В тот день он не придал особого значения словам этого типа. Скофа был при деньгах и деньгах хороших. Он находился в полной уверенности, что дальнейшая его жизнь пройдет в достатке и ленивой сытости. А от такого в громилы не идут. Тогда, провожая взглядом связанных харвенских девушек и ожидая свою долю от сделки, он думал, что уже через месяц или два купит землю и дом, а может и лавку и заживет уже не как походный солдат, а как почтенный и обеспеченный гражданин.
Великие горести, да он не просто думал, он был уверен в этом! Уверен самой железной уверенностью, что ему никогда не придется воспользоваться этим сказанным в полушутку приглашением. Но у богов, как видно, были совсем иные планы. И дом из мечты быстро превратился в пьяный загул, а сам он – в безработного бродягу, на пороге бандитской таверны.
– Что думаешь, зайти? – обратился он к псу. Худая собака развернула свою морду боком.– Не знаешь? Я вот тоже не знаю.
Всю его жизнь решения принимал кто-то другой. Вначале это был отец, потом армейские командиры, ну в Кадифе он со спокойным сердцем спихнул эту проклятую обязанность на Мертвеца. Но сейчас ни отца, ни командиров, ни Мертвеца тут не было. Был лишь он и эта проклятая дверь.
Скофа не очень-то хотел превращаться в бандита. Он был честным человеком. Солдатом. Воином. Гражданином. И даже во время своего падения, он старался не переступать грани правильного. Да, конечно, ему платили за то, чтобы кого-нибудь поколотить. Время от времени Шантаро Цаги предлагал и такую работу, и не то чтобы она была дурной. Скофе она даже нравилась. И всё же, она не налагала на него уз, не ставила клейма. Он был громилой, но не преступником. А эта выкрашенная зеленой краской дверь перед его носом, была именно что клеймом. Той самой гранью, которую он не желал переходить.
Но вместе с тем, это была дверь в жизнь. Дверь, открыв которую, он мог получить какую никакую работу, деньги, а там и шанс выбраться из всего того дерьма, в которое сам же себя и засунул. Дверь в спасение. Вот только купленное какой ценой?
– Эй, мужик, ты заходишь нет? – раздался ещё совсем юношеский голосок. Скофа развернулся. Позади него стоял паренек лет пятнадцати с падающей на глаза челкой и шрамом, пересекавшим левую челюсть. Он смотрел на него как-то очень по-взрослому и Скофе даже почудилось, что он уже его видел.– Если не заходишь, то дорогу хоть освободи!
– А.. захожу, да.
Его рука легла на большую бронзовую ручку. На мгновение ветерану подумалось, что она обязательно должна оказаться раскаленной и сейчас он с криком и руганью отдернет покрывшуюся волдырями ладонь, оставляя на металле куски пригоревшей кожи… но встретил его лишь холодок бронзы, а сама дверь поддалась легко, даже не скрипнув. Шагнув вперед и оказавшись под сводами таверны, он тут же почувствовал запах мяса. Не лепешек, вина или пшеничной каши, как было в «Красной накидке», а зажаренного мяса. Скофа втянул этот божественный аромат ноздрями, почувствовав, как заныл в безмолвной мольбе его желудок. Проклятье, как же давно он не ел хоть какого-нибудь мяса. В том супе, который иногда наливал им Ирло Цивегия, попадались лишь кости. Белые и зачищенные даже от хрящей. А тут пахло мясом. Мясом!
Ветеран невольно представил, как тонкие полоски говядины шкварчат над огнем, капая жиром и соком через решетку на угли, отчего его живот заныл ещё сильнее.
– Эй, бродяга, тут не подают!– окрикнул его выходящий из-за стойки тавернщик.
Скофа было хотел сказать, что он не бродяга, а ветеран войны, отдавший больше двадцати лет походной тагме, но потом осекся, мысленно обругав самого себя. Конечно, выглядел он сейчас не лучшим образом. Заросший, с опухшим лицом, в грязной и должно быть окровавленной одежде. Ну точно, как бродяга или попрошайка.
– Я ищу Лифута Бакатарию.
– Да? А он тебя ищет?
– Не знаю, сам меня звал.
– И как звал, то?
– Да так и звал. Сказал, если у тебя, служивый, жизнь по херам пойдет, то сюда приходи. А моя уж точно по ним покатилась.
Хозяин заведения смерил его долгим изучающим взглядом. Похоже, этот самый Бакатария был тут и вправду значимым человеком и никто просто так не стал бы врать о его словах.
– Тут побудь. Я спрошу сейчас,– проговорил он.
Скофа покорно сел на лавку стоявшую у входа и проводил взглядом поднявшегося по лестнице хозяина таверны. Вот и всё. Если Лифут Бакатария сейчас тут и если окажется, что он не шутил, когда звал их на работу в роще, то иного пути уже не будет.
Конечно, ещё было не поздно сбежать. Выйти за дверь и попробовать отыскать остальных ветеранов. Чем боги не шутят, может и Цаги ещё сможет для них что-нибудь найти. Но Скофа был воином тагмы. А тагмарии не отступали.
Да и с чего вообще он решил, что его вот так сразу возьмут в банду? Потому что он отставной солдат? Может, Бакатрия вообще тогда говорил не думая и его сейчас просто выставят на улицу, к тому самому бездомному псу. Его удивительная удача уж точно к этому располагала…
Закончить мысль ему помешал скрип лестницы: вниз спускался тавернщик.
– Поднимайся наверх,– произнес он, кивнув Скофе.– Там не промахнешься.
Мысленно попросив всех богов о благословении, ветеран поднялся по лестнице, оказавшись в просторном зале с низкими потолками.
Посередине, за большим столом, сидели трое человек. Во главе, обгладывая говяжье ребро сидел худой мужчина средних лет, одетый в черную тунику с короткими рукавами, обнажавшими искусно сделанные серебряные браслеты. Его голова была обрита, бороды тоже не было, а блестящие от жира губы кривились в наглой усмешке. Рядом с ним, склонившись над глиняной миской, сидел мужчина с жесткой коричневатой бородой, которую он вытирал тряпкой, после каждой новой отправленной в рот ложки. Последним же, к его большому удивлению оказался тот самый мальчишка, что поторопил его на входе.
– Говорят, ты меня видеть хотел,– отложив кость, произнес Лифут Бакатария.– Ну что, вот он я. Так херли надо?
– Ты как-то звал меня на работу.
– Да ладно? И когда же это было?
– Пару месяцев назад. Мы виделись с тобой в роще под Кадифом.
Бандит посмотрел на него с недоверчивым прищуром. Скофе показалось, что сейчас его пошлют на хер и вышвырнут на улицу, но тут глаза Лифута чуть расширились, а губы вновь скривились в улыбке.
– Ха! Служивый! А ведь и точно, сука, было дело. То-то смотрю мне твоя гребанная харя показалась знакомой. Как там тебя звали?
–Скофа Рудария.
– Что, Скофа Рудария, не задалась твоя отставка?
– Не задалась,– кивнул в ответ ветеран.
– Случается херня. Я бы тебя быстрее узнал, если бы ты эту бороду не отпустил. Так-то у меня память как гребанный лист железа. Что туда попадет, уже на хер не теряется. Ладно, садись и говори, с чем, сука, пожаловал.
– Ты звал меня на работу,– повторил Скофа, садясь за стол. Прямо перед ним на большой тарелке лежала сырая репа, нарезанная полукольцами. Его рот сам собой наполнился слюной, а живот предательски заурчал.
– Было дело. Только с хера ли ты решил, что я не передумал?
– Ты говорил, что вам нужны бойцы.
– Бойцы – это хорошо. Бойцы тут всегда при деле. А ты значит у нас охеренный боец, да?
– Приличный.
– Во как! И что, даже захерачить кого на смерть готов?
– Готов. Если и дальше будешь глупыми вопросами заваливать,– мрачно произнес Скофа. Он уже приготовился к тому, что его сейчас выкинут из таверны за эту дерзость, но бандит лишь заржал в голос.
– Ха! А ответ то, не херня пустая. Ну, смотрю яйца у тебя после войны не отвалились. Это хорошо. Это, сука, очень хорошо. Только мы с гребанной улицы народ не подбираем.
– Ага, к нам с испытанием проходят,– с развязной улыбкой проговорил юноша.
– Завалил пасть, мелкий,– ладонь бандита звонко треснула паренька по затылку.
– Ну Лифут, я же..
– А херли Лифут? Я тебе, сука, права хавло открывать давал? Не давал. Так что встал и вышел отсюда.
– Ну Лифут!
– Бегом на хер!
Юноша зло посмотрел на своих старших товарищей и ветерана. На секунду Скофе показалось, что сейчас он швырнет в них тарелкой или схватится за нож, но вместо этого юноша спокойно поднялся, и пошел к ведущей вниз лестнице.
–Хорошего вам дня, бандиты,– бросил он на прощанье.
Лифут Бакатария проводил юношу взглядом, а потом, отодвинув от себя тарелку с мясом, придвинул поднос с целой горой фиников и запустил один из них в рот.
– Он вообще паренек толковый, только, сука, забывается постоянно. А в целом сказал-то он всю гребанную правду. Чтобы попасть в нашу милую и теплую компанию, нужно себя показать.
– И как же?
Лифут Бакатария с ухмылкой вытащил висевший у него на поясе длинный кинжал и положил перед Скофой. Его рукоятка была обтянута черной кожей и окована серебром, а набалдашник был выполнен в виде собачий головы. Скофа тяжело вздохнул, впившись взглядом в клинок. Чего-то подобного он и ждал от этой встречи.
– Я должен кого-то убить,– с мрачной решимостью проговорил Скофа. Отступать было уже поздно. Перешагнув за порог таверны, он определил свою судьбу, и переписать её теперь было под силу лишь богам.
–А ты сможешь?
Скофа ответил долгим и тяжелым взглядом.
– Ха, да знаю, что сможешь. Нет, Скофа Рудария, хоть мне твоя решимость и по нутру, пока никаких грëбанных убийств. Мы же тут, сука, не дикари какие, чтобы как что людей резать.
– И что же тогда от меня требуется?
– От тебя требуется доказать, что ты злобный сукин сын, который нам подходит. Тут недалеко, на главной базарной площади Фелайты, есть ювелирная лавка, принадлежащая вшивому членососу Керо Викувии. Эта сучка всё никак не поймет значение гребанного слова «вовремя». Сломай ему каждый палец на каждой гребанной руке, а потом воткни вот этот ножичек куда-нибудь в стенку. Только так, чтобы он хорошо его увидел.
Скофа молча уставился на нож. На войне он видел разное. Видел смерти и боль, видел, как мучили на допросах и как потом казнили пленных такими способами, от которых кровь застывает в жилах. Но вот сам, своими руками, он никогда никого не пытал. Как-то просто не доводилось. Рядом всегда находился кто-нибудь, кому это ремесло оказывалось больше по вкусу.
– Если у тебя есть гребанные сомнения, то лучше прямо сейчас свали на хер, и мы сделаем вид, что этого разговора не было.
– Никаких сомнений,– ответил ветеран, поднимая со стола кинжал.– Я всë сделаю.
В таверну он вернулся меньше чем через час. В этот раз тавернщик лишь молча кивнул, а потом указал пальцем в сторону лестницы. Людей в верхней трапезной за время его отсутствия заметно прибавилось. За столами сидело больше десятка мужчин, в основном молодых и крепких, которые ели, пили вино и играли в колесницы и составные кости. А за главным столом, подперев кулаками подбородок, всё также сидел Лифут Бакатария. Скофе показалось, что он оставил его ровно в такой же позе. Только вот вместо одного сотрапезника с ним теперь сидело четверо, а горка фиников стала намного меньше.
Увидев ветерана, бандит подманил его жестом.
– Дай угадаю, Керо визжал как сучка, которой в жопу кулак запихали? – произнес он и сидевшие вокруг бандиты тут же загоготали в голос.
Ломать пальцы было нетрудно. Тем более такие тонкие и ухоженные как у этого ювелира. Они хрустели и трескались, словно высушенные хворостинки. Скофе даже не пришлось использовать палку или камень. Хватило и силы его рук. Но вот слушать этот визг, эти всхлипы и мольбы, оказалось просто невыносимым. В ушах ветерана до сих пор стоял тот истошный вопль, который раздался, когда он сломал первый палец Керо Викувии. А ведь это был всего-навсего мизинец. К счастью уже на третьем пальце ювелир отрубился и Скофа смог закончить работу в полной тишине.
– Визжал. Дело сделано, Лифут.
– Вот, сука, и славно. А то задолбал уже в край со своими отговорками. То ему мать хоронить, то дочь замуж отдавать, то крышу латать, то у него из жопы гной течет. Урод долбанный. Так ему членососу и надо. Ну что, Скофа Рудария, доказал, что кремень, а не говно. Готов с нами работать?
– Готов, Лифут. Я должен на чем-то поклясться, или что-то в таком роде?
– Потом, служивый. Если дружба заладится. А сейчас присаживайся давай. Голодный же? Так, сука и знал. Все вы голодные. Не умеют у нас граждане все же ценить героев войны. Эй, парни, крикните кто-нибудь Двиэну, пусть притащит пожрать нашему новому другу.
Лифут Бакатария налил в медную чашу вина из стоявшего рядом кувшина и протянул Скофе. Ветеран отхлебнул и чуть было не выпустил её из рук. Вино был чуть сладким и терпким, отдававшее медом, пряными травами и цитрусом. Настоящее вино кадфелла. Такое, каким оно и должно быть.
Тут же рядом с ним появилась ширококостная девчушка с крупными руками и поставила на стол глиняную тарелку с нарезанной полукольцами репой, вареной чечевицей посыпанной кинзой и двумя лепешками, которые источали столь сильный аромат специй и трав, что у бедного ветерана закрутило в животе.
– Кушайте, господин. Я вам потом ещё пави принесу. Они у нас тут вкусные-вкусные. Вот-вот уже приготовятся.
От этого слова Скофа чуть не захлебнулся собственной слюной. Пави… эти круглые шарики, полные брынзы, кинзы и чеснока, да ещё и залитые сметаной с оливковым маслом. Как же долго он тосковал по ним, да и вообще по нормальной, настоящей еде, достойной свободного человека.
Взяв бледно-желтый полукруг, он и сам не веря во всё происходящее, сомкнул зубы на овоще, наполнившим его рот сладко-горьким вкусом перемен.
– Ха, заулыбался-то как сразу! Что, совсем херовой вольная жизнь оказалась?
Скофа кивнул. Следом за репой в его рот направилась ложка полная разваренной чечевицы
– Скажи-ка, служивый, а много вас таких, гребанных голодных героев войны, по городу шарахается?
– Довольно много. Солдатам в городе тяжело. Соблазнов больше чем следует, а деньги из рук слишком легко уходят. Командиров же нет, чтобы мозги вправили.
– Тогда вот тебе ещё одна задачка. Приведи сюда трех геройских ветеранов. Таких, сука, злых и крепких, как жопа у Меркары.
– Всего троих? Нас много.
– А мне целая армия тут на хер не нужна. Я же не в поход собираюсь. Но если твои парнишки докажут, что яйца у вас всё так же в наличие, то может и ещё парочки другой дорогу дадим. Тут как бы всё от вас зависит.
– Договорились.
– Вот, сука, и славно. Так что давай, служивый, набивай вдоволь брюхо, а ближе к вечеру жду тебя с рекрутами.
Лифут Бакатария похлопал ветерана по плечу, а потом, встав, направился к ведущей вниз лестнице. Оставшись наедине с тарелками, Скофа вычистил их почти сразу, а когда пухлая девчонка принесла ему миску с пави, он набросился на них, так жадно запихивая в рот, словно пес, которому бросили в миску кусок мяса после многих дней голодовки. Хотя он и был таким – голодным и потерянным псом, который, наконец, обрел нового хозяина. Ну а то, что для него надо будет ломать кости и запугивать до полусмерти всяких купцов и несговорчивых лавочников… ну что же, так тому и быть. У псов другой судьбы не бывает. Он больше двадцати лет убивал и калечил во имя Тайлара, так почему бы не делать тоже и для господина Сэльтавии?
Доев, он быстро спустился вниз и пошел по улицам города в сторону «Красной накидки», чувствуя, как брюхо тянет вниз совсем забытой сытостью.
Три человека. Ему нужно было привести всего трёх человек.
Один из них точно будет Мертвецом. Даже если бы Лифут взял только его одного, Скофа не бросил бы своего лучшего друга в этом бесконечном кошмаре. Да он бы скорее на меч прыгнул, чем поступил иначе.
Со вторым он тоже определился почти сразу – бывший фалаг Кирот Энтавия как нельзя лучше подходил для этой роли, да и сам к ней, похоже, тянулся. Но вот с третьим у Скофы не было никаких соображений. Кого бы позвать? Всё их маленькое братство было достойно лучшей жизни и всё подходило. Все они прозябали в пьянстве, нищете и безделье. И все заслуживали своего шанса. Мда… выбор казался ему просто невозможным. Скофа и за себя самого не очень-то умел принимать решения. Что уж тут говорить про других.
Подумав ещё немного, ветеран пришел к мысли, что раз уж боги начали вмешиваться в его судьбу, то пусть в том же духе и продолжают. Пусть заветное приглашение получит тот, кто первый заговорит с ним. А что? Так тоже было честно.
В таверне было не то чтобы людно, но гостей хватало. Их ветеранское братство как всегда сидело за большим столом в дальнем углу. Ещё пара столов поменьше были заняты различными гостями, пившими вина и заедавшими их жареным мясом, травами, лепёшками и рассыпчатой брынзой. А на столе, отведенным под ветеранов, как всегда царила скупая строгость и лишь пара глиняных кувшинов нарушали его вынужденную пустоту.
– Опа, гляди ка мужики, Скофа! Скофа вернулся! – раздался визгливый голос, стоило ему войти в общий зал.– Я ж говорил вам, что не издох Бычок. А вы все мефы его то, мефы его это…
Похоже, у богов проснулось чувство юмора. Вот уж про кого, а про Тэхо Аратаю, перебирая в голове имена и лица, он даже не вспоминал. Этот низенький и щуплый вороватый мужичок бойцом был так себе. Вперед не лез, в патрули не ходил, да и вообще во время войны всё больше не вылезал из лагерей и гарнизонов, предпочитая крутиться возле снабженцев, всеми правдами и неправдами, выуживая у них всякую полезную мелочь. В общем, не шибко-то он походил на злого и крепкого ветерана. Но раз боги указали на него, то так тому и быть.
– И верно, нашелся бычок-потеряшка,– заулыбался своей жуткой улыбкой Мертвец, когда Скофа, миновав зал таверны, подсел к нему за лавку.– А я уж было подумал, все, увели тебя пастухи на скотобойню.
– Да кишка у этих овцепасов тонка. Давай отойдем, а?
Они сели за свободный столик поблизости. Скофа заметил, что костяшки у Мицана сбиты в кровь, а подбородок украсил свежий кровоподтек.
– Что, догнали вас-таки?
– Где догнали, там и слегли. Но побрыкаться немного успели,– Мертвец многозначительно потер челюсть.– Но расскажи-ка лучше, где ты пропадал столько времени. Неужели сносный выпас попался?
– Да иди ты на хер Мертвец со своими шуточками. Я нам дело нашел.
– Вот как? Дело говоришь. И это…
– Вот только попробуй про коров пошутить. Если мефы тебе челюсть не сломали, то я в этом деле не подкачаю,– Скофа понизил голос.– Помнишь людей, которым мы невольниц привели? Ну тех, с поляны за городом? Ты не поверишь, но я их тут нашел. Сам не знаю как, но то ли боги то ли ещё кто, меня как раз к той таверне вывели, о которой нам лысый бандит говорил. В общем, дали мне работу. И не только мне. Они ещё троих примут.
– Значит, решил наш бычок переметнуться к бандитам. Сменить благородное копье, на подлый кинжал и дубинку. А как же честь знамени, Скофа? А?
– Какого ещё знамени, Мицан? У нас тут вместо знамен только тряпки половые.
– Вот тут ты прав, на знамена наша жизнь несколько оскудела.
–В общем, голову не крути. Ты в деле или как? Всё понимаю, но всяко же лучше, чем тут гнить.
– Ну, вот и как я могу противостоять твоему красноречию? Считай, что завербовал ты меня в свою новую банду. К тому же, должен же кто-то присмотреть за нашим доверчивым бычком. А то ещё рожки ему подпилят,– наигранно тяжело вздохнул Мицан.
Другого ответа Скофа от него и не ждал.
Кирот Энтавия выслушал его путанный и чуть сбивчивый рассказ, не произнеся ни единого звука и даже не шевелясь.
– Я в деле,– только и сказал бывший фалаг, когда ветеран задал ему последний вопрос.
А вот Тэхо Аратоя, напротив, сильно удивился. Почти также сильно, как и сам Скофа, когда все же предложил ему работёнку. Он с ходу завалил его вопросами на большую часть из которых ветеран так и не смог ответить ничего вразумительного. И хотя этот человек, весь облик которого просто кричал о противоестественном союзе козла с лошадью, грустнел и вздыхал после каждого не отвеченного вопроса, согласился, как только Скофа спросил его напрямую. Да и куда ему было деваться? Для них для всех, это предложение было, возможно, последним шансом выбраться из той зловонной бездны, куда после армии рухнула жизнь каждого.
Немного посидев среди отставных солдат, они покинули «Красную накидку», отправившись по улицам, которые петляя и извиваясь, неумолимо вели их к новой жизни. Шли они молча. Только Мертвец насвистывал одну за одной мелодию тех солдатских песенок, что поднимали им дух у походных костров в Диких землях.
Когда они вошли в «Латрийского винолея» и поднялись наверх, облюбованный бандитами зал оказался пуст. Не было ни шумных компаний, не любителей поиграть в колесницы, даже Лифут Бакатария и тот отсутствовал. Вместо него их встретил крепко сложенный бородач, на шее у которого красовалась увесистая золотая цепь.
– Арно,– представился он, протянув руку.
– Скофа, а это Кирот Энтавия Тэхо Аратоя и…
– Мицан, но можно звать меня и Мертвецом. Я не обижусь.
– Дай угадаю, из-за твоего прекрасного личика так прозвали?
– О, ты правда думаешь дело в этом? А я-то всегда считал, что всему виной моя врождённая бледность и неразговорчивость.
– Шутник,– ухмыльнулся бандит.
– Разве саму малость,– Мицан улыбнулся во весь свой широкий рот, от чего совсем стал напоминать ожившее умертвие.
– Короче, Лифут вашу братию не дождался, так что слушать меня будите. Скофа ваш вроде нормальным мужиком себя показал, так что мы сейчас с вами прогуляемся до одного местечка, а там уж посмотрим в деле отставной цвет тайларской армии. Если сможете впечатлить, или хотя бы всё как надо сделаете, то поговорим о будущем. Только учтите, если хоть один в штаны надристает – всё, все четверо сразу на хер пойдут. Лифут так сказал, а его слово в таких вопросах конечное.
Скофа с опаской посмотрел на Тэхо. Может зря он всё же дернул с собой этого щуплого? Придумал тоже про волю богов. Трактирное знамение, мать его. А может это боги его так испытывали? Может они ему специально глупость внушили, чтобы на соображалку проверить, а он проверку и завалил? Великие горести, очень на это похоже. А ещё похоже на то, что с его удачей судьба вполне могла поманив хорошей жизнью, тут же его и обломать. Да ещё и боевых братьев подставить. Но отступать было некуда. Он уже привел и показал Тэхо и теперь всё, что ему оставалось, так это молить всех богов скопом, чтобы в этом человечке оказалось побольше смелости, чем можно было дать на вид.
– Убивать надо будет? – произнес бывший фалаг, с мрачной решимостью посмотрев на бандита.
– Может надо, а может и нет. Как дело пойдет. А что, страшно ручки замарать?
– Я сам из блисов, а фалагом служить закончил. И повысили меня прямо на поле боя, когда я со своей десяткой мост от сотни косматых удержал. Как думаешь, боюсь я кровь проливать или нет?
– Тут не война и не армия, служивый. И дела у нас иначе делают. Но настрой у тебя хороший вроде. Надеюсь, таким он и останется. Короче, пошли на проверку, мужики.
Арно поднялся с лавки. Он был крепким, высоким и явно очень сильным мужчиной. В тагмах таких как он обычно ставили в первый ряд второй линии.
– Да, чуть не забыл, чтобы не происходило, руки у нас распускать можно, только если я так скажу. Всем понятно?
Ветераны закивали.
– Ну вот, как бы сказал бы Лифут, сука, и славно.
Покинув «Латрийского винолея» они направились не в глубь квартала, как думал Скофа, а напротив, в сторону Царского шага. Подойдя почти к самой главной улицы города, Арно свернул в неприметную подворотню, над которой висела вывеска изображавшая мешочек, весы и горстку монет. «Ростовщик», тут же промелькнула мысль в голове ветерана. Он хорошо знал такие вывески. Успел на них насмотреться, пока закладывал добытые на войне трофеи. С самого детства он отлично знал – каждый ростовщик был бандитом похуже уличных громил. Ведь если преступников могли поймать и придать казни, то ростовщика защищали сановники и их закон. Так что побить или покалечить процентщика было делом благим. И сам Скофа даже порадуется долгожданному отмщению.
Возле желтой двери, на которой были выведены весы с горкой монеток, Арно остановился. Внимательно оглядев свой небольшой отряд, он негромко проговорил:
– Надеюсь, никто не успел забыть, о чём мы договаривались?
Ветераны замотали головами.
– А я всë равно напомню. Значит так, говорить буду я, а вы стойте и давите своим грозным видом. Если вам покажется, что что-то идет не так, что пора помахать кулаками, открыть рты или проявить самостоятельность – пихаете себе эти мысли в жопы и стоите смирнее прежнего, как на параде перед полководцем. Лады?
Четверка кивнула.
– Ну ладно, пусть Сатос порадует, а Моруф обойдет. Заходим.
Арно дернул за ручку и стремительно скрылся в дверном проёме. Следом за ним зашли фалаг, Тэхо и Мертвец. Скофа вошел последним.
За дверью оказалась просторная зала, стены которой были увешаны всякими безделушками. В углу, за небольшим столиком, на подушках сидел смуглый худой старик с красной повязкой на голове. Он был сутул, с длинными и тощими руками, которые оканчивались потемневшими ногтями, больше напоминавшими когти. Его выбритая челюсть сильно выступала вперед, а впалые глазницы, острые скулы и огромный нос делали его похожим на изголодавшегося грифа.
– Мактар Калок,– с улыбкой произнес Арно.
– Он самый, любезные. Деньги в рост, скупка украшений, закладных. Могу и долги вернуть за скромную долю.
– Значит, с адресом мы не промахнулись,– бандит подошел к нему поближе и поставил сапог на столик.– Ты ведешь дела на нашей земле, сэфт. И дела у тебя идут в гору.
– Боги милостивы. Да только, что тебе до моих дел, мальчик?
– Да то, старый, что дела в Каменном городе можно вести только с одобрения господина Сэльтавии и под его покровительством. А от тебя мы ни подарков, ни благодарностей, что-то не видели.
– Когда я открывал лавку, на этой земле не стояло таблички с именем твоего господина. Да и дела мои без всякого покровительства нормально идут.
– Это они раньше нормально шли, а сейчас могут и в бездну провалиться. Вместе с тобой и всей твоей лавочкой.
Старик пошамкал ввалившимися губами. Его затянутые белой пеленой глаза сощурились, а уголки губ расплылись в недоброй ухмылке. Сухая рука легла на маленький железный колокольчик и слегка его потрясла. Дверь за спиной ростовщика заскрипела, и в зал вошли четверо крепких мужчин сэфтской внешности.
– Был тут у нас недавно такой же соколик. Тоже всё важным ходил. Грозился, фуфырился. Обещал живьем в гробах схоронить. Так ему мальчики за спинку локотки завели, к земле личиком нагнули, штанишки приспустили и в жопку потрахали. Чтоб спесь сбить. Как он тогда верещал! Как пищал, как выл! Ух! Особенно когда мальчики на второй круг заходили. Аж уши закладывало! Так ему дырку пробурили, что в пору было затычку ставить.
Стоящие вокруг него бугаи громко зажрали, брызгая слюной и хлопая друг друга по плечам. Скофа чуть покосился в сторону Мицана – в руке Мертвеца появилась неприметная рукоятка маленького ножа. Ветеран тоже напрягся, прикидывая, на кого из мордоворотов стоит прыгнуть вначале, но Арно лишь презрительно сплюнул на пол.
– Слышь, мурло драное, если ты сейчас хайло не завалишь, мы тебя самого твоим молодцам в жопы по кусочкам запихаем. Ты ещё раз меня повнимательнее послушай, а то может у тебя от старости уши сгнить успели. Мы тебе не уличная шпана. Мы от господина Сэльтавии. Уяснил масштаб своего бедствия?
– Сразу уяснил,– проговорил тихим голосом старик. Его голова уткнулась в грудь, а бугаи за плечами перестали гоготать. Но стоило уголкам губ Арно поползти вверх, как ростовщик поднял голову и зашипел с нескрываемой ненавистью.– Уяснить то уяснил, да только испугаться никак не получается. Старый я слишком, чтобы от одного громкого имени жопку раздвигать, да в штаники сраться. Я хоть и сэфт, да только родился в Кере и жил до конца. До её падения, то бишь. Ох и чего я тогда только не насмотрелся. Помню, как в осаду мертвых лошадей ели и как по зову Благословенного Рувелии вспомнили, что мы – вольные люди и что у нас право есть. Помню, как всех посаженных из Кадифа воров и кровопийц мы на колья пересадили и их дома и деньги промеж собой поделили по совести. А потом помню, как кончилась наша вольница. Как солдаты ваши тайларские пришли и как под мечи целые семьи пускали. Много я тогда страха навидался. Особенно когда город наш второй раз жгли и с землей ровняли. Так что пуганный я. А с тех пор как жену да четырех дочурок похоронил, так и вовсе ни ножа, ни петли страшиться не получается. И уж кому-кому, а всякой уличной шпане у меня ещё хватит силёнок хер в горло запихать.
– Всегда знал, что в каждом этрике сидит предатель,– тихо проговорил бывший фалаг.– Все как один таите злобу на государство и только и ждете удобного часа, чтобы вонзить нам в спину нож. Даже в мирное время, даже живя среди нас, в наших же городах. Не надо было давать вам прав или оставлять Малые царства. Надо было всех вас резать или обращать в рабов.
– Ты что там бубнишь, болезненный? – проговорил старик.
– Про смерть твою он бубнит, Мактар,– проговорил Арно.– Знаешь кто эти ребята? Ты думаешь, что к тебе уличная шпана пришла, которая только лавочников пугать, да девок по тавернам щупать способна? А вот хер тебе. Это закаленные в сотни боев ветераны Великой войны в Диких землях! Гордость нашего государства. И после всей той херни, что ты тут наговорил каждый из них только и ждет от меня команды, чтобы с тебя, как с изменника, шкуру по лоскуткам спустить. Они-то готовы, вот только я – человек деловой и мирный. И я всё ещё думаю, что ты можешь и шкуру и лавку свою сохранить. Правда, уже на особых условиях. Так что, Мактар Калок, отдать мне им команду, или всё же договоримся?
Старик посмотрел на него ледяным взглядом. Губы его поджались, превратившись в тонкую бледную полоску, а пальцы задрожали.
– Убийц значит притащил?
– Не убийц, а доблестных воинов и честных сынов Великого Тайлара.
– Убийцы и мародёры твои сыны Тайлара. Тханеи, тсетси ний ранат.
Четверо бугаев угрожающе двинулись вперед, сжимая небольшие дубинки, окованные бронзой. Ветераны не дожидаясь команды, потянулись за ножами, но тут Арно жестом приказал им остановиться.
– Ты точно понял от кого мы пришли и кому ты сейчас войну объявляешь, псина драная?
– А я никому ничего и не объявлю. Так, проучить маленько хочу и взашей из моей лавки выставить.– Процедил сквозь зубы старик. Его подсвеченное масляной лампой искаженное ненавистью лицо казалось театральной маской.
– А вот это вряд ли, сэфт. Парни, а ну режь собак!
Рука Арно только дернулась к кинжалу на поясе, как все четверо ветеранов бросились в атаку. Скофа выбрал того бугая, что был справа. Хотя его единственным оружием и был нож с лезвием не длиннее ладони, он перехватил его словно короткий меч. Шагнув вперед и поднырнув под замах, ветеран, сделав вид, что пытается устроить подсечку, попытался вогнать лезвие в живот своего врага, но тот, на удивление легко разгадал этот маневр. Увернувшись, он зарядил кулаком в бок ветерана. Скофа качнулся в сторону и костяшки лишь слегка черканули по его ребрам. Однако ветеран притворно согнулся и захрипел, словно ему только что сломали пару костей. Бугай тут же попытался ударить его по голове дубинкой, но Скофа резко дернулся в сторону, выпрямился, и вонзил свой крохотный нож прямо под челюсть противника. Сефт издал короткий булькающий звук и завалился назад.