Жил-был мужик. Вернее, много мужиков-то живёт, но в этот раз мы про двоих расскажем, потому как друзья они были чуть не с детского сада. Бывают же такие друзья – никогда по одному, всегда вдвоём. Ну вот, и эти из таких же были. Где рыбалить, где купаться, где на велосипедах гонять, где по яблоки по зелёные в чужой огород – всё детство вместе! Взрослые уж знали – коли одного ругать начинают, так и второй заслужил, хоть и не пойман был. Ну и, если уж хвалить, так тоже не по одному! Ну и мужики наши (тогда ещё, конечно, мальчишки) тоже понимали, что уж если один попался, второму как хочешь, а тоже сдаваться надо идти, потому как всё равно поймают и приведут.

Так и проживали. Сначала по школе куролесили, подросли – мотоциклы начали собирать да по девкам кататься. Повзрослели ещё – там до водки дело дошло, до автомобилей, да до рыбалок с охотами; и уж каких только приключений не видывалось мужикам нашим – про каждое то комедию, то детектив писать надо. Ну и через законы да и через заветы перешагивать приходилось другой раз, то по пьяни, то по молодости, то уж шкуру спасать надо было, а то так и из баловства – про подробности промолчу, потому как и сам плохо помню, да и не о них сейчас.

Ну да, долго ли, коротко ли, а обстепенились мужички наши. У одного две девки вырастают, у другого – два парня. Воспитывать надо, кормить – одевать, да и здоровьишко подрастерялось уже, времени на все проказы не хватает, а квитанции об оплате услуг между тем приходят регулярно. Вот и посолиднели мужички. Водку всё реже покупают, лодки со спиннингами продали, в рыбацких сапогах по даче ходят: кусты подвязывают. Ну и время от времени встречаются – молодость вспомнить за рюмочкой, не без этого!

И вот, как на грех, уехали у них жёны куда-то с детьми, а мужички наши волю започуяли. Так и так от свободы пьяные, да ещё и выпили крепенько. А разговоры то всё про молодость да про подвиги, а тут получается: сидят одни, да и никто не мешает, повспоминали себя молодых, разгорелась в груди память весёлая, да и пошли за какой-то надобностью. Или в гости или за добавкой – тут уж теперь у них не спросишь, потому как так и не доехали они ни до куда, а только что в аккурат до смертушки своей. И, хотя в протоколе записано было, что водитель, которому они под машину попали, и пьяный был, и правила нарушил, но теперь уж нам не разобраться.

Полиция потом так и сказала: от машины, мол, только колёса можно взять, а остальное только на лом. Мужиков тоже, как положено – в морг, да в последний путь, а души их полетели место своё искать. Три дня, как положено, вокруг дома маялись, а уж как тела закопали, так и душам пора пришла определяться.

И всё как всегда получалось – как куда ни полетят, так всё вместе. До тех самых пор, пока пора мытарства не начались. А вот тут как отрезало их друг от друга: один, чуть прихрамывая, да оступаясь, всё вперёд и вперёд, да уж и не видать его совсем; а второго бесенята так схватили, что белый свет только вспоминать ему осталось. Всё припомнили ему: и яблоки соседские, и стёкла битые и драки, и девок весёлых, и водку с руганью– ничего не пропустили. Дерут мужика нашего, как липку на лапти, а он не то что вырваться, а и передохнуть не может. Еле как сподобился, да и кричит бесенятам: дескать, что ж вы, изверги, меня одного-то мурыжите? вон ведь со мной всегда ещё один был, хоть чуточку от меня на него перейдите, куда ж вы его, черти, задевали? А черти ему в ответ: нет, мол, мил человек, он для нас как угорь, мылом намыленный, мы никак его ни схватить ни зацепить не можем, потому как ты, нехристь, как жил, так и жил, а этот под конец воцерковился да почти во всех грехах исповедался. И теперь даже если мы его и схватим, так всё равно надолго удержать не сможем, а вот ты так уж и попался, тебе, знать, за двоих и страдать.

Так и замотали душу мужичкову.. Вот и получилось, что только после смерти и разошлись у мужиков наших пути-дорожки. Каждому – своё!

Притча двадцать четвёртая

Жил-был мужик. И так у мужика вышло, что всё время ему везло. Прямо с детства. Про таких у меня знакомые инспектора ГИБДД говорят: «фартовый»! Ну, что ни натворит, куда не вляпается, а не попадается. Ни инспекторам, ни начальству, ни жене. Ну и, натурально, уверовал мужик наш, что кроме него никто его счастье не скуёт. А время постарше стало мужику, так он и вовсе учительствовать начал. Мол, вы там сами разбирайтесь, а коль дело ваше дрянь, так сами вы все и виноваты! Мол, нажать надо, проявить смекалку, расторопность да мозгами пошевелить, и всё: все проблемы ваши вы и решать сможете. А уж коль нет у вас ничего, так это опять же – сами виноваты: всё в ваших руках!

Подольше пожил – совсем наставником стал: наукам и в школе и в университете обучался, верхушек нахватал, и начал всех жизни учить, да особое своё мнение распространять. И никакого спаса от его учения не было: уж как языком зацепится, да уши свободные найдёт, и ну давай разглагольствовать: и местной администрации достанется, и коммунальщикам, и торгашам, и правительству. Подразгорячится, так и шоферам с парикмахерами доставалось. Дескать, и шофера все – быдло, ездить не умеют, а туда же; и парикмахеры как ни показывай, как тебя подстричь, а всё равно подстригут, как умеют; а уж у коммунальщиков и вовсе других забот нет – дай трубу под асфальтом проложить, чтобы, когда выкапывать, грязи побольше было. Ну, защищать мы никого не будем, кое-кому и за дело доставалось, но сейчас не о том.

Да всё не просто так мужик наш разглагольствовал – статейками в популярных журнальчиках прикрывался. И всё под свой рационализм дело подобъёт: и дружба у него это список взаимных услуг, и свадьба это условия брачного контракта, а любовь так и вовсе рефлексы и химические реакции организма.

При таком раскладе больше всего от него верующим доставалось. Верующие – народ особый, атеисты их не понимают. А потому как почти каждый верующий начинал с того же, то им им атеистические россказни хоть и не по нутру, но знакомы. Как в пословице: «Дурак умного не поймёт, потому что никогда умным не был, а умный дурака может понять, потому что сам когда-то был таким». Но, как бы ни было, и верующие с ним особо не общались: кто занервничает и отойдёт, кто перекрестится («.. избави нас, Боже, от людей некоторых..») и тоже отойдёт, а мужичку нашему и невдомёк, что это говорить с ним не хотят, он то думает, что он победитель, и оттого ещё больше гордыня его распирает. Ну и дальше прёт на правах победителя.

И пёр он таким макаром до тех пор, пока на какой-то конференции, куда его по работе послали, не встретился со священнослужителем одним. Потому как мужичок наш в церковной иерархии не соображал, он так и не узнал, с кем разговаривал, но, надеясь на свою эрудицию интернетовскую, решил посрамить священника, да и завёл с ним разговор. Фразы строит, как по Карнеги положено, логические ловушки расставляет в точном соответствии с правилами ведения научных споров, уже мысленно ладоши потирает: не уйдёт ведь священник с конференции, ему тут сидеть надо по приказу церковного начальства, вот уж тут то я его сейчас и достану!..

Священнику и в самом деле уйти нельзя было, и слушал он мужичка нашего долго, все научные обоснования его, все логические выкладки, а потом на середине фразы его остановил, да и спрашивает:

– А скажи мне, мил человек, а совесть у тебя есть?

Опешил наш мужик. Негусто у него с совестью было, но ведь была хоть какая-то, а сказать «нет» – значит, поймают сейчас на слове, как бы хуже не стало.

– Есть, – говорит. – Что уж вы меня, совсем за бессовестного держите?

– Я знаю, что есть, – отвечает священник. – У человека это главное. Только вот что ты мне скажи: в каком полушарии твоего мозга она такая сидит у тебя? Или может, в селезёнке прячется? Говорят, врачи до сих пор не знают, за что селезёнка в организме отвечает, так может, как раз для совести она?

Открыл рот мужичок наш, а что сказать – не знает. И про селезёнку ничего не знает, и где совесть лежит – тоже неизвестно ему.

Так и оставил его священник с открытым ртом, перекрестил только на прощание.

А назавтра сразу два штрафа мужичку выписали: один за превышение, а второй – что страховка на машину кончилась. Повозмущался сначала, да поутих наш мужичок. Теперь всё больше не разговаривает, а думает. Только вот про что думает, не знаю: не то про то, в каком месте совесть живёт, не то про то, почему везение его закончилось, и почему он сам не всё в своей жизни решает.

А может, и ещё про что, я не спрашивал.

Притча двадцать пятая

Жил-был мужик. Много таких мужиков живёт, у каждого такой знакомый есть, так что подробно я про него рассказывать не буду. Обычный, как в таких случаях говорят.

В понедельник – на службу, в «Одноклассниках» сидеть да бумажки перекладывать из стопки в стопку; в пятницу – за водкой, потому как на два дня кончились его мучения; суббота – на опохмел запланирована, да если на рыбалку с мужиками – ещё водочки попить; ну уж а в воскресенье брови хмурить, да сокрушаться, что завтра снова на работу.

Ну и, натурально, от такой жизни добра не было у мужика: всё и все мешали ему всегда. Жена мешала, что за водку ругалась, дети – что спрашивают ерунду всякую; соседи вообще козлы; а уж из сотрудников хорош был только тот, кто водку с ним потреблял, да кивал ему, когда он на жизнь да на правительство с президентом жаловался. И так как-то вышло, что у мужика нашего начало лучше всего получаться на жизнь жаловаться. Некоторые даже говорили: талант! Вот уж как возьмётся, да начнёт, да без остановок, да всё складно, да с примерами, да конкретно пальцем тыкнет – кто, в чём, по какой статье да на сколько денег виноват! Кто первый раз его слушал, даже и не перебивали – так уж гладенько у него всё выходило. А уж сам себе он как нравился в такие моменты – прям жениться на себе был готов! Сильно гордился собой!

Но время тикает, дети повырастали, своими семьями стали обзаводиться, и получилось, что надо было со сватами ехать знакомиться. В деревню. Повозмущался мужик наш, но надо так надо. Поехали. Уж грохоту было от мужика – не передать! и водопровода там нет, и туалет не туалет а так – издевательство одно, и навозом со всех ветров тянет, да и много чего наговорил, пока собирались. У меня таких талантов нет, а всё и я не упомню, про что мужик наш страдал, потому дословно не передаю.

Но всё оказалось гораздо приличнее: сват и водопровод в своём доме сделал, и туалет как в городе, и свинарник у него на отшибе был, так что ничего, в общем, мужику нашему и не мешало. Тем более – на работу ходить не надо, а на гостевых правах можно и на диване пофилонить, чем он и занимался. Ну, а когда надоело, решили они в лес вылазку сделать. Но не так, как мужик наш привык – с шашлычками да с водкой, а со спортивным интересом: грибов понабирать, ягод, ну, или орехов там, чего уж попадётся.

Экипировалась бригада, да и пошли. На машине всё равно не проедешь, пришлось пешком. Вот тут талант у нашего мужика и проснулся: уж и сапоги ему не те, и трава не такая, и дорога дрянь, и корзинка самая тяжёлая, и там, где ему идти, ни грибы ни ягоды не растут, и комары как будто с костями – так и хрустят под пальцами, и слепни – звериные, и муравьи – наглые, солнце – жаркое, дождь – мокрый и холодный… и так, не останавливаясь. Так и вернулся ни с чем, злой и уставший. Хотел сватам нажаловаться, а они посмотрели на него и спрашивают:

– Так получается, ты в лес за ягодами ходил и пять часов возмущался, что комары плохие?

– Ну да, – мужик наш отвечает, – Как же я наберу, если они, заразы, так и лезут в нос?

Сваты опять смеются:

– То есть ты пришёл собирать ягоды, а вместо этого пять часов на жизнь жаловался и так ничего и не набрал?

– Ну да, – не понимает опять мужик. – Что ж тут такого, что не набрал, если мне весь мир мешать вздумал?

Сват стоит, смеётся, за живот держится; сватья, уж на что женщина серьёзная, а и та на забор опёрлась, чтобы не упасть от смеха, а мужик наш так и не понял, почему его на смех подняли – обиделся, да и распрощался на следующее утро.

И теперь он так же по понедельникам ходит на службу и жалуется на всё подряд, еле как дожидаясь, когда придёт пятница.

Других дел за ним замечено не было.