Иван и Басурманка

Они выжали одежду, развесили на верёвках под навесом.

– Стой здесь, я принесу тебе сухое бельё, – сказала Анна и исчезла в дверях. Иван стал прохаживаться по двору, делая различные упражнения, чтобы согреться.

Через пару минут Анна высунула голову в приоткрывшиеся двери, скомандовала:

– Заходи в дом.

– Но… – Иван хотел спросить, как же он предстанет перед старухой в одних плавках, и не успел: дверь захлопнулась. Он несмело поднялся на крыльцо, потянул дверь на себя. Старухи в доме не было.

– Тебе повезло, – сказала Анна, протянув ему чистую футболку и тренировочное трико. Сама она уже переоделась. – Старухи сегодня не будет.

– Куда она подевалась? – поинтересовался Иван, чувствуя в себе прилив скрытой радости.

– Азат заезжал без нас, увёз её к себе в Барду. Записку вон на столе оставил, написал, что утром привезёт обратно. Она ему для чего-то срочно потребовалась. Алкын сказывала, у него кто-то народился недавно.

– Кто такой Азат?

– Внучатый племянник, кажется, – припомнила Анна. – Других родственников у старухи нет.

– А ты не рискуешь своей репутацией, оставляя меня на ночь? – спросил Иван с улыбкой, не сводя с Аннушки глаз.

– Не выдворю же я тебя из дома в таком виде, – ответила Анна. – Подойди к зеркалу, полюбуйся на себя. Мокрая курица и та лучше выглядит. Да и жалко мне тебя.

– Жалко, говоришь?

– Да, жалко. Что я, не человек что ли отпускать тебя в распутицу в мокрой одежде, пешком, да на ночь глядя?

– Спасибо и на этом, – усмехнулся Иван. – Коли так – давай в чём-нибудь помогу тогда. Не сидеть же мне, сложа руки до ночи.

– Ужином надо заняться, картошку мне почистишь, – распорядилась Анна. – В ведре под умывальником стоит, почисти штук десять.

– Слушаюсь. Картошку жарить будешь, или сваришь?

– Пожарю, жареную я больше люблю. А ты?

– Я тоже жареную уважаю, – сообщил Иван. – Слушай, у меня в портфеле тушёнка имеется. Может, вскроем баночку для сытости?

– Говяжья?

– Нет, свиная. Но она не жирная, одно мясо практически. Я одну банку умял в дороге за милую душу.

– Тогда готовь себе отдельно, – последовал ответ недовольным голосом.

До Ивана не сразу дошло, почему Аннушка переменила тон.

– Ты бы ещё бабке Алкын свою тушёнку предложил, – пробурчала Анна. – Мгновенно бы схлопотал ухватом по спине.

– Прости, Аннушка, не подумал как-то, что ты тоже придерживаешься мусульманских обычаев насчёт свинины.

– Прощаю и скажу больше: если старухе станет известно, что ты ел свинину из её посуды – она вышвырнет её на помойку, как осквернённую.

– М-м да, неловко как-то получилось.

Так, слово за слово, они возобновили общение, не касаясь темы расставания. Поужинав, сели смотреть телевизор, расположившись в разных креслах на значительном удалении друг от друга. Так что, если бы Ивану вдруг взбрело в голову протянуть руку к любимой, у него ничего бы из этого не вышло.

Потом Иван сходил во двор, принёс влажную одежду. Анна установила гладильную доску, принялась сушить её утюгом.

Дождь давно закончился, за окном стояла тишина, на землю опустилась тьма, растворив в себе все предметы и строения.

Аннушка раскрыла старенький диван, достала оттуда постельное бельё, принялась стелить простынь. Когда постель была готова, сказала непривычно по-домашнему:

– Спать будем вместе. Не могу я себе позволить тайно от старухи ковыряться в её сундуке, а второй комплект белья, к сожалению, лежит грязный в стиральной машине. Только чур: спим спиной друг к дружке. Договорились? – глаза Аннушки сверкнули грозно и отрезвляюще.

– Но я во сне ворочаюсь, – съязвил Иван. – И не могу себя контролировать.

– Во сне ты безопасен, – прозвучало в ответ. – И ещё. Встаёшь по будильнику в четыре утра и пока деревня спит – покидаешь этот дом. Ясно?

– Ясно, – усмехнулся Иван невесело. – Ложись первой, и отворачивайся к стенке. Потом уж я пристроюсь по-сиротски.

Через четверть часа Иван потушил свет в комнате и умостился на диване с краю.

Утром, с первыми петухами, он покинул деревню Каен-Авыл…