Филипп не понимал, почему он стал объектом такого всеобъемлющего чувства ненависти со стороны этой женщины.
– Was willst du von mir? – неожиданно для самого себя отреагировал Филипп, пытаясь перекричать эту сумасшедшую, которая никак не унималась.
– Ах ты ж, фашист проклятый! – еще более разгневалась эта несчастная. – Пошел вон с чистого коридора! Пол еще не высох, а его уже засерает фашистская нечисть! Надо было вас всех еще в сорок пятом поставить к стенке! Все проблемы только от вас! Ух, была б моя воля…
Филипп ничего не понимал из того, что она кричала. Он быстро пробежал до конца коридора, взглянул на часы, показывающие четверть седьмого, и так же быстро, стараясь не обращать внимания на впавшую в ярость женщину, прошмыгнул в свою комнату и покрепче прижал дверь.
Старуха не унималась еще минут двадцать, вспоминая Германию, немцев, Великую Отечественную, и Сталина, а также прочие события и личности, абсолютно непричастные к этому маленькому эпизоду в ее жизни, который произошел в начале седьмого утра и мог бы остаться незамеченным, но это было не в стиле женщин этой профессии. Их неиссякаемой энергии хватило бы, наверное, не на одну атомную электростанцию.
Молодой человек уже не обращал внимания на затихающие вопли скверной малограмотной женщины, которая мнила себя как минимум директором тех предприятий, где она мыла сначала грязные туалеты, а затем, – этой же тряпкой, – и все остальные полы в здании. Скверным, едким запахом аммиака были пропитаны все стены, полы и даже потолки в отхожих местах.
Филипп лежал на твердых волнах вонючего матраса и ждал. Ждал наступления возможности, когда он предпримет дерзкую попытку. Поставит на кон всю свою жизнь и, доверившись малознакомому человеку, попытается спасти себя, рассказав ему все, что с ним произошло.
Желание поскорее все закончить преобладало над тем, что он мог терпеть в этих нечеловеческих для него условиях.
Время тянулось медленно, несмотря на утро. Филипп то погружался в дрему, то снова приходил в себя с колотящимся сердцем в груди. Одни мысли подталкивали сделать этот самый важный шаг в его жизни, одновременно другие отговаривали.
«Ничего не бойся, расскажи ему все, и ты получишь такую долгожданную помощь от человека, который тебе ее обещал», – звучало в голове, и тут же: – «Не делай этого, ты совершенно не знаешь, какие у него намерения по отношению к тебе».
В мучительных противоречивых рассуждениях Бьянчи пролежал два часа. Он периодически вставал, чтобы сделать несколько глотков воды, которую набрал в пустую пластиковую бутылку из обычного крана в туалете. Никто из похитителей не удосуживался подумать о его физиологических потребностях. Им всем было нужно только одно…
«А что потом? Что, если я предоставлю результаты, которые они так хотят получить? Неужели они бы посадили меня на самолет и отправили в Женеву, испытывая огромное чувство благодарности? Невозможно представить такую картину. За то короткое время, что я нахожусь в этой сумасшедшей стране, мне много с чем пришлось столкнуться и сделать выводы. Ну уж нет, я все же воспользуюсь шансом, который предоставила мне судьба. Выбора все равно нет, надо действовать согласно обстановке», – так думал Филипп, пока не услышал сначала чьи-то голоса, а потом и шаги. Их становилось все больше, и молодой ученый понял, что рабочий день начался. Ему надо было действовать на опережение всех, кто снова заставит его сегодня трудиться над проблемой, к которой ни он, ни все эти ученые не имеют никакого отношения.
Быстро встав с кровати, он зашнуровал сбитые ботинки, приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор в надежде, что его никто не заметит. Бьянчи быстрым шагом направился к заветной двери кабинета, где вчера познакомился с приятным молодым человеком.
Подойдя к ней Филипп замер, опасаясь услышать посторонний голос, который мог принадлежать в лучшем случае обычному сотруднику института, а в худшем – профессору Воробьеву.
Услышав через закрытую дверь чью-то возню, он решил действовать. Постучав и не дождавшись ответа, Филипп бесцеремонно распахнул дверь и увидел, как молодой человек, представившийся вчера Владимиром, наводит порядок на столе. Протерев пыль, которой, кстати, там не было, он принялся поливать многочисленные цветы, стоящие на подоконнике, на шкафу, на всевозможных многоуровневых металлических подставках. Обернувшись, он добродушно улыбнулся Филиппу и подошел к нему, протягивая могучую руку. За этим последовали стандартные слова приветствия и фразы, отвечающие за беспокойство о делах собеседника.
– Good morning, mr. Bianchi! How are you?
– Morning! – ответил Филипп. – Fine, thanks, and you?
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – поинтересовался сотрудник института.
– Да, выслушайте меня, пожалуйста, и помогите, если сочтете возможным.
– Я вас внимательно слушаю, – сказал юноша, машинально подхватив со стола тряпку, и бережно протирая бюст какого-то советского деятеля с заостренной бородкой, занимающего видное и почетное место на его рабочем столе. Закончив своеобразный ритуал, расстегнул дорогой портфель из натуральной кожи, стоявший на стуле, и достал несколько бутербродов, аккуратно завернутых в бумагу. Посмотрев на Филиппа, юноша без лишних слов протянул ему один, со свисающим кружком колбасы. Бьянчи с благодарностью принял угощение.
– Дело в том, – начал, жуя бутерброд, Филипп, – что я гражданин Швейцарии. Меня похитили с целью…
Он рассказал все, что с ним приключилось. Филипп старался говорить простыми словами, чтобы не тратить драгоценное время на сложные обороты, явно проблематичные для восприятия собеседника, а также на дополнительные разъяснения-уточнения того, что с первого раза не понял бы Владимир.
Новый знакомый внимательно слушал, периодически хмурил брови и выражал явное недовольство и возмущение тем, что произошло с Филиппом.
Бьянчи пытался рассказывать как можно подробнее, стараясь не упустить никакие детали. Ему казалось, чем подробнее будет повествование, тем больше ему поверит Владимир и глубже проникнется его проблемой. Вот тогда у него и возникнет желание помочь несчастному иностранцу.
Филипп то и дело поправлял очки, бережно сохраненные всеми участниками его жизненных перипетий. Возможно, все они считали, что без очков от ученого будет мало пользы, а искать новые здесь никто не собирался.
Владимир внимательно слушал Бьянчи. И чем дольше он это делал, тем возмущеннее становилось выражение его лица. Это не могло не придавать уверенности Филиппу, и он, добавляя все новые детали, продолжал монолог.
Молодой человек, больше похожий сейчас на нелегала из Средней Азии, чем на одного из ведущих ученых CERN, закончив повествование о самом трагическом периоде своей жизни, спросил:
– Вы мне можете помочь? Хочу добраться до посольства, но понятия не имею, как это сделать и где оно находится. К тому же, у меня нет документов и денег, как, впрочем, и возможности свободно передвигаться.
Владимир, который за время рассказа Филиппа пересел за свой стол, с неподдельным удивлением смотрел на европейца.
– Кстати, – спросил Филипп, – а вы тоже принимаете непосредственное участие в работе над экспериментами в области квантовой физики?
– Мм… Нет, я, скорее, занимаюсь административно-управленческой деятельностью в этом учреждении, – Владимир был явно смущен этим вопросом.
– Так вы сможете мне помочь? – умоляющим тоном произнес Филипп.
– Подождите меня здесь, мне нужно выйти на несколько минут, – сказал Владимир.
Филипп все понял – он ошибся.
«Теперь все будет только хуже, – и где-то в глубине души стало спокойнее и легче, по крайней мере, ему не придется искусственно продлевать свои страдания. – Все кончено!» – сейчас лишь эта фраза крутилась у него в голове.
Прошло несколько минут, и дверь кабинета открылась. Бьянчи даже не взглянул в ту сторону, будучи уверенным, что сейчас зайдут лысые накаченные мордовороты, и он окажется всецело в их власти. Боялся представить, как именно будет происходить «устранение проблемы по имени Филипп Бьянчи».
Несмотря на все опасения, совершенно неожиданно для Филиппа, в кабинет вошел Владимир и запер за собой дверь. С мокрых рук капала вода на паркетный пол, такой же, как и в комнате Филиппа.
Юноша молча открыл шкаф, в котором висела верхняя одежда, и взял с полки полотенце.
«Может, он просто ходил в туалет?» – цеплялся за соломинку Филипп и смотрел на Владимира, как на Бога, покорно ожидая, что же скажет сейчас этот уже хмурый юноша, от которого зависела его дальнейшая судьба.
Но хмурый юноша молчал, испытывая нервы Бьянчи. Вытерев руки, он аккуратно повесил полотенце на спинку стула, стоявшего вплотную к отопительному радиатору, от которого пахло краской – так сильно он был разогрет сегодня.
Сев за стол, Владимир наклонился вперед и шепотом сказал:
– Думаю, мне удастся вам помочь.
У Филиппа в груди все оборвалось. Он совершенно не знал, как реагировать на слова Владимира. Слезы навернулись на глаза.
– И мы это сделаем незамедлительно, так как времени у нас нет. Единственное, что от вас требуется…
– Все что угодно, – не сдержался Филипп.
– От вас требуется неукоснительное выполнение всех инструкций, которые я вам буду озвучивать.
– Да, да, конечно, – не дав договорить Владимиру, ответил Бьянчи.
– Мне необходимо позвонить профессору Воробьеву и сказать, что вы будете отсутствовать в первой половине дня по моему распоряжению.
Филипп не мог поверить в происходящее. Неужели случилось чудо? Особенно его порадовало избавление от общения с профессором Воробьевым.
– Отлично. Что я должен делать?
– Пойдите к себе в комнату, наденьте верхнюю одежду, а я тем временем пообщаюсь с Юрием Борисовичем.
– Бегу, – взволнованно произнес Филипп и буквально помчался в убогий и жалкий кабинет, который он, скорее всего, больше никогда не увидит.
Он с радостью натянул на себя все, что было в его распоряжении, даже колючий шарф показался необыкновенно нежным и мягким, Бьянчи не пренебрег ни одной из вещей своего скудного гардероба. Красивые узоры на стекле указывали на то, что на улице градусов двадцать пять, если не все тридцать мороза.
В коридоре Филипп наткнулся на профессора Воробьева и машинально поздоровался с ним. Воспитание не позволяло пройти мимо просто так. Юрий Борисович ничего не ответил, бросил злобный взгляд и сделал вид, будто ничего не произошло.
– Я готов, – радостно сообщил Бьянчи Владимиру, который надевал теплую куртку чуть ниже колен и шапку-ушанку, но не такую, как у Филиппа, а сшитую по фасону, который в основном носили жители скандинавских стран. Заключительным элементом гардероба стали кожаные черные перчатки на меху. Владимир указал Филиппу на выход и пошел чуть позади.
Бьянчи был несказанно рад, он испытывал настоящее чувство эйфории от происходящего. Наконец-то он был счастлив и мог радоваться каждой секунде жизни. И даже тот факт, что сейчас он шагает впереди и может задавать темп, окрылял его.
Иногда пропуская повороты и выходы, из-за того что Филипп совсем плохо ориентировался в здании, он ловил себя на мысли, как же прекрасно, что он больше никогда не окажется в этом ужасном месте.
Владимиру периодически приходилось перенаправлять молодого ученого, так как тот буквально пролетал двери.
Оказавшись на улице, Филипп не мог насмотреться на белый снег. Житель Женевы ахнул не только от увиденного, но и от морозного свежего воздуха. Нечто подобное в Швейцарии можно наблюдать только в заснеженных Альпах.
Заснеженный автомобиль, кстати, тоже немецкий, ждал, будто удивляясь тому, как он мог оказаться здесь в таких суровых условиях. Но «Мерседес» не был бы самим собой, если бы не умел подстраиваться, а во многих случаях и бороться со всеми невзгодами, давая такую уверенность и надежду своему хозяину, которую не мог дать ни один производитель.
Сигнализация дважды коротко и громко свистнула, и яркие желтые габариты подмигнули хозяину, не обращая внимания на то, что были сплошь покрыты льдом и снегом.
Владимир подошел к автомобилю и открыл переднюю пассажирскую дверь, давая понять, что это место для Филиппа.
Ученый мгновенно оказался в авто.
Обойдя машину, новый друг Бьянчи сел на водительское место, захлопнул дверь и включил зажигание. «Мерседес» мгновенно откликнулся на нажатие кнопки START STOP ENGINE. Мощный мотор взвыл, и, тихо заревев, авто тронулось с места, медленно поплыв, словно ледокол посреди бушующего океана.
Описать состояние, в котором сейчас пребывал Филипп невозможно.
Путь оказался неблизкий. Ближайшее швейцарское посольство находилось в столице. Ехать до него пришлось чуть менее шести часов, учитывая погодные условия и остановки по пути следования.
Невероятное чувство благодарности к этому великодушному человеку переполняло Филиппа.
– У вас не будет неприятностей из-за меня? – спросил швейцарец.
– Я все улажу, не беспокойтесь, – необычно серьезным тоном ответил Владимир. На его лице читалась напряженность.
Филипп понял, что лучше помолчать и наслаждаться воображаемой посадкой в самолет, направляющийся в Женеву.
Чем ближе к столице, тем лучше становились дороги, а значит, тем быстрее они ехали.
Неожиданно для Филиппа они въехали в город, в котором находилось посольство Швейцарии. Он удивился, насколько огромной была столица этой страны. Проехав еще минут тридцать, наступил самый волнительный за последние несколько дней период. Автомобиль остановился напротив металлического забора, за которым виднелось двухэтажное светло-зеленое здание с таким родным и долгожданным белым крестом на красном полотнище при входе.
– Спасибо вам! Вы не представляете, что вы для меня сделали, я обязательно отблагодарю вас, – пообещал ученый.
– Не стоит благодарностей, – с тем же хмурым видом ответил Владимир.
– Я могу идти?
– Конечно, не смею задерживать.
Филипп аккуратно открыл огромную дверь автомобиля, вышел и направился ко входу в посольство. Дух захватывало, и ноги почему-то не слушались. Каждый шаг отдавался во всем теле. Каждое движение было устремлено в направлении свободы, родного дома. Молодой человек шел медленно и настолько осторожно, насколько мог себе позволить, так как невероятно боялся. Боялся проснуться и оказаться снова в этом ужасном месте, в которое попал по неизвестно чьей прихоти.
Филипп вдруг услышал, как его окликнул через открытое окно в машине Владимир:
– Подождите-ка, я кое-что забыл вам сказать, нечто очень важное.
Бьянчи развернулся и направился обратно.
– Если вам не сложно, присядьте, пожалуйста, я должен кое-что сказать, это важно для вас.
Филипп, доверяя своему новому другу, а иначе его и назвать было нельзя, столько он сделал для Бьянчи, покорно подчинился. Открыл дверь и быстро сел на переднее сиденье. Он не заметил, что Владимир не убрал руку с того места, где оказалось его бедро.
Что-то кольнуло Филиппа там, где была рука Владимира. Он не придал этому значения, как вдруг все поплыло перед глазами. Бьянчи хотел пошевелиться, но не смог. Каждую мышцу сковало в такой невероятной судороге, что он не мог сделать ни одного вдоха. Все тело налилось расплавленным свинцом и в одно мгновенье превратилось в неподвижную восковую фигуру. Он смотрел на размытое лицо своего спасителя и не понимал, что с ним произошло.
Владимир и хладнокровно смотрел прямо в глаза Филиппу и ничего не делал. Он ждал. На его глазах заканчивал свое существование целый мир по имени Филипп Бьянчи, в котором некогда жили горячо любимая Элиан, настоящий друг Нименд, всевозможные забавные, а иногда и курьезные жизненные ситуации, игра с собакой, поездки в горы и многое-многое другое. Бьянчи уже ничего не чувствовал, только стеклянными, широко открытыми от удивления глазами смотрел в пустоту сквозь человека, которого еще секунду назад считал ангелом-хранителем, посланным ему небом.
Молодой швейцарский ученый выпал из системы, свалившись в бесконечную пропасть времени. Стремительно падая вниз, Филипп Бьянчи вмиг достиг останавливающую время скорость света, заточив его в Парменидову ловушку бытия и небытия.
Так, в одно мгновенье в этом огромном автомобиле, а с другой стороны, в незначительной точке планеты Земля произошло событие, которое можно было назвать и знаковым, совершенно пустяковым, и рядовым. Произошла обычная биологическая смерть, коих бесчисленное множество на Земле в секунду времени…
Смерть и рождение. Рождение нового, абсолютно преданного и уже состоявшегося как сотрудник спецслужб человека. Хотя нет, это была, скорее, метаморфоза, нежели рождение. Владимир из молодого человека, который с первых слов Филиппа усомнился в том, что ему предстояло сделать, все же принял решение в пользу выполнения задания, а именно физического устранения объекта под кодовым названием «итальянец». Он не только стал настоящим профессиональным убийцей, но и идеологически сформировался.
Первое задание, которое было и экзаменом, он хоть и с грубыми ошибками, но выполнил. Да, Владимир сомневался и боялся одновременно. И неизвестно, какое чувство преобладало, однако он это сделал и отчасти получил удовлетворение от своей работы.
Теперь он сидел, обхватив руками кожаный руль дорогого автомобиля, и смотрел на маленькие снежинки, которые падали на лобовое стекло и смахивались энергичными движениями «дворников». Этот до последнего сомневающийся хмурый юноша так и не понял, насколько циничным оказался его поступок по отношению к человеку, доверившемуся ему настолько, насколько даже дети не доверяют родителям. Но случилось то, что должно было случиться, и в голове Владимира победила вера. Вера в свою идеологию, в своих вождей и в правое дело, а все вместе это именовалось «национальным интересом». Словосочетание, часто срывающееся с губ их низкорослого и ничтожного, но такого могущественного лидера. Для них.
Одновременно с этим перерождением произошла еще одна смерть. Незаметная никому, но все же это случилось. Смерть здравого смысла. Правда, сам Владимир не заметил в себе столь грандиозного изменения. В нем умерло то, что человека делает человеком.
В кармане его теплой куртки резко зазвонил телефон, оборвав поистине гробовую тишину, в которой находились труп и живой человек.
– Алло… да… это я, задание выполнено, объект устранен, – холодным бесчувственным голосом говорил еще совсем юный и с виду добродушный человек, сотрудник ФСБ, испытывающий безмерную, необъяснимую любовь к бюсту Феликса Дзержинского, которого он подвергал тщательному ежедневному ритуалу в виде натирания до блеска.
– Так точно!.. Слушаюсь!.. Виноват!.. Да, через несколько минут буду, с объектом… так точно… Служу России!
Глава XXI
Чувства у него спокойны, как кони, обузданные возницей.
Он отказался от гордости и лишен желаний.
Такому даже боги завидуют.
Будда
– Стефан Бриннер не вышел сегодня на работу и не отвечает на телефонные звонки, – сообщил худощавый молодой человек в очках и с трехдневной щетиной.
– Кому-нибудь известно о его местонахождении? – задал вопрос присутствующим в огромной аудитории Клаус Нименд.
Все молчали.
– Хорошо, – продолжил профессор, – сосредоточимся на нашей работе, а того, кто с Бриннером имел более тесные связи, я попрошу выяснить, что с ним, и доложить мне в ближайшее время.
Ученые принялись обсуждать вопросы поважнее, чем отсутствие Бриннера. С каждым днем всем становилось страшнее и тревожнее. Большинство сотрудников забыли про крепкий сон. Никакие успокоительные не могли заставить их взбудораженные организмы хоть чуть-чуть расслабиться. Тем не менее, им приходилось ежедневно, с утра до ночи, трудиться над решением самой сложной и неожиданно возникшей перед человечеством задачей. Время от времени они производили визуальные наблюдения той субстанции, о которой пока мало что знали, и не могли найти так называемую вакцину от неуемного роста и не менее прожорливого аппетита последней.
– Мистер Нименд, – обратился один из сотрудников, – сегодня мы наблюдаем повышенную активность в зоне проведения исследований.
Сотрудники CERN настолько были напуганы происходящим, что не решались называть то, что они воссоздали, черной дырой. Само название было невыносимым, и они всячески старались избегать его.
На лице Нименда читались только откровенная усталость и подавленность. Ни малейшего намека на страх. На его окружение это действовало подобно транквилизатору. Если он мог себе позволить никоим образом не проявлять и тени этого чувства, то почему и всем остальным не взять себя в руки, проявляя самообладание. А делать это становилось с каждым днем труднее. Многие сотрудники лаборатории подумывали бежать с семьями из этого проклятого места. Чем дальше, тем лучше.
Вот только вопрос – куда?
К сожалению, не было места на Земле, куда можно убежать и не быть настигнутым тем, что они сами воспроизвели. Но инстинкт самосохранения уже просто вопил: «Надо бежать!»
Полиция и военные оцепили всю территорию CERN. Доступ туда был ограничен. Правительство принимало все решения, от него зависящие, и тратило все средства на локализацию катастрофы. Но их усилия сводились на нет после ежедневных сводок ученых о росте этой материи. К тому же проблема начинала принимать совершенно иной характер.
Правительство Швейцарии пыталось засекретить данный проект после обнаружения ошибки, но, к сожалению, все оказалось тщетным. Информация о происходящем, ядовитым газом распространялась и охватывала все большие и большие территории, нагнетая на их население панический ужас.
Люди, проживающие в близлежащих районах, стали покидать дома, пытаясь отодвинуться от нависшей угрозы, которая неумолимо расширялась и заявляла о своих апокалипсических намерениях.
Элиан в очередной раз покормила Матиаса. Эта процедура ей давалась с каждым разом все легче. Практика и следование инструкциям приносили плоды. Она больше не испытывала невероятного стресса при наступлении времени кормления. Закончив все процедуры, Элиан отнесла Матиаса в свою комнату, потому как до сих пор не понимала, почему это хрупкое и невероятно несчастное создание должно быть, ко всему прочему, заточено в ужасной темноте.
Девушка снова взяла телефон и стала названивать в полицейский участок, добиваясь хоть какой-нибудь информации о Филиппе. Элиан готова была услышать любую новость. Шансы увидеть Филиппа живым таяли с каждым днем. Но она не сдавалась.
К сожалению, и на этот раз ей толком ничего не ответили, произнося стандартные заученные фразы типа «поиски продолжаются» и что ее «обязательно поставят в известность», если что…
День близился к вечеру. Элиан решила, что необходимо съездить в их общую с Филиппом квартиру, чтобы снова исследовать его вещи. Ей казалось, что загадка кроется именно в них. Наверняка она что-то упустила, и это что-то могло ее приблизить к ответу о местонахождении Бьянчи.
Было еще светло. Морозная ясная погода. Снег, выпавший прошлой ночью, искрился и отражал зимние солнечные лучи.
Одевшись потеплее, девушка взглянула на ребенка, который безмолвно смотрел в пустоту светлыми глазами, сидя у нее на кровати и не проявлял никаких признаков жизни.
– Что же мне с тобой делать? – рассуждала вслух Элиан. – Оставить здесь? Или все-таки отнести в эту ужасную комнату? – и в памяти тут же всплыл образ Матиаса, когда она увидела его впервые, в ссадинах и кровоподтеках. – Ну уж нет! Запру тебя в этой отвратительной комнате. Это лучше, чем с ума сходить из-за того, что с тобой что-нибудь произойдет за время моего отсутствия.
– Я ненадолго, прости меня, – поднимая Матиаса с кровати, обратилась к ребенку девушка.
Взяв его на руки и направившись по коридору второго этажа к этому черному зловещему помещению, Элиан вошла в него и попыталась усадить ребенка неподалеку от входной двери. Неожиданно почувствовала, что он не отпускает ее. Худенькие ручонки вцепились в нее с такой силой, что, казалось, останутся синяки в том месте, где были его тоненькие пальчики.
– Ну же, Матиас, отпусти меня, – пытаясь оторвать малыша, просила Элиан. – Я ненадолго, буквально на часик, – она не оставляла попыток уговорить ребенка. Но он только усилил свою хватку, обвив руками ее шею и сдавив так, что еще мгновение, и у нее потемнело бы в глазах.
– Хорошо, хорошо! – уже не на шутку испугавшись, согласилась Элиан. – Я отнесу тебя к себе. В спальне она попыталась усадить мальчика на кровать. Но ничего не получалось. Матиас превратился из аморфного, похожего на растение существа, в хищное животное или, скорее, рептилию, которая с каждым выдохом жертвы сильнее сжимает ее в смертельных объятиях, пытаясь задушить.
– Что ты делаешь?! – уже впадая в панику, прошипела Элиан, так как ей и правда не хватало воздуха, лицо покраснело, а сама она покрылась испариной. Все же резким и отчаянным движением ей удалось оторвать ребенка от себя.
– Фууух, что это было? – молодая девушка посмотрела на Матиаса и отпрянула. Это был не тот беззащитный, хрупкий и несчастный мальчик. Перед ней сидело маленькое злобное покрасневшее создание, у которого куда-то исчезли губы, брови сдвинулись, выражая гнев, а эти некогда бесцветные глаза налились кровью.
– Да кто же ты такой?.. – вырвалось у нее. Элиан очень испугалась. Она глубоко дышала от страха или от неожиданности, а может и оттого, что безобидный, на первый взгляд, ребенок чуть не задушил ее. Немного отдышавшись и придя в себя, девушка оказалась в затруднительном положении. Очень нужно было съездить к себе домой, а тут такое. На этот раз материнский инстинкт победил страх.
– И что же мне с тобой делать? – громко спросила Элиан. – Давай-ка попробуем прогуляться? – предложила она, заранее зная, что ответа не последует. Матиас молчал, впрочем, как и всегда. Молчание, как известно, знак согласия.
Девушка сняла теплую куртку и убежала в гардеробную, откуда принесла несколько детских зимних вещей. Нарядив сына Клауса во все, что ему было к лицу, Элиан осторожно взяла ребенка на руки, чтобы проверить реакцию. Матиас спокойно сидел, не выражая никаких эмоций.
– Уже кое-что, – обрадовалась девушка. – Ты, наверное, давно не был на свежем воздухе, заодно и погуляем. Хорошо хоть, весишь не больше, чем одежда, в которую я тебя нарядила, – попыталась пошутить она и тут же осеклась, боясь реакции, которая могла последовать на ее неверные действия или слова.
Подготовившись к первой прогулке с этим странным ребенком, Элиан, на свой страх и риск, вызвала такси, чтобы отправиться с Матиасом в их с Филиппом квартиру, а заодно и немного самой побыть на свежем воздухе. Она не могла наверняка знать, насколько необходима прогулка Матиасу, но вреда точно не будет. Так рассуждала Элиан, зная, что дети часто должны быть на улице. Это полезно для полноценного их развития. Но быть уверенной в ребенке, который для нее стал одной из самых больших загадок, она не могла. Тем более после того, что недавно случилось. Тем не менее, решение отправиться на улицу с Матиасом, было принято.
Такси приехало очень быстро. Диспетчер по телефону сообщил, что они могут выходить. Аккуратно, но все еще с опаской Элиан взяла на руки мальчика и направилась к выходу. К ее радости он никак не отреагировал. Скорее всего, ему было комфортно рядом с Элиан, и он делал все, чтобы это продолжалось как можно дольше. Хотя сказать наверняка, какие цели он преследовал было невозможно.
Устроившись на заднем сиденье, она назвала адрес. Проезжая по улицам Женевы, Элиан впервые за столько дней испытала долгожданное чувство умиротворения и спокойствия. На какое-то мгновенье, забыв о том, что уже прошло несколько дней после таинственного исчезновения Филиппа, и о том, что над всем миром нависла ужасная опасность. Автомобиль ехал медленно, и девушка могла смотреть в окно на любимые ею заснеженные районы города. Матиас спокойно сидел в детском кресле, не подавая никаких признаков, которые могли бы насторожить.
Так, абсолютно незаметно для Элиан, они подъехали к дому. Оказавшись в своих апартаментах, она почувствовала облегчение и покой. Все на своих местах. Все до боли родное и знакомое. Девушка посадила ребенка в глубокое мягкое кресло, а сама, минуя большую кровать, направилась к рабочему столу Филиппа. Не дойдя до него пару шагов, Элиан упала на мягкий и такой комфортный матрас, застеленный нежнейшим покрывалом из шерсти какого-то дикого зверя. Она просто не смогла себе отказать в этом. Улегшись на кровать, девушка расстегнула куртку, распластала руки и закрыла глаза. Все воспоминания в одно мгновенье начали переплетаться с непонятными образами, не зависящими от ее мыслей. Только сейчас она осознала, насколько устала от всего, что произошло. Столько эмоций Элиан не испытывала никогда. Представилось, что она попала в невероятный водоворот из бурлящих потоков и стремительно движущихся фрагментов разорвавшейся на две части жизни. Будто куски отрываются от нее с помощью чьей-то невиданной силы в круговороте невероятных событий. Тело становилось все тяжелее, все сложнее было пошевелить хотя бы пальцем на руке. Девушка погружалась в сон незаметно для самой себя. Так влияли на нее знакомые стены, обстановка и чувство защищенности, которое дарит человеку родное жилище.
Элиан мгновенно проснулась. Невыносимое беспокойство прокатилось по всему телу, мощным потоком ударив в область сердца, от которого оно заколотилось, словно пытаясь пробиться через грудную клетку и вырваться наружу. С момента, когда она начала погружаться в это сладкое состояние, и до того, когда ее обожгло смешанное чувство тревоги и необоснованного страха, прошло совсем немного времени. Может, минуты три или четыре. Широко открыв глаза, Элиан вновь увидела прямо перед собой лицо Матиаса, который, как обычно, безмолвно и мертвецки слепым взглядом смотрел сквозь нее. Девушка инстинктивно дернулась, и если бы не среагировала вовремя, то ударилась бы своим лицом о лицо ребенка. Резко нырнув в сторону и вскочив с кровати, прижалась к стене. Дышать стало тяжело, она не успевала за скоростью собственного сердца. Руки тряслись. Вмиг захлестнуло разочарование от того, что она согласилась присматривать за этим маленьким человеком. Он будто пытался выкачать из нее последнюю жизненную энергию, оставшуюся после всего, что с ней произошло.
– Так дело не пойдет… – вдруг громко произнесла Элиан. – Чего ты снова хочешь от меня? – задала она вопрос все еще стоящему перед ней в той же позе маленькому существу. Почему-то он совершал такие сложные для него движения и действия только тогда, когда его никто не видел. – Может, ты хочешь мне что-то сказать? Так скажи! Зачем ты пугаешь меня?! – она перешла на крик.
Матиас молча стоял, будто давая понять, что все его действия случайны, и не стоит искать в них намеки и попытки что-либо объяснить.