Однако с прошлым мы разобрались, а что насчет будущего? По случаю спросил я у Маруси, кем желает быть она в последующем своем воплощении – мужчиной или женщиной?

– А это уж как Бог даст, – ответила Маруся. – Я-то все равно лучше не придумаю. Создателю виднее, в каком теле суждено моей душе развиваться интенсивнее.

В общем и целом я с Марусей согласился. И все же… Чтобы пол менять – увольте! Тем более, кажется мне, что наряду с Сергеем Геннадьевичем, женщиной я однажды уже побывал. А иначе, разве смог бы я со знанием дела и проникновением в суть живописать Марусины приключения? Не каждому, знаете ли, наследнику Адама специфику дамского менталитета хотя бы наполовину постичь удается. А я, по-моему, в этом очень даже преуспел. Хотите – верьте, хотите – нет.

Из следующей рассказки вы узнаете о том, как легко впасть в зависимость и как трудно от нее избавиться

Маруся и розовые очки

Однажды Марусе подарили солнцезащитные очки. В розовой оправе.

«Я что, похожа на Барби?» – огорчилась Маруся и, проводив гостей, спрятала очки в комод с намерением никогда их оттуда не извлекать.

Наутро выглянула она в окно. На улице было серым-серо. И на душе от этого не лучше.

– М-да… Безрадостная погодка, – расстроилась Маруся.

И тогда вспомнила она про чудной подарок. Что если с этими очками позабавиться? Может, полегчает?

Водрузила Маруся барбиподобные очки себе на нос, снова в окно посмотрела и повеселела.

– Однако!.. – с энтузиазмом произнесла она.

Двор приобрел розовый оттенок, – стекла в очках хоть и коричневые были, но срозова. Очертания предметов стали четкими, яркости добавилось, и серая пасмурность исчезла. Настроение у Маруси повысилось, и, плюнув на странный дизайн и несоответствие очков погоде и своему привычному образу, Маруся их надела и отправилась на прогулку.

И так ей понравилось сквозь эти очки на мир взирать, что она даже дома носить их стала, – и готовила в них, и читала, и телевизор смотрела.

Постепенно Маруся так к розовым очкам привязалась, что снимать их практически перестала. Началось у нее что-то вроде очкового невроза.

– Ох, мамочка, – беспокоилась Марусина Дочка, – доведешь ты себя до какой-нибудь розово-очковой лихорадки!

Как раз во время этого Марусиного увлечения вызвал ее однажды в фейстайме Тимур Валерьевич.

– Ой, Марусенька, что это с Вами такое? – опешил он. – Что это такое на Вашем лице?

А Маруся так к очкам привыкла, что словно с ними срослась. Она и думать забыла, что очки на ней.

– А что на моем лице? – спохватилась она, ощупывая себя. – Ах это! Это, извольте видеть, очки. В розовой оправе.

Тимур Валерьевич неодобрительно крякнул.

– Что такое, Тимур Валерьевич? – напряглась Маруся.

– Дело в том, что в этих очках Вы, Марусенька, напоминаете мне сильно повзрослевшую куклу Барби. А если уж совсем откровенно, то выглядите Вы в них полной дурой. Не находите?

Разозлилась Маруся на Тимура Валерьевича и звонок прервала.

А через несколько дней Тимур Валерьевич с ней снова через фейстайм связался.

И хотя Маруся в тот момент без очков была, она нарочно их надела. Дабы выразить свой протест против грубого попрания ее прав на возможность носить на своем носу все, что ей хочется и к чему у нее душа лежит.

Каково же было ее удивление, когда Тимур Валерьевич появился на экране в весьма необычном для себя виде. А именно – в точно таких же очках, как у Маруси.

– Доброе утро, Марусенька! – оптимистично начал он.

– Что с Вами такое, Тимур Валерьевич? – захлопала ресницами Маруся. – Что это такое, позвольте спросить, на Вашем лице красуется?

– Да вот купил себе по случаю, – пожал плечами Тимур Валерьевич. – Дай, думаю, попробую посмотреть на мир Вашими глазами.

– Но, Тимур Валерьевич, позвольте Вам заметить, теперь Вы полным дураком выглядите!

– Зато Вы, Марусенька, нынче, сквозь эти-то очки, совсем не кажетесь мне дурой! Во всяком случае, не полной, это точно. И помолодели лет на двадцать, как я погляжу. Ну чистая Барби!

– Не хочу я быть Барби! – вспылила Маруся. – Хочу быть Марусей! Пусть даже и немолодой, – в Вашем, разумеется, некорректном индивидуальном восприятии. Так что заканчивайте дурить, Тимур Валерьевич! Снимайте очки и возвращайтесь к нормальной жизни! А я, из солидарности с Вами, тоже эти розовые очки сниму и никогда их больше не надену.

И Маруся героически стянула с себя очки и, приложив немалую силу, разломила их пополам на глазах у изумленного Тимура Валерьевича.

Однако Тимур Валерьевич расставаться со своими очками вовсе не собирался.

– Ах, Марусенька! Без очков Вы еще больше классическую молодую Барби напоминать стали! Вы мне такая очень нравитесь!

– Тьфу на Вас, Тимур Валерьевич! – сказала Маруся и захлопнула ноутбук.

А Тимур Валерьевич так к розовым очкам пристрастился, что носил их и дома, и на работе (закрываясь один в своем кабинете), и даже в супермаркетах. А как-то раз его арестовали за нахождение в общественном месте в сомнительном виде и долго потом в отделении полиции документы проверяли.

Но ничто его не останавливало, пока однажды в супермаркете субъект бесспорно мужеского полу не ущипнул его за попу. Тимур Валерьевич так удивился, что на минуту лишился дара речи и не смог ответить обидчику крепким словом.

– Крю-ю-ютые а-а-ачочки! – манерно покачивая головой и мерзко улыбаясь, комплиментировал наглец. – Пазна-а-комимся, ла-а-апуля?

– Да я тя щас! – придя в себя, грозно прорычал Тимур Валерьевич.

– Спа-а-акойна, ла-а-апуля! А то а-а-ачочки лопнут! – пропищал наглец, потряхивая ручонками, сплошь разодетыми в перстни, перед самым носом Тимура Валерьевича. И, не желая получить оплеуху, спешно ретировался.

Но и после этого из ряда вон выходящего случая не снял своих розовых очков Тимур Валерьевич. Однако тем же вечером позвонил он Марусе и рассказал о магазинном казусе.

– А это Вы, Марусенька, виноваты! – не шутя плакался Тимур Валерьевич. – Подсадили меня на эти розовые очки! Что мне теперь прикажете делать?

– Смотреть на мир оптимистично и без розовых очков удается, – сказала Маруся. – Поверьте моему двухнедельному посточковому опыту.

– Так приезжайте же ко мне, Марусенька, и помогите мне расстаться с этой окаянной привязанностью! – взмолился Тимур Валерьевич. – И объясните мне, как теперь принять этот мир в повседневной его расцветке?

Пришлось Марусе навестить Тимура Валерьевича, заблудившегося в своем пристрастии, и показать ему, как обыденный пасмурный вечер может заиграть яркими красками без всяких барбиподобных очков в розовой оправе. Подвела она Тимура Валерьевича к окну и прочитала ему целую наглядную лекцию на эту тему.

А Тимур Валерьевич, между тем, хотя и снял розовые очки по Марусиному настоянию, беспрестанно вертел их в руках, поглаживая. И возникло у Маруси серьезное опасение, что еще немного, – и припадет он к ним в неотрывном страстном поцелуе.

– Послушайте, Тимур Валерьевич, – сказала Маруся, – надо Вам как-то радикально решать эту розовоочковую проблему.

– Как же, Марусенька? – едва не плача, спросил Тимур Валерьевич.

– Так же, как я недавно на Ваших глазах ее решила.

– Ломать?! Такое чудо оптики?! Волшебство разрушать?! Да у меня рука не поднимется!

Тимур Валерьевич патетически прижал очки к сердцу, но вдруг, протянув их Марусе, взмолился.

– Помогите же мне, Марусенька! Уничтожьте эту розовую заразу!

– Э, нееет, Тимур Валерьевич, – твердо сказала Маруся. – Тут я Вам не помощник. Ведь ежели я сейчас с этой Вашей привязанностью расправлюсь, Вы на меня всю оставшуюся жизнь дуться будете.

– Так выходит, Вы мне предлагаете на самого себя всю оставшуюся жизнь дуться?!

– Да разве же Вы с самим собой не договоритесь? Будьте уверены!

И она взяла очки из рук Тимура Валерьевича и положила их перед ним на пол.

– Ну же, решайтесь, Тимур Валерьевич!

Тимур Валерьевич занес над очками ногу, но опустить ее никак не осмеливался.

– Ну же, Тимур Валерьевич! – подбодрила Маруся. – А то, чего доброго, придется Вам в таком-то зрелом возрасте менять ориентацию!

Тимур Валерьевич с диковатым ужасом на Марусю глянул и долбанул по очкам своей мощной ступней со всей дури.

Долго потом ползали Маруся с Тимуром Валерьевичем по гостиной в поисках мелких осколков. А собрав их, с устатку уселись они пить вкусный чай с яблочно-карамельными пирожными.

– А знаете что, Марусенька, – сказал успокоенный Тимур Валерьевич. – Вы мне и такая, не похожая на Барби, очень даже нравитесь! Особенно когда улыбаетесь. Тогда Ваши возрастные недостатки не так заметны.

Получив от Маруси полновесный подзатыльник, Тимур Валерьевич окончательно успокоился.

– Ах, Марусенька! – воодушевленно сказал он. – Вот теперь мой мир реально заиграл всеми своими радужными красками! И зачем я только эти розовые очки покупал?! Когда для полноценного мировосприятия, оказывается, достаточно одного мимолетного прикосновения ласковой женской ручки к лысеющей моей голове! Так и запишем, Маруся. На следующей неделе, в пасмурный вечер, непременно приходите ко мне снова пить чай! А я уж обязательно найду, чем Ваше легкое касание спровоцировать. Вы ведь меня, Марусенька, знаете.

Хотела было Маруся снова наградить Тимура Валерьевича волшебным подзатыльником, но решила, что хватит с него на сегодня радужного увеселения. Слишком много впечатлений для первого посточкового дня.

Вот так, Любезный Мой Читатель… С подарками-то осмотрительнее надо быть! Того и гляди подсунут какую-нибудь опасную вещицу вроде розовых очков. Пристраститесь – не отвяжитесь. Но я Вас предупредил. Тем и утешаюсь.

Сам я совсем недавно видел злополучные барбиподобные очки в весьма респектабельном магазине. И хотя тянула меня к ним неведомая сила помощнее банального любопытства, памятуя о неприятностях Тимура Валерьевича, я даже примерить их не решился. Хотите – верьте, хотите – нет.

Следующая рассказка – воистину драматическая. Кроме всего прочего, в ней Маруся обнаруживает у себя новые способности

Маруся-дачница

Действующие лица:

Маруся – в представлении не нуждается.

Светлана – ее кузина, Марусе как родная сестра.

Иван – муж Светланы, мужчина атлетически подготовленный, ловкий и смекалистый, в меру прагматик, в меру романтик.

Митяй – сын Светланы, пасынок Ивана, подросток.

Татьяна Мироновна – тётка Светланы, инженер-строитель в отставке, женщина светлого ума и высокого духа, владелица дачи.

Юрец – взрослый сын Татьяны Мироновны, мужчина чрезвычайно чувствительный и критически эмоциональный.

Ирина Дмитриевна – хирург в отставке, по определению – бывшая свекровь Светланы, по факту – родственница до сей поры, бабушка Митяя.

Анатолий Иваныч – ее муж, инженер в отставке, по определению – бывший свекор Светланы, по факту – родственник до сей поры, дедушка Митяя.

Мальта – соседская собака породы бульдог, трусиха и попрошайка.

Ася и Вася – белки, прикормленные обитателями скромного поместья.

Ещё пара неожиданных персонажей – но… всему свое время.

Действие происходит в подмосковном Кратово.

Теплый летний вечер. Митяй гоняет на велосипеде, изредка появляясь около дома, чтобы глотнуть газировки и ухватить черешню или яблоко. Иван колет дрова, складывает костер для поздних посиделок. Светлана и Маруся на дальней веранде собирают на стол, к вечернему чаю. Татьяна Мироновна в паре с Юрцом, а Ирина Дмитриевна в паре с Анатолием Иванычем режутся в домино за столом, освещенным лучами заходящего солнца.

Ну-с, Любезный Мой Читатель, что Вы на это скажете? Озадачены? Думаете, я сбрендил и собираюсь изменить рассказке с пьесой? Поверьте, всё не так страшно, как кажется! Просто на днях посмотрел я чеховскую «Чайку». Был чрезвычайно впечатлен. А после пришел к Марусе в гости и выслушал ее дачную историю. Вот и результат.

Однако не буду более экспериментировать и перейду к привычному стилю изложения. В прозе-то оно вернее.

Но как, скажите, не срываясь на поэзию, поведать о своей любви к старым подмосковным дачам? Таким, где во дворах колоннадами высятся сосны с кормушками для белок и птиц, а кусты лесной малины разрастаются вольно, не натыкаясь на бесконечные грядки. Где теплицы, если и существуют, то только ради садоводческого баловства да пары пучков свежей зелени к столу. Где под ногами хвойный ковер, стихийно расцвеченный островками ромашки и клевера. Где хлипкий забор, патронируемый сиренью и акацией, обязательный гамак и целебный воздух. Где у дома три крыльца, ведущих ежечасную перекличку веселым скрипом, и три веранды: две – для складирования старой мебели и прочей отжившей утвари, а третья, самая светлая и просторная, – для чтения и чайных церемоний.

Я бы сказал, с чеховских времен такие дачи ничуть не изменились и меняться не намерены. Поместье в двадцать соток у Марусиных родственников – как раз из них. Самая почитаемая персона здесь – деревянный дом довоенной постройки. Откровенно говоря, он давно уже на ладан дышит. Крыша мхом поросла, крылечки много раз перестроены, и все равно – то одна доска вылетит, то другая. Перильца на балконе хлипкие, оконные рамы потрескались, а ступеньки кое-где до дыр протерлись. Держится дом на своем энтузиазме и глубокой привязанности обитателей. И ничто не помешает ему прожить еще полсотни лет, если только не покинут его людская забота и участие.

Что ж, полюбовались мы с Вами, Любезный Мой Читатель, старым дачным домом. А теперь сядем-ка в гамак рядышком с Иваном, прервавшим труды свои праведные ради короткого перекура, и понаблюдаем за игроками.

– Опять Вы жульничаете, Анатолий Иваныч! – громко, с причмокиванием возмущается Юрец. – Вот как давеча, так и теперь! Совершенно невозможно с Вами играть по-честному!

– Клевета, – с напором отвечает Анатолий Иваныч. – А вот Вы, Юрец, намедни определенно сжульничали. Перила на крыльце якобы чинили, молотком стучали очень громко, как раз во время моей законной послеобеденной дремы. А на поверку вышло, что Вы только притворялись, что работаете. Потому что пришлось мне Ваше, с позволения сказать, творение, полностью переделывать.

– Да полно вам браниться! – хором прерывают перепалку Ирина Дмитриевна и Татьяна Мироновна. – Развели балаган при таком-то серьезном деле!

– Рыба! – подскакивая, победно вскрикивает Юрец, и потом, в течение доброго получаса подмосковная тишина нарушается лишь гулом электричек, редким стуком топорика Ивана, приглушенным смехом Маруси и Светланы, доносящимся из дома, звуками флейты с соседнего участка да постукиванием доминошных костяшек вперемежку с неразборчивым ворчанием играющих.

– Эй, доминошники! Пожалуйте пить чай! – наконец зовет с крыльца Маруся.

Игроки не торопятся. Лениво перебраниваясь, Юрец с Анатолием Иванычем накрывают пленкой стол и скамейки. А Татьяна Мироновна с Ириной Дмитриевной, разглядывая мошек, вьющихся столбом возле старого дерева, рассуждают о завтрашней хорошей погоде.

На Марусин зов первой приходит Мальта. Она всегда не прочь поживиться с соседского стола. Маруся выносит ей кусок колбасы. Мальта съедает и снова смотрит на Марусю голодными глазами.

– Домой иди, – говорит ей Маруся.

Но Мальта не слушается и укладывается на крыльцо, ровно посередине.

Утомленные игрой доминошники и взбодренный работой Иван перешагивают собаку и через анфиладу проходных комнат стягиваются на дальнюю веранду. Здесь уютно тикают антикварные часы, круглый стол накрыт матерчатой скатертью, а стулья с гнутыми спинками ожидают постояльцев.

Под скрип половиц и всеобщий гомон дачники рассаживаются. Звоном вступают в разговор чашки и блюдца.

– Кому кекс? Кому мороженое? – вопрошает Светлана.

– Всем по три ложки черники! – распоряжается Татьяна Мироновна.

– И по пять конфет! – врывается на веранду всклокоченный, чумазый и запыхавшийся Митяй.

– Ты откуда такой?! – строго спрашивает его Иван. – А ну марш мыть руки!

– Возле станции дачу ограбили! – прерывисто дыша, сообщает Митяй. – Там полиция! Воров ищут!

– Неспокойно нынче летом в Кратово, – качает головой Ирина Дмитриевна, поддерживаемая активным поддакиванием Анатолия Иваныча.

– Так и норовят наше мирное житье-бытье нарушить, мерзавцы этакие! – возбужденно подхватывает Юрец. – Вот вчера, к примеру, по телевизору показывали…

– Опять завелся! – тормозит его Иван. – Ну что ты там такое в телевизоре узрел?!

– Кругом преступники! Почем зря законы нарушают! Вот вчера про Африку показывали…

– Африка!.. – усмехается Иван и дотягивается до тумбочки с глобусом. – Африка, Юрец, вот здесь, а Москва – вот тут. Далековато до нас добираться африканским злоумышленникам. Рубил бы ты дрова почаще, не смотрел бы всякую дурь. А то от этого телевизора в голове у тебя полный бардак!.. Добавь-ка мне, Светлана, сахару в чай.

На крыльце истошно залаяла Мальта. Дачники разволновались. Маруся на улицу выбежала и увидела знакомых белок.

– Это Ася и Вася. Прискакали и ждут еды, – вернувшись, успокоила она чаевничающих. – Вот непутёвые зверьки! Уже по дуплам и спать пора, а они на ночь пузо набивают.

– Обжоры, – ласково пожурила белок Татьяна Мироновна. – А ну, Марусенька, задайте им корму!

Вышла Маруся с орешками на крыльцо и насторожилась. Показалось ей, что кто-то за ней наблюдает. Спустилась она с крыльца, обошла дом кругом и вернулась за стол встревоженной. Но решила промолчать. Мало ли что на закате в окружении соснового бора почудится.

– Ну-с, Марусенька, поведайте нам, как там Ваши вареньевые дела? – интересуется Анатолий Иваныч. – Всё ли в порядке в этой сладкой промышленной отрасли?

– В порядке, Анатолий Иваныч. Вот, сами убедитесь, – отвечает Маруся, пододвигая к Анатолию Иванычу вазочку с доставленным ею на дачу вареньем.

– Вот давеча по телевизору рассказывали… – вступает в диалог Юрец.

– Юрец, затихни, – не дает ему закончить Иван. – Знаю я твои истории. Сплошь из ядов, трупов и прочих неприятностей. Не к столу! Кстати, добавь-ка мне варенья, Светлана. По душе мне, Маруся, Ваши дармовые складские сладости.

За перекрестными разговорами и прочими застольными удовольствиями так бы и наслаждались дачники традиционным вечерним чаепитием до самой темноты, если бы возникшая вдруг в глубине дома возня, сопровождаемая престранными звуками, не заставила бы их поспешно от чая оторваться. Трудно было даже предположить, чтоже там, в большой столовой, происходит. Зато с уверенностью можно было сказать, что имеет место быть большой переполох.

Дачники с мест повскакивали и, комкая половики, гурьбой поспешили в столовую. Еще издали увидели они две мужские фигуры, словно бы исполняющие танец, причудливо миксующий шейк с брейком и ламбаду с твистом. Головы танцующих венчали странные меховые шапочки. Не сразу дачники распознали в этих шапочках Асю и Васю. Вцепившись в волосы танцоров, вереща и похрюкивая, свистя и цокая, они создавали подобие музыкального аккомпанемента.

На столь впечатляющую сцену дачники среагировали бурно. Анатолий Иваныч схватился за сердце, а Ирина Дмитриевна – за Анатолия Иваныча. Татьяна Мироновна тоже хотела схватиться за сердце, но схватилась за Юрца, дабы удержать его от попытки продвинуться ближе к опасному танцполу. Маруся схватилась за половник, Светлана – за сковородку, а Иван, оценив ситуацию, ринулся вперед, схватил непрошенных гостей за шивороты и поочередно задал им пинков под коленки. Воры (а это были, конечно же, воры), не по рангу тщедушные, к тому же вконец ослабленные беличьей атакой, немедленно осели и взмолились о пощаде.

– Светлана! Неси веревку! – гаркнул Иван и, нахваливая белок, наградил воришек звучными щелбанами.

И только когда преступники были связаны, Ася и Вася оторвались наконец от их макушек и, поцокивая, удалились восвояси.

Иван скрутил воров спиной друг к дружке. А между спинами поместил вещественное доказательство – рюкзак с краденным имуществом, – сумками и кошельками, в том числе, Марусиными и всех Марусиных родственников. Сию скульптурную композицию Иван, мужчина с развитым воображением, порой весьма романтически настроенный, декорировал цветами и сосновыми шишками. А растрепанные белками воровские шевелюры посыпал костровой золой, приговаривая:

– Покайтесь, грешники! Скорбите и плачьте по свободе своей, надолго потерянной!

Таким вот образом в тот памятный вечер были обезврежены кратовские бандиты.

– А где же Мальта? Почему она на воров не среагировала? – взволновалась Маруся. – Уж не порешили ли ее эти мародеры?

– Да вот же она! – ахнула Светлана. – Вы только посмотрите!

Мальта лежала на крыльце, зажмурив глаза, поскуливая и накрывши голову лапами. Куцый хвост ее дрожал, уши дергались, а под ней растекалась лужа.

– Эх, Мальта-Мальта! – потрепал трусиху по загривку Иван. – Несерьезная ты собака! Только и умеешь, что белок гонять. Шла бы ты домой, бесстыдница, подлечить нервишки.

Вскоре явилась полиция и, пожав Ивану руку и демонтировав коллаж из лесных даров, награбленного и грабителей, увела их туда, где искусству совсем не место.

А Маруся и все ее родственники, вместе с кратовскими соседями – потерпевшими и сочувствующими – до глубокой ночи тусовались у костра, восхваляя Ивана и браня воров и полицейских.

Подмосковная ночь полнилась традиционными для дачного Кратово звуками: в кустах стрекотали цикады, костер потрескивал поленьями, кроны сосен шумели на ветру, а сосед-музыкант наигрывал на флейте, оформляя дачные пересуды благозвучными мелодиями. Сквозь весь этот ненавязчивый полуночный саундтрэк, вдруг уловила Маруся тихое поцокивание. Стала она прислушиваться и расслышала такой диалог:

– Я тебе говорил, не суйся! Все равно никто не оценит! Говорил?! Все лавры человеку по имени Иван достались. А нам с тобой даже из картошки медаль никто не вырежет.

– Экий же ты глупец! Да если бы я не сунулась, а ты бы мне не помог, люди бы без кошельков остались, а мы с тобой лишились бы лакомых орешков и семечек на неделю, а то и на две. Не говорю уже о нервных срывах, сердечных приступах и прочей людской суетне, которая непременно сказалась бы на нашем с тобой благополучии. Что мне медаль из картошки?! Мне бы – еда в дом да покой на нашей лесной территории.

«Как это типично для патриархальной, стереотипно выстроенной семьи! Как в плохом кино: мужу подавай почет и славу, а жене – сытости и стабильности достаточно», – успела подумать Маруся, прежде чем догадалась, чей разговор она подслушала. Не сразу дошло до нее, что были это Ася и Вася.

«Чудеса, да и только! – подивилась Маруся. – Помнится, однажды кот со мной по-человечески разговаривал (читай рассказку «Маруся и Кот», сезон 1), а эти-то природные экземпляры, неужто друг с другом в человеческом языке практикуются? Быть того не может! Выходит, добавилось у меня волшебных способностей. И на кой ляд мне такая ответственность?! Избави меня, Боже!»

– Ну, может быть, ты и права, – снова услышала Маруся Васин голос. – Орехи – они поважнее медали будут. Тем более, детки наши, которых мы с тобой по осени ожидаем…

Тут внятная Васина речь прервалась, и дальше Маруся могла расслышать лишь привычное беличье цоканье и посвистывание. И не разобрать теперь ей было, когда Вася говорит, а когда Ася отвечает. Как говорится, просите – и воздастся. Так и не узнала Маруся уникальные подробности беличьей семейной жизни.

Наутро проснулась она раньше всех, подсыпала в кормушку орешков, а еще порезанных яблок, груш и морковки добавила. Ведь, по случаю, была она в курсе Асиного интересного положения.

Белки с удовольствием позавтракали и даже позволили Марусе себя погладить. А потом оживленно стали цокать и посвистывать. Что-то интересное Марусе рассказать пытались.

А Маруся только руками развела.

– Простите меня, Ася и Вася! Испугалась я своего нового дара. Воздержалась от дополнительной ответственности. Теперь я вас совсем не понимаю.

Белки замерли, будто Марусю выслушивая. А потом прыгнули ей на плечи, словно утешая.

– Ой! – рассмеялась Маруся. – Как здорово, что вы не обиделись!

Тут в гостиной шаги послышались. Потихоньку стали собираться дачники на завтрак.

Почуяв активное движение, белки с Марусиных плеч обратно в кормушку перепрыгнули.

– А вот и наши герои! – возгласила Татьяна Мироновна. – Теперь их всё Кратово знает! Эта кормушка ни зимой, ни летом не опустеет.

Белки переглянулись. Ася громко цокнула, а Вася еще громче ей ответил.

И хотя Маруся их языка сейчас совсем не понимала, она на что угодно бы поспорила, что разговор состоялся такой:

– А я что говорила! Будут тебе и медаль, и орехи!

– А я что говорил?! Просто ты, как всегда, плохо слушала!

С тех пор в Кратово про Асю и Васю слагают легенды. Дети посвящают им школьные сочинения на тему подвига и рисуют про них героические комиксы. А взрослые построили для белок прелестный домик. Белки там не живут, но порой прибегают туда покрасоваться – на крыше посидеть и хвостами помахать. Особенно любит там бывать Вася. Маруся для него медаль смастерила – деревянную, с надписью «Супермен» и повесила ее в парадном домике. Однажды довелось ей увидеть, как выскочил Вася из домика с этой медалью на шее. А куда потом медаль подевалась, так загадкой и осталось. Только больше на Васе Маруся ее никогда не видела.

Скромность – она и белок украшает. Хотите – верьте, хотите – нет.

Из следующей рассказки вы узнаете, откуда берется радуга, когда дождем и не пахнет