Глава 8 Орешник
Утром я вышел на улицу и увидел непривычную для меня картину: прямо перед подъездом сидел Петька глубоко в урне и не мог выбраться, только ноги, руки и голова торчали из нее. Попыток выбраться он не предпринимал, значит сидел уже очень давно и, сдавшись, опустил руки.
Я: «Нормально ты так гуляешь», – насмешливо сказал я.
Петька обрадовано: «Наконец-то хоть кто-то вышел и я, капец как рад, что это ты».
Я: «Почему?»
П: «Да потому что больше никто не увидел этого позора. Давай вытаскивай меня».
Я: «Может, Герку и Игорька позвать, чтобы они посмотрели на эту черепаху?»
П: «Ты дурак что ли? У меня уже шея затекла», – злобно сказал Петька
Я: «Ладно».
Я потянул его за руки, и Петька медленно вылез из урны, выпрямился и выгнулся в обратную сторону с характерным хрустом.
Я: «Ты сколько там сидел?»
П : «Не знаю, минут 15, наверно».
Я насмешливо: « Че, решил мусор выкинуть?»
П: «Да нет, Колька шел, меня увидел, и видимо, настроение у него было хорошее».
Я: «И че? Просто сунул в урну и ушел?»
П: «Нет, еще пять минут насмехался, потом сказал: «Ладно, бывай!», – и ушел».
Я, кивнув головой, сказал: «По-братски». Оба засмеялись
П: «Кстати, он пошел собирать орехи, может, тоже пойдем?»
Я: «Лучше позже».
П: «Зачем?»
Я: «Сам же говорил, что там Колька и настроение у него хорошее».
П: «Да я знаю нормальное место с крутым орешником, туда никто не ходит, они только у дороги собирают, а этот внутри леса»6
Я: «Может, хоть Герку и Игорька позовем».
П: « Само собой».
Мы пошли их звать, Герка даже взял полиэтиленовый пакет и всю дорогу им шуршал.
И: «Может, там все уже собрали?»
П: «Нет, про него только я знаю».
Мы зашли в глубь леса, даже тропинка уже закончилась, и началась высокая по пояс крапива.
Г: «Долго еще?»
П: «Нет, почти пришли».
К крапиве еще прибавилась пушистая листва, и ветки, через которую было сложно протиснуться.
П: «Все, пришли» Даже издалека было видно, что на орешнике много орехов, но под ним было 2 больших муравейника с маленькими красным муравьями. Это не те кислотно-несущие муравьи, это те, которые кусают очень больно, и потом еще долго от них остаются красные пятна. Также вокруг орешника было много крапивы.
И: «И как их собирать? Тут красные муравьи».
П: «Залезешь на орешник и соберешь, там их почти нет».
Мы залезли на разные стволы орешника и начали собирать орехи. Он гнулся, и мы от земли были всего в паре метров.
Я: «А знаете, что Петька сегодня черепаху изображал?»
Игорек, усмехнувшись: «Что?» Я им рассказал про утреннее приключение Петьки.
Игорьку в середине рассказа стало очень смешно, и он, смеясь и ухватившись за ствол, еле держался на дереве.
И: «Да не смешите, блин».
От этих криков становилось еще смешнее, и смеялись уже все, с трудом держа ветки орешника в руках. Вдруг Игорек с протяжным и отчаянным криком «Нууу» падает с орешника и встает сандалями прямо в один из муравейников. Тут же, сверкая пятками, скрывается в листве. Держаться от смеха на ветвях становилось все невыносимее, как будто по рукам течет разряд тока и заставляет раскрываться пальцы. За Игорьком плашмя на спину упал в крапиву и я, держа в руке сломанную ветку. Быстро соскочив, я убежал вслед за Игорьком, по дороге отряхиваясь от залезших на меня муравьев. Через минуту выбегают Петька и Герка.
П: «Вот это вы дураки, первый раз чтоли по деревьям лазите?»
Я: «Нет, Игорек просто смешно падает».
И: «Че? Кто эту дурацкую историю-то рассказал».
Набрали мы орехов не так уж и много, но возвращаться обратно к орешнику не стали, слишком уж ярки были воспоминания о падении, и это вызвало бы новый шквал смеха, скорей всего закончившийся очередным падением. Лишь Герка шел довольный, ведь у него орехов был полный пакет, а еще он историю послушал и сам в новую не попал.
Глава 9 Цветы на 1 сентября
Последние дни лета всегда длятся очень долго, подготовка к школе и неприятное чувство надвигающейся унылости заставляют настроение портиться само собой. Сейчас такого чувства не возникает, но тогда мы были детьми, свободными как ветер в поле, и вдруг тебе приходится входить в какие-то рамки и тот приятный хаос, что происходил с тобой летом, осенью улетучивается и навевает то ли грусть, то ли сожаление, что чего-то не успел или не сделал. Как-то даже мир стает меньше, появляются границы, распорядок. Связано это было не только со школой, хотя она и вносила ложку дегтя, но и с тем, что раньше темнеет, во многие места не попасть из-за грязи, холода или сырости. От того, что быстро меняется режим дня, весь день ходишь с надеждой и мыслью окончания всего этого. Продолжалось это не всю осень, а дней двадцать. Однако ж даже в эту пору бывали дни, которые выбивались из этой унылости и событийной прозрачности.
В постсоветском пространстве до сих пор витал дух советского союза, хоть и не было его уже достаточно долго, но какие-то детали, привычки, которые характерны только для него, до сих пор остались. Первоклассники и сейчас ходят с цветами на Первое сентября, а вот для более старших классов это уже редкость. В те времена даже старшаки ходили с цветами. Забавно было смотреть на своих однодворцев, которые летом были все ободранные и грязные, теперь румяные, в белых носочках, в черных костюмчиках и с букетом цветов маршировали к школе. Отчетливо помню, как меня собирали на этот парад. Идеально причесанный, наконец-то подстриженный, белая накрахмаленная рубашка холодом прижимается к спине, костюм издает неприятное шуршание при каждом движении, ноги, кажется, как будто онемели от того, что ботинки на каблучках некомфортно приподняты. Самым апогеем этого мучения была наклонившаяся мама, смочившая носовой платок слюной и размазывающая грязь на лице и приговаривающая: «Опять уже во что-то вляпался».
В этом году мама не посадила цветов на огороде, поэтому я пошел с двоюродной сестрой Верой на ее огород, чтобы нарвать цветов там. Вера была старше меня года на три, для меня она уже была старшаком. Да и вела она себя как старшак, ее еще в детстве оставляли водиться с младшим братом Санькой, поэтому повзрослела она очень быстро. Она готовила, убиралась дома, пока родители работали, поэтому они души в ней не чаяли. Она была выше меня на голову, но, видимо, когда очень быстро выросла, до конца не научилась пользоваться своим телом. Ходила слегка по-медвежьи, как-то нелепо и косолапо выкидывая ноги к земле, но это еще ничего, вот когда она начинала бежать, становилось совсем необычно, руки почему-то были не по швам, а приподнятые и прижатые локтями к талии раскрытыми ладошками вперед виляли из стороны в сторону.
Мы пошли на ее огород, он был в другом месте, не в тех огородах, в которых мы воровали яблоки, а далеко за пределами нашего поселка.
Я: «Я первый раз иду на эти огороды».
В: «Да они ничем не отличаются, огороды как огороды».
Я: «А у тебя точно хватит цветов на нас двоих?»
В: «У меня на огороде вообще цветов нет».
Я: «А зачем мы тогда туда идем?», – удивленно спросил я.
В: «Ну, у соседей их много». Я ошалел от услышанного, для меня было необычно слышать от Верки такие слова. Ведь в моих глазах она была пай девочкой.
Я: «Мы что воровать будем?» – с интересом спросил я.
В: «Ну нет, я спросила у соседей, они разрешили взять, мол, все равно скоро их выдергают».
Даже как-то полегчало.
Путь до ее огорода был долгим, шли мы примерно около получаса. По дороге через лес мы собирали в пакет грибы, которые находили недалеко от тропинки. В основном это были сыроежки, но, бывало, попадались даже грузди и подберезовики. К началу огородов у нас уже было почти полпакета грибов. Придя к ней на огород, я увидел небольшой домик с одним окном, сделанный из бревен, и с одной стороны из досок был сделан пристрой, все это было под одной крышей. Он явно был не достроен, потому что закрывался просто прислоненным к двери кирпичом. Внутри же в прихожей не было пола и был разбросан всяческий строительный и огородный хлам. На верх, под крышу, шла лестница. Войдя в сам дом, я увидел стол, пружинчатую железную кровать без матраса и неработающий холодильник, который они использовали, видимо, вместо полки.
В: «Оставляй грибы на столе, пошли рвать цветы». Поначалу все было мирно и бесшумно, мы тихонько рвали цветы и формировали из них букеты. Так бы все и закончилось, если бы через 2 огорода я не увидел незнакомый мне цветок невероятно больших размеров. Он стоял одиноко перед окном бревенчатого дома, буквально в метре, и был высотой чуть ниже меня.
Я: «Смотри, какой цветок!» – сказал я Верке и сразу побежал его рвать.
Она сказала полушепотом: «Стой, а вдруг кто-нибудь увидит». Я тихонько шел к цветку, озираясь по сторонам, огороды казались пустынными и как будто вымерли. Схватив цветок, я попытался оторвать его, но он никак не хотел рваться, место слома лишь мялось и делилось на более мелкие волокна, но отрываться никак не хотелось. Противостояние затянулось, и я начал оглядываться, не видит ли меня кто. Повернув голову к окну, я увидел крупную фигуру внутри дома с недовольным лицом и покривившимся ртом, которая готова была меня разорвать на куски. Я, несколько раз потянув цветок, выдернул его с корнем и побежал с болтающейся сзади копной земли и кореньев. Вера, увидев меня, побежала в сторону дома, я за ней, забежав в дом, она забилась за железной кроватью и с неподдельным страхом наблюдала за окном. Я же забрался на чердак по лестнице и лег на обсыпанную мелким керамзитом крышу сруба. Между крышей и домом по всему периметру была щель размером с еще одно бревно. Оттуда хорошо просматривалась вся улица. «Злое лицо» неторопливым шагом подошел к Веркиному огороду, оглядываясь по сторонам. На голове его была какая-то повязка, не теле обтягивающая кофта, через которую были видно, что он в хорошей форме, и, если бы мы просто побежали, он бы нас догнал. «Злое лицо» прошелся вдоль сруба у окна, заглянул внутрь и, разочарованно развернувшись, отошел. Постояв еще на дороге минут пятнадцать, он понаблюдал по сторонам. Вдруг он начал поворачиваться в мою сторону, я кое-как успел спрятать голову и долго ее не поднимал, когда же я ее поднял, злого лица уже не было. Я тихонько, стараясь не шуметь, спустился вниз, медленно зашел в бревенчатый дом. В углу сидела Верка, трясясь от страха и шепотом мне говоря: «Что? Он ушел?»
Я так же шепотом: «Да».
Верка, кивнув головой мне на руку, сказала: «Зачем тебе вообще этот цветок? »
Я, вспомнив и посмотрев на висящий у меня в руках и до сих пор не оторванный от корня цветок: «Ну, он был красивый, я захотел его сорвать».
Верка, еле сдерживая слезы, но еще держа себя в руках, сказала шепотом: «Дурак ты! Этот дядька почти меня заметил, думала, сейчас зайдет и что-нибудь сделает, а он еще такой накачанный и страшный».
Я не знал, что ответить, и, просто повесив голову, слушал недовольные возгласы своей сестры. В конце своего монолога она выдала: «Я больше никуда с тобой не пойду». Немного успокоившись, мы вышли из дома, идти по дороге было опасно, мало ли он пойдет нас искать. Мы пошли через другие огороды и вышли совсем в другом месте. Обратно мы пошли тоже другой дорогой, но уже не из-за боязни, а из-за того, что грибов у нас было только полпакета. По дороге мы добрали его до конца. Дома мать обрадовалась грибам и приготовила вкусную грибовницу, а цветы… Цветы повяли, все, еще до того, как я собрал букет. Может, оно и к лучшему, потому что на Первое сентября только я один, ну и конечно, Верка были без цветов. Потом она говорила, что ворованные цветы всегда вянут. И это был последний раз, когда я крал цветы.
Глава 10 Масло
Осенью не только нам было скучновато во дворе, но и многим старшакам. Некоторые из них сидели на теплых трубах, другие просто куда-то уходили, часть оставалась дома. Конкретно во дворе было пустынно, делать там было особо нечего. Асфальт был сырой и грязный от принесенной черно-коричневой жижи на шинах машин. На траве, местами пожухлой, выступала ледяная паутинка, а лужи покрывались тонким слоем льда. Бывало, берешь за край лужи и вытаскиваешь стекло размером почти с себя, посмотришься в него и разбиваешь.
С нашей компашкой время от времени входил в контакт, притом именно входил в контакт, а не дружил или общался, старшак по кличке Сотыга. Он лишь на деле был старшак, разница в возрасте была всего 2 года. У него была лисья внешность, когда он что-то задумывал, его глаза становились узкими, что казалось, как будто они совсем пропали, а улыбка тонко растягивалась по каемке лица, нижней губой закрывая зубы до верхних десен. Хорошие отношения имел с ним только Петька. Он ему был чем-то обязан, но Петька про эту историю не рассказывал никогда. Ко всем остальным он относился как к объекту насмешек, придумывая изощренные методы, которые и приколами-то сложно назвать. Кстати говоря, после каждого такого действия смотрел и заливался смехом, похожим на звук бензопилы, режущий слух. При этом он не раскрывал рта. Даже казалось, что ему очень сложно это делать, и он невольно делает себе больно.
В этот день Петька сказал, что выйдет попозже, Игорек куда-то уехал, а Герка помогал отцу в гараже. Я, сидя на бортике, колотил прутом по мокрому асфальту, оставляя на нем грязные полосы. Во дворе еще никого не было, только в отдалении у своего подъезда играли три детдомовца. Вдруг сзади ко мне кто-то подошел. Это был Сотыга.
С: «Че, лошок, своих подружек ждешь?»
Я: «Ты, Сотыга, нормальным вообще бываешь?»
С: «С кем нормальным-то быть, с вашим конченым братством педиков?»
Я: «Мы не педики».
С: «Да как нет-то, постоянно вчетвером уходите куда-то, потом прибегаете все запыхавшиеся».
Я: «Тебе, Сотыга, завидно что ли? У тебя-то друзей нет».
Тут Сотыга грозно на меня посмотрел.
С: «Ты ща дошутишься, я сейчас пойду и скажу твоей маме, что ты лизался с голой женщиной».
Я: «Что? Что это вообще значит?»
С: «Не знаю, но явно ничего хорошего».
Тут он порывается и бежит к моей квартире, я за ним, несколько раз стучит в дверь и на весь подъезд кричит: «Ваш сын лизался с голой женщиной». Когда дверь начинает открываться, он быстро убегает. На площадке остаюсь я с недоумевающим лицом и надеждой, что мать не слышала этот бред.
М: «Что-то быстро ты в этот раз, нагулялся?»
Я: «А я еще не нагулялся».
М: «А зачем тогда домой зашел?»
Я: «Там никого нет, ладно, я снова на улицу».
Мать с не менее недоумевающим лицом и с какой-то задумчивостью закрыла дверь, когда я начал спускаться.
Я: «Сотыга, ты придурок». Он, смеясь своим раздражительным смехом, улыбался с чувством удовлетворенности.
С: «Может, повторить? А то мне кажется, урок не усвоен».
Я: «А, делай, что хочешь, не удивительно, что ты только с нами и тусуешь, а со старшаками – нет».
Сотыга поменялся в лице и снова побежал на лестничную площадку. На этот раз я за ним не побежал. Навстречу ему вышел Петька.
П : «Че ты, куда?»
Сотыга развернулся, посмотрел на меня с надеждой, что я побегу за ним, но я спокойно сидел на бортике.
С: « Смотри, твоя подружка вышла».
П: «Сотыга, иди вон, над детдомовскими измывайся, у нас дело важное».
С: «Какое?»
П : «Не твое собачье дело».
Сотыга нахмуренно пошел к подъезду с детдомовскими.
Я: «Че за дело у нас?»
П: «Да нет никакого дела, просто надоело его рожу хитрую видеть».
Я: «Почему все-таки Сотыга такой странный?»
П: «Потому что ни старшаки, ни мы его в свою компашку не берем».
Я: «А почему у него вообще такая кликуха?»
П: «Ну, он однажды потерял сто рублей и потом целую неделю искал, всех спрашивал, где моя сотыга, вот и приелось».
Долгое время мы ничем не занимались, разбивали лед на лужах, он с характерным скрипом надламывался и наполнялся водой. Через некоторое время освободился Герка и вышел к нам. Почти сразу за ним подошел Сотыга.
С: «Че, закончили свое дело?»
П: «А че ты хотел?»
С: «Я тут вам такую развлекуху хотел показать, пойдемте – вам понравится».
Я: «С тобой, Сотыга, даже за сто рублей не пойдем».
С: «Ну не хотите, сами потом пожалеете».
П: «Пошли, делать все равно нечего».
Мы пошли вместе с Сотыгой в лес, он нас вел к старой свалке. Осенью в лесу делать практически нечего, помимо слякоти и сырых дров не было ничего, не было даже листвы, которая бы скрывала то, что мы делаем. С собой у Сотыги была старая исписанная тетрадка.
Я: «Что ты задумал, Сотыга?»
С: «Все, пришли».
П: «Сотыга, это обычная свалка, че мы в ней не видели, нахер ты нас сюда привел?»
Я: «Это полюбому одна из твоих тупых шутеечек».
С: «Да успокойтесь, раскудахтались, ищите лучше канистру, у меня батя ее недавно сюда выкинул, там еще масло осталось немного». Мы начали искать канистру и нашли ее, на дне было миллилитров 50 масла. Сам Сотыга искал какую-то банку не понятно для чего.
С: «Все, все готово». Он перевернул канистру, и масло тонкой струйкой начало стекать в консервную банку.
Г: «Долго еще?»
С: «Нет».
После этих слов, он выкинул канистру обратно, а в банку положил скомканный лист бумаги и поджог. Мы с надеждой смотрели, произойдет ли что-то интересное, но бумага просто сгорела и все.
П: «Сотыга, ты ж говорил весело будет».
Я: «Если хотел в посудку поиграть, позвал бы сестру свою».
С: «Заткнитесь нахер, не нравится, можете валить!» Он засунул еще одну бумажку в банку и поджог, одновременно скомкивая и кидая следующую. Вдруг пламя стало ярче и сильнее, несмотря на то, что бумажки уже прогорели.
С: «Вот, я же говорил, масло должно было прогреться».
Я: «Ты вообще такого не говорил, только нахер нас слал».
Тут он поднял валяющуюся рядом пластиковую бутылку и, засунув ее в консервную банку, надавил так, что банка вошла по горлышко, быстро превратившись в скомканный кусок пластмассы.
Я: «Ого, дай тоже попробую».
Сделав ту же операцию, за мной повторил Петька. Герка уже носился по всей свалке и собирал бутылки. Так мы сделали раз сто, пока огонь не погас.
Я: «Сотыга, можешь же быть нормальным».
П: «Как ты додумался до этого?»
С: «Видел, как батя делал так в гаражах».
Начало темнеть, и мы пошли по домам. Утром мы вышли из дома, а Сотыга уже стоял почти с полной канистрой масла и с еще более толстой тетрадкой.
Я: «Это же новое масло, откуда взял?»
С: «В гаражах мужики оставили, ну я быстро схватил и дал деру».
П: «Че, пошли жечь, только где ты столько бутылок-то пустых найдешь?»
С: «Найдем, не сыте, девочки».
Я: «Ладно, пошли». В консервной банке на этот раз было куда больше масла, она была наполнена почти до краев. Пока Мы с Петькой разжигали, Сотыга с Геркой искали бутылки. Нашли они немного на этот раз.
С: «Можно просто костер потом пожечь».
Я: «Можно».
П: «Ладно, я еще поищу».
Тут Сотыга достает бутылку с какой-то синеватой жидкостью внутри и начинает давить на огонь. Бутылка вспыхивает, Сотыга отпрыгивает, задевая концом бутылки край банки. Она отлетает, разбрызгивая масло во все стороны. Большая часть масла попала на ель, которая, по-видимому, была уже сухой, потому что вспыхнула почти сразу. Шипя и стреляя смолой, начала гореть, и огонь все выше поднимался к веткам.
Я: «Сотыга, как так-то?»
Мы схватили оставшиеся бутылки и побежали к ближайшей луже, Герка побежал за Петькой, громко крича ему: «Пожар, пожар!» Набрав воду, мы вылили ее на ель, огня стало меньше, но он не погас. Через минуту уже прибежали Петька и Герка с водой и плесканули на дерево. Огонь погас, и от ели пошел белый пар. На всякий случай мы еще несколько раз сходили и залили ель. Первые раза два еще шипело, а потом и шипеть перестало. Лишь потом, когда прошло возбуждение от этого всего, я увидел, что у Сотыги обожжена рука и вся куртка в маленьких коричневых крапинках. Самый сильный урон, конечно, понесло дерево, но и Сотыге досталось. Потом он долго ходил с перебинтованной рукой и больше жечь масло нам не предлагал.
Глава 11 Водонапорная башня
Самым загадочным местом нашего поселка была водонапорная башня, похожая на оставленную гранату великанов и воткнутая тонкой стороной в землю. Она стояла за высоким, аж в 3 метра, забором. Внутри из детей никто и никогда не был, только ограниченный круг взрослых, которые всегда там находились, поэтому, если кто-то и пробирался туда, заканчивалось это не так уж и хорошо для незваного гостя. Связано это было с тем, что именно за этим забором находилась насосная станция и станция водоочистки, которая питала водой весь наш поселок и градостроительное предприятие. Если бы вдруг туда пробрался какой-нибудь человек и залил яд в систему водоснабжения, отравился бы весь поселок, а предприятие пришлось бы закрыть. Охрана не просто там находилась, она была вооружена дубинками, а может, чем-то еще.
По счастливой случайности на насосной станции работал отец Сотыги. Именно он нам рассказал, что однажды отец принес домой серебрянку из гаража, который находился внутри этой территории. Это краска, которой покрывали широкую верхушку водонапорной башни, придавая ей еще большую загадочность, но для нас важно было не это, а то, что из нее можно было сделать бомбочки, ну или просто сжечь ее.
Бомбочки делались из нескольких склеенных слоев картона, скрученных в трубочку. Внутрь засыпалась серебрянка, смешанная с марганцовкой, благо марганцовку купить можно было в любой аптеке, а вот серебрянку было найти почти невозможно. К тому же серебрянка вспыхивала и горела очень ярким пламенем, поэтому мы и решили в случае неудачи с бомбочками устроить шабаш с огнем.
Воровать серебрянку было опасно, но эта идея залезла глубоко в голову и, как маленький молоточек, нагнетала при каждом промедлении. Мы вчетвером решили все-таки это сделать. Игорек очень долго продумывал план и в конце концов представил его нам.
И: «Для начала нужно узнать, где находится этот самый гараж, если там, где забор железный, думаю, придется делать подкоп, а если где деревянный, нужно будет или спилить или сломать его».
П: «И как мы узнаем? Начнем спрашивать взрослых или старшаков? Они нас потом и сдадут, если что-то пропадет».
Я: «Ну, часть внутреннего двора можно увидеть, когда туда заезжает машина, там огромные ворота, я видел, когда с Веркой до ее огорода ходил, они все равно когда-нибудь да откроются».
И: «А если он дальше? И его не будет видно?»
Я: «Можно еще с крыши вон того дома, только ключей от чердака нет».
Я показал пальцем на стоящий в метрах 15 от забора пятиэтажный дом.
П: «Можно спросить у Сереги, это ж его дом, а он по-любому был на крыше своего дома».
Игорек, глядя на Петьку, согласился: «Ладно, ты до Сереги, а мы с Михой будем ждать, пока выедет или заедет машина, можешь еще Герку с собой взять».
Петька, вставая, вздохнул: «Чё-то, не хочу я к нему идти».
Я: «Возьми Герку с собой, на двоих даже старшак не полезет».
П: «Ладно, вы тогда следите за входом».
Петька развернулся и молча ушел, Герка, семенящей походкой, пошел за ним, оглядываясь на нас время от времени.
Я: «Ну что, пошли?» – сказал я Игорьку.
И: «Да, а то пропустим».
Мы сидели в тени раскидистого дерева и ждали, пока выедет машина. Перед нами были высокие, широкие деревянные ворота, скрепленные железными пластинами и с обратной стороны стянутые железными прутьями. Они находились немного выше, чем весь остальной забор, поэтому открывались достаточно легко, несмотря на свой размер.
Благо ждать пришлось не так долго, буквально через полчаса к закрытым воротам подъехала грузовая машина с квадратным кузовом сзади и посигналила. Прозвучала пара щелчков, и ворота открыл пожилой дядька. Он толкнул их посильнее, и они сами разьехались по сторонам на скрипучих петлях.
Я: «Смотри, вон станция, а вон тот гараж, он прямо на углу, забора».
Старый дядька, посмотрев на нас, произнес хриплым прокуренным голосом: «Вы чё тут потеряли, шпанье?»
И: «А нам можно внутрь?»
Дед злобно ответил, практически прокричал: «Нет, видишь забор, значит нельзя». Закрывая за собой дверь, уже почти не слышно пробубнил: «Что за дети тупые пошли».
Я: «Че завтра идем?»
И: «Нет, там народу много и вечером, скорей всего, и ночью, и утром – нас услышат и поймают».
Я: «И че делать?»
И: «Надо понаблюдать с крыши», – почти без эмоций сказал Игорек.
Мы пошли к дому Сереги, навстречу нам уже довольные шли Петька с Геркой.
Я: «Че узнали?»
П: «Мы его даже не нашли, решили проверить сами, открыты ли чердаки».
И : «И че?»
П : «Самый крайний в последнем подъезде без замка, нужно только поднять дверь».
Мы поднялись на чердак, нам пришлось пробираться через запутанную проводами крышу, здесь были и старые антенны, уже давно не функционирующие, и совсем недавно поставленные новые, какие-то протянутые вдоль и поперек провода. Напоминало девичью игру с резинкой, только резинок было много, и трогать или даже задевать их было не желательно. Наконец мы добрались до конца дома и понаблюдали, часто ли ходят около гаража охранники. Оказалось, что они там почти не ходят, в основном все стоят у насосной станции и время от времени поднимаются внутрь башни. Наступил обед.