Ватерлиния
Ты можешь взять мою руку и подойти чуть ближе.
Посмотреть что будет, только не перевернись за борт.
Ватерлинию видишь? Мой космос умрет где-то ниже.
С судна я выпал, не хочется больше вести этот торг.
«Помоги себе сам». – Наскреби на двери каюты.
Разлей виски по полу и пафосно чиркни спичкой.
Все равно это море, в морях вечно топят шхуны.
Море боли не помнит, ему наплевать, привычно.
А на палубе снова бал, бесконечно шумно.
Когда корабль тонет, оркестр продолжит играть.
И сколько бы раз ты здесь ни остался безумным,
Ты все равно не найдешь ничего, за что умирать.
Затуши
Сна снова ни в одном глазу.
Но я ведь знаю, что когда-нибудь усну
И не проснусь.
И не останусь в крохотном кармашке ни одной души.
Поэтому расслабься, выдохни и свечки затуши.
Весь мир был соткан из молекул лжи.
Я в ниточках и гранях растерялся.
И знаешь, к черту всю вашу реальность,
Хоть слово лишнее по простоте скажи,
Потом ходи, о сплетни спотыкаясь.
Поэтому завязывай спектакль.
Все было здорово, но было как-то скучно.
Пора расстегивать внутри себя наручник,
Я бросил сцену, чтоб не съела театральность,
Чтоб просто не дожрала показушность.
Уйду за тобой
Город
Духотой поцелует, на легких оставив ожоги.
Я
Переварен в толпе, мы не встретимся больше с тобой.
Ты,
В горизонт уходя, будешь чувствовать что-то по новой.
Здесь
Даже Солнце останется вечно холодной звездой.
Там
Далеко-далеко на полях остывают туманы.
Где
После туч грозовых непременно согреет рассвет.
Я
Никогда не бывал, но хотел побывать постоянно.
Но
Здесь остался замерзнуть на долгие тысячи лет.
День
Принесет новый сон, протекающий болью по венам.
Нет,
Мне сказали о том, что во снах ты не чувствуешь боль.
И,
Закрывая глаза, я уйду постепенно.
Да,
Наконец-то отсюда уйду за тобой.
Могила светлячков
Выдохни тише.
Мы все это время дышали громко.
Твое сердце застыло в холодной корке.
Мое сгнило в банке на полке морга.
И их крики уже никогда не услышат.
И за сталью, такой некрасивою,
За армированною решеткой,
Беззащитно лежит целый мир.
Такой хрупкий, как бы никто не разбил.
В тусклом свете ламп керосиновых
Мы помянем сгоревшие пробки.
Спасибо конечно, что каждый здесь
Просто по-своему жил.
По-своему просто страдал.
По-своему просто и умер.
И все мы по-своему просто немного фальшивые.
Глупые, кто бы чего ни сказал.
Ведомые тайной душевной наживою.
Влюбленные в ночь и городской вокзал.
Я однажды в себе признал,
Что мы здесь беззащитно лишние.
Причем абсолютно все.
Как, собственно, род человеческий,
Распятые на кресте.
Просто мертвые боги из сказок и мифов греческих.
Себе и друг другу мерзкие.
Ни с кем.
Никогда.
И нигде.
Неважно, с какого раза,
Плывущие в пустоте,
Поющие в темноте.
Без особой причины веской
Ослепленные жизнью.
Максимально. На оба глаза.
Просто помни о чем-то важном.
О действительно важном дне.
Пускай все так уродливо сказано,
Мои мысли в оковах слов.
В кандалах и цепях
Без следа затерялись рассказы
О могиле моих светлячков.
Говорят
Говорят,
Если ты еще пишешь -
Значит день твой был прожит не зря.
Говорят,
Если ты еще дышишь -
Значит носит еще земля.
Говорят,
Если ты еще лишний -
Значит просто еще не менял.
Говорят,
Если ты скребешь днище -
Значит ты что-то там потерял.
Говорят.
Но ты их не слушай.
Они только при встрече друзья.
Они ночью придут и придушат.
Твои мысли придушат тебя.
Графоман
Давай потеряемся.
Ладно.
Просто согласен.
Мы и так каждый день растворяемся.
Каждый день просыпаем праздник.
Давай уже.
Хватит пытаться.
Я пробовал тысячи раз.
Тысячи раз задыхался.
Тысячи раз увяз.
Давай не начнем сначала.
Все равно мы не знаем конца.
Времени – нет, а не мало.
Его было здесь навалом.
Но ты просто отдашь его налом
За последний билет на плацкарт.
Возьмите улыбку на чай.
Простите, отдать больше нечего.
Давайте раздам себя?
Не скучай.
Я засну на рассвете,
Не вечером.
Прости.
Я всего лишь больной графоман.
Что с меня взять?
Давай напишу на бумаге
О том, как каждый прекрасно страдал.
О том, как мы всем наврали.
Лбом прижимаюсь к стеклу.
Автобус стал просто метафорой.
Стал просто примером.
Усну.
Кажется, снова наврал.
Мне уснуть не позволят нервы.
Рецидив
Черным по белому.
Белым по черному.
Хотелось бы взять в руки ластик.
По контурам, криво начерканным,
Свести все на нет.
Закрасить.
Стереть бы кусками.
На терке.
Руками все переписать.
Будто жизнь – это чертов пробник
В бутике на дешевой полке.
Упадет, разобьется -
Шваброй с пола слизать.
Вырезать все, будто опухоль.
После этого ждет рецидив.
Ты рисуешь новые контуры
Поверх графитовой грязи,
Как псих.
Поверх этого однообразия.
Частями, кусками себя.
Хоть что-то в себе сохранив,
Хоть что-нибудь смазанное,
Хоть что-нибудь от тебя.
Забудь.
Стереть бы все и забыть.
Себя из того, что было.
Кремировать себя,
Распылить.
Утонуть,
Чтобы просто смыло.
Но это не пробник,
Грустно.
Часть истории,
Части всеобщей глупости.
Ты еще не покойник.
Всем порой стыдно, пусто.
Рисуй поверху новые области.
Блендер
На небе гаснут звезды.
Серьезно.
Нет выхода и нет ответа.
Мне Млечный путь напоминает простынь,
В которую я заверну скелет этой планеты.
Засунь души моей останки в блендер.
Со льдом и кровью.
С чувствами и бредом.
И как-нибудь плотнее скомкай,
Чтоб влезло все, накрылось пластиком без цвета.
Залей в меня и будь, что будет.
Чтобы во мне хотя бы что-то было.
Я думал, что нас всех когда-нибудь разбудит.
Но я ошибся,
Никого не разбудило.
Мы прокляли здесь все,
Убили всех.
Себя убили, хватит оправданий.
Мы все мечтали видеть в конце свет,
Взирая воспаленными глазами.
Но почему-то всех нас здесь завалит.
Так вышло, просто так случилось.
Мы дети городских развалин.
И чтобы с нами здесь не приключилось,
Нас с грунтом всех сравняет и раздавит.
И звезды гаснут.
Ничего не изменилось.
Сакура
Останься с моими мыслями.
Я смотрю из глубин мрачной комнаты,
В привычке переосмысливать.
Разговаривать лучше шепотом.
Помолись, чтобы нас не услышали.
Кому хочешь – ангелы умерли.
Чувствуй сердцем всем это затишье,
Пока здесь не настали сумерки.
Прижимайся спиной ближе к дереву.
К сухой недорубленной сакуре.
Наблюдай как все эти демоны
Изнутри все кромсают лапами.
Не бойся, я точно справлюсь.
Только не урони слова.
Все, что здесь от меня осталось,
Спали, как сухие дрова.
И пускай догорит синим пламенем.
Я здесь жил лишь один раз.
Уходи, прикрывая ставни.
Я не знаю, где я сейчас.
В никуда
Отмотай назад. Туда, где нет ничего важного,
Где я еще не сгорел заживо,
И где все еще не настолько изгажено.
Раздели со мной ненависть.
В одного это слишком токсично.
Меня разъест самая мерзкая жидкость.
В одного это слишком привычно.
Убери свои руки, себя убери, не лезь.
Мы все мертвые, и нас здесь довольно много.
Незримые орды сумасшедших клоунов,
Потерявших себя на дороге.
В никуда.
Грузовик довезет уже трупами.
Как знакомый сюжет под чернобыльским небом.
Мы все были глупыми. И все мы знали об этом.
Без следа.
Даже без имени.
Просто похорони меня.
И может, тогда я обрету покой.
Если уже не с тобой,
То уже навсегда.
Никто не поможет
Нам никто не поможет, мы сами забили,
Забили в себя как в распятие гвозди.
Никто не поможет, сердца расчленили
В терновых цепях своей клетки вопросов.
Мы шли, задыхались, бежали и гнили,
Сбивали ногами росу под ногами.
Перхаясь, харкаясь, мы боль в себя лили,
Умывшись кровавого неба слезами.
Ни слову, ни взгляду, ни жесту не верю.
И верить здесь не во что, верить не стоит.
Награди эту жизнь и подбрось в нее цели
Как в кострище последних нервозных колик.
Как голодные звери нас рвут на части
Орды мыслей, никто, помни, не поможет.
Спим в обнимку с изуродованным трупом счастья,
Истерично забивая в его глотку ножик.
И мы ждем, и мы ждем, и мы ждем надежду,
Раз за разом отдирая от душонки кожу.
Только никогда не вернуться прежним,
Просто помни, никто уже не поможет.
И мы, стиснув зубы, продолжаем дальше
Заливать аммиак в себя, чтоб проснуться.
Распирает от судорог, душит кашель.
Ни себя, ни других лишь бы не коснуться.
Бросив на этот конвейер фальши
Пустой взгляд и ничуть не полнее души.
Так и так здесь ни что ни чего не значит,
Так и так здесь решает несчастный случай.
Мы все смотрим, смеемся, и нам не грустно.
Нам родней здесь, уже ничего не надо.
Даже Данте, наверное, здесь свихнулся
От комедии в местном мотеле ада.
Скотобойня
Гуляем с тобою по живодерне,
Как куски равнодушного неба.
Артхаусная скотобойня.
Руку мне дай, не советы.
Безрассудно невинны, но грязные.
Кровью хлещет в нас с разных сторон.
Нестерильностью, гноем, заразою.
По дорожке до похорон.
Взращены на моральный убой,
Рождены, чтоб не жить, но помнить.
Кем умрем этой ночью с тобой,
Чтобы слышать, как завтра стонет?
Сожженные заживо смотрим вверх.
На кровавой заре солнце просто сдохло.
Среди туш остается холодный смех.
От него в головах своих просто глохнем.
Подними мне веки, я стану богом
В своей жалкой и крохотной преисподней.
Воздух был затуманен смогом,
Чтобы сажей стекать по твоей ладони.
Бесконечный и душный продажный гомон.
Их улыбки на скучных и серых лицах.
На моих губах только дрянь и копать.
До сих пор не хочу здесь ни с чем мириться.
Широкая область
Не все в порядке.
В порядке никогда не было.
На литр черного капля белого.
Сбежать бы давно без оглядки.
Со всех ног.
Вот только некуда.
Какое бы место ни приберег,
Ты себя туда заберешь,
Хоть край света.
Все равно в потолок тыкать нож.
Все давно превращается в пепел.
Все никак до сих пор не поймешь,
Что тебе не сбежать на рассвете.
Разбуди и скажи, что все сон.
Страшный сон, и что есть еще время
Оклематься, открыть глаза.
Скажи, что не опоздал.
Что нам пора возвращаться на землю,
А не биться о голый бетон.
Но я наблюдаю распад.
Сложной мысли на простые эмоции.
Простых эмоций на их отсутствие.
Наблюдаю, как все это скоро загнется,
Превращаясь в сплошную деструкцию.
Ничего никогда не вернется.
Я бы сам ни к чему не вернулся.
Жизнь – лишь слишком широкая область
С дефицитным набором функций.
Нечего сказать
Пожалуйста, не молчи.
А мне и сказать как-то нечего.
Засыпаю на кухне вечером.
Растворяясь, теряюсь в ночи.
Вся жизнь заливается в трещины
Потертых нагрудных доспехов.
Герметичность внутри обеспечена.
Достучаться желаешь? Успехов.
Молодость из убитых амбиций,
И больше нет ничего, кроме этого.
Ты либо предпочтешь удавиться,
Либо песня еще не спета.
А потом ты теряешься где-то.
Бродишь вдоль мокрой трассы.
Уставший, дождями задетый,
Небритый и однообразный.
Познакомь с душой
Познакомь с душой -
Возьми тупые ржавые ножницы
И режь ей крылья.
Будто еще живой.
Будто смотреть не противно,
Как она будет корчиться
Под болевым шоком,
Как под анестезией.
Превращаясь в творчество,
Онемевшее под током,
Что просто так не закончится.
Когда что-то просто – это безумно красиво.
А здесь только гвозди,
Что прошивают насквозь,
Когда по ним ходишь.
И кроме них ничего не находишь.
Искать что-то больше, то, что похоже на счастье.
Опять протыкаешь кожу.
Пора бы уже возвращаться.
Клинок запечатать в ножнах.
Себя запечатать где-то.
Все так бесконечно,
Так бесконечно бессмысленно,
Двусмысленно, без ответов.
Эмоции, чувства, мысли –
Расписано по трафарету.
Живи и думай не числами,
Тебя все равно отчислят.
Отбросят, и все будут лишними.
Будут чужими, будто далекая пристань.
Социально больными,
До конца социально прогнившими.
До конца ты лишь будешь пролистан.
Коридор
Мы нашли бы способ спасти здесь всех.
Мы нашли бы метод не терять себя.
Я однажды так слепо пошел на свет,
В этом мире, где клетка внутри тебя.
В этом мире, где клетка везде снаружи.
Где бетонные стены посмотрят в душу.
Где вокруг даже воздух умеет слушать.
Где все твои мысли тебя лишь душат.
В этом мире, где я исписал заборы.
Исписал всей краской, что носил в карманах.
Под ночные лаи дворовой своры.
Под этот тусклый свет своего пожара.
В этом темном пространстве, как в коридоре,
Я с закрытыми глазами ступал по граблям.
Перестал кричать, но пытался спорить.
Не хотел замечать, что он был разграблен.
Не хотел замечать, что он был угроблен.
Ставил все на последний кусочек жизни.
И пускай темнота меня переполнит,
И пускай новой болью мне в сердце брызнет.
Навсегда исчезаю в унылом тлене.
И не выделят куска, как бы ни старался.
В бесконечном поединке на своей арене
Я рисую пространство самой черной краской.
Забирай
Если хоть что-нибудь тронет,
Тогда забирай.
Сотри цифровой трек-номер.
Не возвращай.
Оставь и не думай лишнего.
Лишним не будет.
Захочется если, выбросишь.
От меня не убудет.
Я буду писать еще сотни
Несовершенных строк,
Шатаясь по подворотням,
Смотря в потолок.
К черту любую известность,
Если я буду несчастлив.
К черту рвать современность,
Я в ней почти безучастен.
И к черту здесь думать о большем,
Если в моей голове
Только образ и поршень,
Толкающий к пустоте.
Ненавижу
Иногда я ненавижу весь мир.
Иногда ненавижу здесь все.
Ненавижу себя.
Ненавижу тебя.
Ненавижу его.
Иногда ненавижу не спать.
Иногда ненавижу уснуть.
Ненавижу терять.
Ненавижу сжигать,
Чтоб потом ненавидеть вернуть.
Ненавижу здесь просто быть.
Ненавижу отсюда уйти.
Ненавижу здесь что-то забыть,
Стереть в памяти все пути.
Ненавижу всегда молчать.
Ненавижу всегда говорить.
Ненавижу кричать.
Ненавижу писать.
Ненавижу внутри душить.
Ненавижу все обнажать.
Ненавижу быть кем-то другим.
Ненавижу почти умирать.
Ненавижу вдыхать этот дым.
Лепрозорий
Мир настолько велик,
Но внутри тебя все-таки тесен.
Непонятно болит.
Непонятно в конце концов треснет.
Тащишь всегда за собой
Свою тень, которой не видно.
Будто себе ты родной,
Будто бы есть еще выбор.
Выбросить из головы
Все, что мешает жить дальше.
Не выбросишь – просто живи.
Здесь все ни черта не значит.
Не оставайся там.
Здесь негде больше остаться.
Останешься только сам,
Чтобы не возвращаться.
Все настоящее – здесь.
Но все здесь всегда иллюзорно.
Ты так глубоко залез
В собственный лепрозорий.
Грустная повесть
Давай придумаем грустную повесть.
Правдоподобную скучную сагу.
Реальности с чувствами помесь,
Как собственный сектор газа.
Все как часть одного метастаза,
Помесь боли под ребрами и безразличия.
Перехода финальная фаза
От неприличного до привычного.
Пропиши необычный диагноз:
«Больны жизнью без излечения».
Столько разного просто сказано,
Прекратить чтобы кровотечение.
Погребаемся мрачными мыслями.
Как всегда не хватает времени.
Максимум – чтобы свыкнуться,
Минимум – стать привидением.
Просто остаться не с теми.
Ничему до конца не отдаться.
Продаться чужой системе.
Или все-таки не продаться.
Разложить алгоритм по полочкам.
В голове только вечно каша.
Мысли глушат криком о помощи,
Сердце к черту шлет помощь вашу.
Ты родишься дышать этим миром.
Задыхаешься его тенями.
Лишь бы все до конца не остыло,
Лишь бы жизнь отыскать в сомнениях.
Окурок
Уши заткнуть – я устал
Что-то слышать, лучше не будет.
Раскидаюсь по разным местам -
Все равно так и так на распутье.
Мне вся твоя жизнь как катком по мозгам.
Магазин, остановка, край города.
Уже третьи сутки нормально не спал,
Созерцая лишь юность, что вспорота.
Тромб сущности каждого этих дней
Под завязку набит одинаковым.
Одинаковым сбродом продажных людей.
Одинаково дышим на ладан.
Все такое пустое, я буду пустей,
И мы будем соревноваться.
Я шатаюсь все время по темноте,
Даже нравится не возвращаться.
На самом же деле я просто устал.
Но мне некуда деться, нет разницы.
Выходит, давно уже все растерял,
Все живое, оно просто дразнится.
Мы заживо все здесь горим на костре,
Но я не отрекаюсь от памяти.
Нет ничего даже в завтрашнем дне.
Догорим как окурок на скатерти.
Счастливый финал
Покажи, каким будет счастливый финал,
Я его отродясь не видел.
Читал о нем в книгах и проверял,
Но он об это лишь ноги вытер.
Пиши до конца то, что начал,
И пускай это все в тебе захлебнется.
Пускай кардиограмма скачет,
Пока до прямой не сорвется.
Ты просто нежить, корми с рук блокнот
И напиши каракули в извилинах.
Что ни шаг – только мат и цейтнот,
И упрек недовольного зрителя.
Оставь хотя бы части трупа искусства.
Хоть чем-то нужно топить эту засуху.
Забальзамируйся – лей в себя уксус,
Проткни ножом свое сердце за пазухой.
Дыши под осколками неба,
Питаясь осколками памяти.
Давись мыслями, будь ты хоть где-то,
Просыпаясь опять на окраинах.
Оставайся
Оставайся. Оставайся не спать по ночам.
Оставайся придумать конец бесконечному лету.
Если хочешь, уйди. Тогда только я останусь молчать.
Останусь один на один с пистолетом.
Оставайся, если считаешь нужным.
Оставайся, я точно не буду против.
Оставайся, если тебе не скучно,
И если считаешь, что я ничего не портил.
Я так не боюсь за мгновенье остаться трупом,
Но я так не люблю подпускать людей,
Позволять им смотреть глубже внутрь.
Потому остаюсь нигде.
Если в мрачных моих картинах
Ты видишь больше, чем видно мне -
Оставайся, если тебе не противно.
Ведь я еще остаюсь на дне.
Псам не снятся сны
Здесь псам уже давно не снятся сны.
Они уснут, потом от судорог проснутся.
Пиши сегодня, завтра чувствуй стыд
И ненавидь все то, к чему вернулся.
Ты снова через силу здесь очнулся.
С тобою будет вечно только панцирь.
И хочется в нем только задохнуться.
Сил остается только чтобы ему сдаться.
Сквозь этот сумрак с мыслями ругаться,
Потом лежать бесчувственно, ждать утро.
Хотя бы что-то здесь должно еще остаться.
Хотя бы кто-то или образ его мутный.
Царапай грудь сквозь непонятный ступор.
Ты слышишь крики. Они режут по частям.
Ты понимаешь как рассудок хрупок,
Ты понимаешь, что спасаться ты устал.
Такой бессмысленный мучительный скандал.
И мокрый холод на прокуренном балконе
Напомнит, что осталось два часа,
Через которые тебя здесь снова похоронит.
Не с вами
Ваши лица покрыты целлофановой пленкой.
Отгрызи кусок – на зубах будет привкус пластика.
Когда ты склеишься, тебя завернут в клеенку.
Ты мне скалишься, чтобы я подобрел. С какой стати, а?
Назови хоть последней тварью. Ты назвал.
Ничего не заденет. Я здесь сам постепенно себя убил.
Где ты был, когда я все кости себе ломал?
«Да он бредит». Я сам себе их обратно срастил.
Отсюда далеко не уедешь. Но я бы уехал.
Забрал бы все свои мысли, не шмотки.
Но я все время тащу за собой из них пепел.
Ты зальешься по горло самой дешевой водкой.
Смотри мне в глаза, только не отрывайся.
Давай ближе, ищи в них хоть каплю света.
Ройся в памяти и найди там закат, что вскрывался,
Заливая своей кровавой молчаливой истерикой небо.
Я однажды перегорю, однажды все будет иначе.
Никто из вас не бывал со мной в сточной яме.
Я и сам здесь не чистый, и сам ни черта здесь не значу.
Но хотя бы согреет лишь то, что не с вами.
Хьюстон
Хьюстон, сажай самолет.
За что сражаюсь – здесь все не мое.
Не лезь мне в душу, она просто гниет.
И меня здесь ничего не добьет.
В рай лишь по желтому билету, нас туда не пустят.
Я направляю свой штурвал к эпицентру грусти.
Все, что польет из ножевых, с тобой на пару спустим.
Хотя мы знаем – все брехня и точно не отпустит.
Хьюстон, снимай оберег.
Я застрял в самой скучной из оперетт.
Готов верить даже в сказочный бред,
Ведь в моем мире ничего уже нет.
Ну что ты смотришь на меня глазами щенка?
У нас давно тут неисправны тормоза.
И мне не знать упадем мы в какие места,
Зато горим мы точно ярче, чем аэростат.
Хьюстон, ты только не плачь.
Я если тормозил, то не коробкой передач.
Развалил свой двигатель на сотни задач,
И по частям не соберет тут самый опытный врач.
Ты думаешь, что я еще не видел эту жизнь?
Хьюстон, ты крепче держись.
Хьюстон, давай помолись.
Хьюстон, мы падаем вниз.
Неправильно
Скажи еще раз о том, что я неправильно жил.
Я, скорее всего, неправильно даже умру.
И ты даже не знаешь, кто и как здесь себя потрошил.
Ради чего? Чтобы снова смотреть в темноту.
Чтобы снова не видеть ваш извращенный Эдем.
Чтобы видеть и знать, как людей погребает мечта.
Раствориться здесь, чтобы и просто остаться никем.
Чтобы думать о разном с пометкой: «Уже никогда».
Лампочка гаснет даже когда протекает ток.
Ты будешь винить вечно сломанный выключатель.
Холод лезвия бритвы чувствует мой висок,
Только сердце не чувствует, не закричать бы.
Что тобой сказано, станет однажды правдой.
Я буду молча нигде в одиночку смотреть на дождь.
Ты неправильно жил, ломая все изначально,
И ты даже неправильно просто однажды умрешь.
Новокаин
Ничего не осталось, родной.
Родная, все это лирика.
И все это пахнет клиникой,
Заброшенной мертвой весной.
Растекается медленно новокаин.
Капля за каплей под коркой.
Взгляд мой расплавится, как парафин,
Отпечатком прилипнет к окнам.
Добро пожаловать в мой темный кокон.
Плюнь в пустоту, она полнее не станет.
Я это место внутри давно называю домом.
Склепом с перевернутыми крестами.
Никого не впустить, ничего не ответить.
Ничего не просить, ничего не отдать.
Когда снова станет тоскливо на этом свете -
Посмотрю в никуда, отвернусь, лягу спать.