

–Женимся,– твердо произнесла Люба,– если Николя серьезно, то я согласна.

–Куда еще серьезней?– пожала плечами Галина,– он же при всех тебе предложение сделал. Сегодня выходной, а завтра всей гурьбой в загс и отправимся. Может, и Вовочка мой будет ко мне не тайком от всех домой приходить.

–А что?– подворачивая под себя Галину, проурчал Володька,– в этом есть что-то. Я до завтра подумаю.

После скромной свадьбы, о которой Люба не сообщила матери, она переехала в двухкомнатную квартиру мужа, в которой жила еще его мать. Привычная к тяжелой работе, Люба взвалила на себя все домашние дела. И Коля, и свекровь очень хорошо к ней относились, и она старалась изо всех сил сделать им приятное. Люба работала на заводе револьверщицей и числилась в цеху на хорошем счету. Коля сутками пропадал на службе и время от времени приходил домой крепко выпивший.

–С какого горя ты пьешь?– сердилась Люба,– ладно, вместе в гости пошли, ты там наклюкался. Я тебя домой притащила. Мне уже это порядком надоело.

–А ты меня заколдуй!– закричал Николай,– в соляной столб преврати. Слабо?

–Ты чего? Белены объелся?– грозно сдвинув брови, спросила Люба,– кто тебе такую чушь сказал?

–Галя проговорилась, сказала, что тебя оборотнем кликали. Мы с тобой уже семь лет живем, а детей все нет, как нет. А я сына хочу, а на гнилой ветке яблоки не растут.

–Вот как!– злобно усмехнулась Люба,– зачем только Галке это понадобилось? А ты, дурак, и уши развесил. Тяжело работала я в детстве. Вот и надорвалась. А, может, и у тебя детей не может быть, но, как всегда, валят на женщину.

–Ну, так, темболее,– продолжал настаивать Николай,– приворожи меня или заворожи. Ты же сама сказала, что не сдобровать тому, кто тебя обидит.

–Чего тебя привораживать?– вздохнула она,– ты и сам в алкоголика превратился. Я уже давно подумывала уйти, да все жаль тебя, дурака, было. Ухожу я от тебя, прощай.

–Нет!– с отчаяньем в голосе закричал Николай,– нет, не отпущу! А уйдешь, я застрелюсь и буду к тебе каждую ночь приходить.

–Застрелись,– спокойно произнесла она,– смотри-ка, у тебя руки дрожат. Тебе зарядить пистолет? А насчет того, что ты каждую ночь приходить будешь, соврал. Ты и живой то не каждую ночь приходил. Так что положи свою пустую кобуру под подушку и пойди, проспись.

–С чего ты решила, что кобура пустая?– насмешливо спросил он,– вот сейчас и бабахну. Только не в себя, а в тебя.

–Ты не на дежурстве,– брезгливо передернув плечами, пояснила она,– значит, оружие в сейфе. Все, иди, проспись. Завтра я подам заявление и перееду к подруге.

Николай хмуро взглянул на жену, ссутулился, зачем-то пощупал кобуру, видимо, для того чтобы убедиться, что она пустая, и медленно побрел в спальню.

–Сапоги сними,– вдогонку крикнула Люба,– я сегодня полы помыла.

Николай остановился на пороге, взялся рукой за дверь и, покачиваясь вместе с ней, угрюмо произнес:

–Оборотень ты, ведьма. Тут империя рушится, а тебе хоть бы хны. Ты из меня за семь лет все соки высосала, а я и пошевелиться не мог, только пить начал. Уходи, я не заплачу.

Он бессмысленно помотал головой, вошел в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать.

Глава одиннадцатая.

–Привет, Галка!– тусклым голосом произнесла Люба, появившись на пороге комнаты,– можно я у тебя поживу немного?

–С Колькой поссорились,– догадалась Галина,– проходи, а то всю комнату выстудишь.

–Не поссорились, а разошлись,– пояснила Люба,– не сроднились мы, да пить он начал без меры. Как его только в армии держат?

–Я знаю, что он ребеночка хотел,– грустно сообщила подруга,– мне Вовка говорил об этом. А вы столько лет вместе, а детей нет.

–Так ведь и у тебя нет,– возразила Люба.

–Никто меня замуж не звал,– хмуро произнесла Галина,– а после всех абортов у меня теперь уж ребенка не будет.

–А меня мать в двенадцать лет на ферму загнала. Я там такие тяжести ворочала, что не каждому мужику по силам. Вот и надорвалась, в больнице лежала, да все без толку.

–Располагайся,– гостеприимно произнесла Галя,– будь как дома. Тем более что здесь с тех пор, как ты ушла, ничего нового не произошло. Будем, значит, дальше век вековать.

–Я ненадолго,– распаковывая чемодан, произнесла Люба,– я на бензоколонку работать перешла. Думаю, что на однушку заработаю.

–Неужели там зарплата больше, чем у револьверщицы?– искренне удивилась Галина.

–Меньше,– возразила подруга,– но зато навар такой, что я уже через год куплю квартиру. Я уже на очередь встала.

–Нифига себе!– с едва скрываемой завистью в голосе произнесла Галина,– откуда дровишки?

–Из бездонной бензиновой ямы,– хохотнула подруга,– там, на дне, слитки золота лежат, только доставать опасно.

–Почему? Можно же противогаз одеть. И зачем они там лежат? Как катализатор, что ли?

–Ты, наверное, в школе заучилась!– захохотала Люба,– золото из бензина не делают, а химичат. Водителю положено в день определенное количество литров бензина, а твое дело так отрегулировать автомат, чтобы не доливал, а потом можно, кому надо, за наличку продать.

–А, если обнаружат?

–Могут и посадить,– с беспечным видом ответила Люба,– если разумная недостача, то отругают или с работы снимут, а вот, если по красной пойдет, то тут уж, наверняка, посадят.

–Как это по красной?– не поняла Галя.

–Это, когда лишний бензин. Проверяльщики его уровень палкой замеряют. Вот тогда уж жди беды.

–И тебя ни разу не застукали?– с уважением спросила Галя.

–У меня там человечек на прикорме. Она мне заранее о проверке сообщает. Я сразу же все привожу в порядок. А однажды она мне в последнюю минуту сообщила. Конец недели, я бензин для всех дачников приготовила. Шофера в конце смены всегда его растаскивали. А тут она звонит. «Через час,– говорит,– у тебя будем».

–Какой ужас!– всплеснула руками Галина,– а ты что?

–Я ничего. Полчаса еще отпускала, а потом спустила излишек в канализацию. Они приехали, а у меня тик в тик. Даже удивились. Так обычно не бывает.

–И санэпидстанция ничего не обнаружила?– удивилась Галя.

–Конечно, обнаружила. На завод ворвались, как фурии. «Где у вас утечка?»– глвврач вопит,– «Вы мне всю экологию испортили». А никто ничего не понимает, и в коллектор давно ушло. Потом я уже работала осторожнее.

–Ты, прямо, как оборотень,– покачала головой Галина,– хорошо, что тебя не застукали.

–Хочешь жить, умей вертеться,– криво усмехнулась Люба,– что-то я сегодня не по делу разоткровенничалась. Не к добру это.

Через несколько недель Люба заплатила первый взнос за «однушку», и въехала в собственную квартиру одной из первых. У нее везде были то, что тогда называлось свои люди, и она смогла сразу же приобрести мебель, которую большинство жителей города покупали по многолетней записи или тоже по блату. Отпраздновав новоселье, она взяла дачный участок, быстро построила дом и сарай, привезла туда самогонный аппарат. Все мужики, имевшие садоводство, да и из соседней деревни тоже не могли дождаться субботы, когда она приезжала к себе на дачу. Ее природная способность возделывать землю, быстро принесла свои плоды. Овощи и фрукты, выращенные на ее участке, отличались не только вкусом, но даже формой и цветом. «Сам черт ей, наверное, подсобляет,– шептались между собой соседи, но в лицо ей сказать это боялись и приторно улыбались при встрече, а многие за бутылку готовы были перекопать ей весь участок или помочь в чем-нибудь другом. Через несколько лет ее, как передового ударника труда, избрали в профком. При распределении машин, Любу внесли в список, и она купила «Запорожец». Решив, что больше не стоит рисковать, она подала заявление об уходе.