Искусительная маленькая воровка

Глава четвертая

Бас

ТЯЖЕЛЫЕ УДАРЫ ГДЕ-ТО ВДАЛЕКЕ ЗАСТАВЛЯЮТ МОЕ ТЕЛО РЕЗКО ВЫПРЯМИТЬСЯ, ладони становятся скользкими от пота, я сжимаю биту в руке, готовый в любой момент замахнуться, но, когда стук раздается снова, я понимаю, что это чей-то тяжелый кулак опускается на хлипкую деревянную дверь.

– Вставай, Бишоп. Сейчас же, – голос Кеффера доносится как раз в тот момент, когда я замечаю утренний свет, струящийся сквозь щели сломанных жалюзи, и комната обретает ясные очертания.

Мои плечи расслабляются, я разминаю шею, бросив на кровать биту – единственное гребаное оружие, которое мне разрешено держать в этом доме.

– Ага, – отзываюсь я, проводя руками по лицу.

В этом приюте я живу уже почти четыре года. Оказался тут после того, как всадил пулю в своего старика… опередив его на две секунды – дуло его пистолета было направлено на мою младшую сестру.

С ней все в порядке.

Он мертв.

Слишком хороший конец для такого деспотичного ублюдка, как он, если хотите знать мое мнение. Я бы предпочел немного растянуть удовольствие, может быть, связать его, заставить пройти хотя бы через половину того дерьма, через которое он заставлял пройти нас. Но это дало бы моей матери время на то, чтобы попытаться спасти его, а выстрелить в нее было бы слишком… по крайней мере, не при сестре. Но в любом случае пуля – это было слишком милосердно.

Мать… Она не заслуживает даже воздуха, которым дышала. В ней было все, чего не должно быть в настоящей матери, – она просто кусок дерьма, любивший своего мужа больше, чем детей. Она соглашалась со всем, что он делал, потому что мужик для нее всегда был важнее. Он никогда ее не бил, а сама она никогда не поднимала на нас руку… но помогала ему залечивать раны на кулаках, после того как он нас колотил. Слабая, никчемная женщина, которая получит по заслугам, где бы, черт возьми, она ни была.

Моя сестра Бриэль и я – мы совсем не похожи на них.

Нет, это ложь…

Мой отец был злым подонком, и я тоже, но дело не в этом. Я такой же. Я становлюсь злым и мстительным, когда чувствую в этом необходимость, и да, я чертовски жестокий, но когда ты растешь в дерьме, которое не в силах контролировать, брать под контроль, то дерьмо, в которое ты добровольно себя втягиваешь, – это совсем другое дело.

Я заключил сделку, когда переехал в этот приют, и она означала, что задиристый ублюдок внутри меня сможет иногда выходить поиграть, когда того потребует ситуация. К счастью для меня, ситуация постоянно требовала этого.

Богатые придурки вечно нарываются на бедных панков – вот причина.

Однако то, что я сказал о своей сестре, – правда. В ней течет наша кровь, но она совсем другая. Лучше. Бриэль нежная, добрая и тихая. Она вдумчивая и самоотверженная, и я очень по ней скучаю, но после той жизни, в которой мы жили, последнее, чего бы я хотел, так это чтобы она жила в приюте, полном девочек-подростков, обиженных на весь мир. Поэтому, когда мне предложили работу в обмен на комнату в этом испорченном до последнего камня городе, я высказал встречное условие, попросив уберечь Бриэль от последствий.

Как вышло, что она не стала такой же забитой и испорченной, как девочки из корпуса напротив, я не знаю, но я готов умереть за то, чтобы оградить ее от всего этого.

Она живет с нашей тетей в другом штате, ей осталось проучиться пару лет, и мне должно хватить этого времени, чтобы мы устроились в каком-нибудь новом месте. В таком, где единственные правила, которым я буду следовать, – те, что я сам установлю для себя.

Мне здесь нормально. Дом, конечно, старый и потрепанный, в нем полно трудных подростков, у которых больше проблем, чем здравого смысла, но здесь есть горячая вода и еда бесплатная. Денег немного, но мне хотя бы платят, и работа как раз для такого, как я. Но что самое главное? Я здесь, потому что я сам захотел, а не потому, что какой-то придурок-судья, который ничего не знает ни об улицах, ни о детях, которые воспитаны улицами, постановил мне быть здесь.

Я давно вырос, но это место не такое, как большинство подобных, и я останусь здесь, пока не буду готов уйти.

Или пока не облажаюсь.

Но я не облажаюсь.

Я буду повышать свой уровень.

Я не хочу быть жалким панком. Не хочу быть мастером на все руки, парнем, к которому можно обратиться при случае.

Я хочу быть тем самым парнем.

Мой разум жаждет большего. Мне просто нужно выяснить, где это найти.

– Бишоп, чего застрял? – голос Кеффера прорывается сквозь мои мысли.

Я быстро натягиваю потертые джинсы и футболку, затем хватаю с кровати косуху. Не мешкать – это то, что от нас требуется. У меня особые условия, а попутно я слежу за тем, чтобы никто не ныл и не создавал ненужных проблем.

Выскользнув из комнаты, закрываю за собой дверь и иду на кухню, где ждет Кеффер. Он крупный чувак, ростом с меня, и мышцы у него как у зверя. Плечи настолько широки, что ему приходится поворачиваться всем телом, чтобы протиснуться в дверной проем. Его телосложение, вероятно, и является одной из причин, по которой он назначен «смотрителем» этого дома – нужно быть настоящим монстром, чтобы держать всех безбашенных под контролем. Кеффер с легкостью может обуздать банду дикарей – в большинстве случаев одним лишь взглядом.

Стоя с чашкой кофе в руке, он наблюдает, как парень по имени Уайт заканчивает мыть посуду. Уайт кивает мне, проходя мимо, и я открываю холодильник, чтобы найти свой энергетик, припрятанный за грудой овощей.

Кто-то его спер.

Кеффер смеется надо мной, и я в шутку заезжаю ему локтем в бок.

– Как я понимаю, этим утром ты снова прогуливаешь занятия? – спрашивает он.

– Попозже пойду.

Он кивает.

– Опять на склад сегодня вечером?

Наливая в чашку воды, я смотрю на него.

Опять?

Да. Я хожу на склад каждый вечер, но сегодня у меня есть другие дела. За организацию боев на складе мне платят, но это не имеет никакого отношения к Кефферу. Может, он и главный в доме, но, когда дело доходит до чего-то другого, ему сообщают только то, что ему нужно знать, а это не так уж много. У нас у всех есть свои роли, и, пока ты сам не будешь раздавать приказы, ты обязан делать то, что тебе скажут, или вылетишь вон.

Но я заработал место человека, ответственного за ринг, не просто тупо делая то, что мне говорят. Я всегда поступаю по-своему, и никто не может сказать мне ни слова против, потому что я еще ни разу никого не подвел: всё, о чем меня просят, я всегда выполняю. Если в конце концов нет никаких проблем, всем насрать, как это было сделано. Я чертовски хорош в этом, и заказчики это знают.

Все это знают.

И сегодня вечером ублюдок, который после прошлого боя возомнил, что он хитрее всех, тоже об этом узнает.

Я покажу ему, почему нельзя играть с теми, у кого есть деньги. Как? Переломаю ему все кости по очереди.

Роклин

НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ ВЕСЕЛО ЛОМАТЬ ХАРАКТЕР ДЕВУШКИ.

Что ж, это ложь. В зависимости от ситуации это может быть занимательно, но весело это или нет – это неизбежное зло.

Мисс Милано поймала второкурсницу на попытке жульничества, но ученики Грейсон Элит не жульничают. Они лучшие из лучших, потому что работают ради этого. Она этого не делала, но привилегий у нее больше нет.

– Она снова возвращается к этапу, где она такая же, как все, – напевает Дельта, размахивая руками и направляясь к двери; ее класс находится в другом конце здания.

– Вот тебе и серая мышка, – Бронкс опускается на мини-диван, засовывая в рот чупа-чупс. – И, кстати, о понижении рейтинга. Мне нужны данные для фандрайзера.

– Что случилось с Виктором, грязным политиком с еще более грязным ртом? – дразню я.

– Ты знаешь эту песню Карди-Би? Крючком, с горбинкой… – улыбается она. – Оказалось, что у него ни того, ни другого.

Из меня вырывается смех, и она подмигивает, затем вскакивает, направляется к выходу и закрывает за собой дверь.

Я пересекаю комнату, поигрывая своим ожерельем, и смотрю в огромное панорамное окно, занимающее всю стену.

Здание стоит на чем-то вроде большой платформы высотой примерно в два этажа; над ней – три полноценных этажа аудиторий, а комната, в которой я нахожусь, расположена на самом последнем.

Вид, хотя и не уникальный, далек от повседневного. Высотные здания вдалеке заслоняют солнце, не позволяя ему выжечь сады, посаженные теми студентами, кто все правильно рассчитал. Несколько пунктов в портфолио помогут им склонить на свою сторону фермеров или просто привязанных к земле людей, когда они станут искать инвесторов или баллотироваться на политические посты. Или, если они захотят использовать сельскохозяйственные угодья в качестве прикрытия основного бизнеса, никто не спросит, откуда взялось их богатство, если они будут знать разницу между мотыгой и палкой для селфи.

От города нас отделяет небольшая речка. Единственный способ въехать на нашу территорию или выехать с нее, как только вы спуститесь с холма, – это подвесной мост.

Идеальное место.

Позади меня открывается и закрывается дверь, но я даже не оборачиваюсь – мягкий кедровый аромат одеколона выдает Дамиано с первой ноты.

Теплые ладони обхватывают мои плечи, он слегка обнимает меня.

– Все наладится, Роклин.

– Меня это не волнует. В школе достаточно учеников, из которых можно выбрать.

Мы не обращаем внимания на тех, кто нас не достоин, и мне не нужно говорить об этом Дамиано. Он и так знает.

– Я не об этой девушке и ее гребаном рейтинге, – он подходит ближе. – Я о том, что вчера сказал тебе отец. Я пытался поговорить с тобой, но ты мне не дала.

Так и есть: если Дам проявил храбрость завести разговор, значит, от него этого потребовали.

– Не перебивай меня, Роклин. У тебя стресс… – Его голос переходит в низкий шепот, он подносит мои пальцы к своим мягким губам. – Хочешь, я помогу тебе с этим. – Свободная рука скользит по моему телу, притягивая ближе.

На самом деле это типичное его поведение: умираю от желания стать рыцарем в сияющих доспехах, только и жду момента, который, как я надеюсь, никогда не наступит. Он кому угодно может предложить руку и сердце, потому что дальше этого не пойдет.

Не хочу вспоминать историю замужества моей покойной матери и тем более не хочу вспоминать свежую историю моей сестры, но в моем случае она не повторится. Брак по расчету? Думаю, для меня этот досадный пунктик отменен навсегда.

Сестра… в кого она превратилась, но не буду о ней.

Надеюсь, отец критически смотрит на то, что Оливер Хеншо, мой соученик и сын его делового партнера, при каждом удобном случае старается сделать со мной фото.

У Дамиано на что-то серьезное еще меньше шансов. Его мать была случайной красавицей, которой заплатили за то, чтобы она родила наследника, и после рождения Дама о ней больше ничего не было слышно. Мой отец – мудрый человек. Он знает, что Дам – отличный игрок, он восхищается его преданностью делу и, возможно, хотел бы видеть его в своей свите, но на данный момент этим все ограничивается.

Я – дочь самого известного вора в стране, к нему на поклон приходят всякие важные шишки, когда им надо решить свои дела. А моя мать была единственной наследницей крупнейшего в стране предприятия по продаже недвижимости, что давало отцу самые широкие возможности. И он ими воспользовался.

Семья Дама, если она вообще была, распалась.

Моя – по-прежнему непобедима, хотя матери уже нет.

Дам важен для меня только тогда, когда мы с ним на пару хотим извлечь выгоду из чего-то. Наша связь работает на нас. Так проще, безопаснее. Ему не нужно беспокоиться, что какая-нибудь девушка разведет его на деньги, а мне можно не думать о том, что к моей шее прижмут пистолет, когда я ожидаю поцелуя, – один из тех уроков, которые нужно усвоить с первого раза.

«Темные волосы и хрустальные глаза», – мелькает у меня в голове, и я хмурюсь.

Неужели я ничему так и не научилась?

С Дамом приятно проводить время – иногда. С ним я могу расслабиться, потому что он из своих, а значит, не убьет и не похитит с целью выкупа. Дам делает все, что ему заблагорассудится, с кем заблагорассудится и когда заблагорассудится, что я более чем ценю. И последнее, что мне нужно, – чтобы он преследовал меня.

Кругом достаточно девушек, которые побегут за ним по первому зову.

Чертовы богатые парни.

Но штука-то в том, что красавчик Дамиано Донато, будучи любителем всего, что связано с сексом, в душе – истинный романтик. Он хочет меня вне спальни, это факт, но, скорее всего, он не раз и не два просчитал то, что предлагает ему положение рядом со мной. Отлично, но, как говорит мой отец, деньги не дают всей полноты власти, а любовь разрушает все.

Если бы я позволила, Дамиано влюбился бы в меня, без дураков, но я не позволю, потому что эта любовь погубит его.

Точно так же, как это произошло с моей матерью…

– Тебе не следовало подвергать себя риску, умчавшись от Сая на своей тачке, – говорит он.

Раздражение покалывает кожу. Мне не нравится, когда мне читают нравоучения, но Дам прав: сейчас я испытываю стресс. Поэтому я мгновение молча стою в его объятиях, а потом говорю:

– Через пять минут я делаю утренние объявления.

Он отпускает меня.

– В любом случае, у нас слишком мало времени, для разговора.

Для разговора… Я понимаю, что мое раздражение вызвано как раз тем, что он осмелился завести разговор. И уж если на то пошло, Дам должен был говорить соблазнительно и чувственно, он мог бы намекнуть на неприличные вещи, но ничего такого я не услышала. Мои слова про пять минут он расценил как намек на то, что я хочу остаться одна, хотя мог бы принять их как вызов.

Мне хватит и трех – в моей голове снова звучит хриплый голос моего незваного гостя. Какой же ловкий ублюдок.

Поцеловав в последний раз костяшки моих пальцев, Дам направляется к двери.

– Прежде чем я уйду, – он делает паузу, – Серджио сказал, что поступило предупреждение от службы безопасности.

Мое внимание сосредоточено на окне, но внутри все замирает.

Неужели его все-таки поймали?

– Что?

Дамиано отвечает не сразу.

– Утром был сигнал насчет твоего «Астона». Кто-то пробивал номер машины, но система не смогла определить, откуда…

Он не спрашивает, почему кому-то вздумалось пробить мой номер, – надеется, что я сама предложу ответ.

Поворачиваюсь к нему и встречаю пристальный взгляд.

– Спасибо, что предупредил.

Продолжения не следует. Он понимает намек и оставляет меня в покое.

Я обхожу стол, опускаюсь на кресло и подтягиваю микрофон к себе.

Высокий и Татуированный попробовал копнуть глубже. «Астон» был заблокирован в ту же секунду, когда я вышла из него. Получается, что он запомнил номер за те шесть секунд, когда видел его, но дело в другом. Что, наша служба безопасности не смогла выяснить, откуда пробивали номер?

Интересно.

Так интересно, что меня это раздражает.

На экране моего телефона загорается сообщение, и я долго смотрю на него, прежде чем открыть.

НЕИЗВЕСТНЫЙ ОТПРАВИТЕЛЬ: ПОЗОР, БОГАТАЯ ДЕВОЧКА. Я ДУМАЛ, МЫ ДРУГ ДРУГА ПОНЯЛИ.

Мои губы растягиваются в улыбке, и я откидываюсь на спинку кресла.

Я: МНЕ НАДО САМОЙ ПОНЯТЬ, КТО ЭТО И НА ЧТО ВЫ НАМЕКАЕТЕ?

НЕИЗВЕСТНЫЙ ОТПРАВИТЕЛЬ: МИЛО. В ДЕРЗКОМ И СОВСЕМ НЕПРИВЛЕКАТЕЛЬНОМ СМЫСЛЕ. ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО ЭТО, И ПОНИМАЕШЬ, ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ. ДЖЕЙМС БОНД. ЕГО ГУБЫ. ТВОЯ КОЖА.

Я вскакиваю на ноги и обшариваю взглядом каждый сантиметр пространства за окном. Никаких признаков черного и блестящего в поле зрения. Высокого и Татуированного никак не может быть на территории.

Мои глаза бегают с экрана телефона на окно и обратно.

Я: ОСТОРОЖНО. БРОДЯЧИХ СОБАК УСЫПЛЯЮТ.

Мое предупреждение остается без внимания, поскольку он отвечает в том же духе.

НЕИЗВЕСТНЫЙ ОТПРАВИТЕЛЬ: ПОСЛУШАЙ. ПЛОХИЕ КИСКИ ТАК НЕ ПОСТУПАЮТ.

Намек куда как ясен. Будь я менее искушенной в искусстве самообладания, у меня, возможно, отвисла бы челюсть и последовал резкий выдох.

Он смешной.

И такой простой.

И довольно смелый.

И да, у него явно отсутствует чувство самосохранения, но тем не менее он смелый.

Значит, он думает, что способен достать меня, да?

Я: ПРАВИЛА СОЗДАЮ Я. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ЗАСТАВЛЯЕТ ТЕБЯ ДУМАТЬ, ЧТО Я БУДУ СЛЕДОВАТЬ ЧУЖИМ?

Жду мгновенного ответа и достойной реакции. Но ответа нет, и в моем животе разливается раздражение. Он поступает иррационально, что нехарактерно для него. Ну, я так думаю.

Часы отсчитывают последнюю секунду, и я быстро возвращаюсь на свое место за столом. Но в голове у меня все перепуталось, а пальцы дрожат от одной только мысли, что сейчас мне нужно нажать на холодную стальную клавишу и начать трансляцию.

Дам знает, что я была там, где мне не следовало быть.

Высокий и Татуированный знает, кто я такая и где меня найти.

Отец знает, что я никогда не соглашусь с его решением.

А я знаю, что факт остается фактом, и значит, я ничего не могу поделать со всем вышеперечисленным.

Ну что за чушь?

Кипя от злости, включаю микрофон.

– Доброе утро, Грейсон Элит, это Роклин Ревено…

Моя улыбка широка, мой голос приветлив.

Плевать на весь мир.

Глава пятая

Роклин

ПРОВОДЯ ЯРКО-КРАСНОЙ ПОМАДОЙ ПО ПУХЛЫМ ГУБАМ, БРОНКС ПОДМИГИВАЕТ самой себе в зеркальце и бросает его в клатч в тот самый момент, когда Сай останавливает машину.

Тень Сая мелькает за окном, и секундой позже он открывает дверцу. Бронкс вылезает наружу, продемонстрировав всем длинные ноги. Затонированные окна не дают разглядеть, что в машине сидят еще две девушки. Мы смотрим в окно. Позвоночник прямой, плечи расправлены – идеальная Бронкс плывет к лестнице. Платье, выбранное на сегодняшний вечер, в точности соответствует оттенку ее помады, создавая соблазнительный контраст с дымчатой мягкостью ее кожи. Кудри туго стянуты гладкой лентой на затылке, оставляя ключицы и шею полностью открытыми.

Мы с Дельтой хихикаем: мужчины, стоящие на нижних ступеньках, – охрана, замаскированная под сотрудников благотворительного фонда, – дырявят Бронкс взглядами, горя желанием хотя бы дотронуться до ее руки.

Наша девочка, конечно же, рада услужить. Она слегка приподнимает руки, чтобы их пальцы провели по ее предплечьям, и даже умудрилась слегка зарумяниться, что выигрышно подчеркнуло ее высокие скулы.

С грацией ангела она поднимается по ступенькам «Сиайэй Белла Сенчури Холл», и мужчины, уже другие, склонив головы в легком поклоне, распахиваю перед ней двери.

Когда она исчезает внутри, Сай едет вперед, чтобы еще раз прокатиться вокруг здания. Мы останавливаемся не более чем на пять секунд – ровно настолько, чтобы он успел надеть шляпу, очки и кольцо на левую руку. После этого мы снова вливаемся в вереницу машин и снова подъезжаем к парадному входу.

– Двое внизу, двое наверху, а теперь уже четверо у двери, – говорит Дельта.

Двумя пальцами она приглаживает идеальный пробор. Тугой пучок ей к лицу: прическа открывает миндалевидные глаза, почти не тронутые косметикой.

Я наблюдаю за охраной. Двое мужчин занимают свои позиции, двое других исчезают.

– Кажется, у них пересменка.

– Это может нам помешать.

Я киваю, но выпрямляюсь, когда кто-то открывает дверь (Сай в этот раз не выходит.)

– Готова? – шепчу Дельте.

– Умираю от нетерпения, – отвечает она, и я ухмыляюсь. Еще бы! Вот уже несколько недель она запирается в музыкальной комнате, совершенствуя свое выступление на гала-концерте – крупнейшем и престижнейшем мероприятии года, которое состоится через шесть недель.

Поднимаемся наверх. Наши подбородки задраны так высоко – слишком высоко, – что никто не проявляет к нам особого интереса. Две избалованные светские львицы – что на них смотреть. Все так и задумано. Сегодня вечером наше поведение должно быть полной противоположностью поведению Бронкс. Мы и одеты по-другому. На Дельте сшитое на заказ коричневое платье скромной длины до колен, и никаких декольте – обнажены только руки. На ногах у нее туфли-лодочки с невысоким каблуком. Мое платье столь же унылое: классического цвета слоновой кости, с рукавами-манжетами до локтя и небольшим разрезом по заднему шву, открывающим ноги лишь немного выше колена. Туфли подобраны в тон, а каблуки на три сантиметра меньше, чем я обычно ношу.

Мы простые, скучные и совершенно неприметные.

– Я выброшу эту помаду, как только мы вернемся домой, – говорю это одними губами, но ответное мычание Дельты подтверждает, что она меня услышала, а легкое прикосновение пальцев к платью говорит о том, что она планирует сделать то же самое со своим нарядом.

Когда мы входим в фойе, Дельта останавливает взгляд на группе мужчин, беседующих у высокого коктейльного столика. Выглядят они как обычные участники благотворительного мероприятия – стандартные костюмы, полное отсутствие шарма, запястья украшены неприлично дорогими часами. Знаю я эту породу. Пыжатся показать, что они крутые, что они принимают решения, но это не так. Кто-то сказал им, что им нужно быть здесь, и они пришли. Ведут светскую беседу ни о чем, в ожидании момента, чтобы сделать пожертвование и уйти.

Кого-то я уже видела раньше. Крупный банкир, а рядом с ним юрист – благодаря им исчезла серьезная угроза для нашего маленького городка, но меня они не интересуют. Уворачиваюсь от знакомых лиц и неторопливо двигаюсь по залу. Принимаю бокал шампанского от брюнетки с каменным лицом в галстуке-бабочке. Она проходит мимо меня и идет дальше.

Подношу бокал ко рту и слегка наклоняю – это помогает мне осматриваться, не привлекая к себе внимание.

«Сиайэй Белла» – милое местечко. Здесь много картин, но это скорее копии, чем оригиналы, и рамы всего лишь позолоченные. Находиться здесь довольно приятно, хотя где-то я уже видела такое. Куполообразный свод, похожие на туннели коридоры с узкими окнами, устремленными ввысь…

Музей д’Орсе, похоже?

Краем глаза я замечаю Бронкс. Ее окружают трое мужчин. Изящные каблуки моей подруги сегодня тоже явно ниже.

Будь воплощением желания, будь совершенно неотразимой там, где много влиятельных мужчин. Чтобы привлечь внимание того, кого ты хочешь, притворись, что ты здесь не самая крутая сучка. Он и не подозревает, что ты – это нечто большее, с чем можно справиться. Застенчиво улыбнись, ахни, когда он случайно заденет тебя, вызови румянец, когда его глаза подтвердят, что он уже представляет тебя в своей постели.

Все это довольно просто, и моя подруга – мастер своего дела. Ее ненавидят женщины, пришедшие сюда со своими мужьями. На фоне Би они меркнут. К тому же она умеет говорить. Мы-то знаем, что она потратила последние два дня, заучивая наизусть детали, связанные с корпорациями ее нынешних собеседников. Би так и сыплет статистическими данными и идеями. Чудесная актриса, она притворно восхищается умеренно эффективными и откровенно неэффективными компаниями. Полезно все-таки иметь фотографическую память… Уверена, половина мужчин на этом мероприятии жалеют о том, что их жены сегодня не остались дома. И нет ничего удивительного в том, что многие дамы, бросив мужей, потянулись к бару. Не выдержали конкуренции.

Ловлю взгляд Дельты. Она идет вправо, а я ухожу влево. Она поворачивается, чтобы кому-то улыбнуться, и якобы случайно задевает Бронкс.

Би падает на высокого светловолосого мужчину, стоящего перед ней, и его нетерпеливые ладони предупредительно обхватывают ее предплечья. Уткнувшись ему в грудь, она поднимает на него глаза, и я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Моя грудь касается одного из мужчин, и я улыбаюсь:

– Прошу прощения. – Протискиваюсь вперед, прижимая к себе бокал с шампанским.

Мужчина открывает рот, чтобы что-то сказать, но я уже отошла.

Меня догоняет Дельта.

– Думаешь, эти козлы уже сделали ставки, с кем наша Би уйдет сегодня вечером? – шепчет она.

Засовывая мужской бумажник в рукав своего платья, я ухмыляюсь.

– Блондин абсолютно уверен, что это будет он.

Мы отходим в коридорчик, Дельта достает из бюстгальтера два огромных перстня с бриллиантами, и один протягивает мне.

– Если он будет смотреть на нее так, как сейчас, то, возможно, ему повезет.

Мы обе тихонько смеемся, надеваем кольца на безымянные пальцы и направляемся в мужскую гостиную, где курят дорогие сигары. Ароматы кедра и амброзии будоражат мои чувства – первый признак того, что мы нашли именно то, что искали, и именно там, где следовало.

Все взгляды опускаются на наши левые руки – уж не замужем ли мы.

Замужем – об этом говорят наши кольца.

Дельта подмигивает, и я начинаю импровизировать. Развожу руки в стороны и говорю:

– Это было довольно забавно. Я…

Моя рука натыкается на препятствие, напиток выплескивается через край, я вздрагиваю и поднимаю свободную руку ко рту.

– Ах, прошу прощения!

Оглядываюсь в поисках официантки.

Через мгновение галстук-бабочка оказывается рядом со мной.

– Я здесь. – Она протягивает мужчине сухое полотенце и еще одно передает мне.

– Сэр, – я качаю головой, – мне так жаль. Пожалуйста, позвольте мне оплатить химчистку?

Джейкоби Рэндольф, владелец и генеральный директор «Рэндольф Инвестментс», промокает ткань, потом отбрасывает полотенце в сторону и снимает пиджак.

– В этом нет необходимости, мисс…

Его глаза блуждают по моему телу, пока он вешает пиджак на ближайший стул.

Убираю выбившуюся прядь рукой с перстнем и улыбаюсь:

– Миссис. Миссис Браун, сэр.

Его ухмылка сменяется плохо скрываемым раздражением.

– Все в порядке, миссис Браун. Я это переживу. – Он кивает кому-то за моим плечом, и мгновение спустя ко мне с теплой улыбкой подходит пожилой мужчина.

– Извините, но это комната только для мужчин. Если вы выйдете через боковые двери вон там, – показывает он, – то попадете в общий зал.

– О! Как неосмотрительно с нашей стороны. Мы не поняли, куда зашли.

– Приятного вечера, дамы. – Рэндольф взмахивает рукой, прежде чем повернуться к своим друзьям.

Мы с Дельтой, играя в хороших девочек, направляемся к дверям, но идем не в общий зал, а во внутренний дворик, где нас уже ждет Сай.

Дверь машины открыта. Я бросаю мужские часы в открытый сейф на полу и пинком закрываю его.

– Это было так просто, что даже скучно, – Дельта тянется к шампанскому в горке льда, отпивает и передает бутылку мне.

– Да, и, по всей видимости, – бросаю взгляд на пустое место слева, где должна уже быть Бронкс, – для нашей подруги тоже.

Мы смотрим друг на друга и смеемся.

Стекло, закрывающее нас от Сая, опускается, и он улыбается через плечо:

– В «Энтерпрайз».

Пора повеселиться как следует.

Бас

НАГНУВШИСЬ, Я ПРОСКАЛЬЗЫВАЮ ЧЕРЕЗ ПЕРЕРЕЗАННУЮ ПРОВОЛОЧНУЮ ИЗГОРОДЬ, Хейз идет прямо за мной. Сворачиваю направо, а он налево, высматривая шпионов, которые могут прятаться между штабелями ящиков, наваленных у ворот.

Иду вдоль заброшенной стоянки, пока мы снова не встречаемся, убедившись, что все чисто. Никаких бродяг или заядлых тусовщиков, которые жаждут занять место до того, как мы разрешим.

Дергаю цепь на двери склада, убеждаясь, что никакой идиот не рискнул вскрыть замок. Последнее, что нам нужно, – это чтобы про наше место пронюхали ублюдки, которые думают, что они не обязаны следовать правилам, если их никто не видит.

Хейз делает рассылку, объявляя, что ставки открываются, и через ограждение начинает тянуться народ, готовый развлечься в пятницу вечером. Конечно, то еще развлечение – смотреть, как придурки избивают друг друга до полусмерти за пачку наличных. Но нам-то что. Нет ничего приятнее, чем брать наличные у избалованных богатых детишек, которые просто обожают разбрасываться купюрами и меряться членами. Я здесь для того, чтобы держать этих парней в узде, напоминая им, что тут всем насрать, кто они такие.

Сарай – заброшка на окраине города; здесь нет электричества, а импровизированный ринг для боев сделан прямо на земле, и повсюду сложены паллеты – они служат трибунами.

Принеси сюда драму, пролей кровь. Беги – мы догоним тебя. Исчезни – мы найдем тебя.

Хочешь выступить? Что ж… лучше попрощайся, пока не стало слишком поздно.

Крысы умирают. Все очень просто.

Три часа спустя народу прибавляется, становится шумно, воздух пропитан острым запахом травки и табака. Земля испачкана кровью, карманы набиты деньгами, а посетители радостные и довольные.

Зажав косяк между пальцами, я делаю длинную затяжку, позволяя дыму скатиться по губе, и снова вдыхаю через нос. Мой телефон издает звуковой сигнал, и я смотрю на экран.

ХЕЙЗ: ТВОЯ ДЕСЯТКА. ЗЕЛЕНАЯ КУРТКА.

Поднимаю глаза. Хейз расположился на противоположной стороне, прямо напротив того места, где я сижу. Я не смотрю в ту сторону, куда он указал, в этом нет необходимости. Если в этой выгребной яме и существует доверие, то я полностью доверяю Хейзи. Он не живет со мной в приюте – он спит в палатке за трейлером своей сестры. Он на два года старше. Получил аттестат в колонии для несовершеннолетних, а как только вышел, сразу нашел меня. С тех пор мы вместе. Прежде всего он мой друг, и он ни на кого не работает. Мне так больше нравится. И так будет легче потом, когда придет мое время выбраться отсюда, найти что-нибудь получше и вернуть мою сестру домой. Он поедет со мной, я не сомневаюсь.

А прямо сейчас я не говорю Хейзи о том, чего ему знать не нужно, и он это понимает. Стрёмно привлекать кого-то другого к своей работе – даешь ему часть своих денег, и, если он облажается, расплачиваться мне. Я бы не стал рисковать своим местом и безопасностью сестры, взяв в дело какого-нибудь придурка.

Хейз был моим соседом до того, как я устроился здесь. Он слышал и видел больше, чем я бы хотел, но это работает на нас обоих. Я не всегда жил в приюте, а он не всегда слонялся по наркопритонам. Его ситуация хуже, и именно поэтому я часто оставляю ему свою машину. Гребаное старое ведро ломается каждые две недели, но там есть заднее сиденье, которое при необходимости может служить кроватью. Это больше, чем он когда-либо просил или ожидал. Никто не знает, когда ему понадобится по-быстрому исчезнуть – или когда, возможно, исчезнуть придется мне.

У Хейза нет никого, кроме меня, но я не принимаю преданность с его стороны как должное. Просто мы связаны, и всё. И куда бы я ни намылился, он будет рядом со мной.

Суетня занимает больше времени, чем мне бы хотелось, но мы наконец-то начинаем четвертый – последний – бой. Парень-зазывала в центре ринга кричит в мегафон, что ставки открыты, а затем отпускает шуточки в адрес соперников. Мой падает на девятнадцатилетнего засранца по имени Грег Мойер. Знаю, что у него проблемы с наркотой, которые привели его к некоторым дерьмовым решениям. Парень получил по заднице на прошлой неделе, но снова вернулся – на что не пойдешь ради дозы, ага?

Гребаный хорек.

Стоя на ящике, записываю имена и деньги; проходит всего несколько минут, и очередь сокращается. Почувствовав на себе чей-то взгляд, смотрю на темноволосого чувака, который уже подходил ко мне во время прошлых боев. Когда наши взгляды встречаются, он засовывает руки в карманы куртки и разговаривает с парнем – его я тоже видел раньше.