– Мы приедем на вокзал, возьмем экипаж и сразу же отправимся в порт. Корабль Мэтью отходит сегодня, но я не знаю, в какое время. Надеюсь, мы успеем, – мой голос дрогнул. Даже не хочу думать о том, что мы можем не успеть.
Мы были уже в окрестностях Лондона, когда поезд начал ехать все медленнее, а потом и вовсе остановился. Я почувствовала, как мои ладони вспотели от волнения и раздражения и с огромным трудом удержалась от того, чтобы выругаться вслух.
– Пойду узнаю, что произошло, – тихо сказала Гвен, скрываясь за дверью.
Я закрыла лицо руками. Мэтью, прошу, дождись меня.
– Говорят, небольшая поломка, мы поедем через двадцать минут, – Гвен вернулась буквально через минуту, с тревогой глядя на меня.
– Хорошо, – тихо сказала я, сдерживая бурю внутри. Мне нельзя сломаться, сейчас вот совсем никак нельзя.
Видимо, устранение неполадок затянулось, и мы прибыли в Лондон только через полтора часа. Мы с Гвен первыми выбрались из поезда и практически бегом бросились на поиски свободного экипажа.
– В порт! – крикнула я кучеру, расплачиваясь и забираясь внутрь. – И как можно скорее, прошу вас.
– Что такая очаровательная благородная леди забыла в порту? – удивился пожилой кучер, трогаясь с места.
– Мужа, – выдохнула я, стараясь хоть немного успокоить волнение.
Мне казалось, что мы едем слишком медленно, пусть даже я и видела, что кучер изо всех сил подгоняет лошадей. Пожалуйста, быстрее.
Наконец мы добрались, и я сразу же заметила мужчину, на котором была форменная одежда. Кажется, это носильщик. Я бросилась к нему.
– Подскажите, корабль до Трансвааля? Когда он отправляется?
– Что? – кажется, мужчина был поражен моим напором.
– Мне нужен корабль до Трансвааля, – нетерпеливо повторила я. – На нем отправляется мой муж, лорд Флеминг, и я должна увидеть его!
– А-а-а, – равнодушно протянул носильщик. – Вы опоздали, миледи. Корабль ушел пятнадцать минут назад.
Он махнул рукой куда-то в сторону и, переведя на воду, я действительно заметила корабль, постепенно скрывающийся за горизонтом.
– Нет, не может быть, – я не узнала свой голос, по щекам снова побежали слезы, а я все пыталась осознать произошедшее. Я не успела, все было зря. Мэтью отправился в путь даже не попрощавшись со мной, и я ничего не могу с этим поделать.
Я не почувствовала, как упала на колени, не отрывая взгляда от корабля, который становился все меньше и меньше, а затем и вовсе превратился в едва заметную точку.
Кажется, меня сейчас убили. Но почему я осталась жива?
Н не убили, скорее, разорвали. Тело осталось в Лондоне, а душу и сердце Мэтью забрал с собой.
Я бы хотела чувствовать хотя бы что-то, кроме отчаяния, но не могла. Я держалась слишком долго, а теперь я ломаюсь. Падаю.
Не знаю, сколько времени я провела, глядя вслед кораблю Мэтью, возможно, всего пару секунд, а может быть, и несколько часов. В какой-то момент я заметила перед собой встревоженное лицо Гвен, а затем почувствовала, как она мягко обнимает меня и помогает подняться.
– Пойдем, Мэри, – тихонько говорит подруга. – Тут на нас все смотрят.
Я качаю головой, все еще не до конца осознав произошедшее, но уходить не хочу. Кажется, если я покину порт, то разорву последнюю ниточку, связывающую меня с Мэтью.
– Мэри, нужно идти, приведем тебя в порядок и постараемся успеть на шестичасовой поезд.
– Нет, – хрипло шепчу я. – Нет, мы не поедем в Велчестер сегодня. Там все начнут расспрашивать меня о произошедшем, а у меня нет сил отвечать.
– Хорошо, Мэри, тогда сегодня переночуем в вашей квартире?
– В нашей квартире, – тупо повторяю я, вспоминая это уютное местечко на улице Пикадилли, которое Мэтью иногда в шутку называл своим логовом. Мэтью. Как же адски больно.
И в этот момент я понимаю, что должна сделать. Я вытираю слезы и стараюсь придать твердость голосу.
– Гвен, прежде чем мы покинем порт, нужно узнать, когда отправится следующий корабль в Трансвааль.
Глаза подруги расширяются.
– Мэри, ты ведь не…
– Да, Гвен, я отправлюсь туда и Мэтью уже не сможет отослать тебя обратно.
Она неодобрительно качает головой, а я чувствую де жа вю. Точно так же Гвен смотрела на меня десять лет назад, когда я собиралась к Мэтью в карантин. Правда, сейчас я задумала кое-что еще более опасное и безумное.
– Мэри, у вас дети, – тихо напомнила подруга.
– А я самая ужасная мать на свете, знаю, – ответила я. – Зато у них отличная крестная и это ты. Я знаю, что ты не оставишь их, если мы с Мэтью оба… Ну ты поняла.
– Мэри, Боже, – Гвен прикрыла глаза.
– Пока все в порядке, – я окончательно прихожу в себя и поправляю платье. – Пойдем, нужно узнать по поводу корабля.
И тут нас тоже ждала неудача: как выяснилось, ближайший корабль отправлялся только через десять дней.
– Нет, не может быть, – тяжело вздохнула я, выходя из административного здания порта. – Как будто все разом против меня, Гвен.
– Так бывает, Мэри, – подруга взяла меня за руку и мягко потянула в сторону стоянки экипажей. – Этот день нужно просто пережить, а завтра станет лучше.
– Станет ли? – обреченно пробормотала я, позволяя себя увести. – Я не уверена.
Без Мэтью рядом ничего не будет хорошо. Для меня уж точно.
– Мэри, поешь, – Гвен поставила передо мной тарелку с едой, но я даже не взглянула на нее. Мы добрались в квартиру около часа назад, и подруга сообразила для нас нехитрый ужин. Вообще, когда я приду в себя, я должна буду отблагодарить Гвен за все, что она сделала сегодня для меня. Кажется, что, если бы не ее забота, я бы так и сидела в порту, глядя вслед ушедшему кораблю.
Я покачала головой, не удосужившись даже сказать спасибо. Сегодня я не ела ничего, кроме пары ложек каши на завтрак, но аппетита не было. Не знаю, как сейчас вообще можно думать о еде. По правде говоря, я не могла ни о чем думать.
Едва войдя в квартиру и сняв обувь, я забралась в любимое кресло Мэтью, накинула на спину его пиджак и закрыла глаза, пытаясь представить, что он тоже здесь. Не вышло, и я почувствовала, как меня пробрала мелкая дрожь. Гвен подумала, что мне холодно и развела огонь в камине. Он весело трещал, но не приносил уюта.
– Мэри, я… – Гвен опустилась в кресло напротив, осторожно подбирая слова. – Знаешь, у меня с Джорджем нет такой крепкой связи, как у тебя с Мэтью, но я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне тоже было больно и страшно отпускать его, но, поверь, хуже всего первый день, а потом ты немного привыкаешь.
Я, наконец, подняла взгляд на подругу и тихонько сказала:
– Дело не только в этом, Гвен. Джордж не обманывал тебя, он попрощался с тобой, ты проводила его на корабль. А Мэтью обманул меня. Я просила взять меня с собой, он обещал подумать, чтобы я успокоилась, а вместо этого просто оставил меня тут одну. Мэтью с самого начала не собирался брать меня с собой и даже не дал нам шанса нормально попрощаться.
– Он знал, что ты бы поехала с ним, – ответила Гвен. – Но почему Мэтью был настолько против?
Я достала из кармана письмо и развернула его.
– Он считает, что это было бы слишком опасно, в Африке ведь не только война, но и болезни. А я… Я жду ребенка, Гвен. И все это так не вовремя.
– Теперь я понимаю, – Гвен внимательно смотрела на меня, и я заметила жалость в ее глазах. Только этого мне не хватало. – Думаю, Мэтью прав. Как ты выживешь в Африке на войне, да еще и будешь работать в положении?
– А как мне выжить здесь без него? – тихо спросила я, поднявшись с кресла и перебравшись на диван, так и не сняв с себя пиджак Мэтью.
Гвен ничего не ответила на это, а я сама не заметила, как постепенно уснула, вымотавшись до предела за этот безумный день.
Проснулась я глубокой ночью и первые пару секунд просто пыталась осознать, где я и почему сплю на диване в дорожном платье, накрывшись пиджаком Мэтью.
Мэтью. События предыдущего дня лавиной обрушились на меня. Чувствую, как сбивается дыхание, а к глазам подступают слезы. Больно.
Если я так и буду лежать тут без дела, то эта боль просто раздавит меня, так что я встаю и заглядываю в соседнюю комнату, где на краю кровати калачиком свернулась Гвен. Накрываю ее пледом и тихонько выхожу, возвращаясь в гостиную. Спать больше не хочется, так что я зажигаю свечу и сажусь за стол Мэтью, думая, чем бы занять себя. Сбоку от меня тянутся бесконечные ряды книжных полок, навевая воспоминания о том дне, когда муж впервые привел меня в это место. Помню, как я поразилась, узнав, что Мэтью прочитал все книги, стоящие на этих полках.
«А кое-что написал сам. Это мои дневники», – зазвучал в голове голос мужа, а перед глазами появилась картинка, как он протягивает мне увесистый томик, заполненные аккуратным почерком на гэльском языке. Вот бы его найти. Беру свечу в руку и начинаю рассматривать корешки книг, стараясь ничего не упустить и через некоторое время нахожу нужное. Открываю первую страницу и слегка улыбаюсь. В этой жизни мне еще не доводилось читать по-гэльски, но я справлюсь. Подвигаю свечу поближе и погружаюсь в чтение. Пусть и на некоторое, но это уменьшает мою боль.
Я читала несколько часов, мне было интересно все, что писал Мэтью: заметки о больных, рецепты снадобий (некоторые из них мне стоит переписать и взять на вооружение!), истории из повседневной жизни и его размышления. Судя по этому дневнику, Мэтью уже тогда был прекрасным врачом, очень мудрым, но бесконечно одиноким человеком. Он запретил себе привязываться к кому-либо, ведь потеряв дорогого человека в этой жизни, он никогда не смог бы найти его в следующей.
«Порой я размышляю, моя память – это дар или проклятье? Людям, не имеющим воспоминаний о прошлых жизнях, наверное, легче: они верят, что встретят на небесах тех, кого любили и потеряли, а я знаю, что любая потеря окончательна. Я помню так много боли и стольких людей, которых никогда больше не увижу. Это слишком тяжело, настолько, что порой мне хочется исчезнуть на время, просто перестать существовать, но и это для меня невозможно, ведь за каждой предыдущей жизнью наступает следующая и я пока не понимаю, как прервать этот цикл. Иногда меня пугает, что я человек и я не хочу этого, я слишком сильно устал. Быть одиноким – единственный способ не сойти с ума».
Я поняла, что плачу только когда слезы закапали на бумагу, слегка смазывая чернила. В принципе, Мэтью никогда не скрывал, почему предпочитал быть один до встречи со мной, но прочесть об этом в его дневнике оказалось слишком больно. Возможно, наша с ним связь – это самое необычное и крепкое, что существует в мире. Мы исключение из всех правил.
Свеча догорела и погасла, погрузив комнату во мрак. Я встала и подошла к окну, вглядываясь в ночное небо, на котором заметила несколько звезд.
«Где бы я ни был, мы под одним небом, а значит, рядом», – вспомнила я письмо Мэтью и теперь поняла, что он имеет в виду. Это всего лишь другой конец света, не так уж и страшно по сравнению с потерей навсегда.
Но все же я не позволю какой-то войне разорвать нашу связь.
– Я последую за тобой, – шепчу я небу, дотрагиваясь ладонью до холодного стекла. – Все будет хорошо.
Тогда я еще не знала, что я буду не в силах выполнить это обещание.
На следующее утро мы с Гвен вернулись в Велчестер и мне пришлось объяснить Вайолет, слугам и сотрудникам больницы, куда отправился милорд. Я выслушала искренние и не очень слова сочувствия и поддержки, перекроила больничное расписание, заставив Бэркеса взять дополнительные смены и выдержав его тяжелый взгляд, явно говорящий, что он не собирается подчиняться женщине, тем более медсестре. Меня так и подмывало сказать, что я буду руководить больницей всего десять дней, а потом за главного останется он, но я сдержалась. Пока что о моем решении последовать за Мэтью не знал никто, кроме Гвен.
– Вы так устало выглядите, миледи, – Кингсли заглянула в кабинет Мэтью. Я расположилась за его столом, пытаясь разобраться, какие лекарства и материалы нужно докупить. Мэтью практически не вел никаких записей, предпочитая держать все в голове, так что мне пришлось нелегко.
– Выдались сложные деньки, – я подняла голову и постаралась улыбнуться. Вышло не очень хорошо.
– Ступайте домой, миледи, я закончу тут все.
Я покачала головой.
– Вера, мне неудобно. Я и так не вышла вчера на свою смену.
– У вас были на то причины, миледи.
Я взглянула на сестру Кингсли и вдруг вспомнила, что она стала вдовой примерно в моем возрасте, когда ее муж погиб на войне. У меня есть еще кое-какие страхи и если меня кто-то и поймет, то только Вера.
– Если честно, я боюсь идти домой. Мне нужно как-то объяснить детям, куда уехал их отец и я не знаю, что сказать. Даже если я придумаю историю о том, что Мэтью уехал по работе или в гости, то они будут задавать вопросы, на которые у меня нет ответов.
«А еще мне нужно будет как-то подготовить их к тому, что скоро уеду и я», – мысленно добавила я.
– Если ты позволишь дать тебе совет, Мэри, – голос Кингсли потеплел, как и всегда, когда она обращалась ко мне по имени. – То я бы предложила сказать им правду, какой бы ужасной она не была, по крайней мере старшие должны знать. Я скрыла от своих детей, что их отец погиб и мне удавалось держать в себе эту страшную новость несколько месяцев, прежде чем мой старший сын не признался, что они давно все знают, потому что подслушали мой разговор с подругой… Они боялись рассказать мне о том, что услышали, а я тоже все оттягивала и не решалась поговорить с ними, хоть и была должна. Мои мальчики давно выросли и у них уже есть свои семьи, а я до сих пор виню себя за трусость.
Голос Веры дрогнул и затих, а я во все глаза смотрела на нее, не зная, что сказать.
– Спасибо, – наконец с трудом выдавила я, сглотнув ком в горле. – Честность действительно лучшая политика.
Вернувшись в замок, я сразу же отправилась в детскую. Обычно я проводила время с детьми после чая, но сейчас осознала, что не могу больше ждать.
– Миссис Фитц, если вы не против, сегодня я побуду с детьми, – сказала я няне. Она кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь.
– Мама, где папа? – сразу же спросил Артур, и я заметила, что Анна тоже отложила в сторону рисование и прислушалась. Младшие были заняты игрой, и кажется, не проявляли никакого интереса к нашему разговору. На мгновение я позавидовала тому, что в силу возраста они еще не понимают происходящего.
– Видишь ли, папа… – я репетировала этот разговор сама с собой по дороге в замок, но сейчас все слова вылетели у меня из головы. – Ему пришлось уехать.
– Он уехал на войну, да, мам? – тихо спросила Анна, внимательно глядя на меня. Я слегка вздрогнула: старшая дочь единственная из всех детей унаследовала глаза Мэтью, и мне показалось, что она смотрит мне в душу, как порой это делает ее отец.
– Да, – я постаралась придать голосу всю твердость, на которую была сейчас способна. – Папа отправился в Африку, сейчас там война.
– Его там убьют? – тихонько спросил Чарли. Напрасно я думала, что ему не интересен наш разговор.
– Нет, конечно, нет, – поспешно ответила я. – Папа не будет воевать, он будет работать в больнице и лечить солдат.
– Значит, ты тоже скоро уедешь, – грустно протянул Артур, а Анна кивнула. – Ты всегда работаешь вместе с ним.
Я закрыла лицо руками, стараясь не разрыдаться. Почему это настолько тяжело? Думаю, разорвать себя на две части, чтобы одна из них могла остаться дома с детьми, а вторая отправилась вслед за Мэтью, не было бы так больно, как смотреть сейчас на наших детей, осознавая, через что им придется пройти.
– Миссис Фитц, – хрипло позвала я, выглянув в коридор. Няня вернулась через несколько секунд, а я практически бегом бросилась в свою спальню, снова дав волю слезам.
– Я не справляюсь, Мэтью, – выплакавшись, я подошла к окну и взглянула на небо. – Тебя нет только второй день, а я уже ни с чем не справляюсь.
Первые несколько дней после отъезда Мэтью я держалась благодаря мысли о том, что еще немного и я последую за ним, но уже через неделю стало очевидно, что этим планам не суждено сбыться. Из-за беременности я вновь начала мучиться от жуткой тошноты, слабости и головокружений, в этот раз симптомы были даже сильнее, чем когда я ждала Анну.
– Гвен, сегодня вечером я должна попасть в Лондон любой ценой, – я села в кровати и сразу же схватилась рукой за голову, ведь она нещадно кружилась. – Корабль отходит завтра утром. Уложи, пожалуйста, мои вещи.
– Даже не подумаю это делать, – покачала головой Гвен.
– Что ж, придется попросить Уолис, – я потянулась за колокольчиком, но подруга перехватила мою руку.
– Мэри, как ты собираешься добраться до Трансвааля, если едва ли можешь дойти до гостиной?
У меня не было ответа на этот вопрос, и я просто закрыла лицо руками. Я знала, что Гвен права. Я перепробовала все средства от тошноты, которые знала, но мне ничего не помогало, так что все, что мне оставалось – это злиться на себя и своего еще не рожденного ребенка. Я понимала, что он ни в чем не виноват, но не могла избавиться от мысли, что, если бы не эта беременность, я была бы рядом с Мэтью и не проходила в одиночку весь этот ад. Изначально эта беременность была желанной, но это было в той другой, мирной жизни, которая сейчас казалась мне бесконечно далекой.
– Я должна, Гвен, – тихо сказала я. Мне все же удалось подняться на ноги, пусть и испытывая жуткую слабость. По моим ощущением пол в спальне шатался как корабль в шторм. Я сделала несколько шагов, стараясь не показывать, насколько мне тяжело.
– Мэтью этого не хотел, – напомнила Гвен. – Он знал, что такое может произойти и поэтому оставил тебя здесь.
Я знаю, что она права, но это не значит, что я готова принять эту правду.
– Уйди, – тихо прошу я Гвен, понимая, что обижаю ее. – Я хочу побыть одна.
– Если что, ты знаешь где меня найти, – за подругой закрывается дверь. Теперь притворяться больше не перед кем, и я со стоном опускаюсь на кровать, оставаясь наедине со своими черными мыслями.
Мэтью все знал. Конечно, он знал. Только оставшись без него рядом, я смогла в полной мере оценить, как много всего делал для меня муж. Кажется, все эти годы Мэтью закрывал меня от всех забот и сложностей мира, позволяя заниматься тем, что я люблю, и взяв на себя все остальное. Теперь мне предстоит справляться одной, вот только больше некому подсказать мне, какие решения я должна принимать.
– Что мне делать? – вслух спрашиваю я, но ответом мне служит лишь тишина.
Мэтью продумал все заранее и, возможно, я должна подчиниться его воле, даже если сейчас это не кажется мне верным.
Я ломаюсь и падаю все ниже.
Я остаюсь дома.
Я не смогла отправиться за мужем.
Кажется, я вообще ничего не могу.
***
В октябре я думала, что это лишь временная задержка и, как только мне станет легче, я сяду на корабль и отправлюсь в Африку, но сейчас понимаю, как глупо было надеяться на это. Вот-вот наступит Рождество, а я все еще в Велчестере. Как и в первую беременность, мои дни делятся на две группы: плохие и очень плохие. В плохие я нахожу в себе силы уделить пару часов дому, детям и больнице, а в очень плохие не могу встать с кровати. Больше всего на свете я благодарна Гвен, за то, что она не уехала и осталась со мной. Не знаю, что бы я делала без ее помощи. В больнице мне очень помогала Вера Кингсли, и я с огромной радостью теперь считала ее своей подругой. Все вокруг были добры ко мне, и даже Вайолет словно присмирела и не говорила колкостей.
Все были рядом.
Все, кроме Мэтью, а мне не нужно было никого другого.
С момента его отъезда прошло уже больше двух месяцев, от него пришло всего одно письмо, в котором говорилось, что Мэтью благополучно добрался до берегов Африки и приступает к работе в качестве хирурга и начальника военного госпиталя. На письме стоял номер – четырнадцать, а это значит, что Мэтью писал мне гораздо больше, но его послания не доходили до Велчестера. Что касается меня, я писала мужу каждый день, иногда утром и вечером. Я понимала, что эти письма не дойдут до него, ведь я даже не знала его адреса, но мне было необходимо держать с ним хотя бы воображаемую связь, чтобы просто не сойти с ума. Порой мне казалось, что я близка к этому, особенно в дни, когда мне не хватало сил встать с кровати. В остальное время я пыталась занимать себя работой, детьми и чтением (в основном я читала дневники Мэтью, мне не удалось спросить разрешения, но не думаю, что он был бы против) и жизнь казалось чуть более выносимой. Больше всего я ненавидела время, когда я должна была лечь в постель, погасить свечу и попытаться уснуть. В эти мгновения я ощущала себя наиболее одиноко, а постель без Мэтью была холодной и словно бы чужой. Я стала замечать, что каждый день максимально оттягиваю время момент отхода ко сну, а добравшись до кровати, лежу с открытыми глазами еще несколько часов, а нередко засыпаю и вовсе под утро. Вот и сейчас мне уже давно пора спать, но у меня не выходит, так что я отбрасываю одеяло в сторону, встаю и подхожу к окну. Замечаю полную луну на небе и на мгновение представляю, что Мэтью тоже сейчас может смотреть на нее. Интересно, сколько у него сейчас времени? Он спит, а может работает? Хотела бы я знать.
Мои размышления прервал громкий стук в дверь, и я вздрогнула от неожиданности.
– Войдите! – сказала я, поплотнее запахнув халат.
На пороге возникла няня Фитц.
– Миледи, простите, если я разбудила вас, но я не знала, что делать.
– Что случилось?
– Анне нехорошо, у нее сильный жар, и у Артура, кажется, тоже. Я не знала, что делать, ведь обычно этим всем занимался милорд…
– Вы все правильно сделали, миссис Фитц, – я зажгла свечу и собрала волосы. – Спасибо, что вы зашли ко мне, я сама буду заниматься лечением.
– Может, нам позвать доктора Бэркиса? – предложила няня, но я покачала головой.
– Дайте для начала мне взглянуть на них, – я старалась не показать своего страха, но захлестнул меня с головой.
Как же плохо без Мэтью.
***
Я открыла глаза и первые пару секунд пыталась понять, где я нахожусь и который сейчас час. Постепенно в голове прояснилось, и я поняла, что заснула в кресле в детской и, видимо, уже ночь. Я встала на ноги и подтянулась, чувствуя, как все мое тело ноет от усталости и неудобной позы. Неудивительно, что меня вырубило прямо в кресле, за последние пять дней я едва ли проспала десяток часов. Как оказалось, Анна и Артур заболели скарлатиной, а через два дня те же симптомы проявились и у близнецов, так что последние дни я практически не выходила из детской, которая сейчас больше напоминала лазарет. Несколько раз Кингсли заходила проведать меня и заодно дать мне немного поспать, Гвен тоже предлагала свою помощь, но я не могла свалить на нее еще и лечение моих детей. Благодаря Гвен наше поместье все еще хоть как-то функционировало, и я была безумно благодарна ей за это. Из-за сложившейся ситуации мы толком не отпраздновали Рождество, я лишь ненадолго выбралась поздравить слуг и пару минут поговорила через дверь с Вайолет, которая принесла подарки детям. Это все разительно контрастировало с веселым праздником, который мы устроили год назад. Казалось бы, всего год, но, по-моему, прошло гораздо больше времени. Моего отца больше нет, Маргарет и Патрик в Америке, Джордж, Генри и Мэтью на войне, а я беременна и пытаюсь управлять больницей, поместьем, лечить детей и не сойти с ума от всего этого. Если бы год назад кто-то сказал мне, во что превратится моя жизнь, я бы подумала, что у него слишком плохое чувство юмора.
Где-то вдалеке часы пробили полночь, и я вдруг кое-что поняла: наступило двадцать девятое декабря, а значит, сегодня Мэтью исполнилось сорок два года. Так странно было думать о дне рождения Мэтью без самого Мэтью. Сказать, что я скучала, значило бы не сказать ничего, но больше всего меня убивало отсутствие писем. Все вокруг твердили мне набраться терпения, и я сама понимала, что могла существовать тысяча и одна причина кроме самой страшной, почему я уже давно ничего не получаю, но каждую ночь мой мозг услужливо подкидывал мне самые худшие сценарии. Я искренне хотела верить, что отсутствие новостей – это само по себе хорошая новость, но не могла.
Я подошла к окну, как делала это всякий раз, думая о муже, и взглянула на небо. Сегодня оно было темным и шел сильный снег. Думаю, Мэтью бы понравилось.
– С Днем рождения, любовь моя, – прошептала я, приложив ладонь к стеклу. На мгновение я смогла ощутить любовь и надежду среди кромешной тьмы и отчаяния.
***
Начало мая 1900 года
– Гвен, когда ты в последний раз получала письмо от Джорджа? – я спросила это как бы между прочим, но с волнением ждала ее ответа.
– В начале марта и с тех пор ни строчки, – она тяжело вздохнула. – А ты?
Я немного помолчала, бросив взгляд на приближающийся замок. Мы с Гвен возвращались со встречи с арендаторами. У многих из них подходил к концу срок аренды и его было необходимо продлить. Я боялась, что арендаторы откажутся обсуждать дела с женщиной, ведь обычно эти встречи проводил Мэтью, но, кажется, все прошло хорошо. Гвен отправилась со мной в качестве моральной поддержки. По правде говоря, она сейчас практически всегда была со мной. С тех пор, как Джордж отправился на войну, Гвен лишь несколько раз уезжала домой на пару дней привести в порядок дела. Я была рада ее компании, равно как и она моей. Нам обеим было спокойнее вместе.
– Последнее письмо пришло в конце февраля, до этого было еще осенью и после Нового года.
Мэтью не было дома уже почти семь месяцев и за это время я получила лишь три письма. Гвен и Элли Макмилан так же получали вести очень редко, а в последние два месяца мы не получили вообще ничего.
Мы с Гвен переглянулись, и я знала, что наши мысли сейчас текли в одном направлении.
– Это ничего не значит, – быстро пробормотала я. – Если бы что-то случилось, нам бы уже сообщили.
– Конечно, – кивнула подруга и поспешно сменила тему. – Мэри, а ты уже думала о том, как назовешь ребенка, когда он появится на свет?
– Да, но, если честно, мне так непривычно думать об этом одной. Обычно мы все решали вместе с Мэтью и каждое имя имело для нас особое значение. Анна названа в честь покойной матери Мэтью, Артур – в честь моего деда, Чарли получил свое имя благодаря деду Мэтью, а Лили – это имя моей покойной крестной. Так что мне хочется, чтобы имя малыша имело какой-то смысл, понимаешь?
Гвен кивнула.
– Конечно.
– Я даже в письмах спрашивала мнение Мэтью, но не уверена, что он их получил, а если да, то успеет прислать ответ. Так что, если родится мальчик, его будут звать Мэтью-младший.
– А если девочка?
– Роуз, – с улыбкой ответила я. Мы как раз шли через сад, который благодаря стараниям нашего садовника выглядел просто великолепно. На пышных розовых кустах уже наметились первые бутоны. – Они зацветут как раз к моменту рождения ребенка, верно?
– Как ты это придумала, Мэри? – поразилась Гвен.
– Гуляла здесь пару дней назад с близнецами и как-то само пришло в голову, – я пожала плечами. – А еще розы – это любимые цветы Мэтью и символ надежды для меня, а она сейчас нужна нам как никогда раньше. Знаешь, когда я только узнала о беременности, я думала только о том, как это все не вовремя. Я даже злилась на этого ребенка, ведь из-за него не могу отправиться в Африку с Мэтью, а сейчас с нетерпением жду встречи с малышом. Если сейчас что-то, кроме возвращения Мэтью, и сможет порадовать меня, то это его рождение.
– Хотела бы я, чтобы и у меня был ребенок от Джорджа, – немного грустно сказала Гвен.
– Будет, обязательно будет, – заверила я подругу.
Я еще не знала, что ни одной оптимистичной мечте не суждено было сбыться. Моя Роуз должна была появиться на свет только в следующем месяце, но, видимо, у нее были другие планы, и она решила родиться на несколько недель раньше срока.
Моя розочка погибла, так и не успев расцвести.
Я почти не помню ночь рождения Роуз. Я знала с самого начала, что что-то идет не так, но еще не понимала, насколько все плохо, осознав это только на вторые сутки. Слишком долго, у меня уже заканчиваются силы, сознание постепенно уплывает от меня, а ребенок все еще не родился. Все это время со мной были Гвен и Кингсли, два раза заходил Бэркис и по его напряженному тону в разговоре с медсестрой я поняла, что, кажется, умираю. Почему-то это простое осознание практически не испугало меня. Чтобы бояться, равно как и чтобы бороться, нужны силы, а у меня их не осталось.
– Гвен, когда я умру… – тихонько сказала я, встретившись глазами с подругой и убедившись, что она меня слышит. Именно «когда», а не «если». Я знала, что умираю, потому что уже ощущала тошнотворный сладковатый запах. Так пахла смерть. – Когда я умру, позаботься о детях и постарайся вернуть Мэтью из Африки.
Кажется, Гвен что-то ответила, но я уже не могла разобрать, что именно.
– Десятое июня, площадь Трафальгар, книга Диккенса «Большие надежды», – я шептала самой себе слова, значение которых во всем мире знали лишь я и Мэтью, молясь, чтобы мне удалось вспомнить это в следующей жизни. Жаль, что, умирая, ты не можешь взять ничего с собой. Мне бы вот не помешала записная книжка. Какая странная мысль.
Мои глаза закрылись, и я провалилась во тьму.
Я сдалась.
Мне стало легко и спокойно, несмотря на царящий вокруг мрак. Интересно, где это я? Я сделала пару шагов, выставив руки вперед, но так ни на что и не наткнулась. Интересно…
– Мэри, – голос, который я узнала бы из миллионов.
– Мэтью? – ошарашено переспросила я. – Где ты?
– Я здесь, – кажется, это раздалось совсем рядом, но я не могла определить источник звука. Я чувствовала, что Мэтью очень близко, но вокруг было слишком темно.
– Я тебя не вижу, – я стараюсь изо всех сил, но в абсолютной темноте ничего не разглядеть.
– Тебе нужно выйти отсюда, Мэри, чтобы увидеть меня. Вернись ко мне.
– Но как? Я не могу, – я покачала головой. В этом мраке было слишком уютно, выходить не хотелось.
– Прошу, постарайся, Мэри. Иди за моим голосом, – с нажимом произносит Мэтью, и я подчиняюсь. Тяга к нему оказалась сильнее жажды покоя.
Я иду медленно и с каждым шагом мне все сложнее переставлять ноги, но я не позволяю себе остановиться. Я почему-то уверена, что если перестану идти, то никогда не вернусь к Мэтью.
В какой-то момент я готова уже сдаться, все кажется слишком бессмысленным. Идти тяжело, а я даже не знаю, сколько осталось. Интересно, сколько я смогу еще продержаться? Вдруг я чувствую, что мрак вокруг потихоньку рассеивается. Нет, светло не стало, но я уже могу различить хоть что-то и первое, что я вижу – пара больших глаз цвета темного шоколада. Мэтью улыбается, и я улыбаюсь ему в ответ.
Я моргаю, чтобы рассмотреть получше и из тумана выплывает мужской силуэт. Странно, Мэтью должен быть гораздо выше… Что-то не так.
– Мэтью… – тихонько зову я, но в ответ слышу незнакомый голос.