Болото вечной жизни. II часть

Егор быстро обернулся к сестре.

– Значит, не привиделось, – после долгой паузы произнёс он, – ну и ну.

Юля пожала плечами.

– Не просто же так мы туда ходили, – заметила она спокойно и вдруг застыла, вытаращив глаза и раскрыв рот.

– Ты чего, Юль? – испуганно воскликнул Егор.

Сестра не отвечала, уставившись небо. Пытаясь понять, что же могло настолько её ошеломить, Егор проследил за направлением её взгляда, и в результате окаменел сам.

– А какое сегодня число? – с трудом выталкивая слова, прохрипела Юля.

– Я не знаю, – прошептал в ответ Егор.

Вскочив на ноги с бешено заколотившимся сердцем, Юля сначала посмотрела на забинтованную руку, а потом резко крутанулась, пытаясь обнаружить собак. Алтай лежал, положив голову на лапы, и отсутствующим взглядом смотрел куда-то вдаль. Что же касается Ангары, то она лениво бродила поблизости, от нечего делать обнюхивая разные травинки. Другими словами, собаки были совершенно спокойны.

– Но что же это такое? – плюхнувшись обратно на землю, выдохнула Юля. – Как подобное может быть?

– Я не знаю. – Егор смотрел на небольшое розовое облако, медленно плывущее над дальним лесом. – Но что я знаю точно, так это то, что когда мы уходили туда, – он, не глядя, ткнул пальцем в сторону пятна, – именно это облако висело на этом самом месте, я ещё отметил, насколько оно яркое.

– Вот это да! Ведь ты говорил, что я отсутствовала не менее трёх часов, – Егор кивнул, – а я всего лишь трепалась со жрецом, а тут такое… – Юля замолчала, не в силах уразуметь подобное.

– Да, такое. Мы отсутствовали чёрт знает сколько времени, а, оказывается, прошло всего лишь несколько секунд.

Егор провёл рукой по лицу и закрыл глаза. Открыв их, он снова посмотрел на то же облако, успевшее уже немного проползти вперёд.

– К этому надо привыкнуть, – сказал он и замолчал.

Молчала и Юля.

Так, не говоря ни слова, они сидели до тех пор, пока над верхушками деревьев на горизонте не показался край солнечного диска. Тогда они, не сговариваясь, как по команде, встали и отправились домой, на несколько мгновений задержавшись только, чтобы вернуть золотые украшения их владельцу. Икс поглотил их, как поглотил днём ранее тело самого жреца.

– Давно рассвело, и Марина, безусловно, уже на ногах, – произнёс Егор, едва дом показался в пределах видимости.

– И что? – поинтересовалась Юля, мысли которой витали где-то далеко отсюда.

– А то, что она непременно заинтересуется этими своеобразными браслетами на наших руках. А ещё больше тем, что под ними находится.

– О-о, – протянула Юля, чьи мысли при этих словах начали к ней возвращаться, – это и в самом деле может стать проблемой. – Она мрачно усмехнулась. – Андрей и так считает, что я на тебя тлетворное воздействие оказываю, а здесь вообще может решить, что я подбила тебя на коллективное самоубийство, да по неопытности не получилось. Ты в курсе? – Юля бросила взгляд на брата, – Марина спрашивала меня, не принимаю ли я наркотики. Явно не со своей подачи.

Егор присвистнул.

– Да, ничего себе, может выйти не очень хорошо. Нам и так забот хватает, лишние скандалы дома ни к чему. Надо что-то придумать.

– То-то и оно, только что? На случайные порезы не спишешь. Во-первых, не похоже, а во-вторых, мало кто берёт с собой бинты на прогулку. Их, конечно, можно было снять, – с сомнением поглядев на забинтованное запястье, сказала Юля, – но не хотелось бы пока.

Егор в задумчивости смотрел на деревья, растущие около дома, пытаясь придумать объяснение, и через несколько секунд весело воскликнул.

– Я, кажется, знаю. Дурацкая идея, но они проглотят. Они от нас чего-то подобного и ждут.

– Ну? – нетерпеливо спросила сестра.

– Что-то вроде побрататься хотели.

– Но мы и так родные брат и сестра, по крови, зачем нам ещё и руки резать?

– Значит, страшную клятву давали и кровью скрепили, приключенческих романов начитавшись.

Юля зло рассмеялась.

– А что, ты прав ведь, без сомнения, прокатит! Подумать только, как же легко навешать лапшу на уши людям, если говоришь им то, что они хотят слышать. Ладно, с этим покончили, теперь другой вопрос – ты спать хочешь?

– Даже если бы с ног валился, пока ты не расскажешь мне всё, что тебе жрец говорил, всё равно не лягу.

– И отлично, значит, зайдём на кухню, возьмём что-нибудь поесть и поднимемся ко мне или к тебе, а там поговорим.

Марина, как и предвидел Егор, уже давно встала и в полном соответствии с его словами сразу же обратила внимание на забинтованные руки. И, как и рассчитывали Мангусты, поохала, покачала головой, повозмущалась их детским безрассудством, поверив им безоговорочно и сразу.

– Любопытно, – заговорила Юля, когда они уже сидели в комнате Егора, не то завтракая, не то ужиная, – а скажи мы ей правду, какая бы была реакция?

– Ну, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать это, – равнодушно пожал плечами Егор.

– Это да, а вот если бы она поверила, а?

– Да, – согласился Егор, – это было бы и в самом деле интересно. Но об этом хватит, давай, рассказывай, безумно любопытно, о чём это можно было говорить на протяжении трёх часов.

Юля, улыбавшаяся до этого, закусила губу, а затем заговорила:

– Ну, во-первых, я хочу сказать, что всё это совсем невесело, а временами довольно мрачно, а во-вторых, небольшое лирическое отступление. Знаешь, Егор, такое ощущение, что у меня почву из-под ног выдернули. Точнее, она просто исчезла. Была – и нет её. Одно дело – предполагать, что существуют разные миры, помимо того, в котором мы обитаем, а столкнуться с этим непосредственно, лоб в лоб – совсем другое. Даже жрец во сне – это было не то.

– А почему? – поинтересовался Егор. – В принципе, я тебя понимаю. После того, что было этой ночью, у меня тоже ощущение, что я или не полностью оттуда вернулся или не совсем сюда. Но почему жрец во сне – это другое?

– Насчёт ощущений я с тобой полностью согласна. Реальность стала, как бы так выразиться, менее реальной, что ли.

Егор, соглашаясь, кивнул.

– А по поводу жреца… – Юля скорчила странную гримасу и пожала плечами, – понимаешь, мало ли, что я видела в своём сне, это ничего не значит.

– Но находка, пещера, камни, твой ужас, в конце концов, в точном соответствии с надписью! – воскликнул Егор.

Юля покачала головой.

– Это ничего не значит. Всё это может относиться только к нашему миру. Ведь если считать, что человек – это не абсолютно замкнутая, отдельная от всего система, а нечто совсем иное, что может обмениваться информацией с окружающей средой, пусть и в ничтожно малой мере осознавая это… – Юля резко прервала себя, – я тебе рассказывала, как обнаружила всё же «Психологию и алхимию»?

– Нет, но зато я помню, сколько ты меня гоняла по книжным в поисках её!

– Вот-вот, а её всё не было, в то время как она мне позарез была нужна. Недаром именно этот поиск стал последней каплей, и мы всё же обзавелись компьютером и интернетом. Ну да не в этом дело. Я к тому же на своей шкуре, так сказать, хотела проверить проявление архетипов. Неужели не рассказывала?

– Нет, но это и неудивительно, учитывая, в каком состоянии мы тогда находились. – Брат хмыкнул, – тут розового слона, танцующего в лунном свете, увидишь и забудешь рассказать.

– Твоя правда, Егор, – вздохнула Юля, – ну ладно, тогда слушай. Дня через три после того, как мне приснился крайне любопытный и необычный даже для меня сон, я захожу в книжный, иду, как обычно, к полке с психологией и, как обычно, ничего не нахожу. И тут я выключаюсь. – Юля помолчала немного. – Просто не знаю, как это по-другому назвать. Я разворачиваюсь и иду вперёд, практически не осознавая, что я делаю и ничего не вижу, только темнота вокруг. Похоже, какая-то часть меня взяла в свои руки бразды правления, оттеснив сознание в сторону. Для меня как свет выключили, да и меня, считай, почти не было. Так вот, я иду, останавливаюсь, поворачиваюсь и начинаю на что-то смотреть. Сознание почти отсутствует. Плавно, но быстро на фоне черноты и совершенно размытой картинки начинает проявляться посередине светлое пятно, буквально на глазах обретающее резкость. Я могу разглядеть название, и тут я понимаю, на что я смотрю – «Психология и алхимия». Сознание мгновенно включилось, как включают свет, кстати, именно свет для меня тоже зажёгся, до этого всё было чёрным, я дико заорала, перепугав парня, стоящего рядом, и вцепилась в книгу. Вытащив её, я тут же ушла оттуда, даже не посмотрев, где я, собственно, её взяла.

Юля сделала небольшую паузу и задумчиво продолжила:

– Парня можно понять, не так часто люди вопят и вцепляются в книги, стоящие на стенде под названием «Философия». – Егор захохотал. – Я потом специально сходила посмотреть. И кстати, это была единственная рыжая книга из сонма чёрных, окружавших её. И, смотри, я там либо никогда не бывала, либо заходила очень давно. Считать, что за всё это время, а если я и проходила там, то не менее года назад, книги ни разу не перемещались – просто нелепо. Тем не менее это нечто во мне, что и привело меня туда, прекрасно знало, где она находится. С таким же успехом я бы могла увидеть это во сне, тем более что моё состояние тогда мало чем отличалось от сна. И да, когда я той же ночью читала книгу, на одной из первых же иллюстраций увидела практически точную копию одного из эпизодов моего сна. Но мир Икса – это совсем другое дело. Он есть, он иной и он реален. Реален не меньше, чем этот. Тяжело это сразу принять.

– Я понимаю тебя, – тихо откликнулся Егор, – это и в самом деле очень сложно принять. Всё перевернулось с ног на голову.

– Да. Ну хорошо, с лирической частью покончено, а теперь к делу. Я сейчас опишу то, как я это видела. Я помню, как стояла ночью у этого зыбучего пятна – и уже нахожусь в другом мире. Странный мир, очень странный. Вроде бы чёткий, а на грани восприятия как будто всё плывёт. В принципе, он очень похож на то место, где я находилась перед этим. Если бы не освещение, серое, похожее на рассветное, и очень странное впечатление от всего и не то, что я недвусмысленно знала, что нахожусь в другой реальности, можно было бы решить, что я никуда не перемещалась. У тебя также было?

– Ну да, то же самое.

– Кстати, ещё по поводу договора с Иксом…

Егор вздрогнул и посмотрел на Юлю с таким выражением на лице, что она осеклась.

– Какого договора?

– Ну как же, того, о котором я говорила: по поводу собак и всего остального, – пояснила Юля и, увидев, что брат расслабился, мрачно ухмыльнулась.

– А, этого, – с облегчением сказал Егор, не заметивший странного выражения лица сестры.

– Рано радуешься. Ты вообще знаешь, для чего он заключался?

Нахмурившись, Егор покачал головой.

– Ну как же! – нетерпеливо воскликнула Юля, – для свободного прохода в тот мир.

– А-а, – протянул Егор, – это я знаю.

Юля кивнула.

– А свободный проход в тот мир нужен для того, чтобы была возможность нормально общаться с Иксом. Ему, в принципе, без разницы, где находится человек, а вот человеку это очень важно. В этом мире отсутствуют ясность и чистота восприятия, необходимые для того, чтобы слышать его. Во всяком случае, для таких ни черта не знающих и не умеющих пеньков, как мы. Но беда не в этом. Получили возможность проходить в мир Икса – это здорово, но загвоздка в том, что мы оказались пойманы в ловушку.

– Что это значит? – напряжённо спросил брат.

– Да, в общем-то, ничего, если не считать того, что попали мы с тобой, мелкий, до конца жизни, да и после смерти оно ничуть не радужнее. – Юля с кривой ухмылкой развела руки в стороны. – Так-то, уйти можно только на тот свет и никуда больше. А тот свет для нас – либо Икс, либо то, о чём говорил Верховный Второму. Кстати, он особо задержался на этом вопросе. Верховный сказал, как только тело полностью умирает, связь с Иксом разрывается, и если это был рядовой житель деревни, то он умирал как обычный человек. Совсем другое дело жрецы – их связь с Иксом при жизни слишком сильна, и поэтому они не могут умереть полностью. Я спросила Верховного, но, сдаётся мне, что он и сам точно не знал, почему мёртвые жрецы теряют разум. Всё, что он мог сказать, так это что жрец уже не совсем человек и наполовину принадлежит Золотому Змею. Оказывается, Икс их видит, но не может забрать, пока нет хотя бы части тела. Видимо, жрецы слишком сильно зависят от силы Икса и при разрыве связи просто не могут сохранять ясное сознание после смерти, элементарно не хватает энергии.

– А в случае уничтожения Икса, что тогда?

– А этого, как ты сам понимаешь, никто не знает. Если нам повезёт, узнаем это на своей шкуре.

Егор вполголоса пробормотал: «До чего ж интересно будет умирать, кто бы мог подумать».

– Да уж, – отозвалась Юля, – очень интересно. Но, как говорится, вернёмся к нашим баранам, а именно – к нюансам связи с Иксом. Для свободного перемещения между двумя мирами действительно необходимы две вещи – кровь и намерение. Кровь даёт прочность и открывает проход, а намерение – направление и ясность. Смотри, те, кто связан с Иксом только через кровь, имеют прочную связь, но без направления. Не желая входить с ним в контакт, по большей части и не подозревая о его существовании, они тем не менее в каком-то смысле постоянно находятся в его мире, в то время как их намерение и сознание отчаянно протестуют. Отсюда кошмары, потеря сознания и тягостное настроение. А Икс, рано или поздно, всех, кто связан с ним через кровь, затягивает к себе. Именно за счёт прочности, которую даёт кровь. А в связи через намерение нет никакой прочности, хотя и присутствует направление. В принципе, возможна даже обоюдная связь, но только в этом мире. Всё же для входа в тот мир кровь необходима. Между прочим, даже когда человек ещё здоров физически, и Икс пока не в состоянии заставить прийти его к себе, сознание втянуть он может, даже неумышленно. Это его, как ты понимаешь, Стас описывал как что-то тёмное, жуткое, находящееся рядом, то, что рано или поздно до него доберётся. Просто у связанных только через кровь очень смутное, искажённое восприятие. Так сказать, они могут туда входить, но не хотят, а связанные только через намерение хотят, но не могут. – Юля хмыкнула. – Да, а итог у всех один – конец жизни в болоте у Икса. Ну ладно, это по поводу входа. А теперь, что было после того, как я там оказалась. Так вот, оказываюсь я там и никого не вижу. Я заявляю, что пришла выслушать жреца, как и обещала. Тут он и появляется. Сразу объявляет, что как только расскажет мне обо всём, он свободен и общаться со мной более не намерен, кроме тех случаев, когда это необходимо для дела, и тогда либо я к нему могу обратиться, либо он сам проявится. Затем объявил, что я могу свободно проходить в этот мир и уходить обратно. Сообщив это, приступил к рассказу.

Юля замолчала, определяясь, с чего начать.

– Ладно, – решила она, – всё рассказывать нет необходимости. Дело в том, что он за эти три часа попытался впихнуть в меня всё то, чему преемники учатся лет пятнадцать-двадцать. Мало что из этого нам нужно сейчас.

Егор прервал её:

– Откуда ты знаешь, что может пригодиться, а что нет?

Юля уставилась на брата и смотрела на него очень долго, явно не собираясь отводить глаза. Егор не выдержал:

– Ну чего ты смотришь на меня как солдат на вошь! Дыру просмотришь насквозь.

– Не вопрос, – заговорила Юля, – я могу тебе во всех подробностях рассказать (а я помню это прекрасно), как совершаются ритуалы жертвоприношения в дни солнцестояний, в дни равноденствий – между ними есть различия. И пусть итог у всех один – человек отправляется в трясину, это четыре отличных друг от друга ритуала. Или какими ритуалами был обставлен уход смертельно больных, сколько, кого и каким образом жертвовалось ему в случае нападения на деревню или при неблагоприятных погодных условиях. Или, – по лицу её пробежала судорога, – как отправляли к Иксу захваченных врагов. Я могу это всё рассказать, но оно тебе надо будет?

Егор, напряжённо слушавший сестру, отвёл глаза.

– Нет, – тихо ответил он, – когда-нибудь я попрошу тебя рассказать об этом, но не сейчас. Но жрец, Верховный! Зачем он говорил тебе об этом? К чему это сейчас? Все эти кровавые жертвы, управление деревней, которое было актуально пятьсот лет назад.

Юля сжала зубы, а лицо её стало очень мрачным.

– Понимаешь, – заговорила она медленно, – Верховный все эти сотни лет был как бы в анабиозе. Откуда бы ему знать о том, что произошло в мире? Всё, что он знает – это то, что Икс здесь и силён, как никогда, а в окрестностях располагается деревня. Для него ничего особо не изменилось. Ты ведь помнишь, что Верховный говорил Второму – он не может уйти, пока не найдёт для Икса жреца.

Егор кивнул.

– Ну вот, это он и сделал. Он нашёл меня или, быть может, я нашла его, это неважно. Он обучал нового жреца и передавал всё, что знал сам, что нужно для управления деревней. Да, пока он разговаривал со мной там, то намертво вбил в меня одну вещь: нарушать правила и традиции можно только в одном случае – ради Золотого Змея, в случае крайней необходимости. Здесь необходимости не было, вот он и не нарушал.

– Понятно.

– Жрецы, они ведь управляли всей деревней, каждым её действием и каждой мыслью. Они принимали все решения, через них была связь с удалёнными жителями деревни, они объявляли, кто должен остаться в ней, а кто уходить на заработки. Они решали споры, они выбирали, кого необходимо принести в жертву, через них люди обращались к своему богу. Обо всём этом мне рассказывал Верховный.

Юля поднялась с кресла, и, подойдя к окну, стала смотреть на дальний лес, чёрной змеёй изогнувшийся на горизонте. Не оборачиваясь, она продолжила рассказ:

– То, что мы видели, не отражает в полной мере картину того, что на самом деле было у жрецов. Икс же вообще не вмешивался во взаимоотношения между людьми, разве что по просьбе жрецов, и только в случае крайней необходимости самостоятельно. Могло сложиться впечатление, что с Иксом общался только Верховный, но это не так. Функции Верховного и Второго были чётко разграничены. Все глобальные решения, те, что касались всей деревни, были на совести Верховного. Частными вопросами связи людей с Иксом занимался Второй. Через много лет после инициации Второго, Верховный начинал его постепенно втягивать в решение глобальных вопросов. Так что к тому моменту, когда Верховный в силу возраста и здоровья должен был покинуть этот мир и присоединиться к Иксу, Второй уже знал всё, что было необходимо. Также Верховный много говорил о необходимости тщательного выбора преемника, об обучении его, о жёстком требовании держать ребёнка в строгой изоляции от, так сказать, мирян. На каких ритуалах он должен был присутствовать, а на каких нет, когда начинать вовлекать его во все таинства и так далее.

Хмыкнув, Юля обернулась к брату.

– Даже такой вопрос он не обошёл молчанием. Ведь жрецами могли стать люди обоего пола, а жили они все вместе. И если, что, правда, бывало очень редко, между двумя жрецами возникала слишком тесная привязанность… Впрочем, – Юля пожала плечами, – это же касалось и однополых. Так вот – это было предметом разбирательств Икса. В его юрисдикции, так сказать, находилось. Никто не знал, что он делал, но проблема решалась.

Егор встал с кресла и прошёлся по комнате. Подойдя к окну, он встал рядом с сестрой и несколько секунд смотрел на улицу, затем повернулся к ней и спросил:

– А Верховный сказал что-нибудь такое, что могло бы нам пригодиться?

С усмешкой глядя на брата, Юля ответила:

– Ты же сам сказал, откуда мне знать, что может нам пригодиться, а что нет. И ты прав, я действительно не знаю. Время покажет, что может стать нам полезным.

– Неужели ты ничего не можешь сказать сейчас?

Юля ответила после долгого молчания:

– Нет, Егор, совсем ничего. Единственное, что я могу сказать – это то, что мне это всё не нравится. Какая-то абсолютно отвратительная ситуация. – Она поморщилась и затрясла головой. – Нет, даже не так, я просто не могу подобрать подходящие слова. Егор, ты только вдумайся, на что пошёл этот человек, Верховный. Из любви к своему богу и чувства долга он отказался от себя, принёс себя в жертву. Ты же знаешь, ты видел это. Он ведь мог так и не дождаться никого, его тело могло быть уничтожено, сожжено, например, и он навсегда остался бы между двух миров, впавший в безумие. – Юля снова замолчала на какое-то время, мрачно глядя перед собой, а затем с усилием заговорила снова, – и знаешь, что меня больше всего угнетает – он указал нам путь к Золотому Змею, считая нас продолжателями своего дела, Икс нас принял у себя. А ведь, кто знает, возможно, он впустил и принял собственную смерть. А привёл её человек, который пожертвовал всем, ради того, чтобы его бог жил! Ведь это же откровенное предательство того, кто доверился нам, это же мерзко.

Егор очень болезненно воспринял слова сестры. Сказанное Юлей было для него подобно ударам по незатянувшейся ране. Он сидел, чувствуя, как гулко бухает сердце и кровь прилила к лицу.

Юля безнадёжно махнула рукой.

– А, ладно, что сейчас об этом думать, ни к чему хорошему не приведёт, это точно.

Она застыла, угрюмо глядя вниз.

– Юль, – тихо обратился к сестре Егор, – ты же знаешь, что всё это мне нравится не больше, чем тебе, и я полностью согласен с тем, что это отвратительно, но ты ошибаешься – предательством это всё же считать нельзя. Верховный поставил тебя перед фактом, не спрашивая твоего мнения, а Икс… Не думаю, что он питает какие-либо иллюзии на наш счёт и раз принял нас, значит, у него есть на это свои причины.

Юля резко подняла голову и посмотрела на брата.

– Да? – со злой усмешкой спросила она. – Ещё вчера ты говорил иначе. Не ты ли заставил меня слушать страстную речь о допустимости или недопустимости подобного? – Она стихла и опустилась на пол, прижавшись спиной к стене. – Впрочем, это неважно. Я могу убеждать себя в чём угодно, но это ничего не меняет. Ты это знаешь не хуже меня. Так что, Егор, для самоуспокоения можно придумать всё, что угодно, и даже поверить в это, но ты всё равно будешь знать, что это не так, себя не обманешь. – Она мрачно покачала головой. – Раз уж зашла речь о предательстве и недопустимости – ты просто вдумайся, Егор, за какие-то два месяца отколовшаяся часть деревни превратилась в такое, о чём и думать не хочется. Там же были их родные, их друзья, когда-то они ведь точно были друзьями, и вот они хладнокровно, без тени сомнения идут их убивать, совершенно беззащитных. Ведь это священник фанатик, к тому же те для него были чужими, да ещё и дьяволопоклонниками, то есть безусловными врагами. А эти должны были прекрасно понимать, что и с кем делают. И тем не менее они вообще не колебались. Как такое возможно? Даже потом их не столько волновало то, что они сделали, сколько ожидаемое возмездие со стороны Икса. Это страшно.

– Я боюсь, Юль, – тихо ответил Егор, – что на самом деле всё ещё страшнее. Это же были обычные люди, не выродки какие-нибудь, заботились друг о друге. И то, что они за такой короткий срок превратились в нелюдей… – он замолчал, не став заканчивать фразу, и это сделала за него сестра:

– …означает, что это может произойти с кем угодно, где угодно и когда угодно.

Егор кивнул и отвернулся, и взгляд его упал на муху, которая, отчаянно жужжа, изо всех сил старалась выбраться из липкой сети, но своим трепыханием добилась только того, что привлекла внимание паука. С минуту продолжалась неравная борьба, а затем всё было кончено. Завёрнутый в кокон, растворяемый ядом трупик остался висеть на паутине, паук же уполз обратно и скрылся в углу. Егор вздрогнул, и взгляд его на мгновение стал отсутствующим, а затем он торопливо заговорил:

– Юль, те, кто уходили к Иксу, жители деревни, я имею в виду, получается, они действительно обретали в нём вечную жизнь, ведь так, да?

С любопытством посмотрев на него, Юля ответила:

– Если учесть, что Верховный жив, то да, несомненно. А что?

– Тогда те, кто отреклись от Икса, а потом просили, чтобы он принял их – он сделал это?

Юля задумалась. Через несколько секунд она ответила, пожав плечами:

– Сложно сказать, спросим у него, если сможем.

Егор кивнул.

– Хорошо, узнаем, но есть ещё другая проблема – этот священник, отец Фотий.

– А с ним-то что? Он же не из деревни, да и уже лет пятьсот, если не больше, как мёртв, тебе что до него?

– С ним что, да? Поправь меня, если я ошибаюсь, но, насколько я понял, получал вечную жизнь тот, кто к Иксу уходил добровольно, любой, ведь так? Главное, чтобы был живым в момент погружения в болото и думал об Иксе, представлял себе свою будущую жизнь.

– Похоже, что так.

– Те люди уходили к нему, рассчитывая на рай, и получали его, – Егор пристально смотрел на сестру, ожидая реакции.

Юля кивнула.

– Хорошо, – продолжил Егор, – больше того, сам Икс мог сделать для них ещё более райский рай.

Юля слабо улыбнулась и снова кивнула, подтверждая. Егор же не улыбался.

– Получается, они оказывались там, куда хотели попасть… – он осёкся, увидев, как побледнела сестра. Она поняла, о чём говорил Егор.

– А священник хотел попасть в ад, к дьяволу, – прошептала она.

– Вот именно, и ушёл он пятьсот или шестьсот лет назад. И если он всё это время живёт… – Егор покачал головой.

– О, чёрт, – выдохнула Юля, – а ведь Верховный говорил, что не позволит умереть ему просто, а вынудит прийти к Иксу добровольно.

– Полтысячи лет. И, возможно, всё это время в аду. – Наклонившись вперёд, Егор с силой потёр виски. – Я не могу понять, как они живут столетие за столетием и не замечают этого.

– Верховный много рассказывал о жизни после смерти. Знать об этом входит в обязанности любого жреца. Сам он явно считал жизнь там столь же реальной, что и здесь. Насколько я могу понять, те, кто ушли к Иксу продолжают существовать в своего рода снах. Они прекрасно помнят прошлое, но будущего для них нет. Вспомни, даже Верховный, несмотря на то, что он был связан с Иксом, считал, что его бог до сих пор живёт в болоте. Все они живут во сне, каждый в своём, и проживают в нём вечно ту жизнь, о которой мечтали.

– Так вот оно, оказывается, как в раю происходит, – пробормотал Егор, – а я-то всё голову ломал, как люди смогут там разобраться со всеми, кого любили и кого ненавидели в жизни.

– Ну да, как-то так. Но ты абсолютно прав, Егор, – со священником другая история. Жители деревни шли в рай, просто последняя группа боялась, что их не примут после их отступничества. А священник шёл в ад и вполне мог найти его для себя на все эти сотни лет. Человеческая фантазия богата на мучения и издевательства, в том числе и над собой. Необходимо будет выяснить, что с ним случилось.

– Завтра. Обязательно выясним, – пообещал Егор и душераздирающе зевнул – на него внезапно нахлынула неудержимая сонливость. – Выспимся, и со свежими силами вперёд.

Юля посмотрела на брата, который уже просто спал на ходу, и почувствовала, как-то сразу и очень сильно, насколько она сама вымоталась и хочет спать.

– Ты прав, мелкий. Сначала сон, а потом всё остальное.

«Я спускаюсь по лестнице в подъезде нашего дома в Центре. Ощущаю страшное напряжение и нервозность, картинка плывёт перед глазами. Я открываю дверь и выхожу на улицу. Внезапно понимаю – я во сне. Картинка мгновенно обретает чёткость. Я иду через двор, сворачиваю в арку, поражаясь реальности происходящего. Пытаюсь сообразить, что можно сделать, пока есть время. Начинаю внимательно всё рассматривать. Это Центр, то место, где я жила столько лет, он абсолютно настоящий, реальный. Единственное отличие – это отсутствие каких-либо звуков, кроме звука моих шагов. Я прохожу мимо сада, обнесённого невысокой железной оградой, и иду в сторону Меншиковой башни. У ограды стоит грузовик, а к нему с двух сторон бегут мужчина и женщина. Я прохожу мимо, рассматривая по дороге всё, что можно, включая собственные руки. Картинка не меняется, оставаясь предельно чёткой. Некоторое время спустя в голову приходит мысль рассмотреть пристально стену какого-нибудь дома – такой же чёткой и реальной она будет вплотную или нет, а то что-то у меня в этом есть сомнения. Я направляюсь к стене и, похоже, я не ошиблась – насколько можно понять, вблизи не видно чёткой прорисовки деталей. Чтобы убедиться в этом окончательно, я подхожу ближе и наклоняюсь вплотную. Внезапно дом исчезает, закрываясь серой колышущейся стеной, похожей на туман или, скорее, на непроницаемую поверхность воды, поставленную вертикально. Стена тумана располагается на несколько сантиметров ближе ко мне, чем был дом. Я стою, согнувшись, и размышляю – как быть? То ли в этом сне нельзя пристально разглядывать объекты, то ли что ещё. И я решаю подождать ещё немного и, если стена не исчезнет, посмотреть на парочку других объектов, включая руки, – закроет ли и их туман. Э, нет, руки не надо! Если их закроет, будет неуютно. В тот момент, когда я уже собираюсь отвернуться от тумана в поисках других объектов, он исчезает, и я вижу перед собой стену, сделанную из плотно подогнанных, без единой щели, досок неравной ширины. Доски неизвестного мне вида дерева, изумительной красоты – покрытые разводами цвета мёда от светлого до тёмного и с тонкими чёрными, очень чёткими годовыми кольцами, точнее, продольными полосами. Я, заворожённая, вглядываюсь в эти доски. Они настоящие, без шуток! Я отдаляюсь, приближаюсь, утыкаюсь вплотную – они не меняются. Я вижу структуру дерева, каждое волокно, сучки и обтекающие их годовые кольца. Я провожу по доскам рукой, чувствуя их шероховатость и прохладу. Если это не настоящие доски, то что же?! Несколько минут спустя я с трудом отрываюсь от них и иду дальше, но внимания уже не хватает. Последнее, что я могу сделать, перед тем, как провалиться в черноту без сновидений – это, идя по какому-то ангару и увидев висящее на стене зеркало, посмотреть в него. Увижу ли я себя в нём и если да, то какую? Вижу, и вроде бы себя, хотя не уверена. Я разворачиваюсь, чтобы пойти обратно…»

– Нет, Егор, стена была настоящей, – горячо говорила Юля, поймав брата на следующее утро, – собственно, весь сон был реальным. Это какая-то местность, из которой просто не получится прийти, например, сюда влёгкую. Реально было всё, но стена – это нечто!

– А с чего ты так завелась? – удивлённо поинтересовался Егор. – Ты и со жрецом общалась, и в мире Икса была, да и сама говорила, что доводилось ранее понимать, что спишь что же вызвало столь бурные эмоции сейчас?

– Понимаешь, в случае со жрецом это был его сон, не мой. Икс – вообще отдельный номер. Там в принципе другая реальность, куда мы можем теперь приходить. А это совсем другое дело – это был мой сон. Я сама себя осознавала во сне, и всё, что там находилось, было не менее реально, чем здесь, – и Юля выразительно похлопала рукой по полу, на который плюхнулась, едва войдя к брату. – И между прочим, оказывается, есть разница между «осознать себя во сне» и «понимать, что ты спишь» – в первом случае ты находишься целиком внутри сна, а во втором по большей части смотришь на сон со стороны. – Юля потрясла головой и вскочила на ноги, не в силах усидеть на месте. Она несколько раз прошлась по комнате и остановилась перед братом. – Кстати, зная о феномене осознанных снов, как можно пребывать в убеждении, что сон – это порождение собственной фантазии, просто обработка дневных впечатлений?