Иван и Басурманка

– Говори, я слушаю.

– Меня до деревни довёз один ваш житель, русский. Степаном зовут. Так вот ему я представился как следователь, которому необходимо допросить свидетельницу по одному уголовному делу. Некую Нурию Галимзянову. Тебе известна эта персона?

– Ты как всегда в своём амплуа фантазёра, – сказала Аннушка, и натянуто улыбнулась. – Но это ничего не меняет. Дураку понятно, что следователю достаточно одного-двух часов, чтобы допросить свидетеля и оформить протокол. Сутками девушек не пытают, а занимаются анализом полученной от неё информации. Причём, в конторе, а не в доме свидетельницы.

– Всякое бывает, когда следователь ведёт очень запутанное дело, приезжает за уликами издалека, для него важна каждая мелочь, – попытался отшутиться Иван. – Свидетелю не всегда удаётся вспомнить сразу все детали преступления.

– Не говори ерунду, – сказала Аннушка. – Вставай, пошли.

– На расстрел?

– Отведу тебя в одно укромное место, там мы продолжим наш разговор.

Дом старухи Алкын был последним в улице, дальше протекала река. Аннушка повела Ивана к ней. По дороге она спросила:

– В деревне ни с кем больше не общался, кроме Степана?

– Нет. Пулей пролетел на его драндулете, окутанном облаком пыли, – в который раз усмехнулся осторожности своей возлюбленной Иван. – Никто меня не разглядел.

– Это хорошо.

– Чего хорошего? Прячусь, как преступник, будто ворую любовь у замужней женщины. Интересно, как бы ты вела себя, если бы приехала учительствовать уже замужней? Также сторонилась бы меня, законного мужа, из-за того, что я не мусульманин?

Аннушка надула губы и ничего не ответила.

Место на берегу реки, куда они пришли, действительно было укромным. Здесь берег приподнимался вверх и был облеплен густым кустарником. Среди этих зарослей имелась небольшая проплешина.

– Это и есть твоё убежище? – спросил Иван.

– Да. Здесь я провожу своё свободное время. Место безлюдное, ничто не мешает размышлять.

Аннушка достала из сумки небольшой коврик, расстелила на земле. Их глаза встретились, не сговариваясь, они разом опустились на цветастый кусок плотной ткани.

– Ну, рассказывай тогда, как устроилась, какие крамольные мысли посещают твою светлую голову, – первым заговорил Иван. Он сломил веточку, сделал из неё прутик, принялся ковырять им землю.

– Я здесь о многом передумала, Ваня, – вздохнув, сказала Аннушка. – И решила рассказать тебе всё, чего ты не знаешь.

– Речь пойдёт о той большой тайне, которую ты откладывала на потом?

– Ты запомнил мои слова?

– Да, но я тогда сразу догадался, о чём ты боялась мне сообщить.

– И о чём ты догадался?

– О том, что тебя однажды обесчестили, – сказал Иван. – И тебе страшно было признаться мне.

– И об этом в том числе.

– Боже, как много тайн ты собралась мне сегодня открыть.

– Рано или поздно мне пришлось бы объясниться с тобой, – бесстрастно вымолвила Аннушка. – Сегодня такой момент настал. Мы поговорим откровенно.

– Ты решила расстаться со мной? – Иван повернулся к Аннушке, уставился пронзительным взглядом в её лицо.

– Да, я так решила, – сказала она, не отводя глаз. – Я поняла, что наша любовь зашла в тупик, и у нас не может быть будущего. Если до приезда сюда я ещё сомневалась в этом, то сейчас окончательно утвердилась.

– Аннушка, милая, послушай меня. Любой туман, даже самый густой, не является препятствием для движения вперёд. Это ведь не глухая стена, которую нельзя преодолеть. Для выхода из тумана существует два варианта: либо продолжать путь наощупь и набить себе шишек, либо дождаться, когда туман рассеется.

– Красиво говоришь, Ваня. Но наш туман, к сожалению, не рассеется, он поглотил уже мой разум и сердце, между ними не осталось противоречий, мои чувства к тебе угасли.

– Что ты говоришь, Аннушка? Такого не может произойти внезапно. Ты же любила меня всё это время, и любишь сейчас, я в этом нисколько не сомневаюсь.

– Какой же ты самоуверенный. Припомни хотя бы одно наше свидание, на котором я призналась в своей любви к тебе?

Это был удар ниже пояса. Иван опешил, принялся воскрешать в памяти все их свидания. И сколько бы он не ворошил их в памяти, нужно было признать: ему никогда не приходилось слышать от неё слов любви. Однако, она ни разу не давала повода засомневался в её чувствах. Ему всегда казалось, что всё было написано на её лице и вовсе необязательно подтверждать чувства словами.

– Неужели ты способна сжечь веру в наше счастье? – спросил Иван. – Вот так просто? Взять спичку, чиркнуть о коробок и поджечь мост любви, на котором мы стоим?

– Этой веры уже не существует, её вместе с мостом сожгли наши родители, – с трудом сдерживая раздражение, заявила Анна. – Ты, похоже, ничего не знаешь.

– Чего я не знаю?

– То, что сказал мой отец после твоего отъезда, и что поведала мне в бане твоя мама.

– Что такого страшного они наговорили, что ты сразу решила расстаться со мной?

– Мой отец сказал, что ни при каких обстоятельствах не разрешит выйти замуж за русского, даже если этот русский будет золотым.

– Так и сказал? – не поверил Иван. – Мне показалось, мы с ним расстались друзьями.

– Как видишь, твоё впечатление оказалось ошибочным. Даже помощь по хозяйству, которую ты оказал, не дала тебе пропуск в его дом, не проторила дорожку к моему сердцу.

– Понятно. А что же наговорила моя мать?

– Дала мне от ворот поворот, – с горестью сообщила Анна. В глазах накатилась непрошеная слеза, вероятно ей вновь вспомнился неприятный разговор с его матерью.

– А конкретнее?

– Конкретнее? – Аннушка на миг задумалась, стоит ли повторять те унизительные слова, которые ей пришлось выслушать. – Сначала измусолила меня взглядом с головы до ног, как диковинный товар на полке магазина. Потом, выпытав, что я не русская и уже не девственница, произнесла слова, которые я не хочу сейчас повторять. Самое обидное в том, что это я, оказывается, тебя обманула и пытаюсь соблазнить.

– Пока ты не забрюхатела – оставь моего сына в покое, – сказала она мне. – А если переспишь с ним, и у тебя появится ребёнок – признавать татарчонка своим внуком я не буду, так и знай, и на руки не возьму.

Аннушка тяжело выдохнула, добавила:

– Ну и прочие оскорбительные и неприятные слова.

– Вот оно что… – чуть слышно проговорил Иван, уставившись в мирное течение реки. – Никогда бы не поверил, что моя мать способна на такое…

– Безумная материнская любовь непредсказуема, – отметила Аннушка. – Твоя мама, увы, не исключение. Вот теперь и поставь себя на моё место. Отречься от собственных родителей, быть заклятым врагом свекрови, стать презрением в деревне, где мне необходимо отработать три года? Я не способна на такой подвиг, Ваня. Ты очень много требуешь от меня.

Иван молчал, не в силах возражать. Его прутик проковырял в земле глубокую ямку и сломался. Он с раздражением отшвырнул его в сторону, лёг на спину, уставился в небо и молчал.

Говорить, как ему казалось, больше было не о чем, уговаривать – бессмысленно. Пришло чёткое осознание неизбежного конца счастливых дней, полных ожидания чего-то нового, радостного, трепетного. Появилось такое ощущение, будто наступает конец света. Казалось, пройдёт ещё некоторое время, и неизбежная катастрофа охватит всё вокруг. Тёмные тучи заволокут небо и надолго спрячут солнце. Исчезнут навсегда большие и малые житейские радости, улыбки и смех никогда не появятся на лицах людей. Вокруг воцарятся бесконечная тёмная ночь и хаос. Потеряются цель и смысл самой жизни.

Душа Ивана негодовала о несправедливости судьбы, разум не соглашался с нарушением внутренней гармонии. Теперь он сам попал в безжалостный капкан односторонней любви, в который угождает немало влюблённых. Теперь и ему придётся испытать на себе, что такое любить по-настоящему и быть отвергнутым.

Шло время, они продолжали молчать. Иван с закрытыми глазами лежал на спине, Анна сидела рядом, уставившись в одну точку. Каждый думал о своём.

Солнце исчезло, его затянуло тучами, невесть откуда появившимися на небе. Ни Иван, ни Анна не придавали значения этому обстоятельству, они просто не замечали ничего вокруг.

И вдруг блеснула ослепительная молния, с оглушительным грохотом расколов небо.

Иван резко приподнялся, с тревогой посмотрел на Анну.

– Бежим! – крикнула она в испуге.

Иван, словно подпружиненный, вскочил на ноги, Анна быстро сложила коврик, сунула в сумку, и они побежали.

Дождь хлынул внезапно, его струи были очень плотными и холодными, уже через минуту оба беглеца промокли насквозь так, будто вышли из реки. Забежав во дворе под навес, оба дрожали от холода.

– И как ты поступишь теперь со мной? – спросил Иван, снимая с себя верхнюю одежду, намереваясь выжать.

– Заночуешь у меня, – уверенно заявила Аннушка и принялась снимать с себя спортивный костюм. Затем, оказавшись в трусиках, посмотрела на Ивана и ловким движением стянула мокрую футболку.

Иван впервые видел Анну в полуобнажённом виде и не мог оторвать взгляда от её смуглого и сильного тела. Тренированная спортивная фигура была великолепна. У него от восхищения учащённо забилось сердце.

– Помоги выкрутить, – не стесняясь своего обнажённого тела, сказала она, протягивая куртку. Он понял, что для неё это было обычным явлением, вроде как стоять перед стартом на стадионе в шортах и обтягивающей грудь футболке.