100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга первая

Маруся и 8 Марта

Как-то раз в праздничный день 8 Марта захотелось Марусе испить вина. Дорогого, сухого, красного.

Была она в тот год печально одинока, и не было у нее максимально приближенного лица мужеского полу, который мог бы утешить ее конфетами или цветами. Эти простые поздравительные жесты казались тогда Марусе залогом ее Большого Дамского Счастья.

Телефонные поздравления были не в счет и могли сыграть хоть какую-то роль в поднятии Марусиного настроения лишь в сочетании с бутылкой хорошего вина.

За ним Маруся и отправилась в свой любимый супермаркет «Экватория».

«Угощу себя вином и буду рыдать над каким-нибудь немудреным дамским сериалом».

Программа праздничного вечера была составлена.

Да, порой и такое с Марусей случается. Хотя, с некоторых пор, не имеет она привычки строить такого рода деструктивные планы.

Купив вина, Маруся отправилась домой, воплощать их в жизнь.

Достала она штопор, вонзила его в бутылочную пробку и начала завинчивать, как полагается, вовнутрь. Однако пробка повела себя престранным образом, – изрядно раскрошившись, она опустилась ниже и застряла в горлышке намертво.

А Маруся расплакалась.

– Что же это такое! Даже самое непритязательное праздничное счастье мне не дается.

Однако долго плакать было совсем не в Марусиных правилах.

Как настоящая москвичка, с пеленок обученная тому, что слезам на этой земле не верят, Маруся умылась, подмакияжилась и решила отправиться в супермаркет отвоевывать кусочек своей незамысловатой праздничной радости. Тем более что дамский сериал уже грозился начаться без Маруси.

В супермаркете к Марусе вышел нудно-улыбчивый менеджер, и, изъяв у нее бутылку, скрылся в закулисье. Через пять минут вместо менеджера из закулисья явился суровый дядька в рабочем комбинезоне. Он держал в руках Марусину бутылку с искореженной пробкой.

– Я – техник, – объявил Марусе дядька. – Ваша бутылка, гражданочка, невскрываема. Я ее и так и этак. А она, сука…

– Ой, – сказала Маруся.

– Ой, – сконфузился техник. – Ну правда, никак.

– Так ведь я вскрывать бутылку не просила. Я просила обменять, – объяснила Маруся дядьке.

– Ну, это, барышня, не ко мне. Я не меняю. Я – режу, приколачиваю, пилю, отвинчиваю и вскрываю.

С этими словами дядька удалился.

Тогда Маруся кинулась на кассу. Время поджимало, и невеселый праздник грозился испортиться окончательно и бесповоротно.

– Дайте мне Директора! – потребовала Маруся. – Я хочу свою бутылку в этот женский праздник!

Кассирши, такого напора от Марусиной хрупкости не ожидавшие, подняли офис по тревоге.

Через пару минут главные врата закулисья распахнулись, и оттуда явилась Сама Директриса. Рыжеволосая и пухлогубая, светлоглазая до обесцвеченности, фигуристая и длинноногая, она напоминала известную американскую актрису амплуа помощницы президента. Королевская поступь выдавала в ней хозяйку.

– Что у вас? – учительским тоном заговорила Директриса.

– У меня бутылка. Она испорчена.

– А кто ее испортил?

– Не я, – сказала Маруся и вдруг засомневалась.

– Но ведь Вы же ее вскрывали?

– Вскрывала.

– Лично Вы? В День Восьмого Марта?! – подняла бровь Директриса. – Лично я никогда бутылки не вскрываю. Не женское это дело.

И так она это сказала, что Маруся устыдилась своего позорного праздничного одиночества.

Кто-то прошел за спиной Директрисы. Посторонившись, она подошла на шаг ближе. Пахнуло дорогими духами.

– Так что Вы уж нас, девушка, извините, но бутылку мы Вам не обменяем.

И Директриса пустилась в пространные разъяснения по поводу того, почему Маруся не может получить свое бутылочное счастье в первозданно-непорочном виде.

Она говорила, говорила, а Маруся, глядя в осветленные директрисины глаза, краешком сознания уловила внезапно мелькнувшую у нее в голове, очень неожиданную, но абсолютно отчетливую мысль:

«Какая же всё-таки баба красивая! Будь я мужиком, так бы ее и…»

Не успела Маруся завершить оформление крамольной сентенции известным эвфемизмом, как вне логики и вне контекста, нервно сглотнув, Директриса прервала свой монолог, глянула на Марусю с таким интересом, будто только что ее увидела, хмыкнула и махнула рукой проходившему мимо нудно-улыбчивому менеджеру:

– Эй, Максим, замени-ка девушке бутылку. Сделаем ей подарок на 8 Марта. Пусть выпьет за наше здоровье!

«Волшебство, не иначе…» – подумала Маруся.

Театрально вздохнув, Директриса взяла бракованную бутылку за горлышко, кокетливо покачала ею в воздухе и эффектно крутанулась на каблучках.

– Пошла пить, – нараспев произнесла она.

– Удачи, – рассмеялась Маруся, и, получив непочатую бутылку, отправилась домой.

Слезливый дамский сериал Маруся пропустила. И ничуть об этом не пожалела. Не было у нее более настроения разрушать себя деструктивным плачем, пусть даже экранно-надуманным.

Новую бутылку она открыла благополучно и выпила ароматного вина за здоровье Директрисы, свое, Марусино, здоровье, а главное – За здоровье всех мужчин! Дабы более на женщин не зариться. А то греха не оберешься.

В следующей рассказке речь пойдет о некоторых проблемах полигамии

Маруся и Капитан Порта

Однажды Маруся пришла в кино. Да не одна, а в развеселой компании наилюбимейших своих сотрудников. Запасшись ведрами попкорна и пепси-колы, перекрикивая рекламный грохот, они обсуждали последние вареньевые новости.

И так Маруся была оживлена, что глаза ее горели, а щеки румянились. И мужчины на нее поглядывали – с первого ряда по последний. Но вот именно сегодня Марусе знакомиться ни с кем не хотелось.

И только она попыталась приглушить свое разгулявшееся обаяние, как кто-то тронул ее за плечо.

«Начинается», – нахмурилась Маруся и недовольно обернулась.

– Маруся? – спросил бархатный баритон, обрамленный благородной сединой.

Маруся пригляделась. Сквозь бороду проступили знакомые черты.

– Ромка! Ты?!

– Роман Сергеич, – церемонно поклонился бородач. – Капитан Порта.

Маруся стушевалась.

– Капитан?.. – с благоговением переспросила она.

Марусе представился громадный порт, густо нагруженный паромами и лайнерами. Такой она видела в Турции, и он ее очень впечатлил.

В ведении Романа Сергеича находился камерный порт подмосковного яхт-клуба. Но Марусю, приглашенную Капитаном для ознакомления с его владениями, десятки яхт, белеющих на воде, по-своему впечатлили не меньше, чем солидная турецкая гавань.

Ромка был Марусиным одноклассником. Раньше он сильно смахивал на Тарзана, а теперь тянул на самого Хэмингуэя. И то, и другое сходство не могли оставить Марусю равнодушной.

Ярко-голубые глаза всегда были главным Ромкиным оружием. Ими он пленял женские сердца. А случись ему стать пиратом, этими глазами он пленял бы корабли.

Тельняшку Роман Сергеич не носил, но она читалась во всем его могучем теле, как высокодуховный атрибут морского волка.

Ромка любил женщин. И женщины его любили. В далекие юные годы увлекательно было прогуливаться с Ромкой по алтуфьевским бульварам, – дамы, от мала до велика, притянутые небесной лазурью Ромкиных глаз и Ромкиным тарзаньим торсом, выворачивали шеи.

Маруся об этом помнила. Тем не менее, оказавшись в капитанском кабинете, ахнула от изумления.

На парадной стене, наряду с дипломами и вымпелами, красовалась галерея дамских фотопортретов с трогательными памятными подписями, местами – в стихах. И было их не меньше двух десятков.

– Чьи же это портреты, Роман Сергеич? – догадываясь об ответе, поинтересовалась Маруся.

– А это, Марусенька, возлюбленные мною женщины.

– Да Вы, Роман Сергеич, – бабник, – разглядывая портреты, с улыбкой заключила Маруся.

– Что Вы, Марусенька! Вы на меня посмотрите! Какой же я бабник?! У меня со всеми этими дамами наивзаимнейшая и наивернейшая любовь!

Роман Сергеич по-военному выпрямил спину, будто вознамерился сделать портретам под козырек.

– Я ведь их всех по очереди любить старался, а совсем не так, как Вы подумали.

Он огладил бороду и абсолютно по-хэмингуэевски задумался.

– Случались, конечно, накладочки. Ну да с кем не бывает, а, Марусенька?! Пойдемте, дорогая моя, пить кофе с коньяком и предаваться наитеплейшим воспоминаниям о наших с Вами школьных годах.

И он провел Марусю в отдельную комнату с диванами, креслами и кофе-машиной.

– Вот Вы, Роман Сергеич, всеми уважаемый Капитан Порта. У Вас любимая работа с красивыми яхтами, просторным водохранилищем и материальным благосостоянием. Абсолютно ли Вы, Роман Сергеич, счастливы? – спрашивала пытливая Маруся.

– Нет, Марусенька. Не абсолютно, – с тяжелым капитанским вздохом отвечал Роман Сергеич.

– Отчего же, Роман Сергеич? Чего Вам, полноценнейшему из мужчин, не хватает?

– Женщины, Марусенька. женщины мне не хватает.

– Женщины?! – изумлялась Маруся. – Судя по портретной галерее в Вашем кабинете, их у Вас видимо-невидимо.

– Верно, Маруся. И портретов много, и женщин видимо-невидимо. Но ведь мне, Марусенька, много не нужно. Мне нужна одна.

Роман Сергеич отпил крепкого кофею и неспешно раскурил трубку.

– Вот и печалюсь я. Ищу ее, одну-единственную. Жду и надеюсь.

Он наклонился к Марусе, дабы надежнее обаять ее ярко-голубыми глазами, и, почти задевая бородой Марусины ресницы, проникновенно произнес:

– А может быть Вы, Маруся, согласитесь стать Дамой моего Капитанского Сердца? В честь нашей школьной дружбы и незабываемой юности? Нравится ли Вам мое неожиданное предложение, а, Марусенька?

Маруся призадумалась. Капитан Порта был так хорош! Его лазурные глаза пронзали всё Марусино женское существо насквозь, седая борода манила опытом, а крепкие ладони с гибкими пальцами обещали исключительно виртуозного любовника в его лице.

Но с рук Романа Сергеича Маруся невольно перевела взгляд на стены соседнего кабинета – туда, где красовалась череда капитанских побед.

И представилось Марусе, что среди этих портретов когда-нибудь появится и ее распрекрасное изображение. И будет ее портрет не первым, и даже не пятнадцатым, а наверное, совсем уже двадцать пятым или даже тридцатым. А после добавится еще десяточек. А может статься, и того больше, – насколько у Капитана Порта впоследствии хватит сил и обаяния.

– Что-то не вдохновляет меня Ваше предложение, Роман Сергеич. Уж Вы меня простите.

– Почему же, Марусенька? – привычно пронзая Марусю лучом голубого взора, сильно удивился Капитан Порта. – Мне еще никто и никогда не отказывал.

– Охотно верю, Роман Сергеич. Но красоваться в рамочке на Вашей Триумфальной Стене ни у меня, ни у моего портрета не получится.

Роман Сергеич нахмурился, сердито попыхтел трубкой и повез Марусю кататься на катере.

На пруду он развил такую ураганную скорость, что Маруся чуть за борт не выпала. Но не испугалась она и не обиделась, а подошла к Роману Сергеичу и поцеловала его в седую капитанскую бороду.

– За чудесный день, – пояснила Маруся. – И за острые ощущения.

Ветер растрепал Марусину прическу, брызги воды изрядно подпортили ее макияж, но Маруся выглядела романтично юной и искренне счастливой, – совсем как в школьные годы.

Да и Роман Сергеич больше не дулся. Он отвез Марусю в прибрежный ресторан, и там они съели блинчиков и выпили под них водки.

– За прекрасную Марусю, – поднял тост Роман Сергеич. – За нашу школьную дружбу и грядущую любовь!

Маруся застыла в немом вопросе.

– А вдруг все-таки когда-нибудь случится, – пояснил Роман Сергеич и громко рассмеялся.

А вместе с ним рассмеялась и Маруся.

Хорошо встретиться со школьным другом и снова, как в юности, выпить с ним водки. Хорошо вместе посмеяться, вспоминая прекрасное прошлое, и расстаться добрыми друзьями, не испортив дружбу сексом.

Прощаясь, Маруся пожала горячую капитанскую руку, направив свет своих зеленых глаз в голубые капитанские.

– Что же, Роман Сергеич. Позванивайте иногда.

Она уже сделала шаг прочь, но обернулась.

– А что если всё-таки когда-нибудь случится?

Лицо Капитана Порта просияло, и голубые его глаза сделались ярко-синими от удовольствия. Теперь Маруся знала: эта синева у него – от морей, озер и речек, которые Роман Сергеич почитает как дом родной. И вовсе он сейчас не Хэмингуэя напоминал, а самого Нептуна. А Нептун, он щедр душой и телом. И моногамией не страдает, это факт. И, в общем, совсем не грех ему собирать коллекцию дамских портретов. Тем более что такое чудное пристрастие у него – не от лукавого, а от широкой морской души. Хотите – верьте, хотите – нет.

Следующая рассказка подтверждает постулат «от ненависти до любви – один шаг»

Маруся и шоколадный торт

Так вот, Любезный Мой Читатель, Вы ведь наверняка помните, что несмотря на работу в вареньевой фирме, Маруся никогда не испытывала страсти к сладкому. Она терпеть не может все приторное: слащавых красавчиков, клубничные коктейли и масляные пирожные.

А потому Маруся даже и не предполагала, что однажды самым непостижимым образом влюбится в шоколадный торт.

Случилось это так.

Как-то раз пригласили Марусю на День Рождения в чудо какое кафе. Не уютом и не изысками интерьера удивило оно Марусю, но ароматом.

Кафе благоухало весенним Парижем. И хотя в Париже Маруся никогда не бывала, она убеждена, что весной Париж пахнет именно так – ванильной прохладой, смешанной с запахом свежей листвы и кленового сиропа. Запах этот приторным не был. Наоборот – он освежал, накатывая волнами, словно легкий бриз с берегов Сены.

Маруся так размечталась о весеннем Париже, что совсем забыла о том, что она в Москве, что на дворе зима, а именинник ждет ее поздравлений. И только Маруся вознамерилась говорить тост, как в зал внесли торт.

«Фуу, шоколадный», – разочаровалась Маруся.

Торт светился свечками и блестел глянцевой шоколадной глазурью. Он был тотально-черным, и даже замысловатый поздравительный вензель чернел на черном, выделяясь лишь рельефом.

«Это надо же было так зашоколадить и без того шоколадный торт», – покривилась Маруся.

Под бурные аплодисменты свечи были потушены, а торт разрезан на полсотни долек.

Маруся попросила кусок поменьше и приготовилась под шумок переправить его на соседнюю тарелку, – пусть наслаждаются.

И лишь приличия ради, она решила торт попробовать.

Первый кусочек лег на язык и растаял – будто его и не было.

Маруся удивилась: обычно шоколадные торты так не поступают.

За вторым кусочком Маруся решила проследить повнимательнее. Она неспешно отделила его ложкой, медленно поднесла ко рту и запустила внутрь.

Вкусовые рецепторы зажглись приветственными огоньками, – такого сонма ощущений они не ожидали. Чувственный и легкий, вкус ускользал от расклада на ингредиенты и оставался на языке ненавязчивым, но ярким послевкусием.

Не было в этом торте ни орехов, ни фруктов, а, казалось, один лишь шоколадный парижский воздух. И на чем держалась вся эта воздушная вкусовая благость, сказать было нельзя.

С каждым новым кусочком торт становился вкуснее, по мере своего убывания – все желаннее, а, закончившись, просил начаться снова.

Марусе очень захотелось стащить кусок с соседней тарелки, но дураков здесь не было: тарелки вмиг опустели. А опорожненное блюдо некрасиво кукожилось потухшими именинными свечками.

Гости во главе с именинником громко хохотали и выглядели раскрепощенными гораздо более, чем после распития шампанского.

«Интересно, что они в этот торт закладывают? – мысленно вопрошала Маруся. – А, может, грешным делом обкуривают его чем-нибудь там, на кухне, перед подачей?»

Так или иначе, с тех пор Маруся часто захаживает в маленькое кафе в центре Москвы, чтобы подпитаться там парижским воздухом несложным эмпирическим путем. А именно – путем поедания шоколадного торта, в котором Маруся души не чает.

И каждый раз, вкушая сие шоколадное удовольствие, она задается одним и тем же вопросом: что они там, на кухне, с этим тортом делают? Однако спросить не решается. Вдруг расскажут. А парижские тайны раскрывать не полагается. Должны же быть на этом свете какие-нибудь неприкосновенные секреты! Лавры Евы и слава Пандоры совсем Марусю не прельщают. Лучше уж она не будет совать нос, куда не надо. А будет просто наслаждаться своей любовью к загадочному шоколадному торту.

Уж вы мне поверьте.

В следующей рассказке речь пойдет об авантюризме: пассивном и активном

Маруся-купальщица

Бывает ли с Вами такое, Любезнейший Читатель, – хочется совершить что-нибудь этакое, а духу не хватает? Всё внутри клокочет, рвется рискнуть и выйти за рамки, однако опасливо притормаживает, да так и замирает, утешаясь пораженческим «как-нибудь потом».

Вот и с Марусей такое бывает. И совсем недавно было, не далее как минувшим летом.

Поехала Маруся с друзьями загорать и купаться на подмосковное водохранилище. Наелись они шашлыков, наигрались в бадминтон, и пришла, наконец, пора добраться до воды.

Подошла Маруся с подругой своей, Алёной Николаевной, к озеру, а Алёна Николаевна и говорит:

– А давайте, Марусенька, голыми искупаемся!

Маруся огляделась. Народу вокруг собралось – уймища. И наверняка все – зрячие. И хотя у половины глаза были прикрыты темными очками, Марусю это мало утешало.

– Да как же мы, Алёна Николаевна, полезем в воду голыми, когда только на ближайших десяти квадратных метрах: справа – три человека, слева – пять, а позади так и все пятнадцать? И половина из них, заметьте, мужеского полу. И дневной ведь еще, позвольте напомнить, повсюду свет!

– Да что же Вы, Маруся, так комплексуете? – рассердилась Алёна Николаевна. – Авантюризма в Вас не хватает! Будьте же Вы уже смелее и распоясаннее, на отдыхе-то! Ведь не эффекта для, но удовольствия ради голыми купаются! А Вы всё про мужчин… Да они и не заметят, как Вы разденетесь и в воду залезете. А если даже и заметят, – с Вашим-то телом и в музее рядом с Венерой по прозвищу Милосская не стыдно демонстрироваться. А Вы всё стесняетесь.

– А купальники мы с Вами где оставим? – выдвигала Маруся супротивный аргумент.

– Так вот на этом ветвистом дереве.

– А если утащат? Как мы тогда до места добираться будем? А, Алёна Николаевна?

Подбоченилась Алёна Николаевна и глубоко вздохнула.

– Замучили Вы меня уже своими дурацкими вопросами, Маруся. Не хотите раздеваться – хоть в шубе купайтесь! А я разоблачусь и получу свое законное первобытное человеческое удовольствие.

И приступила к раздеванию.

А Марусе завидно стало. Ведь ей тоже хотелось приобщиться к натуральной первозданности. И подумала она, что ежели даже купальник исчезнет, попробует она тогда взлететь и приземлится где-нибудь за кустиком. А оттуда будет звать Алёну Николаевну, чтобы та принесла ей одежды…

Погруженная в эти мысли, Маруся и не заметила, как стащила с себя купальник и нырнула в воду.

– Ну как Вам, Маруся, голышом плавается? – спросила довольная подруга.

– Чувствую себя новорожденной и не тронутой цивилизацией! – счастливо откликнулась Маруся.

И подумалось Марусе, что зря весь этот прибрежный люд рядится в свои никчемушные тряпочки. И показалось Марусе, что станет она нудистом, – так понравилось ее телу плавать обнаженным. И возродился в Марусе дух авантюризма. И представилось ей, что вот прямо сейчас, выйдя из воды, пройдется она голышом по пляжу, забыв про свой купальник и планы по скорейшей доставке своего обнаженного тела к шашлычной поляне путем незаметного взлета и посадки за кустом.

Однако, оказавшись на суше, Маруся немедленно кинулась к дереву, мгновенно нацепила купальный костюм и вслед за Алёной Николаевной поспешила к шашлыкам.

Похоже, все ее первобытные инстинкты так и остались в воде затонувшими неопознанными артефактами.

Некто в темных очках и мужеского полу показал Марусе большой палец.

А Маруся спину распрямила и бодрее зашагала. Не эффекта ради, а удовольствия для.

Хотите – верьте, хотите – нет.

В следующей рассказке Маруся обретает новых подруг

Маруся и розы

Марусе редко дарят цветы. Может быть потому, что она сама как цветок, – полноценно распустившийся и эксклюзивно изысканный. Вероятно, Марусины ухажеры полагают, что, коли Маруся сама по себе так красиво цветет и вкусно пахнет, то и не нужны ей никакие дополнительные источники цвета и запаха в виде банальных роз или примитивных тюльпанов.

Но вот однажды Марусе подарили целую охапку красных роз. И выглядела эта охапка вовсе даже не банально. Веяло от нее королевским достоинством вперемежку с великосветским шармом.

– Ах, какая красота! – восхитилась Маруся.

Она поставила розы в большую вазу и внесла в свою спальню. Букет встал на комод огромным красным светильником, и Марусе показалось, что в спальне стало значительно теплее.

Ночью Марусю разбудил чей-то шепот. Маруся зажгла торшер, и шепот стих.

Но стоило Марусе выключить свет, как она снова услышала шелестящие звуки.

Поднялась Маруся с постели, пошла на звук и наткнулась на комод. Здесь шепот слышался сильнее. Маруся наклонилась к розам, – от них шло тепло, и они благоухали. Мало того, – они еще и разговаривали!

– Тихо! – шикнула Маруся.

И шепот прекратился.

«Вот это да! Что за галлюцинация?! Похоже, сильный цветочный аромат вызывает у меня бред. Наверное, с непривычки».

И Маруся вынесла букет на кухню.

В спальне она открыла окно, и попыталась заснуть. Но как-то тревожно было на душе, и что-то не давало глазам закрыться.

Маруся встала и пошла навестить розы.

На кухне было тихо. Никакого шепота.

Маруся наклонилась к букету. Розы совсем не пахли, и от них веяло холодом.

Марусе стало не по себе. Она взяла букет и снова отнесла его в спальню. Водрузив розы обратно на комод, Маруся успокоилась и приготовилась сладко спать.

Однако стоило Морфею начать затаскивать ее в свои объятия, как снова послышался шепот, и Маруся пробудилась окончательно.

– Ти-хо! – приказала она.

Шепот смолк.

Маруся встала с постели и подошла к розам.

– Послушайте, дамочки, – сказала Маруся. – Я тоже люблю пошептаться с подружками, и я вас понимаю. Но, может быть, отложим обсуждения и сплетни на утро? А теперь все вместе дружно будем спать? Мне, между прочим, завтра на работу. Не прибегать же к крайним мерам! Я так понимаю, на кухне вам совсем не нравится.

Маруся помолчала, прислушиваясь. Букет безмолвствовал.

– Ну как, договорились?

В тишине от букета отделилось теплое облако и окутало Марусю.

– Вот и славно.

Ночью Маруся спала так сладко, как никогда раньше.

А утром она поцеловала розы – каждую в отдельности, и отправилась на работу.

С тех пор Маруся часто покупает себе розы сама. Ставит их на комод и беседует с ними о жизни. Розы ей теперь как подруги. Ведь с некоторых пор Маруся точно знает – они живые и с характером. Но с ними всегда можно договориться.

Хотите – верьте, хотите – проверьте,

В следующей рассказке Маруся в полной мере осознает ответственность, вытекающую из обретения ею сверхспособностей