Ольга Владимировна закрыла глаза, и в комнату вбежала запыхавшаяся Аннушка.
– Ма, я опоздала! Всего пять минут, Ольга Вла…
Начальница кивком велела ей сесть и замолчать.
– Расстояние неблизкое. «Удильщик» войдет в гиперпрыжок, в котором вы проведете примерно 148 земных суток – 24-часовых циклов. По выходу соориентируетесь относительно альфы Волопаса – Арктура, отстроите маршрут: пройдете по краю сферы около полумиллиона миль, постепенно углубляясь в войд. С этого момента действовать придется по обстоятельствам, так как прямой связи у нас больше не будет. Но Вселенная вас услышит, – Ольга Владимировна повторила любимую присказку как приказ. – Когда ресурса останется только на то, чтобы вернуться, зашифруете и подготовите к автоматической отправке отчеты. После проложите кратчайший курс к Земле, выберетесь из войда, нажмете кнопку «Отправить» и запустите гиперпрыжок домой. Так, если с «Удильщиком» что-то случится, отчеты мы всё равно получим.
Голос ровный, как на экзамене.
– А если там вообще ничего нет, в том числе и смысла? – Шестова пересела поудобнее и тихонько, не подавая вида, разминала напряженные пальцы ног. – Пусто да пусто, просто слилось несколько пустых пространственных пузырей поменьше и получилось одно большое ничто, окруженное со всех сторон галактическими нитями.
– Нам будет обидно, но понятно.
* * *
– Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? О ком. О кошке.
Шестова положила голову Аннушке на колени, прижала ладони к груди и закрыла глаза.
– Ей можно даже не мурчать, пусть вытянется вдоль всего тела под боком и лежит, сопит, пахнет сонной шерстью и сублимированным мясом. Теплая, меховая, живая. Тогда я смогу представить, что за стеклами не триста миллионов световых лет пустоты, а бесснежная зимняя ночь.
Аннушка молча дотянулась до переключателя термостата. Шестова даже не вздрогнула от щелчка, а температура в жилом отсеке за несколько минут поднялась на пару градусов.
– А теперь тихая летняя ночь в открытом море. Спасибо, дорогая.
Аннушка убрала прядь с лица и бросила взгляд на снова замолкший радиоприемник.
– Не связывала я с ним никаких надежд, конечно, но это хотя бы нас взбодрило.
– Меня спектрометры бодрят каждую смену – стали ломаться. А вот о телескопах того же сказать не могу, они просто молчат. По краю войда плыли несколько галактик, но мы забрались так глубоко, что свет от них погас даже на приборах. И раз уж всё на борту уснуло, пора просыпаться нам, Аннушка. Видимо, нас сюда прислали за этим. Что думаешь по поводу войда Волопаса?
– Ничего. Огромное пустое пространство, бесконечная дыра во всех направлениях, черная бездна без толики света на миллион кубических мегапарсек. Сводящая нас с тобой с ума, – она засмеялась и щелкнула кнопкой, которую в любой момент путешествия закрывала прозрачная крышка с зеленым полупрозрачным листиком.
Шестова потянула носом запах свежей травы.
– Ну что ты делаешь, это же на день рождения.
– А когда он у тебя? Я забыла.
– И я не помню. Ань, а что, если мы действительно перестали стареть? если войд Волопаса – огромная шкатулка, внутри которой настолько ничего нет, что нет даже самого времени? Мне вчера потребовалось очень долго крутить педали, чтобы хоть немного почувствовать мышцы ног – время будто замедлилось. И есть практически не хочется. Что, если углубившись еще на несколько сотен парсек в войд, мы просто застынем в нем неподвижно, залипнем навсегда в моменте, остановимся полностью – ты, я, спектрометры, даже твой чахлый радиоприемник. Застынет кровь, слюна, лимфа, мысль перестанет течь. Оп – и мы как сонные мухи в огромной паутине из ничего. Это даже не смерть.