Искусительная маленькая воровка

– Так и должно быть, – бормочу я ей в ухо. Касаясь зубами, облизываю ее грудь, затем, минуя шею, примыкаю ртом к верхней части ее горла, чуть ниже линии подбородка. – Твой оргазм нужно заслужить, правда?

– Разве парни не должны уметь заслужить то, что им хочется? – парирует она.

Опускаюсь ниже, слегка надавливая влево, и она стонет, громко и опьяняюще.

Делаю это снова, и ее руки разжимаются; она задыхается.

Повторяю это в третий раз, полностью вхожу в нее, дергаюсь внутри, чтобы усилить удовольствие, которое доставляет ей пирсинг на головке моего члена, одновременно надавливая на клитор своим телом.

Время на исходе, и я возвращаюсь к заветной точке внутри нее. Ударяю по ней глубокими, частыми толчками, не вынимая член ни на секунду.

Вагина становится невероятно тугой, она словно душит мой член, и мои бедра начинают гореть, мышцы напрягаются, по груди разливается жар.

Черт возьми, да. Всего за минуту я довел ее до оргазма.

Она тает от удовольствия и не скрывает этого.

У девочки совсем нет стыда, и, когда мои глаза останавливаются на ее безупречном лице, опасное желание кипит под моей кожей, заставляя пульс колотиться в висках, шее, на кончиках пальцев, словно сам дьявол у меня на плече шепчет мне в ухо: «моя», и эта ложь горяча и беспечна.

Мои глаза прикованы к ней, я не могу отвести взгляд. Удовольствие пронзает меня насквозь, но я сдерживаюсь, стискивая зубы, и снова вхожу в нее. Пытаюсь дождаться, когда ее стенки ослабят свою смертельную хватку, но она снова сжимает меня внутри.

Отодвигаюсь назад, постанывая, моя рука теперь у меня на члене. Она хнычет, из нее вырывается грубый смешок, потом рычание. Не сводя глаз с ее мокрой вагины, я снимаю презерватив, и мой член набухает, как только освобождается от латекса. Я провожу рукой раз, другой, и сперма выстреливает наружу, горячая и густая, стекая по ее клитору, согревая нежный бугорок и заставляя все ее тело дрожать.

Я хочу остаться и понаблюдать, потереться о клитор головкой, затем провести ею вниз и снова проникнуть внутрь для яркого финала, который выжмет из наших тел все до последней капли.

Хочу позволить ей снова кончить.

Но я этого не делаю.

Встав на ноги, натягиваю джинсы, застегиваю ремень и наклоняюсь вперед, сдергивая шлевку с плотных золотисто-белых штор.

Одно ее веко медленно приподнимается, затем другое. Признаки хорошо оттраханной женщины.

– Тебе понравилось?

Она застенчиво улыбается, пожимая плечами и потягиваясь всем телом.

– Понравится, как только тебя поймают, и я буду пытать тебя, чтобы получить ответы.

– О какой пытке идет речь?

Она явно хочет улыбнуться шире, но сдерживается.

– Вопрос. – Пауза, чтобы перевести дыхание. – Зачем охотиться, если никого не убить?

Ей не обязательно продолжать. Я знаю, она говорит о тупом ублюдке, которого мы скатили с холма.

Хорошенькая маленькая богатая девочка, которая припарковалась и увидела парня, склонившегося над лежащим без движения телом, должна была бы с криком убежать при виде такого зрелища, но в итоге мы в ее комнате.

– Иногда трюки более понятны, когда их исполняет клоун.

– Но у клоуна много лиц, и кто сказал, что этот не прячется в тени?

– Он может прятаться сколько угодно – я услышу, как он приближается. А этот уже ни хрена не услышит.

На ее лбу образуются небольшие складки, которые разглаживаются по мере того, как она собирает все воедино.

– Его барабанные перепонки.

Я не подтверждаю и не отрицаю ее слова, и, поскольку мое подсознание что-то заподозрило, прижимаюсь коленом к шезлонгу между ее ногами и хватаю ее за подбородок, чтобы удержать взгляд на себе.

– Держи белокурого Джеймса Бонда подальше от своей постели.

На ее лице мелькает удивление. От моего предупреждения, или она сообразила, что я был здесь, когда он обнимал ее? Не знаю. Мне все равно.

Она приподнимает бровь.

– И как ты узнаешь, выполняю ли я твой завет?

Провожу костяшками пальцев по ее упругой груди.

– Будь уверена, я узнаю.

Она ухмыляется, и я облизываю нижнюю губу.

Она сжимает бедра, а я, постанывая, наклоняюсь вперед и завязываю ей глаза шлевкой.

У меня осталось двадцать секунд, если она не соврала про сигнализацию, но мне требуется всего две, чтобы приблизить рот к ее уху.

– Спасибо за приключение, богатая девочка.

А потом я ухожу.

Глава третья

Роклин

– МИСС МИЛАНО, Я С ВАМИ АБСОЛЮТНО СОГЛАСНА. Я ПОГОВОРЮ С КУРАТОРОМ, и мы придумаем подходящее наказание, – говорю я; мой телефон включен на громкую связь.

Бронкс, она старше нас на шесть месяцев, и она хамелеон в нашей девчачьей банде из трех человек, закатывает глаза, засовывает язык за щеку и водит кулаком в воздухе, изображая отсос. Наш пошлый маленький скорпион.

Я кашляю, чтобы скрыть смех, и кидаю в нее свою губную помаду. Она закрывается подушкой, прежде чем драматично упасть на диван, как будто этот разговор ей до смерти надоел.

– Я знаю, что вы это сделаете, мисс Ревено. Мы всегда можем рассчитывать на вас, девочки, в том, что вы поможете другим добиться больших успехов, – поет нам дифирамбы наша милая, но невероятно неквалифицированная деканша – причина номер один, по которой наши семьи так стремились нанять именно эту женщину.

– Конечно. Мы позаботимся о том, чтобы она получила по заслугам, поэтому к следующему экзамену она будет готова. – Я подкрашиваю бровь, придавая ей идеальный изгиб, и поворачиваюсь перед зеркалом, чтобы убедиться, что моя униформа отглажена должным образом. – Обман абсолютно неприемлем.

Поднимаю глаза и вижу в зеркале фарфоровое личико Дельты, когда она проскальзывает у меня за спиной и шепчет мне на ухо:

– Если только ты не хедлайнер самого престижного музыкального ансамбля среди средних школ страны, или самый молодой олимпийский чемпион в мире по прыжкам в воду, или следующий Пабло Пикассо, тогда это вполне приемлемо, да, Коко-Рокко?

– Не забудь про самую высокую! – шепчет Бронкс.

Я отмахиваюсь от Дельты, и она хихикает.

Мы с ней родились с разницей в две недели, но с таким же успехом могло пройти и два десятилетия. Дельта – это что-то царственное и ренессансное. Она буквально дышит грацией и уравновешенностью, в то время как нам с Бронкс приходится усиленно вспоминать об этом по мере того, как мы взрослеем. То, что наша подруга – единственная внучка известного сенатора, способствует ее имиджу. И это при том, что ее мать – коварная сука, гоняющаяся за титулами и трастовыми фондами. Дельта – полная противоположность. Она застенчива, и, хотя в нашей жизни требуется хитрость, у нее есть моральный компас. Во всяком случае, он работает большую часть времени.

– Большое вам спасибо, дорогая. Мы скоро увидимся.

– До свидания, мисс Милано. – Я улыбаюсь и через секунду после того, как кладу трубку, высовываю язык.

Дверь моей спальни открывается. Я вся напрягаюсь, сердце подскакивает, но это Сэйлор, моя горничная, в руках у нее высокая стопка полотенец.

Она останавливается, и ее светлые глаза расширяются, когда встречаются с моими.

– Простите. Я думала, вы уже уехали, иначе я бы никогда…

– Все в порядке, Сэйлор. – Мои плечи расслабляются. – Я просто не ожидала, что ты войдешь, вот и все. И зачем ты все это принесла? Я же сказала тебе, ты не…

– Пожалуйста. – Она отдергивает стопку назад, когда я подхожу к ней, поэтому я останавливаюсь. – Позвольте мне делать то, что мне поручено. Так будет лучше.

То, как она произносит «лучше», и быстрый разрыв зрительного контакта не остаются незамеченными, но я просто киваю, и только потом до меня доходит:

– А почему ты решила, что я уехала?

Черты ее лица искажаются – никому не нравится быть крысой.

– Джаспер позвонил около двадцати минут назад и сказал, что я могу приступить к своим обязанностям пораньше, если хочу. Он подумал, что вы уехали с мистером Донато и его людьми.

Бронкс встает, темные густые кудри падают на ее лицо.

– Конечно, он так и сказал, ага. – Она смотрит на меня. – Интересно, откуда у него такая информация?

Джаспер – управляющий домом, тот, кто распределяет обязанности и отвечает за то, чтобы жизнь в Грейсон Мэнор была такой же гладкой, как шелковые занавески, висящие на каждом окне. В отличие от грубых вышитых штор в «Энтерпрайзе», чего я, кстати, не замечала раньше. Вышитая золотом шлевка была колючей и почти такой же грубой, как пальцы, которые завязывали ее на моих глазах…

Воспоминания о прошлой ночи вспыхивают передо мной; они все еще яркие, и я закусываю губу.

Пальцы преступника, как несложно догадаться. Кажется, он родом из ада.

Символы смерти, выведенные жирными чернилами на его коже, уже говорят о многом, плюс разбитые кулаки, плюс царапины и шрамы…

Держу пари, его мир такой же темный, как и его чернильно-черные волосы.

Может ли его жизнь быть такой же хреновой, как моя?

Он действительно приказал своему человеку скатить избитого окровавленного парня с холма, так что… все может быть.

Кольца на его пальцах были пустяковыми – вероятно, стащил с кого-то в очередной заварушке или украл. Машина тоже не представляет собой ничего особенного, и номер на ней был замазан. Он не назвал ни имени, ни кодового слова, по которому можно было бы узнать, кто он такой, и я сомневаюсь, что ему точно известно, кто я такая.

Мы были в «Энтерпрайзе», в «месте проведения мероприятий» – по крайней мере, так указано на сайте. Мы открыли «Энтерпрайз» с его люксами и большими залами несколько лет назад с целью демонстрации силы. Это позволило нам вести свою игру. «Энтерпрайз» – место для крутых или, по крайней мере, для тех, кто считает себя таковыми. Важные и авторитетные. Мэр приграничного городка, губернатор, овдовевший филантроп и окружной прокурор…  Все эти люди бывают полезны для нас, причем даже чаще, чем хотелось бы моему отцу.

В эти выходные в «Энтерпрайзе» собрались не только те, кто связан с нами. Иногда мы разрешаем приобрести билеты на концерт – а сегодня он значится в программе – «широкой публике».

Однако не похоже, чтобы безымянный шпион пробрался сюда, точно зная, кого он найдет внутри. Отец не упоминал о взломе, и Бронкс не прилипла к экрану своего компьютера, без перерыва печатая сообщения.

Если бы его засекли или схватили, я бы уже знала об этом, но ничего такого не произошло.

Так что, если он и гангстер, то не первого ряда.

– Дамиано нужно обуздать своих подопечных. – Дельта отвлекает меня от моих мыслей, говоря о надоедливых братьях – занозах в заднице, прописавшихся здесь, в поместье. – Они так ужасно поступили с Сашей на прошлой неделе, – она упоминает преданную служанку из своего крыла. – Бедная девочка, с чем она столкнулась… – Кожа Дельты розовеет.

– И с чем же она столкнулась? – поддразниваю я, зная, что тут варианты безграничны. Парни сделают абсолютно все, о чем втайне мечтает любая дурочка, и сделают это хорошо.

Дельта улыбается, хватает свою сумочку с туалетного столика и направляется к двери.

– Дело в том, что эти братья Греко создают проблемы, как нас и предупреждали. Они превратились в головную боль.

– В мигрень, я бы сказала, – ухмыляется Бронкс и надевает свой пиджак, но не застегивает пуговицы. Она приподнимает брови, встретившись со мной взглядом. – Они ведь не подходят под образ мачо, да?

– Нет. Скорее под носителей гонореи.

Бронкс громко смеется, а щеки Сэйлор становятся такими же красными, как ее новенькие блестящие туфли, и она быстро исчезает в гардеробной.

– Ладно, попрошу Дама поговорить с ними. – Я хмурюсь, раздраженная ситуацией, и направляюсь вниз по лестнице. – А пока мы сделаем их, девчонки. Доставим небольшие неприятности в ответ. – Возможно, меня и предупреждали о том, чтобы держаться от них на расстоянии, но еще раньше мне было поручено следить за тем, чтобы Греко не забывали о своем месте.

Как будто мы кому-то это позволим – забыть.

– О да, – Бронкс покачивает бедрами. – Теперь я почти уверена, что Дам в кои-то веки не сделает то, что ему говорят, но тебе все так быстро подчиняются.

Не все, шепчет моя память, возвращаясь к пирсингу на безупречно полных губах.

Я заставляю себя улыбнуться, и девочки смеются вместе со мной, пока мы идем на первый этаж.

Поместье Грейсон – это воплощение красоты. Похожее на древний замок, оно расположено на территории площадью в сто акров; высокий железный забор окружает его по периметру – первый уровень защиты от посторонних. Ходят слухи, что первоначальные владения включали в себя еще тридцать пять акров земли за нашими садами. Позади старых деревьев таится заброшенный особняк, но, что там случилось и почему он теперь нам не принадлежит, я не знаю.

Дом состоит из четырех крыльев: северное, южное, восточное и западное. У каждой из нас, девочек, свое крыло, и мы можем поселить там кого хотим, – разумеется, с одобрения остальных.

Само собой, в каждом крыле отдельный вход. Когда заходишь внутрь, из холла видна только первая дюжина ступеней, а все остальное для тех, кто не приглашен подняться дальше, – тайна за семью печатями. Внутренние лестницы ведут в общий зал с мраморным полом. Западное и южное крылья расположены с левой стороны зала, восточное и северное – с правой. Гигантские дубовые двери, отделанные золотом, ведут на улицу, к центральному входу, общему для всех. А если посмотреть налево – то там еще один ряд дверей: пуленепробиваемых, звуконепроницаемых. За ними – покои канцлера.

По сути, мы являемся императрицами. Наши слова перевешивают всё… с небольшими поправками со стороны наших семей, конечно. Но быть главным канцлером клана – это вершина власти. Канцлер – это император при нынешнем раскладе. В его ведении находится много чего. Келвин Грейсон, он же Келвин Мур, – хороший канцлер, но он не совсем то для этого места. Он представляет клан в Совете, не связанном с нашими семьями (Союз Грейсон – это вершина иерархии). Задача Келвина заключается в том, чтобы взаимодействовать с теми, кто в некотором роде похож на нас (то есть наделен властью), но не представляет угрозы для нашей деятельности. Он держит нас в курсе, что происходит во внешнем мире, и это дает нам возможность спокойно функционировать в рамках собственных законов и привычного образа жизни. Пусть он и канцлер, но он не имеет отношения к тому, что делаем мы. Его руки всегда остаются чистыми, как и было задумано. И он возглавляет нашу Академию.

Келвин Мур еще молод, и через несколько лет он предсказуемо начнет предпринимать шаги, чтобы продвинуться к настоящей власти. Но вряд ли у него получится. Когда дедушке Дельты придет время уходить из Сената, наши люди сделают все необходимое, чтобы поставить Мура на его место.

Как говорит мой отец, у нас все должно быть схвачено в официальных структурах. Понимаю его. Как еще таким империям, как наша, сошло бы с рук все то дерьмо, которое мы творим, если б не поддержка кого-то, наделенного законной властью?

Когда Хелена, двоюродная бабушка Дамиано, занимавшая должность канцлера, была найдена мертвой в своей ванне четыре года назад, Келвина попросили заменить ее, что он и сделал. Так что канцлером он стал по стечению обстоятельств. Он знает это, и мы все знаем это. Но все равно уважаем его. Келвин брутален и суров, когда того требует ситуация, но он справедлив и честен до конца. Если кто облажается, он получит от него по заслугам.

В тот момент, когда каблук Бронкс с тихим звоном ступает на мраморный пол, Келвин выходит нам навстречу. Одна его бровь ползет вверх.

– Так-так, все вместе из северного крыла. Это не к добру, – дразнит он.

– Я бы могла выйти из других дверей, если бы вы доставили мне такое удовольствие, мистер Келвин, – мурлычет Бронкс.

Челюсти Келвина сжимаются, но он ничего не говорит, просто кивает нам на прощанье и неторопливо уходит; напряжение его мускулов заметно через сшитый на заказ костюм.

Едва он отходит за пределы слышимости, как мы взрываемся хохотом и спускаемся на улицу. Машина ждет прямо у ступенек. Сай, человек, который возит нас троих и по совместительству мой личный телохранитель, подмигивает, когда я приближаюсь. Легкие морщинки по краям глаз становятся глубже, он скрещивает руки на груди и высоко задирает подбородок, демонстрируя знак на бычьей шее: броскую букву G; на его правой руке кольцо с той же буквой. Она символизирует данную Саем клятву служить и защищать нас, членов клана, любой ценой. А поскольку я его подопечная – всегда ставить меня и мою безопасность превыше всего, в том числе выше собственной жизни. Звучит немного чересчур, но в моем мире это необходимо, и тот факт, что Сай посвятил себя защите моей жизни, значит больше, чем я могу выразить словами.

Дельта садится в машину последней.

– Тебе следовало попросить Келвина заглянуть в южное крыло, что удвоило бы шансы на то, что он поймет наконец твои намеки и окажется в твоей спальне, – говорю я.

Бронкс драматично вздыхает, игриво обмахиваясь веером.

– Да ладно. Я могу просто раздвинуть ноги – совсем не как леди – в следующий раз, когда он вызовет меня в свой кабинет и попросит сесть в кресло напротив.

– Звучит так, будто ты хотела сказать «в очередной раз». – Бросаю взгляд в ее сторону поверх зеркальца, в третий раз проверяя, нет ли помады у меня на зубах.

– Ты лучше всех знаешь правила игры, Коко-Рокко. Дам, помнится, вонзил зубило в твой лед и едва-едва пробил его.

– Ужасно грустно. – Дельта присоединяется к веселью Бронкс. – Не похоже, что Даму нужна дырка размера «кингсайз».

– Бедный Дамиано и его милый червячок, – добавляет Бронкс, притворно надувая губы.

Я закатываю глаза, но все же смеюсь вместе с ними.

Девчонки просто дразнят. Мы все видели Дамиано голым – и на озере в поместье, когда мы поздно вечером купались нагишом, и когда он плещется без плавок в бассейне на территории отеля, и когда он решает побегать в чем мать родила во время очередной пьяной вечеринки.

У Дама далеко не простой характер, и он замучил меня за последние несколько месяцев. Я имею в виду его бесконечные доводы о том, что он горячий молодой человек, а я горячая молодая женщина, и мы могли бы сделать друг другу приятно в постели.

Сай разворачивает машину к подъездной дорожке, проезжает через первые железные ворота и едет по длинной аллее, которая иногда кажется бесконечной.

Большая часть моей жизни проходит здесь, а когда я покидаю поместье, за мной следят, куда бы я ни пошла. Сай может показаться идеальным молчальником, и он действительно таков, пока это касается всех остальных. Он притворяется, что не слышит того, о чем рядом с ним говорят, и что не видит того, что не должен видеть, но на самом деле он все видит и все слышит. Он знает каждую мелочь, и у него просыпается шестое чувство, когда дело касается меня.

Десять лет в качестве моего телохранителя многому его научили. Когда я была маленькой девочкой, он был тенью моего отца, «человеком с мускулами» в те моменты, когда отец был не в настроении использовать свои, а потом, незадолго до смерти моей матери, Сай стал моей тенью. Он выше, чем просто высокий, и крепок как бык: широкие плечи и мощные руки, которые грозят разорвать швы его пиджака. Нос у него немного искривлен, лицо покрыто мелкими шрамами, но не настолько, чтобы казаться чересчур суровым. Волосы у Сая такие же темные, как и глаза, но за последние несколько лет у висков появились седые штришки. И у отца, кстати, тоже. Когда они стоят рядом друг с другом, то выглядят ничуть не менее угрожающе, чем десять лет назад. Возраст сделал их сильнее, как это обычно бывает, когда каждый пытается не отставать от другого.

Я знаю, почему отец приставил ко мне своего старого надежного друга. Если кто-нибудь осмелится напасть на меня, Сай надерет придуркам задницу, как долбаный Джон Кризи^[2].

Машина продолжает плавно двигаться между параллельными рядами пальм. Фонари над ними уже погасли. Затем дорога изгибается и уводит нас в обход кампуса через ворота, отделяющие кампус от учебного корпуса Академии.

По нашим правилам все студенты Академии обязаны проживать в кампусе, и в учебный корпус они могут пройти по туннелю, ведущему прямо в огромное фойе. Люди часто спрашивают: разве нельзя пройти к Академии по территории поместья, ведь вокруг полно охранников? Но если бы они подумали как следует, то нашли бы довольно простой ответ. Грейсон Элит – престижное заведение для молодых гениев, а гениев надо беречь, причем часто от самих себя.

Академия аккредитована, и, если какая-нибудь жалоба или претензия будет нашептана на ухо шерифу округа или прокурору до того, как у нас будет возможность принять меры, мы точно не сможем удержать их подальше от территории Грейсон Элит во время расследования. Но мы можем платить (и платим) нужным людям, чтобы они подчистили то, что нужно.

Отлично, но вот другой вопрос: как помешать чужакам разнюхивать о проблемах в нашем собственном пространстве? Легко, как тест в начальной школе. Все сводится к одной идее: Грейсон Элит – это не шутка. Это соревнование и жестокость. Мы сами позволили распространиться достаточному количеству слухов – стратегических, разумеется, – намекающих на то, каковы наши личные интересы в отношении выпускников Академии. У нас обучаются те, кто готов подрезать лодыжки впереди стоящему, чтобы блеснуть самому. Мы поощряем это. Тех, кто недостаточно амбициозен, подминают под себя более сильные. Сильные заканчивают учебу и двигаются дальше. Их берут на работу, если они демонстрируют многообещающие способности или обладают определенными навыками, интересными для наших отцов. Способности и навыки – причина номер один, по которой выпускники получают приглашения в команды.

Технический гений?

Докажи.

Связи с известными семьями за рубежом?

Проверить.

Можешь выдержать пятиминутный спарринг с Бронкс или Дамиано?

Дать попробовать и наградить золотой звездой, если получится.

Выпускники и их родители, затаив дыхание, ждут рассылки официальных приглашений (1 мая). Отказы являются редкостью, и в любом случае ты обязан быть готовым к работе. Есть десятки вакансий, которые нужно заполнить. В этом прелесть нашей империи. Мы не застряли во временной петле, где старшие знают все лучше нас, и мы не чиним то, что не сломано.

Бывает, здания рушатся без малейших признаков трещин.

Цунами возникают и сметают все на своем пути без предупреждения… если вообще возникают.

Мы не цепляемся за то, что было, а стараемся увидеть то, что будет.

Если вы достойны, ваши возможности безграничны.

Если для вас нет места, вы можете сами его создать.

Это просто… и в то же время это самое трудное, что вы когда-либо делали. Но это вызов.

Никто никогда не скажет, что Академия Грейсон Элит – это легко, но это именно то, чего мы все хотим. Выживают сильнейшие, верно?

Мы тоже учимся. Наследницы мы или нет, никто не скажет про меня и девчонок, что мы не заслужили место, данное нам с рождения. И еще. Никто не узнает о тайном обществе, которое мы создали в империи, если мы сами не решим, что хотим этого.

– Так, натянули рабочие лица, сучки. Время поиграть в хороших девочек. – Бронкс расправляет плечи, готовясь к тому, что, как только дверь машины откроется, нас встретят пристальные взгляды. Мы вдвоем следуем ее примеру.

Бронкс выходит первой, я – за ней.

Как обычно, на верхней ступеньке лестницы стоят бойфренды Дельты – Альто и Эндер. Рядом с ними – Дамиано, одной ногой упирается в стену, руки скрестил на груди. Рядом с ним его подопечные – слегка психованные, потенциально проблемные братья Греко. Они наблюдают, как мы выходим, терпеливо ожидая, чтобы топать за нами. Парни стараются не встречаться взглядом со мной, но лукаво улыбаются моей кокетливой подруге.

Дельта выходит последней, и Сай, захлопнув дверь, коротко кивает парням. Потом он ждет на краю тротуара, как делает всегда.

Мы поднимаемся по кирпичным ступеням, наши шаги синхронны, униформа пастельных тонов выглажена до совершенства.

Мы – воплощение уравновешенности: спокойные и собранные, интригующие и влекущие.

Совершенно недостижимые, но в то же время доступные.

Блестящий пример, к которому все должны стремиться.

Непосредственно перед тем, как переступить порог красивого здания в римском стиле с его высокими арками и ручной резьбой по дереву, мы останавливаемся. Я встречаюсь взглядом с девчонками, и в ответ каждая из них улыбается с искоркой юмора.

С возбужденными умами мы входим в школу, готовые исполнять свои роли в течение дня и отчаянно желая оторваться ночью.

И мы это сделаем.

Мы всегда так делаем.