Разрешите спросить Вас, Любезный Мой Читатель: вот лично Вы с какой целью ГУМ посещаете? Если Вы – москвич или москвичка, то могу утверждать, что только не c целью пресловутого шопинга. Не правда ли?

Вот и Маруся ходит туда для того, чтобы развеяться. Неизвестно почему, погружает ее это историческое здание в праздничное состояние. Может быть, из-за прозрачного поднебесного купола, который ясным солнечным днем поддерживает синее московское небо, а вечером иллюминирует как рождественская елка. Или из-за весело журчащего фонтана, окруженного продавцами разноцветной газировки, мороженого и сладкой ваты из Марусиного детства. А может быть, из-за праздных компаний голландцев, японцев, англичан и прочих иноземных граждан, копошащихся с фотокамерами на изящных воздушных мостиках и излучающих отпускной настрой.

Вся эта атмосфера с детства казалась Марусе сказочной. А теперь, когда волшебство органично уживается с Марусиной повседневностью, в ГУМе ей особенно комфортно, потому что в этом смысле Маруся с ГУМом – одного поля ягоды.

Вот сказал я вам, что Маруся ходит в ГУМ исключительно ради развлечения и вкушения маленьких радостей и погрешил против истины. Потому что как раз тогда, когда вся эта история с Марусей приключилась, купила она себе в ГУМе красивое платье и решила отметить сие событие поеданием лазаньи.

Села Маруся в кафе, откуда открывается прекрасный вид на фонтан, и приступила к трапезе. Поглотив последний кусочек вкуснейшего блюда, Маруся заказала себе чаю. Ведь была зима, декабрь месяц, и без горячего напитка было не обойтись. Сделав несколько вожделенных обжигающих глотков, Маруся погрела ладони о чашку и удовлетворенно откинулась на спинку удобного кресла.

Внизу, играя струями, резвился фонтан, под куполом светились огромные шары и снежинки, и все вокруг было увешано разноцветными флажками эпохи Марусиной юности.

От всей этой предновогодней благодати душа Марусина испытала такой подъем, что зазвучала во всем ее существе самая подходящая для такого мироощущения музыка. А именно – горячо любимый ею Первый Концерт Чайковского. Незаметно для себя, стала Маруся выстукивать пальцами по столу замысловатые мелодии. Да так увлеклась, что, пребывая в абсолютной музыкальной благости, ушла в себя, а поэтому вздрогнула, когда прямо над ее ухом кто-то произнес:

– Рад служить! Чего изволите, хозяйка?!

Обернулась Маруся, но никого рядом не увидела. Ну не официант же к ней так обращался! К тому же стоял он у соседнего столика и принимал заказ.

«Померещилось», – решила Маруся. И, расслабившись, снова принялась Первый Концерт выстукивать.

– Рад служить, хозяйка! – громче снова сказал кто-то. – Чего, говорю, изволите?!

Маруся руками развела и снова внимательно огляделась. Даже под стол заглянула.

– Не туда смотрите, хозяйка!

– А куда смотреть прикажете? – осторожно поинтересовалась Маруся у голоса.

– Так прямо перед собой и смотрите! На дымок из чайной кружки! Тут я и есть. А приказывать не я, а Вы, хозяйка, будете.

– Ничего не понимаю, – удивилась Маруся. Тем более что дымок выглядел вполне обычно и никаких определенных очертаний не обнаруживал. И если бы Маруся устойчивую привычку ко всякого рода проявлениям волшебства не имела, стушевалась бы она тогда окончательно.

– А что тут понимать? – сказал голос. – Я – Гумовский Джин. А ты, Маруся, меня вызвала. А теперь еще и удивляешься.

– Вот как? – смутилась Маруся. – Вызвала? Каким же, интересно, образом?

– А кто сейчас Чайковского на столе выстукивал? Не ты ли, Марусенька?

– Ага, – подтвердила Маруся. – Но неужели только я на столе мелодии выстукиваю? Многие ведь такое развлечение практикуют.

– Ха! – коротко хохотнул голос. – Что верно, то верно. Только ведь не каждый осмелится Первый Концерт перестуками интерпретировать. А только так до меня и можно достучаться.

– Но, уважаемый Гумовский Джин! Я Вас совсем не вижу! Для продолжения разговора соблаговолите принять какую-нибудь видимую глазом и ощутимую на ощупь форму! – попросила Маруся.

– Ну, на ощупь не обещаю, но глазом видимую… Да пожалуйста!

И вдруг дымок из чашки, сохраняя свою дымковую консистенцию, обернулся скульптурным портретом Марусиного Директора, под началом которого трудится она в своей вареньевой конторе.

– Ой! – отпрянула от чашки Маруся.

– Не вздрагивай, Марусенька! Обычное это дело. Покомандовать своим начальником всем порой охота. Итак, хозяйка, что заказывать изволите? Какое желание для Вас исполнять будем?

Дымковый портрет начальника так Марусю развеселил, что захотелось ей чего-нибудь озорного. Потянуло Марусю на проказы и шалости. Глянула она вниз, на фонтан и ни минуты задумываться над желанием не стала.

– Хочу на этих фонтанных струях покататься!

– Ух ты! – обрадовался Гумовский Джин. – То есть, слушаюсь и повинуюсь!

Не успела Маруся сообразить, что престранное желание она загадала, как кто-то невидимый подкинул ее вверх, и ухнула она с мостика прямо на фонтанные струи. А они, во мгновение усилившись и размножившись, подхватили ее и давай крутить да переворачивать! Маруся дыхание задержала, и даже завизжать у нее не получалось. А ей, поверьте, очень хотелось. Фонтанные струи поднимали ее до самого стеклянного купола, резко опускали и снова возносили к куполу. И вертели они ее, и подбрасывали. Что там американские горки! Детский лепет на лужайке! По велению Джина раздухарились струи, – то тройку лошадей изобразят и помчат Марусю по всем гумовским галереям, то в ледяную горку превратятся и толкают Марусю вниз по склону, то каруселью обернутся и закружат Марусю с сумасшедшей скоростью.

Вдоволь наигравшись, Джин вернул Марусю на место живой-невредимой и, что самое странное, совсем не вымокшей, – только волосы слегка растрепались. А в остальном – из воды Маруся сухой вышла. Хотя, что тут странного, – это же все-таки самый настоящий Джин! И его самое настоящее волшебство!

К большому Марусиному удивлению, никто ее волшебного катания на фонтане не заметил. С мест в кафе никто не повскакивал, кофе не пролил, чашек с блюдцами не разбил, – как сидели все за столиками или по ГУМу прогуливались, так и осталось всё в своем, не выходящем за привычные берега, русле.

Вот именно, Любезный Мой Читатель, – люди очень заблуждаются, полагая, что окружающие только и делают, что друг за другом наблюдают. На самом-то деле, все мы, по большей части, собой озабочены. И до того бываем невнимательны, что даже самых обыкновенных, но интересных вещей и событий вокруг нас не замечаем. Что уж говорить о чем-то из ряда вон выходящем и волшебном! Порой зашоренное наше восприятие просто отказывается в невероятное поверить. И отмахиваемся мы от очевидного, словно от кошмарного сна.

Вернувшись за свой столик и отдышавшись, Маруся глотнула чаю, который, как ни странно, оставался горячим. Будто в ее отсутствие кто-то в чашку кипятка подлил. Маруся так погрузилась в наслаждение чаепитием, что прикрыла глаза и не заметила, как ее столик окружила компания японцев. Лопочут что-то по-японски и по-английски, камеры свои Марусе под нос подсовывают и на фонтан указывают. Ничего Маруся не поняла, пока не распознала на экранах фотокамер разнообразные виды фонтана, снятые сверху, с одного из гумовских мостиков. На фото были запечатлены мощные, усиленные во сто крат струи, но кувыркающейся в них Маруси там видно не было.

– Мэджик! Мэджик! – удалось разобрать Марусе слова во всеобщем гомоне.

– Ага, ага, – дружелюбно улыбаясь, кивала она.

Кто-то из японцев в этой суете с Марусей сфотографировался (проверив после, запечатлелась ли Маруся на фото), а кто-то попросил ее расписаться в московском путеводителе. Весь этот туристический сумбур завершился по-японски вежливо, стремительно и организованно. И стоило только туристам откланяться, как в тот же миг снова появился перед Марусей Гумовский Джин в образе дымка из чайной чашки. Теперь дымок очертаниями очень смахивал на Деда Мороза. Что немудрено, – ведь приближались новогодние праздники.

– Ну и что Вы на это скажете, уважаемый?! – воскликнула Маруся. – Как объясните тот факт, что только японцы наше с Вами волшебное развлечение заметили и никто более даже малейшего внимания не обратил?!

– Так кто же их знает, Марусенька, – вздохнул дедморозный Джин. – Кто-то видит, кто-то – нет. Непредсказуемо! Однако аппаратуру-то им еще совершенствовать и совершенствовать, – не берет она другое измерение.

Расхихикался Джин, но вдруг замолк и посерьезнел.

– Вот странная ты, Маруся. Такой шанс тебе выпал, а ты ерундой какой-то удовольствовалась. Загадала бы, что ли, скорейшую судьбоносную встречу со своим суженым.

– А что, разве можно было?!

– Можно, Марусенька. Всё было можно!

– Аххахаха! – нервно рассмеялась Маруся. – Надо же было так облажаться!

Слёзы разочарования навернулись на ее глаза.

– Так может быть, в следующий раз, уважаемый Гумовский Джин, удастся мне загадать серьезное желание? Снова приду сюда, Первый Концерт повыстукиваю…

– Сожалею, Марусенька, – прервал Джин Марусины рассуждения. – Вызвать меня ты сможешь. А вот желание загадать не получится. Это только в первое мое появление делается. Один единственный раз.

– Ну и ладно, – быстро смирилась Маруся. – Зато я такую предпраздничную радость испытала, что не каждому дано! Никакой Дед Мороз такого желания не исполнит.

И Маруся засветилась как рождественская ёлка.

– Вот скажите, уважаемый Джин, многих ли Вы катали на фонтанных струях?

– За сотню лет, сколько в ГУМе обитаю, – ни единого человека. Уж ты, Марусенька, соригинальничала, так соригинальничала!

И Маруся с Джином рахохотались.

С тех предновогодних пор, приходя в ГУМ, под настроение, садится Маруся в то самое кафе на мостике над фонтаном, заказывает горячий чай и вызывает Гумовского Джина. Не ради исполнения желаний, как Вы, Любезный Мой Читатель, понимаете. А так просто, – поболтать о том, о сем. Хотите – верьте, хотите – нет.

В следующей рассказке Марусе приходится вспомнить один из своих детских навыков и, по случаю, его усовершенствовать

Сезон шестой

Маруся на катке

Есть у Маруси и ее подружек-одноклассниц традиция – встречаться в Сочельник. Маруся этим девичникам всегда радуется и никогда их не пропускает. Ведь девчонки, как бы они с годами ни менялись, друг для друга остаются юными. И хотя они лет сто уже не носят бантики, а вместо газировки пьют вино и водку, стоит им встретиться, тут же озорной настрой их компанию охватывает, и ничто не мешает Марусе вместе с подружками вернуться в школьные годы и основательно встрепенуться.

Прошлый Сочельник особенно запомнился Марусе по причине яркости и необычности сопровождавших его событий. Наевшись деликатесов и напившись глинтвейна, отправились Маруся и ее одноклассницы прогуляться по центральным московским улицам и переулкам. Разбавляя сумерки, снег отбеливал город пушистыми хлопьями. Москва, оплетенная гирляндами, трепетала в ожидании первой звезды и светлого рождественского веселья.

Раззадорились-разгулялились Маруся с одноклассницами. А потому, увидев вывеску «КАТОК», ведомые приподнятым настроением и детскими воспоминаниями, свернули по указателю в переулок и, дойдя до цели, решили понаблюдать за катающимися.

Заказали подруги себе еще глинтвейна в картонных стаканчиках и приступили к осмотру катка и его окрестностей.

– А давайте покатаемся! – кинула клич Марусина одноклассница.

– А что! – с энтузиазмом откликнулась Маруся. – Народу мало, коньков в прокате полно,и смеяться над нами некому. Отчего же при таких-то благоприятных условиях не покататься?!

И, покончив с глинтвейном, шумная компания направилась в пункт проката.

«Когда же я на коньки-то последний раз вставала и на лед выходила? Сколько лет тому назад? – напрягла память Маруся. – По всему выходит, было это еще в школе. А значит…»

Цифра, замаячившая на горизонте Марусиного сознания, так потрясла Марусино воображение, что заставила ее пресечь всяческие попытки высчитывать и осознавать подробнее.

Так или иначе, вооружившись коньками, Маруся с одноклассницами вышли на лед.

Понадеявшись на мышечную память, Маруся так смело на каток шагнула, что любой профи позавидовал бы ее самонадеянности. Тут же за свою беспечность и поплатилась. Кое-что, конечно, мышцы сразу вспомнили, но не в достаточной, для Марусиного устойчивого положения на льду, мере. Словно клоун на арене, смешно размахивая руками, Маруся едва удерживалась на ногах. Непослушные коньки разъезжались в разные стороны, норовя посадить ее на продольный шпагат. Одноклассницы Марусины, постоянно в катании на коньках практикующиеся, похихикали над ней по-доброму и велели их догонять.

Надулась Маруся (не на подружек, а на саму себя, неуклюжую), но не позволила себе пустить в расход хорошее настроение, а шаг за шагом раскаталась и подружек наипростейшими приемами скольжения догнала.

Однако не о таком катании грезила Маруся, когда тем вечером каток увидела. Ведь учили ее когда-то и правильным шаговым дорожкам, и фигурам разным, и эффектному торможению. Не могло же все это так вот просто взять и испариться из Марусиной памяти! Подустав от однообразного и примитивного катания, присела Маруся на скамейку возле тумбы, оклеенной рекламными постерами и в задумчивости, без всякой надобности, стала эти постеры разглядывать. И случилось ей зацепиться взглядом за изображение Снегурочки – в кокошнике, с косой до пояса и в расшитом бисером полушубке.

Тут же вспомнился Марусе утренник в детском саду, где она роль Снегурочки исполняла. Остальные девочки снежинок изображали. А Маруся – внучку самого Деда Мороза! Роль была поручена ей ответственная, и чувствовала она себя немножечко избранной.

Наверное, с тех самых пор почти незаметный налет – не высокомерия, но, я бы сказал, исключительности – в Марусином облике присутствует. Но только в облике. А некоторые обманываются, и считают, что Маруся по натуре своей надменна и заносчива. Но Марусю это ничуть не смущает. А порой даже наоборот, – радует. Потому как позволяет не подпускать к себе близко посторонних, неинтересных ей и назойливых личностей.

Ну так прервем лирическое отступление и вернемся на каток, где Маруся вспомнила о своей давнишней Снегурочкиной ипостаси.

Голубая шапочка с каракулевой опушкой, белое, искрящееся блестками платьице, отороченное тем же мехом и подпоясанное голубым атласным кушаком. А еще – мягкие каракулевые сапожки и бантики в косичках: белые в синий бархатный горошек. В том же костюмчике водил потом Марусю папа на елку для юных фигуристов. Тогда она как раз в школе фигурного катания занималась. И вспомнилось Марусе, какие кренделя, представляя на елочном параде свой костюм, она тем далеким вечером коньками выписывала. Казалось тогда Марусе, что все прожекторы на катке только на нее направлены, и все, кто там находится, только за ее, Марусиными, выкрутасами наблюдают.

На самом-то деле, наблюдал за Марусей, в основном, ее папа с фотоаппаратом. Но разве этого мало?! Ведь самый лучший в мире папа тебя фотографирует! И хотя «ласточка» Марусина получалась кривоватой, «пистолетик» до идеального не дотягивал, простейшие вращения выглядели неровными, а «кораблик» – угловатым, Маруся, подъехав после выступления к папе, сияла как звезда балета на льду. Потому что папа, раскрыв для нее свои объятия, смотрел на дочку с обожанием. И не было тогда во всей Москве девочки счастливее.

Погрузившись в приятные воспоминания, закрыла Маруся глаза и мысленно примерила на себя, изрядно повзрослевшую, наряд Снегурочки. Вот какей это удалось, ума не приложу! (Должен признаться, намедни пробовал я виртуально совместить свой зрелый образ с костюмом зайца-побегайца, – ничегошеньки у меня не получилось). Снегурочкины бантики в бархатный горошек, правда, никак на нынешнюю Марусю не накладывались. А вот все остальное – от шапочки до сапожек – как будто в пору пришлось.

Поднялась Маруся со скамейки, плечи расправила, ощутила себя невесомой словно перышко, руками взмахнула и, не открывая глаз, вдохновенно по льду заскользила: вперед – на скорости, красивым классическим шагом, и, развернувшись, назад – не менее элегантно. А потом зашла на вращение, вслед за этим прокатилась «ласточкой» и закружилась в танце, себя не контролируя, под зажигательный вальс из «Жизели», льющийся из динамиков.

Как, в таком приподнятом состоянии будучи, смогла удержаться Маруся от того, чтобы не взлететь, не понимаю! Однако хорошо, что удержалась. Потому что подружки-одноклассницы и без того от изумления онемели, а как вернулся к ним дар речи, так они и давай пытаться Марусю отловить и призывать ее остановиться.

– Что же Вы, Маруся, такое вытворяете?! Куда же Вы катитесь, без присмотра и подготовки! Глаза-то хотя бы откройте! Осторожнее, Марусенька!

Но Маруся точно знала, – стоит только ей глаза даже чуточку приоткрыть, исчезнет тогда вся Снегурочкина магия, и в тот же миг закончится ее волшебное катание. Поэтому продолжила она свое стремительное движение, пока силы в ее недостаточно тренированных ногах не иссякли. Тут как раз и динамики закончили вальс транслировать. И тогда Маруся перед компанией изумленных одноклассниц затормозила. И открыла глаза.

– Ну Вы даете, Марусенька! Как же это Вы этакие заковыристые пируэты на приличной скорости исполняли? Да еще и с закрытыми глазами?! – допытывались одноклассницы. – Ведь на лёд вышли – не бодрее коровы выглядели.

– Так ведь занималась я в детстве фигурным катанием! Разве вы не в курсе? Вспомнилось все как-то потихоньку. А то, что глаза мои закрыты были, так это вам, подруженьки, показалось. Возможно, и прикрыла я их в какой-то момент от наслаждения процессом быстрого скольжения. А может быть, где-нибудь и зажмурилась от страха в поворот не вписаться.

– Хм, – в сомнении переглянулись Марусины одноклассницы. – Странное что-то Вы такое, Маруся, рассказываете. Не глинтвейн ли всему виной? И Вам, и нам в голову ударил. Вы от этого не в меру осмелели, а мы, в свою очередь, искаженным своим восприятием Ваши способности преувеличили.

На том и порешили.

«Вот какие молодцы, мои подруженьки! Сами всё придумали и прагматично разъяснили!» – хитро улыбнулась про себя Маруся.

А на следующий день пошла она в спортивный магазин и купила себе коньки. С тех пор зимой Маруся каток еженедельно посещает. Однако помощью виртуального костюма Снегурочки не злоупотребляет. На катке ведет себя осмотрительно и учится азбучным элементам фигурного катания заново. Прилежно и постепенно. Хотите – верьте, хотите – нет.

Из следующей рассказки вы узнаете, к каким непредсказуемым последствиям может привести, казалось бы, самая невинная дачная уборка

Маруся в прошлой жизни

Однажды поутру приехали в известную уже вам подмосковную баньку Маруся с друзьями – Сергеем Геннадьевичем и Жанной Руфиновной. Им бы сразу же отключиться от всякого рода забот и начать наслаждаться отдыхом, да вот незадача – совершенно неожиданно захватило их уборочное настроение.

Знаете, как бывает: приезжаешь на дачу, в привычную обстановку и, в суете прибытия, а потом – в загородном расслаблении, ни пыли, ни грязи по углам не замечая, сосуществуешь с бардаком мирно и беззаботно. Но вдруг, в один прекрасный момент, глаза на весь этот срам открываются. И вот тогда, решившись прибрать хотя бы один угол, затормозить уже не можешь, и следом принимаешься за другие. И пока последняя пылинка не сгинет в складках мокрой тряпки, ничто уже не в силах остановить сей благородный клининговый порыв.

«Нашел на засранца обиход», – попросту говаривала в таких случаях моя бабушка.

Примерно в такое состояние погрузилась в тот памятный день Жанна Руфиновна. И Сергея Геннадьевича за собой увлекла. Да и Марусю заодно.

А началось все с дальнего угла каминной комнаты. Не давал он Жанне Руфиновне покоя. Действовал ей на нервы неразумно скопленным хламом и барахлом. И решила она этот застойный угол быстренько облагородить.

– Жанна Руфиновна, мы ведь, позвольте заметить, отдыхать сюда приехали, – попытался возразить Сергей Геннадьевич.

– Да тут работы-то на две минуты! Зато потом легко и вольготно нам всем дышаться будет! – не сдала своих позиций Жанна Руфиновна и приступила к уборке.

Через часок-другой, когда все имеющиеся в комнате углы Жанна Руфиновна расчистила, а Маруся с Сергеем Геннадьевичем с десяток мусорных мешков из бани вынесли, неожиданно обнаружили они под диваном стопки старых журналов.

– Вот где пыль-то гнездится! – азартно потерла руки Жанна Руфиновна. – Сейчас мы ее прикончим! А ну, Марусенька, помогите-ка мне извлечь эту многотомную макулатуру!

Пылищи в массмедийных раритетах скопилось видимо-невидимо! Исчихались Маруся с Жанной Руфиновной, и даже глаза у них от пыли заслезились.

– Ой, глядите-ка, что я обнаружила! – потирая покрасневший нос, протянула Жанна Руфиновна подруге изрядно потрепанную книжку. – Тут гадания всякие замысловатые и престранные игры. Давайте не будем эту книжицу выбрасывать. Авось поможет она нам скоротать сегодняшний банный вечер.

– Ох, Жанна Руфиновна, – с сомнением покачала головой Маруся. – Не нарваться бы нам с Вами на какую-нибудь «Джуманджи»!

– Ничего такого джуманджийного в этой книжке я не нахожу, – перелистывая страницы, заключила Жанна Руфиновна. – Зато занимательного здесь предостаточно.

К позднему вечеру, после всестороннего пропаривания, за травяным чаем с банановым тортом (который с удовольствием и радостью загодя был состряпан в городских условиях, – нет, не Марусей и не Жанной Руфиновной, а лично Сергеем Геннадьевичем) вспомнила Маруся про странную старую книжку.

– Ну-с, Жанна Руфиновна! Что же такого интересненького в пыльной книжице Вы давеча обнаружили?

– Вот например, Марусенька, – доставая книжку с полки и предвкушая развлечение, с энтузиазмом начала Жанна Руфиновна, – неужели же не любопытно Вам узнать, кем Вы были в прошлой жизни? Это можно прояснить путем простейших вычислений по дате Вашего рождения.

– Да разве же это правда?! – разливая чай, рассмеялся Сергей Геннадьевич. – И проверить не удастся.

– Итак, приступим, – не обращая внимания на насмешки, продолжила Жанна Руфиновна. – Начну-ка я, пожалуй, с себя.

И Жанна Руфиновна погрузилась в расчеты и внесение их в таблицы. А Сергей Геннадьевич с Марусей, чтобы ей не мешать, занялись подбрасыванием поленцев в камин и раздуванием пламени. Стали они соревноваться, кто эффективнее дунет и с чьей стороны поленья быстрее заполыхают. И так увлеклись они этими игрищами, что вздрогнули от восклицания Жанны Руфиновны.

– Ух ты! – взволновалась она. – Не поверите! Девять сотен лет тому назад назначено было мне воплотиться в мужеском обличии и статусе аббата средиземноморского монастыря!

– Отчего же не поверить, Жанна Руфиновна? Теперь понятно, почему Вы такая мудрая и рассудительная, – сказала Маруся, а Сергей Геннадьевич с гордостью за супругу (хоть и не без улыбки) согласно покивал.

– Ну-с, вычислим теперь, кем были Вы, Сергей Геннадьевич! – объявила Жанна Руфиновна и, закончив высчитывать, изумленно вскинула глаза на своего благоверного. – По всему выходит, дражайший мой супруг, что в прошлой Вашей жизни судьба назначила Вам быть домохозяйкой в Англии семнадцатого века.

– Ха! – хохотнул Сергей Геннадьевич. – Верны ли Ваши вычисления, Жанна Руфиновна?

– Абсолютно, Сергей Геннадьевич, – демонстрируя листок с расчетами, ответила Жанна Руфиновна. – Вот, сами пересчитайте.

– Хм, – задумчиво подпер подбородок Сергей Геннадьевич. – То-то я думаю, отчего не могу преодолеть в себе тягу к стряпанию всяческих наивкуснейших кексиков и тортиков…

– Только не это, Сергей Геннадьевич! Ни в коем случае эту Вашу тягу в себе не преодолевайте! – попросила Маруся. – Ведь тогда всем нам, ближайшим Вашим друзьям, придется периодическое влечение к Вашей аппетитнейшей стряпне в себе безжалостно искоренять. А это, знаете ли, нелегко.

– Ну что же, Маруся, – расправила книжные страницы Жанна Руфиновна, – приступим теперь к распознаванию Вашей прежней сущности. Где обитали Вы и чем занимались, – очень скоро всё про Вас узнаем.

И наступила тишина в каминной комнате. Только вода в самоваре закипала, поленья в камине потрескивали, да карандаш по бумаге шуршал. А Маруся с Сергеем Геннадьевичем притихли и в задумчивости воззрились на огонь.

– Боюсь Вас разочаровать, Марусенька, – после сосредоточенной перепроверки вычислений наконец объявила Жанна Руфиновна, – но выходит, что в предыдущей Вашей инкарнации суждено Вам было осваивать Австралию. А поскольку было это в 1750 году, получается, что появились Вы на свет в семье коренных австралийский жителей, то бишь аборигенов. Потому как в то время белые люди в Австралии не селились, а лишь периодически, с целью осторожнейшей разведки, туда наведывались.

На секунду Маруся остолбенела. Ведь она привыкла думать, что душа ее, судя по высокоорганизованной интуиции, воплощалась в более прогрессивных социумах и была обучена различным наукам и духовно возвышенным дисциплинам типа стихотворчества, рисования или музицирования. Да видно, интуиция и в более примитивных воплощениях распрекраснейшим образом формируется. Может быть, даже лучше, чем в цивилизованных. Тем более что были австралийские туземцы бродячими охотниками. И ежели принять на веру выводы книжицы, многое в той своей прошлой жизни Маруся постигла.

– Теперь понятно, почему в детстве я так по деревьям лазать любила! А бананы, как наивкуснейший и энергоемкий продукт, и сейчас почитаю, – только и смогла вымолвить Маруся в ответ на заявление Жанны Руфиновны.

А остальные, более пространные измышления на тему своего аборигенского существования предпочла не развивать. Дабы не занудствовать и, оставаясь на непринужденной волне, провести вечер в полной релаксации.

– Я всегда говорил, что есть в Вас, Маруся, что-то неизгладимо первобытное, – с видом знатока заявил Сергей Геннадьевич. – Вот только что соревнование по раздуванию огня Вы у меня с легкостью выиграли. Хотя, казалось бы, не дамское это дело. Должно быть, это как раз Ваш аборигенский опыт сказывается. Не то что у нас, аглицких домохозяек. Кстати, не найдется ли у Вас зеркальца?

И получив от Маруси пудреницу, Сергей Геннадьевич оглядел свой лик справа и слева, томно вздохнул, а потом взял чашку и, манерно отставив мизинец, принялся отпивать чай мелкими глоточками.

– Вы, Сергей Геннадьевич, новым-то амплуа, то бишь хорошо забытым старым, не увлекайтесь! – забеспокоилась Жанна Руфиновна. – А то как бы нам с Вами ролями не поменяться!

– Так и Вы не увлекайтесь, Жанна Руфиновна! – парировал Сергей Геннадьевич, плотно прижимая свой мизинец к чашке. – Вон сколько металла в Вашем голосе появилось. Словно Вы на проповеди в храме вещаете. Не ровен час, возьмете на себя смелость предавать окружающих суду и активировать ритуальные чистилища.

– Я бы Вас, Сергей Геннадьевич, попросила на меня не наезжать! – горделиво подняв голову, возгласила Жанна Руфиновна. – В противном случае не премину воспользоваться властью, дарованной мне высшими силами, и тогда за последствия я не отвечаю!

Всё бы это выглядело шуткой, если бы при произнесении сей речи не загорелись глаза Жанны Руфиновны праведным огнем, а отраженное в них каминное пламя этот жутковатый эффект не усилило.

– Тихо-тихо! – призвала друзей Маруся. – Дайте скромному представителю слаборазвитых неколонизированных австралийцев слово.

Но тут внезапно пришедшая в себя Жанна Руфиновна схватила Марусю за локоть.

– Марусенька, а Марусенька, – испуганно прошептала она, – Вы в Сергее Геннадьевиче никаких патологических изменений не видите? Так, как вижу их я?

– Вижу, Жанна Руфиновна. И чепец, вижу, в облике проявляется, и передник. И чашку Ваш супруг престранно держит, и песенки на аглицком напевает. Слышите?

– Слышу, – тихо отозвалась Жанна Руфиновна. Но голос ее таким металлом прозвучал, что Маруся отпрянула. – Полагаю, придется мне все-таки обряд произвести. Не место здесь протестантам и их фривольным напевам.

– Какой такой обряд, Жанна Руфиновна? – совсем растерялась Маруся.

– Инквизиторский, Марусенька. Кстати, и Вас насильственно в католическую веру обратить не мешало бы. А то вон как распустились, ходите полуголая в одной пальмовой юбке!

– Какая такая юбка?! – ужаснулась Маруся. На себе она только полотенце видела и ощущала. Все Марусино тело, кроме плеч и ног от колен, оно плотно прикрывало. Посему в приличии своего банного наряда Маруся ничуть не сомневалась. Зато, глянув пристально на Жанну Руфиновну, похолодела Маруся изнутри. А дело в том, что полотенце на подруге, при рассмотрении в некоторых ракурсах, преображалось в рясу.

«Что за фигня мерещится?! – подумала Маруся. – Уж не угарный ли газ свое черное дело делает? Исправно ли работают камин и банная печка?»

– Biscuits? – протягивая Марусе печенье, сладко улыбнулся Сергей Геннадьевич и замурлыкал незнакомую Марусе британскую песенку.

– Чур меня, чур! – вскрикнула Маруся, и, распознав источник игр разума, выхватила из рук Жанны Руфиновны книгу и бросила ее в камин.

– Что с Вами, Марусенька?! – воскликнула Жанна Руфиновна своим обычным, совсем неметаллическим голосом. – Здоровы ли Вы?

– Да, – ответила Маруся. – Теперь и я здорова, и вы, друзья мои, в порядке.

– Зачем же Вы такую занимательную книжицу сожгли?

– Так надо было, Жанна Руфиновна. Просто поверьте мне на слово и не обижайтесь.

Пригорюнилась было Жанна Руфиновна, однако быстро утешилась кусочком вкуснейшего бананового торта, миндальным печеньем и чашкой горячего чая.

После того, как книжица дотла сгорела, не осталось и следа металла в голосе Жанны Руфиновны. И ряса полностью заменилась полотенцем. А Сергей Геннадьевич чепец с передничком утратил, и чашку теперь он держал вполне брутально, – крепко и всей пятерней.

– Уфф, – вздохнула Маруся с облегчением.

– Biscuits? – протянула она печенье Сергею Геннадьевичу.

– Чо? – не уловил смысла Сергей Геннадьевич.

– Ничо, – с улыбкой ответила Маруся и окончательно успокоилась.

Никаких последствий экскурса друзей в прошлые жизни до сих пор не наблюдалось. Ну если только пара-тройка почти незаметных непосвященным побочных эффектов осталось. Доложу Вам, Любезнейший Читатель, по секрету, что порой Сергей Геннадьевич не может удержаться от того, чтобы отогнуть изящно мизинец при испитии чая или кофе, в голосе Жанны Руфиновны временами прослушиваются металлические нотки, а Маруся, пока никто не видит, нет-нет да и исполнит пару ходок зажигательного туземного танца.

Легко, я бы сказал, отделались. Если бы не Марусина закалка, привившая ей иммунитет к сильнейшему воздействию всякого рода магии на хрупкое людское эго, могла бы эта история с книжицей дать гораздо более неприятные побочные эффекты. Недаром Маруся путешествия в прошлое опасается (см. рассказку «Маруся и Мужчина Ее Мечты», сезон 1) и предпочитает оставаться в настоящем.