Райское местечко. Том 2

Я тихонько подошел сзади и возмущенно прошептал «юноше» прямо в ухо:

– Я рассчитывал посетить премьеру в одном из лучших театров Земли в компании с неотразимой красавицей, или, хотя бы, с инопланетным чудовищем, и даже не поленился надеть бабочку! А что я вижу? Ни красавицы, ни чудовища, одни джинсы!

Парень повернулся ко мне и рассмеялся:

– Ну, Алекс, тебя, действительно, не обмануть! А мне так хотелось посмотреть на твое растерянное лицо, когда ты не сможешь меня обнаружить!

– И не надейся! Даже если ты превратишься в маленького зеленого человечка, я тебя все равно узнаю! Но в театр с мужчиной, да еще в джинсах, я не пойду! Пусть лучше Шерр потом на нас обижается!

– Ладно, не сердись! За неотразимой красавицей дело не станет. У меня во флаере приготовлен совершенно убийственный наряд. Пойдем, флаер я оставила вон там, на крыше.

Мы поднялись на крышу одного из ближайших домов, где на стоянке был припаркован флаер Мелиссы. Мы забрались в кабину, Мелисса сбросила куртку и джинсы, и на моих глазах стройный юноша начал превращаться в знойную красавицу. Быстро отрасли волнистые темные волосы, расширились бедра, нежнее стал овал удлиненного лица, выдались вперед совершенной формы груди с маленькими темными сосками…

– Да черт с ним, с балетом, – сказал я…

…Но в театр мы все-таки отправились, исключительно из уважения к Шерру. Правда, на свои места мы пробирались в темноте, под последние аккорды увертюры… А ярко-красное платье Мелиссе, действительно, очень шло, оттеняя необыкновенный темно-золотой цвет ее кожи. Только без платья она нравилась мне еще больше… Этот облик черноволосой смуглянки… Весь спектакль я не мог дождаться, когда мы, наконец, окажемся одни, в спальне ее коттеджа, или хотя бы в кабине флаера… Естественно, сначала была кабина флаера, а спальня уж потом…

Когда мы с Мелиссой попадали к ней на остров, то большую часть времени проводили в ее коттедже. Спальня Мелиссы имела выход во внутренний дворик, ограниченный с трех сторон стенами коттеджа, а с четвертой – крутым скальным склоном. Полупрозрачные раздвижные двери открывали из спальни проход на широкую веранду в мавританском стиле. Там стояли столики, мягкие кресла и диваны с яркими подушками. Прямо с веранды пологие ступени вели в голубую воду мраморного бассейна, в дальнем конце которого со скалы струился небольшой водопад. А ближе к веранде со дна бассейна поднималась абстрактная скульптура-фонтан. Я не поклонник подобного искусства, но эта скульптура была хороша. На игру бликов и теней на ее текучих ассиметричных формах можно было смотреть бесконечно. Бассейн окружали заросли, где переплетались ветви кустов и деревьев, где из высокой травы тянулись к солнцу цветы, привезенные с далеких планет…

Там я провел лучшие дни и ночи своей жизни. Мы с Мелиссой любили друг друга и в полуденном мареве, и в закатных лучах солнца, и в таинственном свете луны…

…Вот мы, как обычно, сидим или лежим, тесно прижавшись друг к другу, смотрим «Новости» или читаем, разговариваем или изредка перебрасываемся отдельными фразами… Я чувствую все оттенки ее настроения, иногда ловлю ее мысли, наслаждаюсь малейшими движениями ее тела. Но вот мы вдруг встречаемся взглядами, или прядь волос Мелиссы случайно касается моей щеки, или просто я откладываю в сторону очередную книгу и провожу рукой по ее груди, животу, бедрам… И вот уже наши сердца бьются в такт, дыхание – в такт, нервные импульсы – в такт… Мы стремительно прорастаем друг в друга нервами, черными нитями, плотью… и нас нельзя разделить! Мы сплетены воедино и в яростной судороге экстаза, и в обессиленной распластанности неги… Я сладостно измучен, я погружаюсь в блаженную истому, уплываю в счастливый легкий сон… Но нежные губы касаются моей щеки, и я возвращаюсь в чудесную явь…

Когда я оставался на острове без Мелиссы, я иногда расслаблялся и просто отдыхал, читал что-нибудь развлекательное или бездумно смотрел какую-нибудь муру по Сети. Но особенно расслабляться позволить себе я не мог, мне приходилось по нескольку часов в день посвящать усиленным тренировкам. Я бегал по дорожкам парка, плавал в бассейне, занимался акробатикой и выполнял комплекс силовых упражнений. И дело было не в том, что я вдруг стал фанатиком спорта. Нет, отлынивать было нельзя, поскольку домоправительница Мелиссы Валентина Петровна кормила меня, что называется, на убой, и стоило бы мне только потерять бдительность, как вся моя спецподготовка пошла бы коту под хвост.

Уговорить ее перейти на облегченный, диетический вариант моего питания оказалось делом чрезвычайно сложным. Валентина Петровна была твердо убеждена, что во всех местах прохождения военной службы народ злостно недокармливают. Ну, некоторый резон в ее убеждении, конечно, был. Кормили нас на Курсах питательно и сбалансировано, ничего не скажешь. Но невкусно.

А главное, помимо общих представлений о достойном питании вверенных ее заботам особ, Валентина Петровна прониклась ко мне совершенно особыми теплыми чувствами, поскольку Мелисса неосмотрительно поделилась со своей домоправительницей историей о том, как я спас ее от расстрела из горнопроходческого излучателя. И свое расположение ко мне Валентина Петровна выражала единственно возможным для нее способом.

Так что первое время каждый мой завтрак, обед и ужин грозил превратиться в некий лукуллов пир. А отказаться от кулинарных шедевров Валентины Петровны у меня не хватало силы воли. Господи, она готовила совершенно божественные котлеты с начинкой из грибов или томатов! И тающие во рту отбивные и бифштексы! И потрясающие телячьи медальоны, куриные рулетики и маринованную баранину! Я не мог удержаться и не попросить добавки борща или фасолевого супа, или супа-пюре с копченостями, или лукового супа с сыром, не имеющего ничего общего с неизвестно почему знаменитым французским луковым супом! А судак в кляре с соусом из маринованных огурчиков и майонеза! А совершенно невероятное соте из кабачков! А жареные баклажаны! А оладьи с яблоками!

Да, оладьи с яблоками… Основная беда заключалась в том, что помимо приготовления супов, мясных и овощных блюд, Валентина Петровна постоянно что-то пекла, – пироги, пирожки, ватрушки, беляши, торты, булочки, плюшки… И еще у нее получались бесподобные манты и пельмени. О, эти пельмени! Пельмени со сметаной и пельмени жареные, пельмени с чесночной пастой и пельмени рыбные под маринадом! А вареники!!! И еще запеканки… И неправдоподобно-воздушные омлеты… И какие-то фантастические десерты!..

В общем, угроза отрастить за неделю-другую не животик, и даже не пузо, а настоящее брюхо, была совершенно реальна. И как же я в таком виде смогу проводить тренировки по ЗАБО – защите без оружия, или бегать кроссы? А главное, как в этом случае я буду выглядеть перед Мелиссой?!!

Именно последнее соображение подсказало мне способ умерить кулинарный энтузиазм Валентины Петровны.

Как-то раз, когда в ожидании Мелиссы и, соответственно, ужина, Валентина Петровна предложила мне «заморить червячка» сантурианскими вилетами, сырниками со сметаной и парой кружек топленого молока, я решился серьезно с ней поговорить.

– Дорогая Валентина Петровна! Как же замечательно вы готовите! Никогда в жизни я ничего подобного не ел! Нигде, ни в одном ресторане!

– Ну, Алекс, я очень рада, что вам нравится. Хотя бы на каникулах нормально поедите. А то скоро обратно, на службу…

– Ах, Валентина Петровна! У вас подлинный талант! Вас в любом ресторане на руках бы носили! Наверное, вы получали приглашения работать где-нибудь в Москве или в Париже?

– Ну, вот еще! Стала я на их предложения соглашаться! А кто же тогда Мелиссочку кормить будет? Да и вас, Александр Владимирович, и господина Майкла? Нет, я никогда Мелиссу не брошу. Она ведь меня спасла от жуткой смерти… или того хуже… Я, как вышла в отставку, приехала сюда и говорю: «Делайте, что хотите, госпожа Адмирал, а я хочу с вами остаться и делать для вас все, что возможно. Дети мои давно выросли, и я могу теперь позаботиться о вас». Мелисса и согласилась. Чужих людей она рядом с собой не терпит, но мы-то с ней – не чужие. Боевые подруги! Вот скоро и мой Степан вернется из экспедиции – он в Дальней Разведке служит – и выйдет в отставку. Пора ему уже. Мелисса согласилась, чтобы и он жить здесь остался. Она хорошо к нему относится. А по хозяйству ему дело найдется. Те же бассейны чистить, да и в садах работы много. И не надо будет каждый раз ребят с биостанции звать.

– Валентина Петровна, а как вас спасла Мелисса? Когда?

– Да еще на Саракосте дело было. Я тогда молодая, неопытная была. Только три месяца, как в десанте служила. Знаете, Алекс, учеба – учебой, а как до дела дойдет… Я попала в команду, летевшую со второй экспедицией на Саракосту. Нам, конечно, все рассказали, что первая экспедиция узнать сумела, да только узнали-то они не слишком много. Те ребята, как увидали ящериц этих, Фао, так сразу и улетели. Мол, работа там – для специалистов. Правы, конечно, были. Но, главное, испугались…

«Да кто бы не испугался, – подумал я, – «ящерицу» эту только хорошей бомбой остановить можно!»

– В общем, – продолжала Валентина Петровна, – экспедиция наша подготовлена была неплохо. И оборудования, и биологов, и геологов хватало. И селферы с нами полетели, шесть человек, Мелисса в том числе. Планета-то была серьезная.

Нас, десантников, взяли, чтобы мы ученых во время работы охраняли. Но господа специалисты сначала охраной несколько пренебрегали, пока в ситуации не разобрались. И нас, охранников своих, первое время со всякими поручениями посылали.

На четвертый день после высадки биологи работали неподалеку от базового лагеря, километрах в пятнадцати. Я с ребятами была прикомандирована к их группе. Часа через три после начала работы биологи обнаружили там что-то важное, и решили отправить образцы на анализы в лабораторию в базовый лагерь. Я вызвалась отвезти анализы, очень уж мне надоело в том лесу торчать, жарко, влажно, пакость всякая мелкая мельтешит, даже в скафандре противно. Сказала, одна поеду, справлюсь, ничего страшного в глайдере с бронезащитой со мной не случится. По отличной дороге – всего-то пятнадцать километров до лагеря – я минут за десять доберусь. Да… Мы тогда еще по ящерициным тропам, как по шоссе, ездили… На глайдере! Вся группа на восьми глайдерах просто так и приехала. Никто и не понимал, как рисковали.

Так вот, взяла я образцы, погрузилась в глайдер, выбралась на «шоссе» и потихоньку полетела. Вдруг, смотрю, из-за поворота на меня что-то несется, весь просвет над «шоссе» закрывает! Развернуться? Свернуть? А куда сворачивать, лес-то прямо к дороге подступает! Тут неожиданно вижу – просека в сторону от «шоссе» уходит. Я – туда. Раздумывать было некогда, я уж разглядела, ЧТО мчится мне навстречу…

Валентина Петровна ненадолго остановилась и вздохнула. Видно, воспоминание то было весьма неприятным. Помолчав, она продолжала:

– Конечно, испугалась я тогда сильно. Думала только о том, как подальше отъехать. Не сообразила, что в просеку ящерица не влезет и гнаться за мной не будет. Да вдруг плюхнулся мой глайдер на землю, но то была не земля, а болото… Воздушная подушка настроена-то у меня была на твердую поверхность! А тут – болото! Глайдер волну поднял, закачался, накренился, носом в какие-то стебли въехал, корма вниз пошла… Плохо помню, да и не поняла я тогда, как это случилось… Наверное, я в панике что-то не то с управлением сделала… В общем, двигатель отрубился, и глайдер начало засасывать. Я не сразу сообразила, что тону в болоте. Когда сообразила, откинула люк, выбралась наверх, а машина уже почти вся в жижу ушла. Я хотела допрыгнуть до берега. Да только то не берег был… Ухнула я в болото, и сразу с головой в глубину ушла… Вот ужас-то был! Коричневая непроглядная муть, где – берег, где – глайдер? Пробовала бултыхаться, плыть, да куда там… Вязко, с каждым движением, чувствую, только вниз ухожу. Коммуникатор мой под скафандром, передатчик в глайдере там же, где глайдер, неизвестно, где… Подвешена я в этой жиже – где поверхность, далеко ли? И где дно? И есть ли оно вообще? Что делать – не знаю… Сколько времени прошло – не знаю… То сердце колотится, и – шум крови в ушах, как грохот камнепада, то – тишина, будто сердце и не бьется вовсе. Самое ужасное – полная темнота, что с закрытыми глазами, что с открытыми… И вдруг я стала какие-то радужные пятна видеть. Пятна вспыхивали и исчезали, а потом появилась какая-то черная паутина. Никогда раньше такого со мной не было… И с головой что-то странное происходить стало. То кажусь я себе маленькой-маленькой, то – огромной, как дом… Сознание то отключается, вроде – засыпаю, то ясно-ясно представляю себе, как медленно, много дней я так умирать буду, ведь в скафандре жизнезапас на две недели активной работы рассчитан. Я плакала и жалела, что с дороги свернула, уж лучше бы – мгновенная смерть, чем так…

Валентина Петровна опять помолчала.

– Да… Пролежала я в том болоте часа четыре, а казалось – вечность. Вдруг, чувствую – какое-то волнение жижи, потом – плюх…плюх… Я даже не испугалась сначала. А потом что-то схватило меня и потащило вверх. Я руками замахала, грязь со шлема стерла, и чуть не умерла со страху! Близко-близко от моего лица жуткая морда ящера с огромными зубами. Он держит меня лапами и разглядывает немигающим глазом. Думаю, все! Пришел мой конец. От этой твари и скафандр не спасет. Не разорвет скафандр – так меня сломает… Но нет. Ящер этот прижал меня передними лапами к груди, вылез из болота и пошагал куда-то. Голова у меня к его груди повернута, не вижу, куда тащит, понимаю только, что несет он меня метрах в пятнадцати над землей, упустит – разобьюсь. Обхватила я изо всех сил один его коготь, а сама и думаю: может, лучше – упасть головой вниз, да и дело с концом. Тащит-то меня, небось, тварь, в логово, на обед детишкам своим!..

Но вскоре выбрался ящер из леса на дорогу, на тропу ящериц Фао, и понесся прыжками, но через несколько минут остановился и опустил меня на землю. А меня ноги не держат. Тут ко мне подскакивают двое ребят наших в скафандрах и затаскивают во флаер. Я оглянулась, а ящер уже в лес ускакал. Ящер-то – Мелисса была!

Я вспомнил, что Мелисса, действительно, упоминала мне как-то, что ей, в общем, понравилось быть ящером на Саракосте…

– Мелисса меня нашла и из болота вытащила. Когда я в базовом лагере не появилась – биологи интересовались, как быстро там сделают анализ образцов, а образцы я так и не доставила – начали меня искать. Подняли флаер, но на дороге было пусто, никаких моих следов. И ящерицу Фао никто не видел, она тогда уже далеко убралась. Передатчик в моем глайдере был выключен, но мой коммуникатор подавал контрольный сигнал, и район поиска быстро определился. Но там было болото, как искать? А сверху на флаере тоже было не опуститься, потому что из тех болот поднимаются плауны, их кроны смыкаются, перепутано все лианами… Выжигать – а вдруг и меня заодно поджарят?.. Хорошо, Мелисса была уже ящером и далеко уйти не успела. Она меня по пси-излучению нашла.

А «просека» та тропой детеныша Фао, ящеренка, была. Временами он по ней к болоту ходил, и что туда ухнуло – вылавливал…

Так что, понимаете, Алекс, как я к Мелиссе отношусь… От чего она меня избавила? От смерти? От безумия? Я ведь, действительно, там, в болоте, начинала сходить с ума. Меня потом психиатры почти месяц на корабле в госпитале держали, пока я опять на поверхность спуститься не смогла. Врачи сказали – обязательно надо, чтобы страх свой преодолеть, опять на Саракосте побывать. Иначе на любой планете, на Земле даже, я спокойно жить не смогу. И когда я спустилась на Саракосту, в лагерь – базовый лагерь уже в ущелье в горах перенесли – меня ждал ящер, Мелисса. Потом я на ее спине до конца той экспедиции чуть не всю планету объехала. Бывало, попадали мы с ней в ситуации… Так мое оружие очень хорошо ее когти и шипы дополняло. Не любило местное зверье почему-то выстрелы из бластера! – И Валентина Петровна тихонько засмеялась, но потом продолжила очень серьезно.

– Так что, Александр Владимирович, я отлично представляю себе, чем грозил Мелиссе выстрел из горнопроходческого излучателя. ПГПИ-57 на расстоянии в сотню метров базальт испаряет, а то – Мелисса. Уничтожить бы ее, конечно, не удалось, но как бы все обернулось? И боль бы была жуткая, как бы это она перенесла? Благодарна я вам, Алекс, за Мелиссу, не знаю, как…

Я почувствовал, что настал момент перейти к актуальному для меня вопросу:

– Валентина Петровна! Я люблю Мелиссу, вы же видите! Люблю ее больше жизни! Не знаю, что бы я для нее сделал! Но что я могу сейчас? Она работает, а я учусь. Я могу только постараться доставить ей немного радости. Дать возможность иногда расслабиться, получить удовольствие… Ну, вы понимаете… Но у меня возникают проблемы. Вы так великолепно готовите! Я не всегда могу удержаться и разумно себя ограничить. Вкусная еда – моя слабость! Тем более что кормят нас на Курсах не ахти как! Только у вас я и могу отвести душу! Но! Но! …Видите ли, я, конечно, стараюсь поддерживать форму, бегаю, плаваю и тому подобное… Но переедание не способствует… э-э, как бы это сказать… в общем, Мелисса может быть мной недовольна… Помогите мне! Не давайте мне столько есть!!!

– Но… как же? Ведь хорошее питание – залог здоровья!

– Да! Да! Хорошее! Но – не избыточное! Давайте договоримся: один прием пищи – одно блюдо! Не считая сырых овощей и фруктов. И никаких пирогов и тортов! Только по субботам и воскресеньям!

– Но как же так? А закуски, а суп?

– Хорошо. За обедом – суп. Без добавки. Без закусок. Второе – без гарнира, только овощи и зелень. Если я прошу добавки – не давайте. На лесть – не поддавайтесь! Если продолжаю упрашивать – говорите: «Мелисса!»

– Что ж, если Вы так хотите…

– Валентина Петровна! Слезно умоляю и настаиваю!

– Ну, ладно, что с вами делать… Только ради Мелиссы…

– Клянитесь!

– Клянусь. Счастьем Мелиссы.

Так я и провел годы учебы на Курсах, ни разу не покидая Землю и мало где бывая, кроме Петербурга, базы на Алтае и острова Мелиссы, пребывание на котором связано с самыми дорогими моему сердцу воспоминаниями. Но самые лучшие, поистине волшебные дни мы с Мелиссой провели этой зимой в тайге Приуралья.

Все началось с того, что как-то раз Мелисса призналась мне, что недолюбливает Петербург. Вечером в одну из пятниц мы с ней прогуливались по набережной Невы. Приближался Новый Год, и в городе чувствовалось предпраздничное оживление. Магазины предлагали широкий выбор подарков, на настенных голоэкранах крутились ролики, рекламировавшие экзотические рождественско-новогодние туры, на деревьях перемигивались огоньками мириады разноцветных светлячков, а пальмы украшали гроздья блестящих шаров и россыпи мерцающих звезд.

– Знаешь, Алекс, – сказала Мелисса, – в Новый Год так хочется снега! Боюсь, и в Москве снег в этом году не выпадет до января. Никак не могу забыть, как здесь бывало раньше…

Я, конечно, знал еще из школьного курса, что после войн за передел мира, когда климат, наконец, стабилизировался, на северо-западе Европы очень существенно потеплело, поскольку Гольфстрим стал намного мощнее. Но представить себе, как выглядели западноевропейские города до этих климатических изменений, мне было трудно.

– Понимаешь, я никак не могу привыкнуть к финиковым пальмам на набережной у Зимнего Дворца и к банановой роще на Васильевском острове. А чугунная решетка Летнего Сада, оплетенная лианами! А уж попугаи, сидящие на плечах у Медного Всадника! Несчастная Северная Пальмира… Конечно, Петербург довольно приятный приморский город, но раньше была в нем какая-то загадочность, которая теперь, увы, исчезла. Я помню зимний Петербург заснеженным, когда все – в инее, и здания, и колонны, и деревья… Город тогда казался призрачным, прозрачно-голубым… Я не говорю, весной и летом, и даже осенью, здесь совсем неплохо, но Новый Год… Давай, куда-нибудь уедем! Туда, где снег! Я, пожалуй, смогу освободиться дней на десять. А ты?

– А что? Думаю, смогу! Мне осталось в этом семестре сдать всего три экзамена. Постараюсь к 31 декабря все сдать.

– Отлично! А я, кажется, даже знаю, куда мы с тобой отправимся!

Досрочная сдача экзаменов у нас на Курсах не практиковалась, считалась, что курсантам дай-то бог усвоить материал к сроку, но я решил попытаться. Конечно, Мелисса могла бы по этому поводу просто позвонить госпоже Смушкевич, и та бы Адмиралу не отказала. Но мне не хотелось лишний раз обращать внимание на мои отношения с высоким руководством, и я стал договариваться с преподавателями сам.

Проще всего оказалось досрочно получить оценку у Марии Сергеевны Гольдштейн, нашего оружейника. В прошлом семестре Мария Сергеевна была не очень довольна моими знаниями в части особенностей конструкции и боевых возможностей старинных моделей стрелкового оружия. На экзамене я легко ответил на вопрос о недостатках пистолета Макарова, а вот вопрос, чем «Глок» лучше «Вектора», вызвал у меня определенные затруднения. И если бы я не ответил, единственный на всем курсе, чем принципиально отличалась первая модель пулемета от всех последующих образцов (а первый пулемет, созданный на Земле, был паровым), то получил бы совсем невысокую оценку. Но сейчас я был у госпожи Гольдштейн на хорошем счету. В этом семестре мы изучали энергетическое оружие, с которым я был отлично знаком и в теории, и на практике. Мария Сергеевна, в прошлом – разработчик бортовых систем вооружения, высоко оценила, как оказалось, мое выступление на семинаре, когда я рассказывал о применении антипротонной пушки во время рейда «Суворова», так что, когда я попросил ее о досрочной сдаче экзамена, она ответила, что уже выставила мне отличную оценку «автоматом».

С преподавателем дисциплины «Методы ведения допроса» Карлом Марковичем Бергом тоже проблем не возникло. При приемке экзамена по разделу «Применение при допросе химических веществ» на каждого курсанта всегда затрачивалась уйма времени, и господин Берг был рад разделаться заранее хотя бы с одним из нас. Эта часть курса требовала запоминания огромного количества фактического материала: надо было знать свойства очень многих химических соединений, особенности метаболизма людей и представителей иных рас, а также способы получения нужных веществ из доступных на той или иной планете реагентов и природных компонентов. Но поскольку с памятью у меня было все в порядке, господин Берг остался мной весьма доволен.

Сложнее оказалось досрочно сдать экзамен по курсу «Вживание в чуждую среду». Профессор Валерий Иванович Руденс, полковник в отставке, старый разведчик, специализировавшийся на работе в земных колониях, славился скверным характером и пристрастием к азартным играм и не любил задерживаться на территории КПК дольше, чем это положено по расписанию. Когда мне удалось, наконец, поймать его после занятий, он по своему обыкновению куда-то очень спешил. На мою просьбу господин Руденс довольно резко ответил, что не намерен тратить свое личное время на зеленых юнцов, у которых только развлечения на уме, и, тем более, не собирается менять из-за них свои планы.

– Прошу меня извинить, Валерий Иванович! Вы совершенно правы, вы торопитесь, а у меня ведь, действительно, нет никаких серьезных причин просить вас уделить мне какое-то время вне расписания. Просто я хотел Новый Год встретить там, где есть снег… Еще раз прошу простить, что задержал вас, господин профессор…

Валерий Иванович повернулся и внимательно на меня посмотрел.

– Что ж, юноша, вы, по крайней мере, искренни… Почти. Признайтесь, здесь замешана женщина?

– Вы правы. Да, я намеревался устроить себе небольшие каникулы и провести их с любимой женщиной. Поэтому и хотел бы досрочно сдать все экзамены.

– Ладно, так и быть. Можете сейчас поехать со мной. Я спешу на встречу со своими старыми друзьями. Если сумеете им понравиться, считайте, экзамен вы сдали. Только имейте в виду, – добавил он ворчливо, – эти старые маразматики современную молодежь терпеть не могут, не то, что я…

До кафе, где собирались «старые маразматики», отставные разведчики, мы добрались на глайдере профессора. В отдельном кабинете за большим карточным столом уже сидели пять человек, все – никак не моложе двухсот пятидесяти лет. Они играли в покер, и, судя по количеству фишек, ставки были немаленькие.

Когда появился господин Руденс, они обменялись с ним сдержанными приветствиями, а на меня устремили неодобрительные взгляды.

– Мой студент, не обращайте внимания, – небрежно бросил Валерий Иванович.

Я, однако, щелкнул каблуками, четко наклонил голову в поклоне и представился:

– Каперанг Александр Комаров, пятый курс, – и тихонько сел в сторонке.

Я внимательно «прислушивался» к эмоциям играющих, и довольно скоро стал отчетливо представлять, у кого сейчас на руках хорошая карта, а кто только блефует.

Во время одной из сдач, когда на кону были уже приличные деньги, один из игроков начал внезапно беспокоиться, хотя карта у него была весьма перспективная. Я сосредоточился и понял, что ему срочно понадобилось в туалет, а выйти из игры, спасовать, имея такие карты на руках, было очень обидно…

Я приблизился к нему и тихо прошептал на ухо:

– Сэр, не могли бы вы позволить мне играть дальше за вас? Если выиграю – выигрыш ваш, проиграю – проигрыш мой.

Он на секунду задумался, потом встал:

– Господа, наш юный друг просит дать ему возможность набраться у стариков немного опыта. Я уступаю ему свое место, а сам пойду, прогуляюсь, засиделся я что-то, надо ноги размять…

На руках у меня оказалось каре валетов, и тот кон я выиграл без проблем.

Подобный трюк я проделал еще с одним игроком, а потом старички уже сами меня просили:

– Курсант, хотите поиграть за меня?

Проиграл я только один раз, причем сумму очень для меня незначительную. Когда я был вне игры, то приносил игрокам чай, бутерброды, уносил полные пепельницы и помогал подсчитывать количество выигранных и проигранных фишек. Зато в конце вечера я был уже для всех не «курсант» или «э-э… молодой человек», а «Александр» и даже «Сашенька, голубчик».

Поздно ночью, когда игра закончилась, начал моросить дождь, и я провожал игроков до глайдеров, держа над их головами раскрытый зонт. Последний из отбывающих, дородный седой старик с манерами светского льва, сказал на прощанье моему преподавателю:

– А что, Валерий, у тебя бывают неплохие идеи. Можешь иногда приводить с собой своего студента, – и, забравшись в кабину глайдера, царственно мне кивнул.

Когда мы остались одни, господин Руденс покачал головой:

– Признаюсь, не ожидал. Чтобы Удо, этот надутый индюк, называл кого-то «Сашенька, голубчик», да еще в первый же день знакомства… Этому я вас не учил, да и научить бы не смог. Экзамен, молодой человек, вы сдали блестяще. Но как вы это проделали?

– Сэр, особой моей заслуги нет. Я же Потенциал, пси-чувствительность и все такое, ловлю эмоции.

– Ну, вы – не первый Потенциал, которого я знаю, и не первый селфер. Однако же…

– Честно говоря, Валерий Иванович, я и не думал об экзамене. Просто ваши друзья мне понравились, и я искренне хотел быть им полезным, сделать что-то приятное. Такие замечательные люди!

– Вы правы, Александр, это действительно люди очень достойные. Если захотите, можете как-нибудь еще разок пойти со мной на нашу встречу. Знаете, иногда старики пускаются в воспоминания и могут порассказать много интересного!

…В этом, последнем учебном семестре, я четыре раза ездил с профессором в его карточную компанию и получил немало удовольствия от общения с его друзьями, но, к сожалению, «вечер воспоминаний» ни разу так и не случился…

Так что для встречи Нового Года я был совершенно свободен, о чем и сообщил Мелиссе. Она сказала, чтобы я собирался и был готов к лыжным прогулкам, а остальное она берет на себя.

Новогодний подарок для Мелиссы у меня был приготовлен заранее. Собственно, я постоянно находился если не в процессе поиска подарков, то, во всяком случае, в состоянии готовности внезапно обнаружить нечто, что может явиться при случае моим подарком Мелиссе. Проблема ведь была непростой. Что можно подарить тому, кто владеет миром? Я всегда старался найти для Мелиссы что-нибудь особенное, необычное. Пусть пустяк, но пустяк милый.

Однажды я подарил Мелиссе заколку-зажим для волос из вспененной бронзы с очень интересным орнаментом. Как-то раз, когда я ожидал Мелиссу у Исаакиевского Собора, я увидел девушку с красивой брошкой на платье. Оказалось, что эта девушка, Анита, – начинающий ювелир, и свою брошку она сделала сама. Я заказал у нее заколку с тем условием, что рисунок орнамента будет совершенно уникальным, никогда и нигде больше не повторится. Девушка, конечно, не знала, для кого предназначена вещь, но при выполнении моего заказа очень старалась. Мелиссе заколка понравилась, и она порекомендовала Аниту Марату Степанову, известному молодому ювелиру, который в свое время изготовил для Мелиссы то удивительное ожерелье из натуральных сапфиров, которое я видел на ней перед балом-маскарадом на Корнезо. А заколка оказалась не только красивой, но и весьма удобной, и Мелисса постоянно пользуется ею дома.

В другой раз я разыскал в сетевых архивах собрание стихов Анны Ахматовой, поэтессы ХХ века, и записал их на книжную пластину. Мелисса была очень тронута этим моим подарком. А года два назад в художественном салоне мне попались вырезанные из делорита знаки Зодиака. Я купил знаки Стрельца, Скорпиона и Козерога, – знаки Мелиссы, Майкла и свой, – подвесил их на изящную витую золотую цепочку и подарил Мелиссе на тот Новый Год. Этот медальон она теперь практически никогда снимает.

В прошлом году я заранее искал новогодний подарок Мелиссе по каталогам Сети, но ничего особенно интересного там не обнаружил. Тогда я решил просто походить по антикварным магазинам, и, действительно, в одной лавчонке нашел нечто оригинальное. Это была небольшая коробочка, обтянутая черной с металлическим отливом кожей раопога, змееподобной твари с Вилетты. И эта коробочка оказалась музыкальной шкатулкой! Шкатулке было лет сто, а то и все сто пятьдесят. Когда открывалась крышка, звучали классические этюды Борисова «Двенадцать месяцев», и в голографических декорациях танцевала маленькая балерина, чем-то неуловимо похожая на Мелиссу в образе Нади. При каждом открытии крышки балерина танцевала один из двенадцати танцев, и предсказать, какой танец она будет сейчас танцевать, было совершенно невозможно. Я решил добавить к программе случайной выборки программу управления выбором танца, и встроил в механизм крошечный дополнительный блок, а управление выбором вывел на крышку шкатулки. Получилось очень удачно: крышку украшал пейзаж со старинной башней с часами, выполненный в технике инкрустации металлом, и теперь одна стрелка часов была по-прежнему неподвижно закреплена в положении «12», а другая свободно вращалась и устанавливалась на час, соответствующий порядковому номеру месяца. А чтобы опять работала программа случайной выборки, надо было открыть крышку, не меняя перед этим положение стрелки.