8 ступенек к свободе

– Каков же ответ Вашего Преосвященства, – его губы растянулись в привычной сладкой улыбке, – когда ждать вас в Мадриде, кого из списка Его Святейшества мы можем забрать с собой?

Отец Хорхе бросил быстрый взгляд на Инквизитора. Тот помолчал, глядя перед собой, затем скрестил руки и, посмотрев пристально на Пабло, тихо начал своим твёрдым голосом.

– Уважаемый отец Пабло, признаюсь, ваш визит застал меня немного врасплох, ведь прошло столь мало времени, страсти до сих пор не утихли, жизнь ещё не вошла в своё русло. Мы внимательно следим за тем, что происходит в Севилье, что говорят, что думают в городе. Наши люди находятся везде, я получаю информацию и вижу, что город всё ещё бурлит. Сейчас, в дни нашего триумфа, еретики смолкли, но истинная картина будет ясна, когда люди окончательно успокоятся, а это может произойти в самое ближайшее время. Надеюсь, вы поймёте правильно и примите сердцем мой ответ: я не могу сейчас оставить Севилью.

Пабло откинулся на спинку кресла и растерянно посмотрел на Инквизитора. Такого ответа он никак не ожидал, глаза его забегали, какие-то планы его ломались и надо было срочно исправлять ситуацию.

– Но ведь это личная просьба кардинала, – интонации его голоса усилились. – Его Святейшество так хочет услышать именно из ваших уст описание событий, он даже нам запретил разговаривать с вами, пока сам не поймёт картину происшедшего, – на губах Хорхе мелькнула улыбка.

– Я понимаю, я понимаю, отец Пабло, но ведь я уже старик, мне не так просто отправиться в столь нелёгкий путь. Вам, молодым, этого не понять, – он усмехнулся, но Пабло ему не ответил, – и, кроме того, если кардинал так хочет всё узнать, что может помешать Его Святейшеству лично прибыть в наш славный город и поговорить со мной?

Глаза Пабло немного расширились.

– Так и передать кардиналу? – как бы не веря своим ушам переспросил он.

– Передайте кардиналу, что после огромного напряжения, пережитого столь недавно, моё здоровье не позволяет мне приехать в Мадрид. Я также не могу сейчас оставить город в силу изложенных выше причин.

Пабло помолчал, но не нашёлся, что ответить, он был явно разочарован.

– Ну что ж, – произнёс он после тягостного молчания, – я передам кардиналу ваше послание и искренне надеюсь, что он примет его и поймёт, – Пабло уже взял себя в руки и принял ситуацию, он опять заулыбался. – Ну а что же с его личной просьбой?

Инквизитор вынул из сутаны конверт и протянул его Пабло. Тут улыбка уже окончательно сошла с его лица. Конверт не был вскрыт. От недоумения и возмущения он не мог ничего сказать, но Инквизитор молчал, внимательно и с интересом наблюдая за ним.

– Как это понимать? – пришёл в себя Пабло, и, повысив голос, произнёс: – Вы понимаете, что речь идёт об очень личной просьбе?! – он опять замолчал, его миссия рушилась окончательно.

– Пабло, вы очень молоды и ещё не знаете всех традиций инквизиции, но я могу вам напомнить, что никогда заключённые Севильи не передавались в чужие руки. Именно здесь, в Севилье, мы знаем об их делах, именно здесь находятся все свидетели, именно здесь можно правильно оценить действия обвиняемых и их значение для города. Вы же сами говорили, сколь важен для кардинала справедливый суд, и настоящую справедливость заключённые могут получить только в Севилье, – Инквизитор говорил твёрдо и монотонно, чеканя слова и не отводя взгляд.

Отец Хорхе с восхищением смотрел на него со стороны. Пабло побледнел.

– Его Святейшество будет крайне разочарован таким ответом. Я прошу ещё раз обдумать ваше решение. Ведь это же просьба кардинала Испании! – его голос чуть не сорвался на крик, лицо стало наливаться краской.

– При всём моём уважении, – тем же тоном продолжил Инквизитор, – я хочу напомнить, что должность мне дарована королём Испании, и прежде всего перед ним я несу ответственность. Надеюсь, и кардинал тоже.

– Но вы даже не вскрыли конверт, хотя бы вскройте его, проявите уважение!

– А вот это мне непонятно, Пабло. Вы так хотите, чтобы я узнал об интересах кардинала? Вы так хотите, чтобы я узнал нечто о кардинале, даже зная, что не смогу удовлетворить его просьбу? Может, вы просто скажете мне об этом? Что вы хотите, чтобы я узнал?

Пабло подскочил. Хорхе тоже приподнялся. Пабло молча наклонил голову и вышел из комнаты. Хорхе подошёл к Инквизитору.

– Хуан, возможно, мы видимся в последний раз.

– Всё имеет своё начало и свой конец, – улыбнулся Инквизитор. – Наши отношения подходят к концу, а у твоей племянницы только начало. Колесо времени не остановишь.

– Я поражаюсь твоей способности до последних дней иметь столь гибкое мышление и ставить новые задачи. Я не понимаю, что ты задумал, возможно, и ты тоже ещё не понимаешь, но желаю тебе найти решение. Если смогу помочь тебе, я пошлю весточку.

– Спасибо, друг.

Они положили руки на плечи друг другу. У Хорхе заблестели глаза. Он вышел из зала, оставив Инквизитора одного.

НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ

Инквизитор прогуливался после вечерней службы. Духота в это время спадала, монахи расходились по кельям, лишь птица иногда пролетала, почти бесшумно хлопая крыльями. Сумерки несли особое состояние, всё вокруг затихало и успокаивалось, но ещё не спало. В это время хорошо думалось. Инквизитор настраивался на сумерки, и даже походка его становилась другой, медленнее, мягче, он будто сливался с землёй.

«Итак, сколько у меня есть времени? Пара месяцев, может даже меньше. Не так уж и мало. Я должен разобраться в себе и что-то решить. Но что? Этого я пока не знаю. Пабло, конечно, взбешён, но кардинал не любит спешить. Он этого, разумеется, не забудет, но пока не происходит ничего экстраординарного или несущего ему угрозу, он торопиться не будет. Хорошо было бы знать, Пабло встречался с Эдуардо по своей инициативе или по просьбе кардинала? Скорее всего, по своей. Кардиналу нужно моё имя, особенно сейчас, но я стар и не представляю для него угрозы. Нет, это Пабло. Что же он хочет? Наверное, заменить меня. Эдуардо, конечно, неопытен, но у него хорошие связи и репутация сильной личности. Он воевал, спас жизнь сыну герцога, бесстрашен, безжалостен, пожалуй, слишком безжалостен. У него нет внутреннего равновесия, он слишком прямолинеен. Конечно, работе Инквизитора жалость – помеха, но даже в этой работе надо знать границу, а у Эдуардо её нет. Да, он опасен. Христо сказал, что Пабло вышел очень довольным после встречи – похоже, что они уже что-то решили».

Инквизитор резко остановился, раздумывая о чём-то, потом оглянулся – вокруг никого не было – и быстро пошёл к боковой стене. Дойдя до определённого места, обернувшись по дороге несколько раз, он снова посмотрел по сторонам, потом нажал на какую-то точку в стене и прижался к ней плечом. Часть стены выдвинулась наружу. Он быстро вышел, прижал стену обратно, огляделся и быстрым шагом пошёл по улице. Прошагав минут пятнадцать, он остановился и постучал в дом особым ритмом. Район, где он находился, был не из богатых, но сам дом был добротен и ухожен. Вышел хозяин дома – крепкий, высокий мужик. Его улыбка засветилась даже в темноте.

– Сеньор, какая честь, мы так давно не виделись, что я уже и не надеялся! Всё-таки возраст у вас такой, что никогда не знаешь, проснёшься утром или нет, – он приглушённо, но искренне засмеялся, – извините, монсеньор, шутка не очень удачная.

– За это я тебя и ценю, Грандо, – улыбнулся Инквизитор. – Я рад видеть тебя в здравии и с прежним чувством юмора. Как Люси и твои мальчики? Надеюсь, их отец может ими гордиться?

– Монсеньор, разве я похож на испанца, у которого могут вырасти сыновья, которыми не будет гордиться их отец? – он перешёл на бас.

Инквизитор тихо засмеялся.

– О, Грандо, как бы я хотел сесть и выпить с тобой вина, как в старые добрые времена. Но… как сказал один мой знакомый мудрец, ход времени ускоряется. Так что некоторые детали жизни приходится опускать, чтобы преуспеть в главном.

– Да уж, – пробасил Грандо.

– Грандо, скажи мне, ты всё ещё так же силён и хитёр? Готов ли ты оказать мне одну услугу?

– О чём речь, Хуан, я только тогда и ощущаю себя важной персоной, когда оказываю вам услуги.

– Ты знаешь монаха отца Эдуардо? Он у нас несколько месяцев. Средних лет, крепкий, наглый, готов на многое. Он очень отличается от всех, кого я знаю. Он смеётся, когда другие падают на колени, он не боится смерти, он воевал в отряде герцога Альбы на войне в Гранаде. Он опасен. Успел обрасти связями и в Севилье, и в Мадриде. Что скажешь? У тебя ведь мальчики.

– Я скажу, что не прощу себе, если пропущу такую возможность, – не задумываясь произнёс Грандо и напружинился, – каким бы умным он ни был, против коренных севильцев ему не устоять.

– Узнай о нём всё: с кем общается, к кому ходит, его поведение, привычки, слабости.

– О да, монсеньор, я привлеку моих самых лучших помощников. У них ведь уже тоже подросли мальчишки, – он весело улыбнулся, – никто ничего не заметит.

– Я надеюсь на тебя, Грандо, Это, скорее всего, моё последнее поручение тебе, у меня мало времени, и надо успеть завершить дела, – он протянул мешочек с деньгами. Грандо поклонился.

– Спасибо, монсеньор. Я хочу сказать, что оказываю услугу не только Великому Инквизитору, но и просто Хуану, моему другу. После того, что недавно произошло, я горжусь Хуаном ещё больше, вся Севилья только и говорит о вас.

Инквизитор, уже собравшийся уходить, остановился.

– И только? А о тех, кто ушёл с Ним, не говорят?

Грандо опустил голову.

– Об этом пока не хотят говорить, сразу замолкают. Но, – он усмехнулся, – замолкают всё чаще и чаще.

– Они боятся меня, им стыдно за себя, но скоро их набожные души захотят ответа, объяснений, и этого не остановить.

– Ваше Преосвященство умеет остановить любого, – ухмыльнулся Грандо, но Инквизитор только странно посмотрел на него.

– Спасибо, Грандо, через две недели встретимся.

Они тихо разошлись. Инквизитор попал в монастырь тем же способом и бесшумно вошёл в свою келью. Он устало повалился в кресло. «Всё-таки я уже стар», – подумал он, но в следующее мгновение насторожился. В соседней комнате послышался небольшой шум. «Надо закрыть дверь». Он не делал этого уже много лет, но ноги сейчас не слушались. Когда он собрался с духом и решил встать, дверь открылась, и вошёл тот, кого он никак не ожидал так скоро увидеть и опасался больше всего. Отец Эдуардо.

– А и вправду говорят, что вы не закрываете дверь, – сказал он вместо приветствия и широко улыбнулся.

Инквизитор дёрнул правой рукой, но остался сидеть в кресле.

– Не дёргайтесь, Ваше Преосвященство, в такое время, в таком возрасте надо отдыхать. Кстати, а почему вы ещё не спите? Я не учёл старческую бессонницу, – он тихо засмеялся, – но это ничего не значит. Я не привык менять планы. Если усложняются обстоятельства, это даже больший вызов, – он, не переставая улыбаться, смотрел Инквизитору в глаза.

– Что вы хотите, Эдуардо?

– Что я хочу? То есть какова цель моего столь позднего визита? Гм-м, мне даже неудобно говорить об этом вслух. Могу сказать, что разговоры не входили в мои планы. Ну, вы понимаете, – он сделал шаг к креслу. Инквизитор немного выпрямил спину, неотрывно следя за Эдуардо.

– И зачем вам это нужно?

– Просто ваше время ушло, а моё пришло, – ещё шире улыбнулся Эдуардо. – Я призван занять ваше место.

– По какому праву?

– По праву более сильного.

– Но ведь мы не звери, Эдуардо, не всё у людей решается силой.

Эдуардо засмеялся.

– Это вы скажите тем еретикам, которых вы сожгли. Конечно, мы не звери, как можно подумать об этом, но законы у нас те же. Только мы проводим их лучше, последовательней. Для этого нам и дан разум.

– Эдуардо, вы хоть немного верите в Спасителя?

– Ну, конечно, как же я могу не верить, ведь я видел его. Как можно не верить своим глазам? Но как радостно было видеть, что есть сила выше него. Значит, есть куда стремиться.

– И вам не было страшно, что наш мир может быть разрушен, вы не чувствовали чуждые энергии, которые проникали в вас, не ощущали ужаса?

– Нет, – Эдуардо пожал плечами, – этим я и исключителен, этим я и отличаюсь от прочих, я убедился в этом, и мне было радостно. А ведь даже вы боялись, монсеньор, я видел это, – он заулыбался, – но вы держались молодцом, справились. Да не усложняйте вы, всё гораздо проще. Всё решает сила и разум, который служит силе. Сильный побеждает, вот и всё!

– Почему вы так думаете?

– Я так чувствую, об этом говорит весь мой опыт.

– Сила – понятие широкое, Эдуардо. То, что вы имеете в виду, – это лишь грубая физическая сила. Не только мышцы и разум делают человека сильным, но и уважение к мудрецам, восторг перед природой, прекрасными зданиями, любовь к матери, в конце концов.

– Уважение – да, я уважал тех, кто сильней меня, учился у них. Любовь к матери… – он поморщился. – Я думаю, в этом и проблема людей, они слишком разбросаны, они не могут сосредоточиться и направить все силы на одну, главную цель. В этом их слабость и против меня им не выстоять.

– А вы не боитесь осознать, что это ваш ум обрезан, и из-за этого вы не способны прочувствовать то, что ощущает самый обычный простолюдин?

Эдуардо задумался, но вскоре рассмеялся.

– А вы хитрец, монсеньор, используете свой интеллект, чтобы отвлечь меня от моей цели. Вот видите, как разум делает человека сильнее. И если кто-либо мечется в своём уме, не идёт к одной цели, страдает, – он хохотнул, – того вы, конечно, сможете остановить. Ну, хватит, – улыбка сошла с его лица, в глазах сверкнула дьявольская твёрдость, – нельзя избежать неизбежного.

– Надо только понять, что такое неизбежность, – твёрдо сказал Инквизитор.

– Хватит болтать.

Эдуардо решительно направился к креслу Инквизитора, навалился на него, руки рванулись к горлу, но застыли в нескольких сантиметрах от него. Его глаза выкатились от удивления, и он медленно стал отодвигаться назад. Инквизитор, наоборот, медленно поднимался с кресла, не приближаясь и не удаляясь от Эдуардо. Инквизитор встал, Эдуардо скосил глаза и увидел, как острый, длинный нож в правой руке Инквизитора упирается ему горло, находясь в мгновении от того, чтобы проткнуть его. Они постояли так несколько секунд, оценивая друг друга, остриё вдавливалось всё глубже и глубже. Эдуардо поморщился от боли и отскочил назад. Капельки крови капали на пол, и он прижал раненое место рукой. С нескрываемым удивлением он смотрел на Инквизитора. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы рассмеяться.

– А вы действительно великий, Великий Инквизитор, я зауважал вас. Даже в таких летах вы держите всё под контролем. Вы, наверное, даже Иисуса держали под контролем, когда разрешили ему его действо. Браво, браво! Но я всё равно должен закончить дело, у меня нет выхода, иначе завтра ваши друзья покончат со мной.

– А вы не подумали, почему я здесь, прямо сейчас не покончил с вами? – Эдуардо задумался. – Вы можете попытаться закончить своё дело, но предупреждаю: этот нож с лёгкостью прорезает любую сутану, а искусству владения ножом я обучался у его создателя. Стоит ли рисковать? Я обещаю, если вы уйдёте, завтра с вами ничего не случится.

– Но, – недоумение Эдуардо возрастало, – что вы задумали?

– Возможно, вы понадобитесь мне вскоре.

– Вскоре вам может ничего не понадобиться.

– Эдуардо, Пабло далеко не всё решает. Времени у меня предостаточно.

От нового удара Эдуардо даже приоткрыл рот, но вскоре опять улыбнулся.

– Да, вы действительно великий, я уже не хочу убивать вас, я должен поучиться у вас умению всё знать и предвидеть.

– Возможно, скоро это у вас получится.

– Я не понимаю.

– Как же так, вы говорили, что всё так просто.

– Всё действительно просто, просто я вас не понимаю. Так сегодня у нас ничья?

Инквизитор усмехнулся.

– Эдуардо, я привык, что жизнь идёт по моему сценарию, и по этому сценарию я сегодня дарю вам ничью.

В душе Эдуардо забурлило от такого унижения. Он стоял, не в силах ни сдвинуться с места, ни сказать что-либо. Но он смог совладать с собой, поклонился и вышел из кельи. Улыбаться сил у него уже не было.

АСКЕЗА

Прошло два дня, внешне ничего не изменилось. Инквизитор, правда, стал закрывать свою дверь на ночь, Эдуардо перестал улыбаться, ходил насупленный, как будто всё время пребывал в размышлениях. На второй день он подошёл к Инквизитору и попросил встречу. Тот взглянул на него, оценивая причину (есть новые сведения или любопытство?), и отказал. «Ещё не время», – сказал он. Но эта просьба подстегнула его к более интенсивным поискам выхода. Он понял, что его единственная надежда – это уединение и пост. Это всегда ему помогало в ситуациях, которые, казалось бы, не имеют решения. Правда, он не постился уже несколько лет, кроме принятых церковных постов, был всё время занят, да и система, построенная им, функционировала без сбоев. И вот теперь была та ситуация, когда без этого не обойтись.

Он позвал Христо и сказал ему о своём решении: он уходит на неделю в затворничество. Христо выглядел обеспокоенным: они знали друг друга уже много лет, и он помнил, с каким самозабвением предаётся Инквизитор постам. Он доводил себя почти до полного изнеможения в поисках ответов. Ответы он, как правило, находил, но сейчас Христо опасался за здоровье Инквизитора, учитывая его нынешний возраст. Инквизитор улыбнулся в ответ на высказанную тревогу. Другого выхода у него не было.

На следующий день, передав Христо все ключи и печати, дав некоторые указания, он пошёл в дальнее здание монастыря и заперся в маленькой часовенке. Через узкое окошко в двери ему давали еду: хлеб и воду, немного фруктов утром и под вечер кашу. Кровать, стул, небольшой круглый стол, маленький иконостас для молитв – вот и вся обстановка. Окошко под потолком и два витража в боковых стенах пропускали свет. Стены часовни были толстые и, захлопнув дверь, Инквизитор сразу ощутил оглушающую тишину. Он замер с закрытыми глазами, сливаясь с ней, и когда она проникла в него, медленно, почти плывя, подошёл к иконостасу с распятым Христом посередине, стал на колени и начал молиться. Слегка раскачиваясь в такт молитве, он делал это всё истовее и истовее. Он ощущал, что молитва идёт правильно, сливаясь с его телом и посылая зов дальше. Мысли исчезли, остались только слова молитвы и страстное желание получить ответ. Он остановился, только когда окошко приоткрылось, издав металлический скрип. Тогда он почувствовал голод, а после еды – усталость, и сразу же уснул.

Поев утром и выпив горячей воды, он снова пошёл к иконостасу. С непривычки от малого количества еды он ощущал слабость, но так всегда бывало вначале. Молившись весь день, прерываясь только для еды и краткого сна в середине дня, он и к концу второго дня не ощущал ничего, что давало бы ему намёк на действия. Время шло, Инквизитор размышлял: всё ли он делает как надо, правилен ли его настрой? Нет, всё правильно, надо продолжать. Он уснул крепким сном.

На третий день, помолившись до обеда, Инквизитор присел на стул и стал разглядывать витражи. Детские лица ангелов, взирающих вниз, руки молящихся, простирающиеся вверх… две стороны, так стремящиеся навстречу друг другу, но словно разделённые невидимым прочным занавесом, не имеющие возможности встретиться. Он залюбовался изображением девушки с золотистыми волосами – художник так точно передал её молитвенный порыв: устремившиеся вверх руки, пряди светлых волос. Что за художник делал этот витраж? Сколько талантов, сколько красоты, сколько страсти и величия порождено Им! И сколько лет я не обращал на это внимание? А ведь так было не всегда, я помню, как простаивал перед фресками в церкви Сан-Клименте в Риме и наслаждался мозаиками в базилике в Санта-Марии-Маджоре. Куда это ушло, почему? Его сердце смягчилось, он смотрел на витраж и на солнечный свет, проходящий в часовню, преломляющийся красками стекла и мягко рассеивающийся в воздухе. Инквизитор замер, потрясённый гармонией, порождаемой столь простыми вещами, и ощутил блаженство.

Воспоминание вспыхнуло столь неожиданно, столь ярко, что в глазах у него пошли тёмные пятна. Люсия! Она стояла у него перед глазами столь реальная, во всей своей красоте, с обезоруживающей улыбкой, веснушками, распущенными волосами, в своём любимом голубом платье. Инквизитор смотрел на неё и постепенно восторг заполнял его душу, как будто и не прошло этих семидесяти лет. Он смотрел, смотрел и смотрел, она не была статична, она смеялась, её глаза искрились, она была живая! Видение оборвалось столь же быстро, как и возникло, оставив его недвижимым и раздавленным. Он еле дошёл до икон и стал на колени, но, не в силах удержаться, лёг в полный рост, скрестив пальцы рук перед собой. Воспоминания пошли бурным потоком, картины менялись с головокружительной скоростью, но он был в таком состоянии, что успевал воспринимать их во всей полноте, успевал переживать все чувства, которые они несли. Он отключился от мира и жил своим прошлым. Когда всё закончилось, он встал и с трудом пошёл к кровати, с удивлением увидев еду (он даже не слышал, когда её принесли). Есть не хотелось, но он заставил себя проглотить хлеб, зная, что силы ему будут нужны. Повалившись на кровать, он осмысливал свои воспоминания, потеряв контроль над собой, и слёзы медленно скатывались по его щекам. «Как я мог, как я мог?» – только одна мысль занимала его сознание, он был не в состоянии ни о чём больше думать, с каждым ударом этого «как я мог» его боль только усиливалась, но при этом с него как будто сходил ещё один слой наносной фальши. «Иисус говорит со мной, говорит именно то, что я должен услышать! Господи, не оставь меня, помоги мне понять!»

Остальные дни он молился и вспоминал свою жизнь, день за днём, событие за событием, был безжалостен и беспощаден к себе. Если что-то не понимал, то возвращался и доискивался до причины каждого эпизода. Поклявшись прорвать все рамки и границы своего мышления, быть максимально честным, он думал о себе, о Церкви, о Христе, об инквизиции, о том, что теперь казалось ему истинным и фальшивым, об Испании и испанцах и многом другом. Когда через неделю он постучал в дверь, сигнализируя об окончании поста, Христо увидел его бледным и ослабленным, но его глаза блестели, в них была сила, которую Христо не замечал никогда ранее. Инквизитор был твёрд, ибо понял и осмыслил столь много, что и не надеялся на это неделю назад. Он понял весь будущий сценарий своей жизни, и знал, что сможет его осуществить. Взволнованный новым образом Учителя, Христо обнял его и, ничего не спрашивая, помог дойти ему до своей кельи.