Иллюминаторы «Удильщика» были максимально большими для этого типа исследовательского корабля, они практически никогда не задраивались – по инструкции разрешено было их закрывать только во время чистки и при угрозе целостности корабля в коротких гиперах. Но…
– Здесьнет даже пес-ка, кото-рый мог бы за-бить-ся мневтрусы, – Шестова сказала это вслух медленно, неправильно разделяя слова на слоги. Ритуальную фразу она произносила перед каждым сном, когда пристегивалась ремнями к боковой панели спального отсека. Если бы она могла, то продавила бы в пластике целый овраг. Но они не включали искусственную гравитацию во время сна, экономили топливо. Из «Удильщика» давно можно было сделать родной дом, но Шестова с Аннушкой всё экономили и выжидали момент, когда станет ясно – вернуться на Землю уже нельзя. Пообещали устроить друг другу праздник в этот день, а потом все дни слились в один так крепко, что разлепить их не смог даже электронный календарь.
А еще Шестову страшно злил Аннушкин приемник. Двадцать одна единица исследовательского оборудования – телескопы, чувствительные спектрометры, зонды и локаторы. Не самое дорогое в мире, но уникальное, надежное – ни единой осечки, ни малейшего сбоя. Больше, чем у всех экспедиций, что уходили в глубокий космос до них. Вся эта красота – и простенький гражданский приемник, который Аннушка ухитрилась протащить на корабль через три досмотра. Морально устаревший односложный технический мусор. Он работал, пока они еще различали дни и недели, а после входа в гиперпрыжок замолчал. Шестова уже и забыла о его существовании – и сегодня Аннушка вытащила приемник на свет божий и починила.
* * *
– Аннушка достала свой приемник именно сегодня.
Что значит «сегодня» и почему оно «именно»? Сохраняют ли свое значение эти слова, если ты плывешь внутри огромного войда? Шестова уронила руку к полевому планшету и впечатала в него эти два вопроса. Лингвистикой заниматься им не запрещали, любые философские беседы на тему пустоты и ее взаимодействия со всем людским приветствовались руководителями программы. Но кто увидит эти отчеты? А вдруг к тому времени, как они завершат миссию и вернутся на Землю, все вопросы уже будут отвечены? Когда на орбите Юпитера они выжидали подходящий момент для прыжка, Шестова пообещала себе сжульничать: пройти краем войда, заглянуть ненадолго внутрь, одним глазком, убедиться, что там действительно пусто – и немедленно вернуться. С отчетами, результатами исследований, дневниками, телеметрией и прочим. А кто проверит? Кому интересно, как далеко зайдет «Удильщик», если и на трех световых годах, и на трех тысячах – одна и та же пустота.
Когда входили в долгий гиперпрыжок, все иллюминаторы были задраены, а сами Шестова и Аннушка крепко спали в прочных анабиозных камерах – кажется, развались «Удильщик» на части, они все равно добрались бы до войда в своих автономных спасательных шлюпках. «Так будет даже интереснее», думала Шестова, пока укладывалась и подключала подачу дыхательной смеси. А о чем думала Аннушка?