Последняя гостья

Глава 3

На следующее утро телефон зазвонил, как раз когда я выплывала из глубин сна. Давно знакомого сна: с ощущением качки на волнах, полной неустойчивости, будто я очутилась внутри одной из маминых картин – застряла среди мечущихся волн у пристани, глядя в сторону берега.

Когда я открыла глаза, комната закружилась перед ними, екнуло в животе. Спиртное среди ночи и недосып. Я пошарила рукой в поисках телефона, взглянула на часы – ровно восемь. Звонили с незнакомого номера.

– Алло? – Я постаралась, чтобы голос прозвучал бодро, словно и не спала, но по-прежнему смотрела только в потолок, пытаясь прийти в себя.

– Мисс Грир?

Прежде чем ответить, я села в постели. Обращение «мисс Грир» означало деловой звонок Ломанов, людей того типа, которые ожидали, что в этот час я сижу за письменным столом, а не в постели, скрестив ноги по-турецки, и дышу, распространяя вокруг перегар виски.

– Да. Кто говорит? – откликнулась я.

– Кевин Доналдсон, – сказал мой собеседник. – Из «Голубой мухоловки». Тут кое-что случилось. Кто-то побывал здесь.

– Что, простите? Кто побывал? – спросила я, пытаясь вспомнить, на какое время вызывала уборщиков и не лопухнулась ли с датой выселения Доналдсонов. Такие люди, как они, не любят, когда кто-то приходит без предупреждения за время их отсутствия, даже если этот «кто-то» – я. Потому они и остановились в одном из наших домов, а не в мини-отеле и не в люксе обычного отеля. Я поспешила к своему письменному столу, задвинутому в угол гостиной, и открывала папки, сложенные стопкой рядом с ноутбуком, пока не нашла нужный дом.

С договором аренды в руке я выслушала его ответ:

– Мы вернулись в дом поздно, около полуночи. Кто-то явно рылся в наших вещах. Но ничего не пропало.

Я пробежалась по списку лиц, имеющих ключ от дома. Чтобы выяснить, нет ли новых сотрудников у поставщиков услуг, к которым мы обращались. Понять, кому звонить, на кого сделать ставку.

– Мне очень жаль слышать это, – произнесла я в трубку.

Моим следующим вопросом должен был стать: «Вы не оставляли незапертыми двери или окна?» Но тогда получилось бы, что я виню самих Доналдсонов, а этого я не хотела, тем более что все имущество осталось при них. И все же полезно было бы узнать подробности.

– А в полицию вы звонили? – спросила я.

– Конечно. Вчера ночью. Сначала пытались дозвониться до вас, но вы не отвечали.

Разумеется. Они, должно быть, названивали мне прошлой ночью, пока я находилась в большом доме с Паркером.

– Из полиции приезжали, взяли у нас показания и быстро провели осмотр.

Я закрыла глаза и сделала медленный вдох и выдох. Правила предписывали сначала созваниваться с Грантом Ломаном, а уж потом обращаться к копам. Заявление в полицию от арендаторов на пользу бизнесу не идет.

– Послушайте, – продолжал он, – не важно, что ничего не пропало. Ясно же, что это в любом случае нервирует. Сегодня утром мы съезжаем и хотим возмещения за остаток срока проживания. За три дня.

– Да, понимаю. – Я прижала пальцы к виску. Хотя до окончания срока по их договору оставалось лишь два дня. Я по опыту знала, что в сфере услуг скандалы по такому поводу не затевают. – Могу отправить чек по почте к нынешнему полудню.

– Нет, мы хотели бы забрать его до отъезда, – судя по его тону, это не обсуждалось. С такими людьми я уже сталкивалась. Половина моей работы заключалась в умении вовремя прикусить язык. – Остаток недели мы проведем в мини-отеле «Мыс», – продолжал он. – Где находится ваш офис?

Мой офис находился там же, где и я, и я не желала, чтобы кто-нибудь являлся по делу на территорию Ломанов. Вопросы с бумагами и финансами мы решали преимущественно в Сети, для всех прочих дел мне служила почтовая ячейка.

– Я лично привезу чек в «Мыс» сегодня, но попозже. Он будет ждать вас у администратора еще до окончания рабочего дня.

* * *

Я отправила Паркеру эсэмэску, чтобы составить план дел на день, но мое сообщение было помечено как недоставленное.

Сегодня я заспалась, однако объезд объектов начинался не раньше десяти. Мне еще могло хватить времени на утреннюю пробежку, пусть даже короткую. А Паркера я решила проведать на обратном пути.

* * *

О вчерашней грозе напоминала только пружинистая податливость сырой земли под моими ногами. Утро выдалось свежим и солнечным, как на открытках с видами Литтлпорта из магазинов в центре. Эти дни, будто специально созданные для туристов, и держали нас на плаву: живописные, своеобразные, оберегаемые неукротимой природой, и в свою очередь, защищающие ее.

Сказать по правде, здешние места дики, суровы и подвержены крайностям. От норд-остов, способных запросто набросать снега со льдом в фут толщиной и оборвать половину кабелей, – до летнего затишья с птичьими криками и колокольным звоном бакена, отбивающего ритм в море. От валов с высокими гребнями, способных сорвать яхту с причала, – до мелких волн, лижущих пальцы ног на песчаном пляже. От оживленного многолюдья до полного одиночества. От пороховой бочки до города-призрака.

Пройдя мимо гаража, я заметила, что мусорный бак поднят, калитка заперта. Видимо, Паркер уже встал и выходил, ночной недосып и спиртное никак не отразились на нем.

Едва я поставила ногу на первую ступеньку крыльца, входная дверь распахнулась. Паркер резко затормозил, удивленно и пристально уставившись на меня.

Таким же взглядом он одарил меня при первой встрече. Я сидела по-турецки на светлом покрывале в комнате Сэди, а сама она красила ногти нам обеим лиловым переливчатым лаком, рискованно пристроив пузырек на своем колене между нами, и за ее спиной и застекленными дверями балкона не было ничего, кроме неба и моря, голубого над голубым вплоть до плавного изгиба линии горизонта.

Ее рука зависла в воздухе, когда в коридоре послышались шаги, она подняла голову как раз в тот момент, когда Паркер вошел. В то время ему было девятнадцать, на год больше, чем нам, он только что отучился первый год в колледже. Что-то остановило его, не успел он шагнуть через порог. Он посмотрел на меня, потом на Сэди, и у него дрогнул краешек рта.

– Отец ищет тебя, – сообщил он.

– Значит, плохо ищет. – Она снова занялась ногтями, но он не уходил. Стрельнул в меня глазами и сразу отвел их, будто не желал, чтобы кто-нибудь заметил, что он на меня смотрит.

Сэди раздраженно вздохнула.

– Это Эйвери. Эйвери, это мой брат Паркер.

Он был босиком, в поношенных джинсах и футболке с рекламой бесплатных объявлений. Такой непохожий на свой тщательный постановочный снимок, висящий внизу. Бледный шрам рассекал край его левой брови. Я помахала рукой, он сделал то же самое. Затем шагнул обратно в коридор и продолжил путь по нему.

Я смотрела в опустевший коридор, когда в тишине прозвучал голос Сэди:

– Не надо.

– Что?

Она покачала головой.

– Просто не надо.

– Я и не собиралась.

Она завинтила крышку пузырька с лаком и легонько подула на свои ногти.

– Серьезно. Ничем хорошим это не кончится.

Таким тоном, будто от этого зависело все, что только могло последовать. Ее внимание, ее дружба, этот мир.

– Я же сказала, что не собиралась. – Я не привыкла к тому, чтобы мной командовали и распоряжались. С тех пор как мне исполнилось четырнадцать, нашу семью составляли лишь я и моя бабушка, а к тому времени ее уже полгода как не было в живых.

Сэди медленно моргнула.

– Все так говорят.

* * *

За годы, прошедшие с тех пор, Паркер Ломан раздался в плечах, стал более собранным и уверенным в себе. Теперь он не стал бы мяться на пороге. Но я вскинула руку точно тем жестом, как тогда, и он повторил его.

– Привет. Я пыталась сначала эсэмэснуть тебе.

Он кивнул и продолжил спускаться.

– У меня номер сменился. Вот, – он протянул руку за моим телефоном и поменял свои контакты. Я задумалась, неужели он сменил номер из-за Лус. Или из-за Сэди. Названивали ли ему люди – друзья с соболезнованиями, журналисты в поисках сюжетов, давние знакомые, только что узнавшие о трагедии. Понадобилось ли ему проредить свои контакты, сжался ли его мир до размеров булавочной головки и теперь разрастался заново – так, как когда-то было со мной.

– В какое время обед? – спросила я.

– Назначен на половину второго. Я уже внес тебя в список. Хочешь, поедем на машине вместе?

Я опешила: он не просто вспомнил о приглашении, но и не забыл внести меня в список.

– У меня есть кое-какие дела, лучше я сама подъеду.

– Ладно, там и увидимся. – Он сделал несколько шагов в сторону гаража. – Съезжу за покупками. В доме шаром покати. Если не считать виски. – Он ухмыльнулся. – Может, сделать еще что-нибудь заодно?

А я и забыла, каким обаятельным он умеет быть, каким обезоруживающим.

– Нет, – ответила я. – Ничего не надо.

– Ну что ж, – ответил он, продолжая улыбаться, – тогда отпускаю тебя на эту твою раннюю встречу.

* * *

Я следовала знакомым путем. Вниз по Лэндинг-лейн, размять при этом ноги. Затем до окраины делового центра, повернуть обратно и под конец выйти на Брейкер-Бич.

Раньше август в Литтлпорте был излюбленным временем года для меня – в обоих мирах. Витало в воздухе нечто особое, слышался гул, город пребывал в постоянном движении. Он был назван в честь семейства Литтл, но все здесь, как местные жители, так и приезжие, воспринимали это название как миссию. В городском центре все должно было оставаться миниатюрным: маленькие деревянные вывески с выписанными вручную буквами, низкие маркизы, узкие доски. Летом отдыхающие сидели за маленькими, как в бистро, столиками на верандах, откуда открывался вид на океан, пили из маленьких узких бокалов и говорили вполголоса. С потолочных балок свешивались маленькие лампочки, будто все мы говорили друг другу: здесь всегда праздник.

Это был спектакль, мы все играли.

Стоило только сделать шаг за пределы городского центра, и этой игре приходил конец. Летние домики в два-три этажа возвышались над идеально озелененными дворами, взбираясь все выше по склонам прибрежных гор. Тянулись обложенные камнем подъездные дорожки, дома окружали широкие веранды, панорамные окна отражали небо и море. Прекрасная, великолепная монструозность.

Я выросла ближе к материковой окраине города, в одноэтажном доме с тремя спальнями и одной комнатой, превращенной в мамину мастерскую. Она ободрала с пола ковролин, сняла дверцы стенных шкафов, заставила полки рядами красок и красителей. Комнаты были выкрашены в яркие цвета – все, кроме этой, словно ей требовалась блеклая и нейтральная палитра, чтобы вообразить нечто большее.

Единственным, что мы в то время видели из окна, были деревья, а за ними – катер на подъездной дорожке у Харлоу. Мы с Коннором бегали наперегонки по тропе за нашими домами, пугали пеших туристов, лавируя между ними и внезапно тормозя.

Бабушкино бунгало, где я провела подростковые годы, располагалось в более старом районе, у набережной. Привычные мне запахи скипидара и краски сменились там сладким ароматом шиповника по периметру двора за домом, с примесью соленого ветра. Предки нынешних жителей района Стоун-Холлоу поселились в нем несколько поколений назад, заявили свои права на эти земли еще до повышения цен и теперь цепко держались за них.

Я знала этот город во всех его ипостасях, чуть ли не целую жизнь провела в каждом из его районов. И одно время всецело верила в его волшебство.

Добежав до песчаной полосы Брейкер-Бич, я остановилась. Уперлась ладонями в колени, переводя дыхание, и увязла кроссовками в песке. Позднее днем здесь соберутся отдыхающие, впитывая солнце. Дети будут строить замки из песка или удирать от прибоя – вода слишком холодна даже в разгар лета.

А пока здесь не было никого, кроме меня.

Песок еще не успел высохнуть после ночной грозы, и я видела единственную цепочку следов – она тянулась через весь пляж и заканчивалась у самой парковки. Я направилась по песку к утесам и каменным ступеням, высеченным в стене одного из них. Там следы резко обрывались, словно кто-то спустился этим путем с другой стороны, выйдя из дома.

Я остановилась, касаясь ладонью холодных камней и чувствуя, как нарастает озноб. Смотрела на дюны позади меня и представляла, что там кто-то есть. Следы были свежими, еще не смытыми подкрадывающимся прибоем. Опять у меня возникло чувство, что я здесь не одна.

Отключение электричества прошлой ночью, шум в темноте, следы этим утром.

Я отогнала от себя эти мысли – вечно я забегала на три шага дальше, чем следовало, пыталась восстановить события прошлого и сделать предположение на будущее, чтобы на этот раз предвидеть, что меня ждет. Привычка, сохранившаяся с тех времен, когда я могла рассчитывать только на себя и на то, в чем не сомневалась.

Наверное, это Паркер спозаранку выходил на пробежку. Звонок насчет второго вторжения в дом застал меня врасплох. В памяти еще был свеж зыбкий сон о море, напоминание о том, как мама шептала мне на ухо, пока работала, убеждала меня вглядеться, рассказать, что я вижу, хоть увиденное всегда казалось мне одинаковым.

Это место и все, что здесь произошло, неизменно побуждало меня искать что-то такое, чего вообще не существовало.

Именно здесь нашли Сэди. В 22:45 в полицию поступил звонок от мужчины, который в тот вечер выгуливал здесь собаку. От местного жителя, который знал, как выглядят эти места. И заметил в тени кое-что – голубой отсвет в лунном свете.

Ее ногу, застрявшую в камнях и показавшуюся во время отлива. Отступая, океан забыл забрать ее с собой.

Глава 4

Поездка на Бэй-стрит означала, что придется приложить максимум стараний к собственной внешности и при этом выглядеть так, будто никаких стараний тебе это не стоило. Я порылась в шкафу, среди моих собственных вещей и обносков Сэди, представляя, как Сэди вытаскивала бы наряды из него наугад, прикладывала ко мне, касалась пальцами моих ключиц, вертела меня туда-сюда и решала.

В конце каждого сезона отдыха она оставляла мне несколько платьев, или рубашек, или сумок. Сваливала их кучей на мою кровать. Большинство оказывались слишком тесными или короткими, хотя она объявляла, что они сидят идеально, но именно они не давали мне по-настоящему слиться с ее кругом общения. В этом мире потомственной финансовой аристократии было не принято что-либо демонстрировать, выставлять напоказ. Одежда не имела значения – в отличие от деталей и умения носить ее, а я так и не научилась делать это как полагается.

А она, даже когда была одета в точности как я, приковывала к себе внимание.

* * *

Она вспомнила обо мне в следующие выходные, после того как застала меня у них в ванной. Ночью на Брейкер-Бич сложили костер, пара машин укрылась за дюнами, все мы, остальные, прибыли пешком. Сумки-холодильники с яхт загрузили дешевым пивом. Спички поднесли к трухлявым корягам, выброшенным волнами на берег.

Наступившая тишина заставила меня обернуться, и я увидела ее. Ее присутствие я скорее ощутила, чем услышала.

– Приветствую, – произнесла она, словно только и ждала, когда я замечу ее.

Вокруг костра мы собрались целой толпой, но она обращалась только ко мне. Она оказалась ниже ростом, чем мне запомнилось, – может, просто потому, что была босиком. Шлепанцы она несла в левой руке; края ее свободных джинсовых шортов обтрепались, толстовка с капюшоном была застегнута на молнию от ночной прохлады.

– Значит, нет столбняка? И сепсиса тоже? Ого, да я сила.

Я показала ей руку.

– Похоже, я буду жить.

Она расплылась в широкой улыбке, сверкнув ровными белыми зубами под луной. Отблеск костра дрожал на ее лице, как тени.

– Сэди Ломан, – представилась она, протягивая руку.

Я чуть не рассмеялась.

– Знаю. А я Эйвери.

Она огляделась и понизила голос:

– Я была у себя во дворе за домом, увидела дым, и мне стало любопытно. На такие сборища меня никогда не приглашали.

– В сущности, ты ничего не потеряла, – заверила я, но покривила душой. Эти ночи на пляже означали для нас свободу. Способ претендовать на что-либо. Я рисовалась по привычке, но сразу же пожалела об этом. Все праздновали – окончание учебы, новую жизнь, – и я впервые задумалась, что я здесь делаю. Что привело меня сюда и теперь удерживало здесь. За пределами этого города начинались неизведанные и бескрайние дебри, но для такого человека, как я, «где угодно» могло с таким же успехом означать «нигде».

Мой отец вырос в Литтлпорте; после окончания местного колледжа он вернулся сюда с учительским дипломом, заранее зная, что так и поступит. Моя мать очутилась здесь по чистой случайности. Рулила по побережью, завалив заднее сиденье бэушной машины вещами и припасами – всем скарбом, какой только имелся у нее в этом мире.

Она говорила, что-то в этом месте заставило ее остановиться. Что ее притянуло нечто такое, от чего она не могла отказаться, за чем она гналась. Нечто, которое я позднее видела на множестве набросков в ее мастерской, сложенных на полки. Видела у нее на лице, пока она работала, меняла ракурс, точку обзора и снова вглядывалась. Будто был некий неосязаемый элемент, который она никак не могла уловить.

Красота ее законченных работ заключалась в том, что зритель видел не только изображение, но и ее намерение. Это ощущение чего-то недостающего и притягивало, заставляло подойти ближе в надежде, что удастся обнаружить его.

Но в том-то и состояла уловка этих мест: они заманивали тебя под фальшивыми предлогами, а потом отнимали у тебя все.

Сэди сморщила нос, оглядев происходящее у костра:

– Будет дождь, знаешь?

Я чувствовала это по воздуху, его влажности. Но погода держалась, и это было особенно приятно. Мы как будто бросали вызов природе.

– Может быть, – ответила я.

– Нет, точно будет. – И как будто она управляла погодой, я ощутила, как тяжелая и холодная первая капля плюхнулась мне на щеку. – Хочешь, вернемся? Мы успеем, если бегом.

Я посмотрела на ребят, с которыми вместе училась. Все поглядывали в мою сторону. Коннор сидел на ближайшем бревне и старательно делал вид, будто не замечает меня. Мне хотелось завизжать: у меня на глазах съеживался мой мир. А я с недавних пор, после всего, через что прошла, никак не могла избавиться от этого ощущения.

– Знаешь, есть короткий путь, – я указала на вырубленные в скале ступени, хотя с того места, где мы стояли, их было не разглядеть.

Она вскинула бровь, и я так и не догадалась, знала она о них с самого начала или я в тот вечер открыла для нее нечто новое. Но, когда я стала подниматься, она последовала за мной, хватаясь за камни по моему примеру. Когда мы добрались до верха утесов, дождь хлынул, и я увидела суматоху внизу, в отблеске костра, – тени разбегались по машинам, похватав холодильники.

Сэди сделала шаг назад и взяла меня за руку.

– Смотри не убейся, – сказала она.

– Что?

При лунном свете я отчетливо видела только ее глаза – большие и немигающие.

– Мы на самом краю, – объяснила она, повела взглядом в сторону, и я посмотрела туда же, хотя внизу был только мрак.

Мы были не настолько близко к краю, чтобы неверный шаг мог оказаться роковым, но я все равно отступила. Она схватила меня за запястье, и мы со смехом побежали под крышу на заднем дворе ее дома. И рухнули на диван под навесом патио, бассейн светился перед нами, океан шумел позади. Окна за нами не были освещены, она тихонько проскользнула в дом и вернулась с бутылкой какой-то дорогущей с виду выпивки. Я таких никогда не видела.

По периметру их двора горели янтарные лампы, в черной ограде с калиткой у бассейна – скрытая подсветка, и мы видели, как дождь льет стеной, будто отгораживая нас.

– Добро пожаловать в Брейкерс, – объявила она, взгромоздив облепленные песком ступни на плетеный столик перед нами. Будто и забыла, что всего неделю назад я обслуживала здесь вечеринку.

Я смотрела на ее профиль, поэтому заметила, как уголок ее губ загнулся кверху в понимающей улыбке.

– А что? – Она повернулась лицом ко мне. – Разве не так вы называете это место?

Я нерешительно моргнула. Подумала, что, может, это и есть ключ к успеху – извечный оптимизм. Умение проглотить обиду и обратить ее себе на пользу. Принимать все, даже это, и присваивать себе. Вновь присмотреться и заметить нечто новое. В этот момент я полностью уверовала в одно: моей маме она понравилась бы.

– Да, так, – подтвердила я, – просто… я ведь уже бывала здесь раньше.

Ее улыбка разрасталась, пока не достигла глаз, и тогда она чуть отклонила голову назад, как будто смеялась. Я чувствовала, как внимательно она за мной наблюдает. Если она и узнала свитер, который был на мне, то не упомянула об этом.

Она подняла бутылку, направляя ее сначала в мою сторону, потом к океану.

– Вот-вот. – Она отпила из бутылки и отерла губы ладонью.

Я думала о Конноре, который там, внизу, на пляже, меня старательно игнорировал. О бабушкином пустом доме, ждущем меня. Тишина, тишина.

Обхватив губами прохладное стекло, я сделала долгий глоток, мои нервы вспыхнули как в огне.

– Ну-ну, – ответила я ей, и она рассмеялась.

Мы продолжали пить прямо из бутылки, глядя, как сверкают молнии – вдали от берега, но настолько близко, чтобы наэлектризовать воздух. Самой себе я казалась проводом под током. Потянувшись за бутылкой, она сомкнула пальцы на моих и заземлила меня.

* * *

Оставив без внимания одежду Сэди, висящую в моем шкафу, я остановила выбор на собственном деловом костюме – классических брюках и белой блузке без рукавов, – потому что так и не смогла примириться с мыслью, что Паркер увидит меня в одежде его сестры.

На Бэй-стрит я прибыла первой, потому что всегда являюсь заранее. Пережиток страха с тех времен, когда я только начинала работать на Гранта Ломана, – страха, что за любую оплошность он уволит меня и все будет кончено.

Когда ее родители впервые познакомились со мной, меня восприняли как следствие целой череды неудач, странную вещицу, которую Сэди подобрала на пляже и, как хотелось им надеяться, выбросит так же быстро. Все наверняка считали, что я просто такой этап, который Сэди в конце концов перерастет. Точно рассчитанный, управляемый бунт.

Она вывалила на меня это знакомство так неожиданно, что я не успела ни подготовиться, ни отказаться.

– Я предупредила их, что приведу к ужину подругу, – объявила она в первую же неделю, когда мы поднимались на крыльцо.

– Ой, нет, я не…

– Ну пожалуйста! Они тебя полюбят, – она сделала паузу и сверкнула улыбкой. – Ты им понравишься, – поправилась она.

– Или они будут нехотя терпеть меня ради тебя?

– Ну уж нет, не ради меня. Да ладно тебе, это же просто ужин. Прошу, избавь меня от этого однообразия.

Опять этот небрежный взмах рукой. Все вот это. Моя жизнь.

– Но я же ничего о них не знаю, – сказала я, хоть это была и не совсем правда.

Она остановилась перед входной дверью.

– Все, что тебе на самом деле следует знать, – что мой отец ум, а мама – сила.

Я рассмеялась, думая, что она шутит. Бьянка была миниатюрной, легкой, с по-детски звонким голоском. Но Сэди только подняла бровь.

– Папа говорил, что строиться здесь небезопасно. И тем не менее, – продолжала она, взмахнув рукой и открыв дверь, – мы здесь. И потом, она управляет семейным благотворительным фондом, – она понизила голос до шепота, я безуспешно пыталась понять, что она имеет в виду. – Все должны поклоняться в святилище Бьянки Ломан.

– Сэди? – послышался откуда-то женский голос. – Это ты?

– Началось, – пробурчала Сэди, толкая меня бедром в бок.

Только тогда до меня дошло, что всегда означал ее характерный взмах руки, – ее мать, Бьянку. Грант был всегда в одном и том же настроении, уравновешенный и непреклонный, но хотя бы предсказуемый. От него я узнала, что такое на самом деле власть. А Бьянка могла усыпить твою бдительность похвалой лишь затем, чтобы дождаться, когда она уснет, и нанести удар. Но сбить спесь с другого может кто угодно, даже я. А вытащить кого-то из одного мира и перетащить в другой – это и есть настоящая власть.

На том первом ужине я подражала каждому движению Сэди, сидела тихо, старалась не высовываться. Но я заметила, как сжимались их челюсти по мере того, как разрастался список моих провинностей: никакого колледжа даже на горизонте, никаких карьерных планов, никакого будущего.

Сэди завоевывала их доверие ради меня, малыми дозами, на свой лад. Я была проектом. К концу лета ее отец предложил мне стипендию на время учебы на ближайших бизнес-курсах – инвестиция в будущее, как он выразился. На следующий год они купили дом моей бабушки и в качестве одного из условий сделки разрешили мне поселиться у них в гостевом доме. Отведать вкус положения Сэди Ломан.

* * *

В конце концов я стала работать в компании Ломанов на полную ставку, управляя их активами в Литтлпорте и присматривая за их собственностью во время их отсутствия. Я сумела пробиться наверх своим трудом, показать себя.

Но непросто было избавиться от паранойи, которая возникла, когда среди ночи, спустя долгое время после того, как должны были вернуться родители, в дверь позвонили дважды, и я, бросившись открывать, увидела не маму, со смехом роющуюся в сумочке и в то же время отводящую темную челку, упавшую на глаза, – «опять ключи посеяла!» – и не отца, с лукавой улыбкой наблюдающего за ней и качающего головой. А полицейских у нас на веранде.

Поэтому я всегда являлась заранее – на встречу, показ дома, к телефону, если договаривалась созвониться. Мною двигала ошибочная надежда, что на этот раз я смогу заранее предвидеть то, что надвигается.

– Столик забронировал Паркер Ломан, – сообщила я администратору. Фамилию Ломанов было неизменно приятно называть и смотреть, как неуловимо меняется выражение лиц, как быстро происходит адаптация. Администратор с улыбкой повела меня к столику, стремясь услужить чему-то большему, чем я.

Я села спиной к стене и лицом к открытому залу и окнам, выходящим на пристань и бухту за ней, – вид с этажа на один выше первого. Но уже через несколько мгновений замерла, увидев, как та же администратор ведет в мою сторону детектива Коллинза. Она взмахнула волосами, указывая на мой столик, и у меня екнуло сердце. Его улыбка при виде меня длилась долю секунды, к тому времени, как он сел, я успела собраться с духом.

– Привет, Эйвери, а я и не знал, что вы присоединитесь к нам, – сказал он.

Я скомкала салфетку у себя на коленях и медленно разжала пальцы.

– И я не знала, что вы входите в этот комитет, детектив.

Впрочем, логично. Если бы я дала себе труд задуматься, я, наверное, догадалась бы о нем.

– Просто Бен, пожалуйста, – попросил он.

Вместе с комиссаром городской полиции Джастин Макканн детектив Бен Коллинз занимался организацией и проведением большинства мероприятий – от молодежных парадов Четвертого июля до фестивалей на Харбор-драйв в День города. Именно его я встретила на утесах той ночью. Он светил фонарем мне в лицо, ослепив меня. А потом устроил мне допрос. И хотел выяснить все, что только мог, о вечеринке и о том, почему я вернулась к краю утесов.

По общепринятым представлениям он был хорош собой: широкоплечий, с крепким подбородком, ясными блестящими глазами, с первыми признаками зрелого возраста, которые лишь придавали ему притягательности, с точки зрения окружающих. Но я могла воспринимать его только как участок негативного пространства. Как в ту ночь, с фонариком, свет которого отбрасывал на его лицо пугающие тени, так и всегда.

– Ну что ж, – продолжал он, отпив воды из бокала, – рад встрече с вами. Давно не виделись. Где вы теперь живете?

Я не ответила, притворившись, будто изучаю меню.

– И я тоже рада вас видеть, – сказала я.

Трудно было понять, где заканчивается любезная беседа и начинается допрос. До тех пор, пока не нашли записку Сэди, он сидел напротив меня за моим кухонным столом и раз за разом перебирал подробности моего рассказа о том вечере. Как будто заметил в моих первых показаниях нечто насторожившее его.

«С кем вы были? Зачем звонили ей? Писали ей сообщения?» И на следующем моменте всегда заострял внимание: «Но вы за ней так и не съездили?»

Шквал вопросов был стремительным и грубым, так что я порой не могла сказать, вспоминаю я события того вечера или то, что ответила ему в прошлый раз.

«Кто еще там был? Вы знали, что она встречалась с Коннором Харлоу?»

– Хорошо, что вы здесь, – сказал он. – Честно говоря, я как раз сегодня собирался звонить вам.

Я ждала, затаив дыхание. Тот список имен, который он дал мне, был, как я теперь понимала, способом найти пробел в чьих-то показаниях. Вытрясти всю правду. И когда во время допроса он встал, чтобы позвонить, а его напарник отвернулся, я сфотографировала список на свой телефон, пытаясь понять, что же они увидели. Но оказалось, что напрасно. В тот же день они нашли записку Сэди, и с тех пор остальное уже не имело значения. Но, сидя напротив него сейчас, я почти ожидала, что он снова начнет цепляться к мелочам, выискивая расхождения.

– Я слышал, какие-то проблемы возникли вчера вечером в одном из сданных в аренду домов, – сказал он.

– Да уж, – я покачала головой. – Но ничего не пропало.

Он разгладил скатерть на столе перед собой.

– Арендаторы здорово перепугались.

Я вскинула голову.

– Вы там были?

Он кивнул.

– Я принял вызов. Зашел, осмотрелся, постарался успокоить их.

– Почему же вы не позвонили мне вчера?

Единственным пропущенным в моем телефоне был звонок от Доналдсонов.

– Не стоило ради этого никого будить, – ответил он. – Честно говоря, я не заметил никаких признаков того, что там побывали посторонние.

– Ну что ж, – я расслабила плечи, – и мы тоже не будем обращаться в полицию. Арендаторы решили съехать. В составлении протокола нет необходимости.

Во время затянувшейся паузы он внимательно смотрел на меня.

– Я знаю, как выполнять свою работу, Эйвери.

Я отвернулась, давние ощущения вновь пробудились во мне. Как будто он искал скрытый смысл в каждом моем слове.

– А вот и Паркер, – объявила я, увидев, как он входит в комнату вместе с Джастин Макканн и еще одной женщиной. Пока они приближались, я узнала ее в лицо, но имени так и не вспомнила. Примерно моих лет, светло-каштановые волосы заплетены в колосок, очки в красной оправе точно в тон губной помаде.

Паркер наклонился и поцеловал воздух возле моей щеки, чем удивил меня.

– Извини, если заставили тебя ждать, – произнес он.

– Вовсе нет.

Он пожал руку детективу и продолжал знакомить присутствующих.

– Джастин, вы ведь знаете Эйвери Грир?

– Разумеется, – с вежливой улыбкой ответила Джастин. Она была старше всех нас по меньшей мере лет на двадцать и уже по одной этой причине приковывала к себе внимание. – Рада, что вы смогли составить нам компанию, Эйвери. А это мой ассистент Эрика Хопкинс.

– Вообще-то мы знакомы, – подала голос Эрика, взявшись за спинку стула. – Если не ошибаюсь, вы с бабушкой жили по соседству с моей тетей Ивлин?

– Точно. Да. Привет. – Только теперь я вспомнила ее. Эрика Хопкинс не училась в школе вместе с нами, а приезжала к тете на летние сезоны. Но я не видела ее уже много лет.