В конце концов нас всех повели в одну квартиру – в мою. Там сидели родители всех четверых, кто – то плакал, кто-то сидел с недовольным лицом, но атмосфера была гнетущая. Нас выстроили в ряд, как на расстрел, и задали единственный вопрос: «Где вы были?»
И: «Мы были на пожаре».
МИ: «На каком пожаре? Вы видели, сколько времени? Игорь! У тебя же есть часы!»
Игорек, опустив голову: «Есть, ты мне сама их и купила, чтоб я не опаздывал».
П: «Да мы думали только посмотрим и вернемся сразу».
МП: «Как я понимаю, не сложилось!»
П: «Сугробы были, и горящий огород был далеко!»
ММ: «То есть вы были на огородах, да еще и ночью?» Все замолчали, и наступила минутная тишина.
ММ: «Вы в курсе, что ваши отцы искали вас несколько часов, мы уже и учителю звонили, он, между прочим, искал вместе с ними».
МИ: «Мы уже даже не знали, что и думать, и хотели звонить участковому».
ОИ: «Что вы их мучаете, они еле на ногах стоят, пусть идут спать, время почти четыре».
После допроса все разошлись, забрав с собой своих отпрысков. Всем попало в эту ночь не слабо, кому не разрешили гулять почти месяц, кого отхлестали ремнем, кому-то ввели комендантский час. Но это стоило того, ведь это первый пожар, который мы видели, и первое путешествие по зимней ночи, и первый раз, когда мы заблудились у себя в поселке.
Глава 15 Аккумулятор
Весна, в настоящем смысле этого слова, в нашем поселке наступала не с приходом марта, а скорее, с апрелем. Именно в начале апреля снег растекался во множество ручьев, расползавшихся, как змеи, во все стороны. Весной все начинали пускать кораблики из пенопласта, поэтому все ручьи были в белых пенопластовых шариках. Временами, когда солнце светило особенно ярко, некоторые ручьи текли с особой силой, бурля, подпрыгивая и завихряясь в некоторых местах своего потока. Такой ручей пользовался особой популярностью у детей. Облепленный со всех сторон их вниманием, он мчался, заползая под бетонные плиты и срываясь водопадами в овраги, делая погоню за корабликом еще интереснее.
Помимо этого, самые отчаянные начинали вытаскивать велосипеды и еще на сыром асфальте около подъездов проверяли их работоспособность, разложив ключи рядом со своим агрегатом. С каждым днем ручьев становилось все меньше, а выходящих велосипедистов все больше. Велосипеды мало кто заносил домой, все они стояли колонной в подъездах на первом этаже под лестницей. Никто не боялся, что его кто-то украдет или испортит, поэтому они не были прицеплены ни замком, ни еще каким-нибудь хитрым приспособлением.
Выйдя на улицу субботним утром, я увидел двух человек. Один из них Сотыга, а второй Севка. С Севкой мы практически не общались, он был толстый, изнеженный, и когда что-то говорил, казалось, что его голос похож на плач. Вообще немного странно было встретить таких разных людей в обществе друг друга. Сотыга, всегда искавший над кем бы посмеяться, и Севка, вечно чем-то удрученный и обиженный на весь мир. По разные стороны баррикад еще куда ни шло, но вместе занятыми каким-то общим делом? Это было чем-то выходящим за рамки разумного.
Я: «Сотыга, по-лубому ты что-то задумал, Севка, ты как будто первый раз встречаешь Сотыгу».
Сев: «Он, вообще-то, мне помогает».
Я: «Помогает?Сотыга?»
Мое удивление не знало границ, чтобы Сотыга кому-то помогал без своей выгоды или намерения над кем-то поиздеваться, было не просто необычным, но даже противоречило всей его лисьей сущности.
Сот: «А чё ваще? Я чё, помочь никому не могу?»
Я: « У тебя, Сотыга, весеннее обострение что ли?»
Сев: «Он мне помогает искать ниппели, которые у меня с велика сняли, а без них колесо спускает».
Сот: «Да, вот, иди на фиг, если не видел, кто снимал».
Сев: «Да, нафиг иди».
В это время из дома вышел Герка.
Я: «Да как скажете, с Геркой и то интересней».
Меня просто обуздали противоречивые мысли о Сотыге, я думал, что он не способен на альтруизм, а тут с таким рвением и какой-то даже самоотдачей помогал Севке. Может, я все-таки ошибался на его счет и он нормальный. Нет, тут в чем-то есть подвох, Сотыга и добрые дела не сочетаемы по определению.
Погруженный в свои мысли, я шел в сторону Герки. Лишь его привет меня сбил с какой-то мысли, до которой я так и не додумал.
Г: «Пошли к конторе, там кошки-мышки нарисованы!»
Я, еще не до конца отошедший от своих мыслей, на автомате сказал: «Пошли!»
Недалеко от конторы находилась больница, там, раскидывая ключи и матерясь, разбирал скорую помощь водитель. Чем он был не доволен, было не до конца понятно, но явно машина не заводилась и не хотела работать, оттого что он время от времени пинал ее ногой по колесу.
В кустах рядом с машиной я краем глаза заметил старый аккумулятор, он частично был разбит, поэтому я и подумал, что, скорей всего, он не нужен водителю, но забрать его я все-таки не решился.
Я: «Че мы сюда пришли? Тут еще никого нет, вдвоем что ли играть в кошки-мышки будем?»
Герка молчал, понимая, что вдвоем играть достаточно скучно, нужен хотя бы еще один человек.
Тут от машины отходит водитель и заходит через заднюю дверь в больницу.
Я: «Слыш, Герка, видишь аккумулятор?»
Г: «Вижу».
Я: «Сейчас бежим, хватаем его и убегаем, все понял?»
На что Герка кивнул и побежал вперед меня. Взяв аккумулятор в две руки, мы его подняли, но он оказался достаточно тяжелым, чтобы бежать, поэтому мы просто понесли его в четырех руках, взяв по краям и идя приставным шагом. Время от времени я все же поглядывал на заднюю дверь больницы в надежде, что водитель задержится там подольше. Нам повезло, и водитель не вышел. Зайдя за больницу, я вздохнул с облегчением, тут он нас уже не увидит. Не успели мы и на сто метров отойти от больницы, как в нашу сторону уже мчался разъяренный водитель и что-то неистово выкрикивал. Его слова настолько перемешивались с матом, что невозможно было понять, что же на самом деле он пытается сказать, но посыл был ясен. Ему не понравилось, что мы взяли его аккумулятор, и сейчас он хочет его вернуть.
Мы побежали, насколько это было возможно с нагруженным на нас тяжеленным аккумулятором. Рано или поздно водитель нас бы догнал, а аккумулятор выбрасывать было жалко.
Я: «Герка, беги быстрее, надо успеть добежать до твоего подвала».
Герка попытался ускориться. С горем пополам мы добежали до подвала, водитель уже был буквально в двадцати метрах от нас, и, ни о чем не сговариваясь, мы влетели в подвал как угорелые. Пробежав несколько метров, остановились и, уставившись на единственный источник света – входную открытую дверь подвала – ждали появления нашего погонщика. Сначала мимолетно промелькнула тень, послышались тяжелые шаги по скошенным сыростью ступенькам, после чего очертания стали более понятные. В проходе появился водитель, затыкая нос рукой. Запах в подвале Герки на самом деле был невыносимым, казалось, что к носу подносят баночку с нашатырным спиртом, только еще более вонючим и более пробивающим до самого мозга. Держа руку и закрывая нос, водитель прокричал: «Малолетние ублюдки, встречу – убью!»
Простояв еще минут пятнадцать в подвале, мы тихонько начали двигаться к выходу.
Я: «Герка, я сейчас задохнусь уже, что происходит с вашим подвалом? Почему здесь такая вонь?» Недалеко от входа я отдал аккумулятор Герке, он его с треском поставил на пол, не удержав в руках. Сам же я медленно начал выходить из подвала, стараясь ступать на еще не разрушенные ступеньки и не осыпать не понятно на чем державшуюся гальку, замешанную в бетоне. Почти на выходе я, наклонившись, еле высовываясь за угол, аккуратно осматривал площадку около подвала, с надеждой не увидеть водителя. Ноги были в напряжении, все тело готово рвануть обратно в подвал при малейшем движении в мою сторону постороннего лица, но у подвала никого не оказалось.
Я, крича внутрь подвала: «Герка, выбегай, акум пока там оставь!»
Герка выбежал, морщась от солнца, светившего ему прямо в глаза.
Я: «Пошли за парнями!»
Герка, открыв рот и глубоко дыша, видимо наслаждаясь свежим воздухом, несколько раз кивнул.
Дома Петьки не оказалось, куда он делся, не понятно, но дверь никто не открыл. Игорек, как узнал, что у нас есть аккумулятор, быстро собрался и выбежал, не до конца даже надев свои ботики, и, подпрыгивая и толкая ногу вглубь ботинка, спускался так почти до самого выхода из подъезда.
И: «А че за аккумулятор и где вы его нашли вообще?»
Я: «Сперли, но мы так-то думали, что он уже не нужен, он немного треснутый сбоку».
И: «Ну вы, конечно, отчаянные, а у кого сперли?»
Я: «У скорой!»
И: «Вы дауны что ли? У скорой что-то тырить!»
Я: «А че, им обратно относить теперь?»
И: «Нет, конечно, надеюсь, вас не запомнили, одно дело тырить серебрянку с башни, а тут акум у скорой, вы совсем чокнутые с Петькой!»
Я: «С каким Петькой? Мы его с Геркой стырили!»
И: «Так…С Геркой? Серьезно? Мне кажется, наша компашка с каждым днем все больше какую-то банду напоминает».
Я: «Да, мы думали, он ему не нужен».
И: «А вы че, просто забрали акум и ушли? И за вами никто не бежал?»
Я: «Нет, бежал, водитель».
И: «Он, видимо, с вами просто решил в ляпки поиграть, поэтому бежал».
Я: «Думаешь, мы тупые? Понимали, что он за акумом бежит!»
И: «А мне кажется, что все-таки тупые, раз акум не бросили!»
Я: «Ой, ну, не хочешь, мы и без тебя найдем, что с ним сделать!»
И: «Да ладно, че ты начинаешь-то, пошли, показывай, куда спрятали».
Мы дошли до подвала и вытащили аккумулятор и унесли его на бетонные плиты недалеко от нашего старого штаба.
Я: «Чё, ломаем?»
И: «Подожди, нужно кислоту сначала слить».
Игорек убрал крышку и перевернул аккумулятор, из него полилась жидкость, разливаясь на бетонной плите в круглую лужу.
Я: «А че, кислота плиту не разъедает?»
И: «Можешь попробовать пальцем в нее тыкнуть, раз не веришь, что кислота».
Я: «Не, спасибо, он мне еще пригодится».
Вылив всю кислоту, мы камнями раскурочили аккумулятор и достали то, из-за чего мы его и украли – пластинки свинца, из которых можно было сплавить все что угодно.
И: «А вы точно его украли?»
Я: «В смысле? Думаешь, мы это все придумали что ли?»
И: «Ну мало ли?»
Я: «Что за вопросы вообще?»
И: «Просто смотри, он сломан, притом давно, видишь, половина пластин ржавые?»
Я: «Нахер тогда водитель вообще за нами бежал, если он сломан?»
И: «Не знаю, может, ему просто побегать захотелось».
Я: «Как-то очень агрессивно он бегал».
И: «Может, проучить вас хотел или сам хотел что-то из него достать, не знаю я».
Я: «Да какая теперь разница?»
И: «Теперь, когда раскурочили, уж точно никакой, чё, делим пополам, каждому по 8 штук?»
Я: «А как плавить будем?»
И: «Да его можно расплавить в обычной консервной банке на костре».
Я: «А выливать как? Банка-то горячая будет!»
Игорек, вздохнув: «Наматываешь на палку открытую крышку и все».
Я: «Пошли тогда на свалку, там их полно!»
Сходив на свалку и взяв три банки, мы пошли к лесу у огородов, потому что в нашем лесу еще до конца не растаял снег, да и сыро там было. Дойдя до бокового леса у огородов, мы начали разводить костер. Он никак не хотел разводиться, в лесу у огородов не было берез, а значит, не было и бересты, к тому же все дрова еще были сырыми, и развести его было практически невозможно. Тут Игорек замечает старую губку от кресла и, разорвав старую обивку, достает куски поролона.
И: «Все, парни, ща все разведем!»
С поролоном мы очень быстро разожгли костер и поставили свои банки, закинув туда пластины со свинцом. Буквально через полчаса свинец расплавился и превратился в жидкость, что не осталось даже мысли, что он когда-то был твердым.
Я: «Игорек, а форму из чего делать, не в банке же его оставлять, че это за огромная монета будет?»
И: «Можно, наверно, выкопать в земле дырку, положить туда коробок от спичек и залить».
Я: «А у тебя три коробка есть?»
И: «Да, я взял на всякий случай побольше».
Мы так и сделали. Через еще полчаса мы достали уже готовые выплавленные кирпичики, ровные по краям.
Я: «Прикольно получилось», – держа в ладони еще горячий слиток, сказал я.
Герка любовался на свой кирпичик из свинца, ведь он был полностью сделан своими руками, и улыбка расплывалась на его лице, что бывало очень редко.
И: «Да, не плохо получилось, даже вон Герка доволен!»
Я: «Чё, пошли во двор?»
И: «Да, пора бы, а то скоро темнеть начнет».
Придя во двор, мы встретили все тех же Сотыгу и Севку, искавших целый день ниппели от его велосипеда. Герка пошел хвастаться Севке своим слитком, а я подошел к Сотыге.
Я: «Че, Сотыга, все ищите?»
Сотыга, улыбнувшись своей злобной улыбкой: «Да, чета найти никак не можем».
Я: «А че веселого? Че лыбишься-то во все лицо, ниппели же не нашли».
Тут Сотыга засовывает свою руку в карман и достает из него два ниппеля.
Я: «Что это?»
Сот: «Это его ниппели», – разрываясь своим зловещим бензопильным смехом.
Я: «Сотыга, ты больной, твои приколы с каждым разом стают все дурнее».
Сот: «Смешно же наблюдать, как он весь день ходил и искал свои ниппели, а они были у меня в кармане, хы-хы-хы, прямо у него под носом».
Я выхватил у него из рук ниппели. Сотыга резко поменялся в лице: «Отдай, а то врежу!»
Я: «Нас тут больше, Игорька и Герку тоже в расчет бери, они не будут просто так смотреть», Сотыга покривил лицо, и у него задергался нерв чуть выше пазухи носа. Сотыга схватил меня за куртку и, приблизившись почти вплотную, сказал: «Я те это еще припомню!»
Я: «Припомнишь когда-нибудь!»
Сот: «Твои друзья не всегда будут рядом!»
Я: «Да я тебя и один размотаю!»
Сотыга, не выдержав, сделал полшага назад и ударил меня по лицу. От злости я сжал свой слиток свинца в кулаке и ударил в ответ. Сотыга отшатнулся и, развернувшись, пошел прочь, время от времени поворачивая недовольное лицо. Тут же подбежали Игорек, Герка и Севка.
И: «Че у вас здесь произошло?» Я развернул второй кулак. На нем лежали два ниппеля.
Сев: «Откуда они у тебя?» – спросил Севка, схватив ниппели, жадно загребая их себе в руку.
Я: «Они были у Сотыги, и он весь день с тобой ходил, чтоб над тобой потом вечером посмеяться». Севка стоял растерянно, открыв рот и держа в открытой руке свои ниппели.
Я: «Ладно, парни, пошли по домам, все настроение пропало гулять».
И: «Да и солнце садится уже, у меня до сих пор после пожара комендантский час».
Мы ушли, а Севка остался стоять неподвижно с открытой ладонью, на которой лежали ниппели, и ошалевшим от такого поступка лицом.
День был в целом положительным, но ощущение от этого дня было каким-то гадким.
Глава 16 Аммиачная селитра
Наступил тот день, когда и мне поставили домой телефон. Второй раз испытывать, как работает наша телефонная сеть, не хотелось, да и одному это было делать не так весело. Петька так и не появился, поэтому и выходить на улицу было незачем, так рано еще никто не выходил: ни Герка, ни Игорек, а видеть кого-то еще не особо хотелось. Включив телевизор и наткнувшись на мультики, я, устроившись поудобнее на диване, начал их смотреть. Вдруг раздается телефонный звонок, я, вздрагивая из-за громкого звука, до того не звучавшего в моем доме звенящей трещотки, побежал к нему.
И: «Здарова, у тебя есть опил?»
Я: «Опил? А это вообще кто?»
Я, подумав, что это какой-то очередной телефонный розыгрыш, бросил трубку. Через мгновение телефон зазвонил снова.
И: «Че ты трубку-то бросаешь?»
Я: «А зачем сюда просто так звонить».
И: «Вот ты, конечно, дурак. Это Игорь».
Голос очень сильно отличался от настоящего голоса Игорька, но эмоции, выделяемые голосом, были его.
Я: «Голос ваще не похож».
И: «Да знаю я, у меня в телефоне голос почему-то очень сильно меняется, у всех нет, а у меня да».
Я: «Че надо-то?»
И: «У тебя есть опил?»
Я: «На огороде, может, и есть, а зачем тебе опил?»
И: «Пошли, сходим – потом и узнаешь!»
Я: «Ну ладно, сейчас выйду».
Выйдя на улицу, мы пошли спешным шагом до моего огорода.
Я: «Все-таки нахер тебе опил и много его вообще надо? У меня там как бы маленькая кучка, оставшаяся с прошлого года».
И: «Короче, у меня мать купила удобрение для роз».
Я, перебив его: «Я-то думал что-то интересное, а мы идем за опилом, чтобы удобрять розы твоей мамы».
И: «Дк ты ж мне договорить не даешь».
Я: «Ну и?»
И: «Вот, моя мама купила удобрение для роз, а оно полностью состоит из аммиачной селитры».
Тут Игорек развел руками и несколько раз произнес, быстро повышая голос: «А-а, а-а!»
Я скривил лицо, не понимая, что он хочет мне донести: «Ты меня этим хотел удивить? Зачем мне вообще это знать?»
И: «А, ну, ты же не знаешь».
Лицо Игорька резко сменилось с веселого на задумчивое.
Я: «Что не знаю, что розы удобряют аммиачной селитрой? Да, не знаю!»
И: «Да нет, то, что аммиачная селитра, когда горит, очень сильно дымит».
Я: «И че?»
И: «Можно дымовуху сделать».
Я: «А опил тебе зачем?»
И: «Без опила она не горит».
Я: «Ну тогда пошли быстрей».
Дойдя до моего огорода, мы подошли к куче опила Игорек, разворошив верхнюю грязную часть, достал пакет и наложил туда еще не до конца высохшие влажные опилки.
Я : «Че теперь?»
И: «Пошли на мой огород, селитра там лежит».
Придя к нему на огород, я увидел с десяток пчелиных домиков.
Я: «Слышь, а они не зажалят? А то мне прошлый раз шмелей на всю жизнь хватило!»
И: «Нет, если не будешь их доставать».
Я: «У них, мне кажется, свое мнение на это, достаю я их или нет».
Игорек подошел к двери и, засунув ключ в замок, одновременно проворачивая и толкая дверь, пытался ее открыть. Через минуту дверь поддалась, резонируя со всех углов, как какой-то ударенный музыкальный инструмент. Изнутри запахло чем-то затхлым.
Я: «А сколько вы на огороде не появлялись?»
И: «Ну, с осени». Внутри бревенчатого дома все было по-огородному. Старый замызганный диван, который, видимо, было жалко выкинуть и который идеально подошел под размеры сруба огорода. Холодильник местами с выступающими пятнами ржавчины, стол, накрытый каким-то полотенцем, и стоящая на нем запылившаяся хрустальная ваза советских времен, которая с самой осени не видала стеблей цветов. Разошедшийся в царапинах и трещинах, отполированный временем и сыростью шкаф коричневого цвета, с выцветшим верхним углом, как челка, нависающая на лбу нерасчесанного юноши. Все как бы говорило, что это либо заброшенное место, либо очень редко посещаемое хозяевами жилище, однако не лишенное своего шарма и уюта.
Я: «А как мы вообще будем ее делать, просто смешаем и подожжем?»
Игорек, с шумом стукнув дном об стол железную банку от кофе, сказал: «Нет, будем набивать сюда, а потом, да, подожжем».
Банка издала звенящий шум, разлетевшийся по всей комнате, и затихла. Лишь еле слышное отрывистое жужжание прерывало сложившуюся тишину.
Я: «Слышь, а у вас и в доме тоже пчелы?»
И: «Нет, в доме осы, они у пчел мед воруют, поэтому их тут так много».
Местами в срубе виднелись небольшие отверстия небольше сверла от дрели, это и были убежища ос.
Я, наблюдая за время от времени вылетающей осой из своей дырки и залетающей обратно, не заметил, как ушел Игорек и снова вернулся с огромным пакетом чего-то белого, выглядывающего из-под зеленых букв, написанных на пакете.
Пакет уже был открыт.
Я: «Игорек, а ты уже делал дымовуху?»
И: «Нет, пакет мать открыла, знаешь, как долго я ждал, чтобы она это сделала».
Я: «Зачем?»
И: «Ну, она бы сразу поняла, что пакет открыл я, к тому же она же химик и догадалась бы для чего».
Я посмеиваясь: «Да уж, веселая у тебя жизнь».
И: «Ты зря смеешься, ща все сделаем, сам все поймешь».
Я: «Ну, тогда пошли делать».
Игорек рукой доставал из мешка селитру, которая оставляла на его руке во всех морщинах и отпечатках белые следы, и засовывал ее в детское ведерко с нарисованной на нем ромашкой. Я делал то же самое с опилками. Потом Игорек схватил палку и начал перемешивать.
И: «Все».
Он, схватив ведро, пересыпал все содержимое в железную банку от кофе. Достал из кармана коробок и открыл его, внутри что-то блестело.
Я: «У тебя все еще осталась серебрянка?»
И: «Да, только это последняя, хватит только на одну».
Высыпав содержимое коробка в эту же банку от кофе, достал спички и, чиркнув, поджёг серебрянку. Она вспыхнула ярким пламенем, которое потом сменилось очень густым, в месте горения желтым, переходящим в белый дым потоком.
Я, завороженный видом, спросил Игорька: «А это точно нужно было делать в доме?»
И: «Нет!»
Буквально за считанные секунды комната наполнилась густым и непроглядным туманом, что не видно было даже своих пальцев, поднесенных почти вплотную к лицу. Наощупь мы выбрались из дома, откашливаясь и наблюдая, как из двери выходит этот густой дым, да что из двери – из всех щелей, где он только может протиснуться. Вся это феерия закончилась минут через пять, но дым до сих пор остался внутри дома и сидел там, как хозяин. Спустя час, он полностью выветрился, и мы зашли внутрь. После дымовухи остался странный запах, и коричневое пятно на полотенце от раскаленной банки из-под кофе.
Я: «Слышь, твоя мама заметит же, что чем-то пахнет, и уж точно заметит пятно на полотенце».
И: «Запах выветрится до ее приезда, она уехала к родственникам на два дня, а если полотенце спрятать, может, она про него и забудет вовсе».
Взяв железную банку от кофе, он наполнил ее до краев селитрой и сказал: «Пошли еще делать».
Я: «Скоро темнеть начнет, может завтра?»
И: «Тогда утром у меня».
Я: «Ладно».
Я ушел раньше его, а он остался приводить все в порядок на огороде, чтобы никто не заметил, что мы тут вообще были.
Утром я пришел к Игорьку как встал. Открыв дверь, он сразу же пошел на кухню, я пошел за ним. На подоконнике стояла целая батарея из дымовых шашек, я насчитал восемь. За столом сидел Игорек и делал девятую.
Я: «Игорек, ты чё, на войну собрался?»
Игорек повернулся ко мне, на его лице ярко прослеживались синяки под глазами и усталый вид.
И: «Я придумал, можно вместо серебрянки использовать растертый уголь, смешанный с селитрой от спичек».
Я: «Ты вообще спал?»
И: «Нет, зато смотри, восемь штук!»
Я: «А где столько банок кофе взял?»
И: «На свалке у огородов, там в магазине только такой кофе и продают».
Мы пошли, взяв с собой пару банок. В поселке запускать дымовухи было слишком опасно, могли вызвать пожарных, а на огородах постоянно был дым от бань и от костров, поэтому мы пошли именно туда. Первую дымовуху мы запустили к какому-то деду на огород, он пытался ее залить водой, но все было тщетно, вода, попавшая на раскаленную банку издавала шипение и иллюзию, что дыма становится только больше. После чего боязливой трусцою он побежал к своему дому и, вытягивая шею, как гусь, и широко раскрыв глаза, выглядывал на дымовуху из-за угла, держа в одной руке ведро, а второй опираясь на угол своего дома. Когда та перестала дымить, он широким шагом подбежал к ней и выпнул банку со своего огорода, что-то ворча себе под нос.
Мы сидели недалеко в кустах и еле сдерживали смех. Вторую дымовуху мы так и не запустили, потому что Игорек, сидя в кустах, уже почти засыпал, и я предложил ему пойти домой, на что он кивнул и тихонько поковылял уставшей походкой. Проспал он очень долго, и его мама успела вернуться домой. Было бы странно, если бы она не заметила минилабораторию у себя на кухне. Как ни странно, ругать она его не стала, но вот дымовухи заставила разобрать и раскидать все содержимое по огороду. Саму же аммиачную селитру спрятала, чтобы мы до нее больше не добрались.
Глава 18 Неожиданное событие
Лес уже почти оттаял, даже тропинки уже не хлюпали при надавливании на них ботинок, и лишь в темном лесу еще местами во впадинах был грязный, обсыпанный хвоей и ветками снег. Благо, в него мы почти не ходили. Что касается мест, где не было леса, они давно уже открылись и, как покрытая редкими волосами голова седого старика, желтели пожухлой травой, небрежно разбросанной весенними ручьями. Утром от земли еще шел холод, но к обеду, нагретая лучами солнца, она выдыхала накопленную за время зимы воду в окружающий ее мир, создавая тягучий густой и горячий воздух, наполненный запахом прелости. Лишь временами, когда эти места накрывала бегущая по-весеннему быстро хмарь, воздух резко остывал и терял свои специфические запахи и свойства, подаренные ему нагретой землей.
Петька, наконец-то вернувшийся, пока еще не известно откуда, уже сидел на бортике у нашего подъезда и рисовал что-то вичкой на грязном асфальте, дожидаясь, пока кто-нибудь выйдет. Я, увидев его в окно, быстро оделся и вышел.
Я: «Здаров, Петька!»
П: «Здарова!»
Я: «Че ты где все это время пропадал-то?»
П: «Да, у бабки своей гостил, она торгует семечками на базаре, мне кажется, я на всю жизнь наелся этими семечками».
Я: «Круто».
Наступила неловкая пауза: «Слышь, Петька, мне всегда было интересно, ты всегда выходишь на улицу первым».