Ли Бай на языке Пушкина
Пожалуй, самым выдающимся китайским поэтом является великий Ли Бай (李白), творивший целую тысячу лет назад. Будучи даосом, он отвергал конфуцианский догматизм и узость взглядов, направляя свой взор в сферу таинственного и необычайного.
Ниже мы рассмотрим известное произведение, написанное в удивительном «пятисложном» стиле, суть которого в том, что в каждой строчке автор вмещает смысл ровно в пять иероглифов. Ни больше ни меньше.
Основой русскоязычной поэзии является рифма – созвучные окончания слов в каждой строке. Китайская культура имеет несколько иной взгляд. Здесь прежде всего важна внутренняя «ритмика» текста.
Стоит сказать, что древние тексты (например, Дао Дэ цзин), написанные в стихах, часто не содержат знаков препинания. Пять тысяч иероглифов идут один за другим. И именно чувствование «внутреннего ритма» позволяет понять, где именно поставить запятую…
«Казнить нельзя помиловать».
Другой особенностью является особое отношение к количеству слов в строке. Русский поэт не обращает на это принципиального внимания, сколько предлогов, сколько существительных и т. д. Здесь же важно… пять иероглифов. Ни больше ни меньше. Некая завораживающая геометрическая симметрия текста, полностью теряемая в других языках.
«Думы в тихую ночь» Ли Бай (《静夜思》李白)
床前明月光
疑是地上霜
舉頭望明月
低頭思故鄉
Перевод автора (почти пословный):
«Пред кроватью ясной луны свет,
На земле подобно инея след,
Подняв голову, увижу полную луну,
Опустив, по родному дому взгрущу».
Комментарий: Здесь в некоторой степени соблюдается правило «пятисловия» (五言), то есть по пять слов в строчке. Хотя, разумеется, это даже близко не передаёт ритмику оригинального китайского текста.
Другой перевод автора:
«Пред кроватью свет ясной луны.
На полу подобно дорожка в инии.
Подняв голову, вижу полная луна.
Опустив, вспоминаю родные места».
В переводе Ильи Ерошенкова оно же звучит так:
«И, начинаясь у моей постели, уходит в небо, словно иней, белой луны дорожка – прямо в синеву.
И глядя вверх, луною очарован, я опускаю взгляд и будто снова оказываюсь дома – наяву».
Перевод Леонида Сторча:
«Перед моим окном белеет,
Плывёт луна,
Как будто инеем покрыла
Весь пол она.
Я вверх смотрю на серебро,
На это небо
И вспоминаю дом, где я
Так долго не был».
Перевод советского поэта Александра Гитовича:
«У самой моей постели легла от луны дорожка,
А может быть, это иней – я сам хорошо не знаю.
Я голову поднимаю, гляжу на луну в окошко.
Я голову опускаю и родину вспоминаю».
Перевод Бoриса Мещерякова:
«Лёг у постели ясный ли лунный свет?
Иней ли белый – осени первый след?
Взор поднимаю – полной пленясь луной.
Взор опускаю – вспомнив про дом родной».
Перевод Юлиана Щуцкого, довоенного китаиста, автора «Антологии китайской лирики 7–9 вв.»:
«В изголовии ложа
Сияет, светлеет луна.
Показалась похожей
На иней упавший она.
Посмотрел на луну я,
Лицо к небесам обратив,
И припомнил родную
Страну я, лицо опустив».
Как можно заметить, сюжет везде похож. Но вот художественная форма необычайно разная. Как же так получается? Ведь такое простое стихотворение. Всего четыре строчки по пять иероглифов. И такие разные переложения на русский язык.
Дословный перевод каждого из двадцати этих иероглифов следующий:
床- «кровать».
前 – «перед».
明 – «ясная».
月 – «луна».
光 – «свет».
疑 – «кажется».
是 – «является».
地 – «земля». 上 – «на».
霜 – «иней».
舉 – «поднять».
頭 – «голову».
望 – «смотреть».
明 – «ясная».
月 – «луна».
低 – «опустить».
頭 – «голову».
思 – «думать о».
故 – «родные».
鄉 – «места».
А как бы это стихотворение перевели лично Вы, читатель?
Поэзия династии Тан
Далее автор приведёт несколько собственных переводов классической китайской поэзии.
Цзя Дао (賈島) – великий поэт династии Тан (779–843 гг.), также известный как «бессмертный Лан» (阆仙). В детстве ушёл в горный монастырь, где получил имя У-бень (无本, «отсутствие основа»).
«Безуспешный поиск отшельника» (《尋隱者不遇》)
«松下問童子。
言師采藥去。
只在此山中。
雲深不知處»
«Под сосной вопрошаю младого слугу.
Отвечает: "Учитель собирает целебную траву,
Он здесь, средь этих гор,
Неизвестно где, туман очень густой"»
Ван Бо (王勃) – один из четырёх корифеев начала танской династии (初唐四杰).
«В горной хижине ночью сижу» 《山扉夜坐》
«抱琴開野室，
攜酒對情人。
林塘花月下，
別似一家春»
«Обнимаю гуй-цинь, вокруг поля.
Любимая рядом, налита чарка вина.
Лесные озёра под цветочной Луной,
Будто завеяло чудной весной»
Юй У-лин (于武陵) – другой танский поэт.
«Настойчиво угощать вином» (勸酒)
«勸君金屈卮
滿酌不須辭
花發多風雨
人生足別离»
«Угощу друга чаркой вина,
Никаких прощаний, пока она полна.
Цветам грозит так много ветров и дождей,
Разлук и расставаний полна вся жизнь людей»
Почти полторы тысячи лет назад поэт Ван Цзи (王绩) написал стихотворение «Напившись» (醉后).
«阮籍醒时少，
陶潜醉日多。
百年何足度，
乘兴且长歌»
«(музыкант) Жуан Цзи трезвым был не часто,
(поэт) Тао Цянь был пьян всегда.
Стоит ли так жизни провести года?
Ведомым вдохновением, петь песни громогласно»
Люй Янь (吕岩), также известный как даосский бессмертный Люй Дун-бинь (吕洞宾). Один из восьми великих мастеров севера.
«Луна у западной реки»[3] («西江月»)
«落日数声啼鸟，
香风满路吹花。
道人邀我煮新茶。
荡涤胸中潇洒。
世事不堪回首，
梦魂犹绕天涯。
凤停桥畔即吾家，
管甚月明今夜».
«На закате птиц пения звуки слышны,
Ветер наполнил ароматом Путь, всколыхнув цветы,
Даос меня свежего чая испить пригласил,
Очистив душу от волненья, свободу подарил.
От дел мирской пыли очистилась душа,
В грёзах на краю небес кружится она,
Феникс у дома моего сел на краю моста,
Пусть этой ночью светит яркая Луна»
Лу Тун (盧仝), также известный как «второй чайный бессмертный», написал известное произведение под названием «Семь чаш чая», ставшее крайне популярным в традиционной китайской чайной культуре (茶艺文化)[4].
«日高丈五睡正浓， 军将打门惊周公。
口云谏议送书信， 白绢斜封三道印。
开缄宛见谏议面， 手阅月团三百片。
闻道新年入山里， 蛰虫惊动春风起。
天子须尝阳羡茶， 百草不敢先开花。
仁风暗结珠蓓蕾， 先春抽出黄金芽。
摘鲜焙芳旋封裹， 至精至好且不奢。
至尊之余合王公， 何事便到山人家？
柴门反关无俗客， 纱帽笼头自煎吃。
碧云引风吹不断， 白花浮光凝碗面。
一碗喉吻润， 二碗破孤闷。
三碗搜枯肠， 惟有文字五千卷。
四碗发轻汗， 平生不平事，尽向毛孔散。
五碗肌骨清， 六碗通仙灵。
七碗吃不得也， 唯觉两腋习习清风生。
蓬莱山， 在何处？ 玉川子乘此清风欲归去。
山上群仙司下土， 地位清高隔风雨。
安得知百万亿苍生命， 堕在颠崖受辛苦。
便为谏议问苍生， 到头还得苏息否».
«Солнце светило так высоко, я пребывал в глубоком сне,
Стук генерала в дверь, Чжоу-гун явился мне[5].
Вручено от советника императора письмо,
На белом шёлке тремя косыми печатями увешено оно.
Раскрыв конверт, словно увидел советника лицо,
Пишет о трёх сотнях упаковок Лунных кругов[6].
Слышал[7], в горах в новом году,
Насекомые едва пробудились, весенний ветер задул[8].
Сын неба в ожидании чая Ян Сянь[9],
Сто трав ещё не смеют расцвести.
Обдувает жемчужные бутоны ветер благой.
Жёлтые ростки едва распустились ранней весной.
Свежевысушенный, ароматный, он только упакован,
От порчи вкус его чудесный сохранен.
Наслаждаются им император да удельные князья,
Как же получила его отшельника семья?
Закрыл ворота, чтоб люд простой не беспокоил,
Снял шляпу, чай прожарил, приготовил.
Не прекращаясь, дует ветер, облака из яшмы[10].
Белые цветы[11] сгустились в отражении чаши.
Первая чаша губы и горло увлажнила,
Вторая чаша одиночество моё устранила,
Третья чаша подарила вдохновенье,