Давайте петь вместе

Глава одиннадцатая

Сашка сидел на высоком стуле, упираясь одной ногой в его поперечную перекладину, другой – держась за пыльную поверхность бетонного пола. Очередная сигарета сверкала вспыхивающим огоньком в его ровных белых пальцах. Дверь гаража была плотно закрыта, и терпкий табачный туман мягко застилал подпольное помещение музыкальной лаборатории.

– Что-то нашего Влада прорвало, – усмехнулся Сашок, глядя на приятеля, который, напряжённо прикусив язык, писал новую песню. – Опять посвящение Дашке?

– А кому ещё, – ответил за брата Стас, хватая сигареты. – Он мне даже курить перестал запрещать, теперь ему не до меня. А что у нас сегодня ночью в квартире творилось! – закатил глаза Стас.

– Ага! – торжествующе воскликнул Сашок, хлопнув ладонью по колену. – Ловко ты затащил эту бестию в постель. Даже меня опередил!

– Хватит перемывать мне косточки, – отвлёкся от сочинения новой песни Влад, бросив свой тёмный, сумрачный, осуждающий взгляд на веселящегося Сашку. – И вообще, дайте мне сосредоточиться! – строго потребовал он.

– А мне сегодня ночью кто-нибудь дал сосредоточиться? – обиженно-шутливо спросил Стас. – Ахи, вздохи по всей квартире.

– Бедняга Стас, сочувственно вздохнул Сашка, напустив на себя трагический вид. – Тяжело тебе пришлось.

– Это ещё что, – разошелся Воинов-младший, выдохнув табачный дым. – Он ещё выпросил у отца машину, чтобы покатать свою ненаглядную.

– Да, кстати, – Влад отложил в сторону тетрадь и ручку. – Давайте начнём репетицию, а то мне ещё к Дашутке ехать.

– К Дашутке, – передразнил Стас, лениво потушив в банке сигарету и беря в руки вторую гитару.

Репетиция проходила подозрительно гладко и слаженно. Воодушевлённый Влад выдавал чистые партии и красивые гитарные переборы; его слегка заплывшее после вчерашних треволнений лицо одухотворённо сияло в сладостном упоении. Довольный продуктивной репетицией Сашок снисходительно позволил товарищу покинуть «лабораторию» раньше положенного, дабы не опоздать на свидание.

Влад попрощался с ребятами, взял ключи от машины и отправился к Дарье. Зеленоглазая фея с аккуратно уложенными волосами (не обошлось тут без помощи доброжелательной Настёны) в зелёном вязаном свитерке и узких джинсах бросилась Владу на шею, окатив запахом дешёвой, но аппетитно свежей туалетной воды. Влад перехватил её маленькую шёлковую ручку, влажно поцеловал и повёл свою светлую Неферию по серым ступенькам подъезда.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросила Даша после того, как Влад усадил её в отцовскую «девятку». – Лицо вроде бы приобрело нормальный цвет, и даже опухоль прошла.

– Всё в порядке, – Влад чмокнул подругу в нос, вставил ключ в замок зажигания, затем опять наклонился к девушке, чтобы поцеловать её в губы, и только после этого завёл машину.

– Ты здорово водишь, – сказала Дарья, глядя в окно. – Мне отец на день рожденья тоже машину обещался подарить.

– Ты уже сдала на права? – удивился Влад, и в голосе его сдержанно просквозило туманным уважением.

– А то, – с ноткой гордости ответила Дарья. – Машина – моя мечта. Хочу исколесить всю страну! – бодро сказала она, взмахивая белыми ручками. – Пусть кто потом меня найдёт.

Влад покачал головой и улыбнулся. Его чёрные глаза напряжённо воззрились в извилистую линию дорожного асфальта.

Они ехали какое-то время молча. Дарья восхищённо наблюдала за незатейливыми манипуляциями своего водителя, ловко справляющегося с покладистым автомобилем. Сильные музыкальные руки чётко разделяли свои нехитрые обязанности: левая держала руль и корректировала курс автомобиля по мере необходимости, правая – соблазнительно ласкала рычаг коробки передач, прерывистыми толчками направляя его в нужную сторону.

Парочка вдоволь накаталась по городу, попеременно останавливаясь то там, то здесь, чтобы полакомиться мороженым или обменяться страстным поцелуем. Когда в воздухе запахло сумерками и вечерней прохладой, Влад со свойственной ему бесхитростной простотой весьма двусмысленно предложил:

– Может, съездим в наш гараж? – его ангельский непорочный взгляд бегло исследовал изгибы миниатюрной ведьмочки. – Я хочу кое-что тебе показать.

Дарья сдержанно кивнула в знак согласия.

В гараже было душно и накурено. Похоже, здесь недавно побывали Сашка и Настёна. Об этом говорили многочисленные окурки в банке-пепельнице, среди которых присутствовал уникальный экземпляр со следами помады Настеньки.

Дарья проследовала до зелёного кресла (боже, как оно сочеталось с её глазами!) и с кошачьей грацией в него опустилась.

– У меня для тебя маленький сюрприз, – озорная улыбка красиво смягчила обычно суровое лицо Влада. – Надеюсь, ты поймёшь, что здесь к чему, – он опустился на стул, взял в руки гитару (все его действия сопровождались пристальным разглядыванием затаившейся в ожидании Дарьи) и заиграл.

Чудная песня, комплект незатейливых аккордов, два коротких куплета и запоминающийся припев. Этой песне (о, священный гимн в честь возродившейся египетской богини!) он посвятил нынешнее солнечное утро и часть благодарного дня, хотя планировал и раскладывал в своей голове этот нехитрый музыкальный пасьянс значительно раньше и существенно дольше. Слово «любовь» повторяется два раза, «смерть» один раз, слово «протест» странным замысловато-изысканным образом рифмуется с «инцестом», ряды красноречивых существительных снабжены гарниром уникальных эпитетов. Прелестно, как всё земное и привлекательно-низменное. Прелестно, как всё вечное и непреходящее. Прелестно, потому что посвящено любимой женщине.

– Она такая гнусная, ядовито-желанная, величественная и дрянная, похожая на королеву, неуклюже выбравшуюся из своей безумно дорогой кареты в дорогом платье и с размаху шлёпнувшуюся в коровью лепёшку, – шептала ему на ухо подкупленная его музыкально-изысканной исповедью Дашенька, ловкими пальцами поддевая край скользкой прохладной рубашки, прилегающей к его широкой крепкой груди.

– Думаешь? – так же шепотом спросил Влад, слепо отставляя неожиданно лишнюю гитару.

– Думаю, – утвердительно ответила Дарья, основательно поцеловав его в ухо. – В ней столько секса, столько смерти! Потрясающе! – она навалилась на него всем своим телом, упершись острым подбородком в его черную макушку. – Даже не знаю, что здесь привлекательнее. Не было бы секса, не была бы её смерть так сладостна.

Даша обошла Влада и осторожно забралась на его крепкие колени.

– Тебе понравилось? – спросил он, прикрыв глаза и ладонями накрыв мягкую выпуклость её бедер.

– Очень, – призналась она, жадно вдохнув его терпкий будоражащий запах. Её влажный трепещущий язычок проделал незамысловатую дорожку на его светлой шее. Мертвенно ледяные руки (она всегда такая отчуждённо-прохладная) скользнули под рубашку и прижались к горячей спине. Одурманенный её ласками Влад тяжело засопел и, словно ребёнок, слепо ищущий грудь матери, потянулся к её губам. Дарья уклонилась от его поцелуя. Влад открыл глаза и столкнулся с тяжелым взволнованным взглядом взрослой, трезвомыслящей женщины.

– Влад, – её голос показался ему тоже неестественно повзрослевшим и оттого чужим. – Ты меня любишь?

Вопрос скорее риторический, но от этого не менее неожиданный. Влад растерянно захлопал трусливыми глазами. Ну, зачем она это спросила? Зачем спросила именно сейчас, когда он ещё не знает точного ответа. В его словарном запасе просто-напросто не существовало этого коварного сочетания из трёх простых, но так много означающих слов!

«Люблю, люблю!» – бешено разрывалось сердце.

«Не знаю, братишка», – не соглашался с ним рассудок.

Дарья была слишком дорога Владу, чтобы он мог позволить себе её обмануть.

– Я ещё сам не определился, – головокружительное отчаяние сковало его колючей проволокой вопиющей осторожности. – Боюсь ошибиться, боюсь ввести тебя и себя в заблуждение.

– Но когда ты поймёшь, ты мне скажешь? – её показное равнодушие скрывало за собой разочарование и влажную горечь, из-за его тактичного «нет».

Влад неопределённо кивнул. Ему показалось, что он спугнул свою жертву. Влад не ошибся, хотя она умело притворялась. Отчужденные глаза Дарьи отыскали за его спиной неведомую никому, кроме неё, точку и в задумчивости на ней остановились.

Влад ласково погладил опустошённую ведьмочку по изящной впадине поясницы.

Дарья лениво перевела свой застывший в немом оцепенении взгляд на Влада и трагически-сладко улыбнулась. Она запустила пальцы в его густую шевелюру и медленно (ну совершенно по-ведьмински) накрыла его горьковато-тёплые губы своими.

Глава двенадцатая

Вечер среды. Спокойный, обворожительный, тепловато-удушливый вечерок. С экрана старого телевизора, доброго друга каждой порядочной семьи, подтянутая дикторша (очаровательная, хотя и далеко не юная) с характерной профессиональной бесстрастностью чеканила уже приевшийся за день текст последних новостей.

– Завтра рано вставать, – строгий голос матери вывел Настеньку из задумчивости и заставил подняться с кресла. Смуглянка автоматически поцеловала мать на ночь, пожелала крепкого сна отцу и с небывалой покорностью отправилась в свою комнатку, всем видом давая понять, что очень устала и сейчас немедленно разберёт свою постель, чтобы упасть в её прохладные белоснежные недра. Упасть и забыться, отдаться чарующему Морфею и пробыть в его плену до самого утра.

Настенька незаметно протащила в свою комнату серовато-молочный телефонный аппарат, плотно закрыла дверь и набрала нужный номер. Весёлый голос Дарьиного отца сообщил, что верной подруги ещё нет дома. Настя извинилась за поздний звонок и попросила передать, чтобы Дарья немедленно позвонила, как только соизволит вернуться.

Настя долго и сосредоточенно рассматривала свои миндалевидные розово-бежевые ноготки, потом прошлась по комнате взад-вперёд и взглянула на часы. Без пятнадцати одиннадцать, а Дашки всё нет. Укатила на гулянку со своим Владом и оставила Стаську мучиться от переизбытка информации. Уже стукнул третий час женской судьбы Настёны, а ей даже не с кем поделиться своими переживаниями. В голове метались сотни мучительных мыслей и чувств: от счастья и безмерной радости до сожаления и даже раскаяния. Чтобы убедить себя в том, что всё не так уж и плохо, Настя решила позаимствовать у матери из её неприкосновенных запасов грамм пятьдесят самогона, которые выпила залпом и, вытерев слёзы, вызванные горячительным напитком, стала ждать моментального результата. Но моментального ничего не произошло. Смятение ещё больше усугубилось невесть откуда взявшейся полуночной активностью. Настенька жаждала собеседника, советника, добрых утешающих слов, хотя чего доброго могла сказать ей Дарья, недолюбливающая Санечку и неоднократно осуждающая Настю за её, тогда ещё мысленный, блуд?

«Но Дарья сейчас повизгивает в объятьях Влада, – мрачно подумала Настенька, сгорающая от едкого одиночества и незаслуженной заброшенности. – И конечно же, ей сейчас не до меня».

За последнее время Даша сильно изменилась. Ушла в неизвестность, превратилась в сумрачную тень несуществующего бытия. Настенька с ужасом осознавала, что теперь рядом с собой подругу не чувствует, не осязает её присутствия; прочное бестелесное «я» Дарьи её пустое инертное тело покинуло. Дашенька стала теперь другая, чужая и даже отчего-то неприятная. Настёна ломала голову над причиной возникновения этих таинственных метаморфоз, приписывала их к вспыхнувшей к герою-музыканту феерической любви, но почему-то не находила в этой любви ничего любовного. Чувства Дарьи, несмотря на их силу и глубину, были какими-то эфирными, граничащими с убийственным безразличием. В своей безумной любви Дарья была похожа на умирающего, неистово влюблённого в свою сладостно-греховную жизнь, но уже смирившегося с необратимым трагическим финалом.

Её нужно было спасать, но беспокойная Настенька была слишком поглощена собственными проблемами и переживаниями, чтобы отвлекаться на чужие, и нуждалась в помощи ничуть не меньше, чем её пасмурная подруга.

Отчего так пессимистично? Вот вам пример любви, неоднократно воспетой инженерами слова, выдающимися творцами-слагателями, любимцами муз, великими литераторами, романистами, поэтами и ещё многими другими достойными людьми. Любовь должна быть тождественна счастью, быть его сопутствующим синонимом (почему нет, если любовь взаимна и беспрепятственна?), должна пробуждать в любящей душе восторг, трепет, нежность, страсть, ликование, здоровую активность, альтруизм и прочее-прочее доброе и хорошее. Страшна та любовь, которая с самого своего возникновения лишена препятствий, развивается легко и быстро, не наталкиваясь на искусственно созданные помехи, не вымученная, не заслуженная, а потому токсичная, деструктивная, патологическая. Над влюблённой коалицией Дарья-Влад, Настенька-Сашок витал зловещий дух проклятой музы, которая щедро одаривала своих подопечных чарующей гениальностью распада.

Гнусные мысли безжалостно добивали несчастную Настёну. Да что же плохого, собственно, произошло? Сашка был предельно нежен и заботлив, но всё это было похоже на один трудовой день из его обязательной рабочей смены. А где, спрашивается, непередаваемые ощущения и бурные эмоции?

Какие к чёрту эмоции, если он пишет песни всем пробегающим через его постель шлюхам! Ну, пусть не всем, и всё равно ведь пишет. Песни красивые, безусловно, а самое главное, что в своём коротком содержании они передают суть Сашкиной жизни. И эта суть примерно такая: сегодня Лиза, завтра Света, а послезавтра неплохо бы поменять позу. Фу, как мерзко! Как убого! Как грязно и избито!

По шаблонным представлениям наивной Насти чистая любовь (а её любовь была безоговорочно чистая, доверчивая и непорочная) не может быть такой тривиальной, такой обыденной, такой неодухотворённой!

Настенька закрыла лицо руками и отчаянно застонала. Гулкий её голосок потонул в осторожных ладонях, предусмотрительно изолирующих всякий шум, способный потревожить родительский сон. Мягкий треск телефона (Настенька предусмотрительно убавила громкость звонка по тем же причинам) заставил её вздрогнуть. Резким движением она сняла телефонную трубку и нетерпеливо приложила её к уху.

– Где тебя носит? – с лёту выпалила хрипловатым шепотом Настя. – Сколько можно тебе звонить?!

– Что-то случилось? – удивлённо спросила Дарья, чувствуя, что Настёна вот-вот взорвётся от переизбытка разнородных чувств.

– Случилось! Мы с Сашкой… Ну, того… Короче, ты поняла…

– Поняла, – мрачно протянула Дарья и тут же прикрыла трубку ладошкой, чтобы не услышала мама. – Вы предавались любви в гараже, между делом выкуривая по сигарете.

– Угадала.

– Не угадала. Просто мы там были после вас. Накурили так, что дышать было невозможно, про всё остальное я уже молчу.

– И тебя волнует только это? – всхлипнула в трубку Настя икающим от волнения голоском. – Твоя подруга в кои-то веки стала полноценной женщиной, а ты…

– Ты не пила случаем? – перебила Дарья, придав своему голосу как можно больше суровости.

– Пятьдесят грамм для успокоения совести, – призналась Настя и как-то догадалась, что Дарья морщит нос. – Послушай, Дашка, как ты думаешь, я правильно поступила?

– Не знаю, – ответила подруга. – Ты, главное, никогда ни о чём не жалей. Сашка у нас мальчик опытный. Лучше него не смог бы никто.

Настя прокрутила через себя слова Дарьи и, поняв, что они не лишены смысла, слегка воодушевилась.

– Главное, чтобы этот паршивый кобель тебя не обрюхатил, – не удержалась от искушения Дарья и добавила-таки и без того в несладкую бочку ложку отменнейшего дёгтя.

– Нет, ну ты просто невыносима! – жалобно простонала Настенька, странным образом почувствовав облегчение от едко-язвительной реплики подруги. – Всё вывернешь задом наперёд.

– Учу тебя премудростям жизни, – тёплым усталым голосом ответила Дарья.

– От тебя веет умиротворением и здоровым счастьем, – отметила чуткая Настя, и лицо её невольно растянулось в мечтательной улыбке.

– О да. Жизнь не перестаёт радовать меня милыми сюрпризами.

– Жизнь или Влад? – уточнила Настя.

– И то, и другое. Он посвящает мне песни и влюбляет в себя ещё больше. Господи, Стаська, если бы ты только слышала эти песни. Эффект наркотического экстаза, не меньше. Я пьянею от них, он меня ими зомбирует. Никогда не думала, что способна вдохновлять человека на такие шедевры! – восторженно-одухотворённо воскликнула Дарья. – У нас с Владом сейчас такая замечательная пора в отношениях! Такое эдемское счастье! Такое чувство, будто у нас с ним медовый месяц. Даже не верится, что несколько дней назад я с ним даже разговаривать не хотела.

– А вот у нас с Санечкой всё наоборот, – пожаловалась с тяжёлым грустным вздохом Настенька. – Сначала любовь до гроба, а потом…

– Что – «потом»?

– Ну, пока ничего, но какое-то предчувствие мучает, – призналась капризная кокеточка страдальческим голосом

– Стаська, спокойно, – скомандовала Дарья, и Настёна учуяла в её решительном голосе те самые генетически заложенные фельдмаршальские нотки. – У тебя просто депрессия. В конце концов, девственности не каждый день лишаешься. Сашка тебя не бросит, если ты этого, конечно, боишься.

– И этого тоже. Сама знаешь, у нас всё так спонтанно началось. Ни цветов тебе, ни серенад под балконом.

– Если ты будешь мечтать только об этом, то на всю жизнь можешь остаться старой девой.

– Старой девой? – с удивлением переспросила Настя. Удалила трубку от уха, пытливо посмотрела в её ровные дырочки (что она хотела там увидеть!), затем снова приложила к уху и несколько спокойнее повторила: – Старой девой? Ты сказала: «старой девой»?

Дарья, проигнорировав вопрос, сухо откашлялась в трубку.

– Нет, я не верю, – Настенька замотала тёмной головой. – Наша феминистка заговорила о горестях старых дев!

Дарья фыркнула в трубку, но предпочла ничего не отвечать.

– Да-а уж, искорежила тебя жизнь, – беззлобно заметила Настя, с радостью ощущая в себе прилив здорового легкомыслия и беспечности (воздействие алкоголя или влияние верной подруги?) – Ещё пару недель назад ты имела иное мнение по этому вопросу.

– Имела, имею и от своих слов не отказываюсь. Я слышу, ты взбодрилась. Значит, мой долг перед отчизной выполнен.

– Не хочешь ли ты сказать, что умываешь руки? – преувеличенно сурово поинтересовалась Настенька, которая ещё не собиралась прощаться и у которой было ещё много чего сказать.

– Именно, – легко ответила неблагодарная ведьмочка. – Устала, хочу спать. Между прочим, нам с Владом пришлось делать генеральную уборку гаража. После вас там был страшный кавардак. Не могу понять, как Сашок мог такое допустить: на его священном синтезаторе валялась смятая пачка из-под сигарет, а высыпавшаяся табачная шелуха – ты не представляешь! – забилась между клавишами! – с театральным ужасом воскликнула Дашенька.

– Интуиция мне подсказывает, что не только уборка гаража заставила вас с Владом задержаться допоздна, – скабрезно заметила Настёна и, не дав подруге возможности оправдаться (или, может, похвастаться), добавила: – Ладно, иди дрыхнуть, нытик! Отпускаю!

Настя снисходительно улыбнулась и царственным жестом опустила трубку на рычаг.

Глава тринадцатая

– Ты знаешь, какое сегодня число? – метался по квартире Влад, на ходу натягивая на себя брюки (брюки он надевал в исключительных случаях).

– Какое? – спросил Сашка, равнодушно следя за суетливыми перебежками приятеля.

– Месяц сегодня, – вынырнул из комнаты Стас с сигаретой, зажатой между тонкими пальцами. – Уже всю голову мне пробил, пожаловался он.

– Месяц? – переспросил Сашка и тут же хлопнул себе по лбу. – Точно! Мы же с ними познакомились месяц назад.

– Вот-вот, – вздохнул Влад, на секунду останавливаясь и прекращая свою бестолковую беготню. – Я бы и не вспомнил, если бы не мой отец.

– Отец? – удивился Сашка, не уловив никакой логики между этими двумя понятиями.

О чудесный спаситель, Илья Воинов, наградивший своих сыновей брутальной красотой! Дивный человек, с ранних лет воспитывавший в детях мужскую изворотливость. Даже его прозорливая жена не раз шла на поводу его изысканной предусмотрительной лести. Он бы многому ещё сумел научить своих драгоценных мальчишек – житейской мудрости, праведной лжи и прочему-прочему – если бы не его больное сердце, которое уже сейчас холодным своим стуком отмеряло последние дни его вольной жизни.

– Да, – подтвердил Влад, глазами бегая по комнате в поисках неизвестно чего. – Не помню, как зашёл разговор, но он мне вдруг сказал, что женщины помнят всё: день знакомства, день первого поцелуя и тому подобную чепуху. И если мы настроены удержать их около себя, то тоже обо всём этом должны помнить. Вообще, женщины все такие символистки! – с горечью воскликнул Влад. – Помнится, Эльвира однажды устроила мне грандиозный скандал, когда я… – он запнулся и неприятно поморщился. – Ладно, это всё дрянь. У меня тут другая беда, – фыркнул Влад, пальцами расчёсывая свои волосы. – Послезавтра у Дашки «днюха»!

– Весело, – мрачно покачал головой Сашка. – А мне она ничего не сказала, даже Стаська словом не обмолвилась. Что же я один, как дурак, без подарка?

– Лучший подарок она получит от отца – тачку, так что мы со своими мелочами в пролёте.

– А что за машина?

– «Жигули» какие-то, – Влад запихнул деньги в карман и бросил взгляд в большое во весь рост зеркало в коридоре. – Модель точно не знаю. Послезавтра увидим.

– Круто, – вздохнул всеми позабытый Стас, задумчиво терзая в пальцах неподкуренную сигарету. – Мне бы так отец расщедрился.

– А тебе ещё учиться надо, – Влад взъерошил волосы брата и скомандовал Сашке: – Пойдём.

– Куда? – удивился тот.

– Как – куда? За подарком Дашке.

– А говорил: «в пролёте», – передразнил Сашка, нехотя оторвав пятую точку от дивана.

Он попрощался со Стасом, по-мужски крепко пожав его смугловатую руку, и вместе с Владом двинулся в путь.

– Как ты думаешь, что ей может понравиться? – озадаченно спросил Влад.

Они шли вдвоём по серой пыльной городской дороге, по щербатым плитам тротуара, давно уже нуждавшимся в починке. От узорчатых чугунных ограждений, отделяющих своим замысловатым плетением проезжую часть, пахло свежей краской. Встречный мужчина, уже с утра находившийся в лёгком подпитии, стал посреди дороги с сигаретой в зубах и теперь хлопал себя руками по карманам, видимо, в поисках спичек. Он окликнул приятелей и заплетающимся языком попросил огонька. Сашок услужливо протянул ему присвоенную себе отцовскую зажигалку, выпустил отработанным щелчком пламя и, наспех выслушав витиеватые слова благодарности от забавного пьянчужки, пустился вдогонку за беспричинно спешащим Владом.

– Честно говоря, даже и не знаю, – сказал Сашок, нагнав товарища и продолжая прерванную беседу. – Но, что бы ты ни купил, приправь это цветами. Сам знаешь, как девчонки любят эти веники.

Влад немного задумался и понимающе кивнул.

– Ну а сегодня, что будем делать? – спросил он. – Вроде месяц, надо как-то отметить.

– Сводим их в «Лилию», – рационально заявил Сашка. – Посидим, расслабимся. Сам говоришь: все бабы – символистки. Девчонки обрадуются, конечно. Главное – внимание.

Разобравшись с планами на вечер, друзья приступили к штурму магазинов, размышляя на ходу, что можно подарить Дарье. Только не духи, нет, слишком обыденно; не косметику – в ней Влад совершенный ноль (эх, как жаль, что рядом нет отца, он бы уж помог в этом разобраться); впрочем, у Влада имелась приличная сумма, на которую он мог позволить себе купить нечто более ценное и изощрённое, чем летучий запах или недолговечная краска. Нутро музыканта, дегустатора изысканных созвучий, человека, звуками искушённого и ими наполненного, отправило необходимый сигнал в мозг и заставило принять единственно правильное решение. Взгляд наткнулся на красивый чёрный с серебристыми кнопками магнитофон (о, дивный звук, чудесная музыка, которые теперь будут ласкать маленькие девичьи ушки!). Японское чудо с английскими обозначениями на блестящей панели радостно сверкало и соблазняло переливающимися в свете весеннего солнца колонками.

– Берём! – решительно сказал Влад молоденькой продавщице в светло-серой униформе с белым воротничком.

Сашка схватился за сердце.

– Что ты творишь? – в отчаянии прошипел он. – Это же сумасшедшие деньги! Купи ей коробку конфет и ромашку, только, ради бога, не дари ей эту штуку! – Сашка дрожащим пальцем указал на магнитофон. – Лучше купи новую гитару, но только не выкидывай деньги на эту бабёнку!

– Не будь жмотом, доброжелательно улыбнулся Влад, жестом прося продавщицу упаковать покупку. – Дашка заслуживает намного больше, чем этот магнитофон. Почему я не могу сделать ей приятное, если у меня есть такая возможность?

Сашка в отчаянии пытался заламывать руки (выходило это смешно, впрочем, голубоглазый бес всегда старался исполнять исключительно комичные роли), он нервничал и злился, даже пытался закурить, однако же, продавщица (пухленькая невысокая блондиночка) вежливо напомнила ему, что здесь этого делать не положено, и Сашка был вынужден спрятать сигареты в карман.

– Ну, чего ты кипятишься? – миролюбиво спросил Влад, когда оба вышли из магазина и направились в сторону дома Воиновых. Влад бережно прижимал к себе коробку с подарком и теперь казался успокоившимся и удовлетворённым. – Знаю, что ты Дашку немного недолюбливаешь, но это ещё не повод так злиться.

– Я не злюсь, – криво усмехнулся Сашок. – Просто ты сейчас глупость делаешь. Твоя Дашка – маленькая пиявка, стервоза и неврастеничка. Полбеды, когда ты тухнешь в гараже, мучаясь над очередным посвящением. У меня иногда мысль возникает, что нашу группу не «Нефертити» надо было называть, а «Дашенька», – Сашка пренебрежительно ухмыльнулся. – Теперь у нас каждая песня о Дашке. Но это ещё ладно. Хуже то, что ты сейчас в подкаблучника превращаешься, готового ради этой бестии всем пожертвовать. Это не по-мужски Влад. Это недостойно!

– Недостойно чего? – сухо спросил Влад, раздражаясь и мрачнея. – Или, по-твоему, было бы лучше всю жизнь оставаться безмозглым ветреником, кобельком и балагуром? – Влад явно намекал на особенности Сашкиного поведения. – Нет, приятель, взрослеть надо, меняться, становиться серьёзнее.

– Всё, брейк, – ответил Сашка, ощутив в их разговоре первые повышенные нотки. – Каждый за себя. У меня своя точка зрения, у тебя – своя. На этом и разойдёмся.

Они действительно разошлись. Сашка отправился домой к себе, Влад – к себе. Им обоим предстояло собраться с мыслями и духом, чтобы подготовиться к предстоящему вечеру. По крайней мере, готовился Влад, готовился он морально и физически, тренировался перед зеркалом, репетировал подготовленную речь и планировал своё феерическое выступление. Свою знаменательную речь, которая, конечно же, разозлит Сашку, обрадует Дашеньку и станет значимым рубежом в его, Воиновской, жизни.

Влад предчувствовал счастье, предчувствовал его, безусловно, ошибочно, но подобные заблуждения свойственны людям влюбленным, а потому наивным и доверчивым. Влад чётко видел, что подходит к порогу новой жизни, более осознанной и ответственной, закрывая дверь в жизнь прошлую, в которой свободолюбивый Сашка предпочёл задержаться, как выяснилось впоследствии, на очень много лет.

Предвкушение счастья трепало нервы и вызывало лёгкий зуд в музыкальных пальцах, жаждущих тревожного колыхания струн. Но нет, Влад сегодня не собирался брать гитару в руки: боялся увлечься и забыться в объятиях эфирной Неферии, оставив без внимания Неферию материальную и осязаемую.

Вечер подкрался быстро и незаметно. Влад позвонил Сашку, сказал, что сейчас к нему заскочит, чтобы потом вместе отправиться на свидание.

Внутри что-то дрожало и дёргалось, что-то зловещее и холодное. Сашка был бодр и весел, об утреннем разговоре не вспоминал и казался весьма довольным жизнью, впрочем, он всегда был ею доволен, а все перепады его аристократического настроения объяснялись неутомимым актёрским духом, жаждущим сцены.

Будущие кумиры неврастеников, фетишистов, садомазохистов и прочих извращенцев встретили своих пассий в условленном месте и торжественно сообщили им, что идут в «Лилию», где будут праздновать первую знаменательную дату их совместной жизни.

– Мальчики, вы такие милые, – лепетала нежно-розовая Настя, жадно сжимая Сашкину руку. – Как приятно, что вы вспомнили.

Сашка приторно-сладко улыбнулся своей подруге, а Влад чмокнул Дарью в нос, который она хотела сморщить, но не успела.

На самом деле «Лилия», кроме своего исключительного символического оттенка и ностальгической знаковости не представляла ничего интересного и была похожа на душную, затуманенную табачным дымом тюрьму среди майской свежести и солнца.

Маленький альянс расположился за угловым деревянным столиком (тот, за которым они сидели ровно месяц назад, был бессовестно занят) и приступили к изучению меню. Остановились на десерте, коктейлях и мороженом (ох, уж эти безобидные тошнотворные сладости, которые почему-то так обожает женский пол).

Дарья много курила, Сашка много говорил, Настенька много смеялась, Влад много думал. Сумрачная «Лилия» дурманила, коктейль расслаблял, мороженое обжигало язык. Влад подозвал официантку и потребовал шампанского. Буквально через секунду распечатанная бутылка «Надежды» стояла на столе.

Сашка рассказывал третий по счёту анекдот, подзадориваемый Настенькиным звонким смехом, Дарья сдержано улыбалась. Влад взял ложечку от мороженого и, требуя к себе внимания, постучал ею по бокалу. Все притихли и посмотрели на него.

– Я хочу кое-что сказать, – немного смутился Влад, выдержав торжественную паузу. Его чёрные глаза отливали желтоватым золотом в сумрачном свете лампы и казались огненно-зеркальными.

Сашка, сообразив, что Влад сейчас начнет извергать розово-пряную патоку, предусмотрительно натянул на своё лицо маску недовольства.

– Все вы прекрасно понимаете, по какой причине мы сегодня здесь оказались, – начал издалека свою заранее подготовленную и тщательнейшим образом отработанную перед зеркалом речь Влад. – Помните тот столик? – указующий взгляд устремился в нужном направлении. – Мы пили водку, говорили всякие глупости, мой ангел недовольно фыркал весь вечер, – его глаза с лёгким доброжелательным укором уставились на Дашеньку. – И, конечно же, никто из нас не мог подумать, что это безобидное рандеву принесёт столько перемен, столько впечатлений, столько нового и удивительного!

Дарья осторожно разглядывала Влада сквозь полуприкрытые ресницы, нежилась в бархатистых волнах его голоса и радостно-тревожно представляла себе окончание столь вдохновлённой и пылкой речи. Настенька подперла рукой пылающую щёку и с детским восторгом, внимательно и сосредоточенно слушала Влада.

– Моя жизнь кардинально изменилась с того самого дня, – продолжал он. – Я стал совершенно другим человеком, – Сашка угрюмо кивнул в подтверждение его слов. – Только теперь, когда я тебя встретил, – Влад взял Дарью за руку и проникновенно заглянул в её тёплые, влажно-искрящиеся глаза, – я понял, что никогда и никого так не любил, никогда и никем не был так серьёзно увлечён. Ты – мой самый дорогой человек на земле. Я тебя очень люблю, безумно люблю, неизлечимо!.. Для меня ты – единственная женщина на свете, одна ты, только ты и никого кроме тебя!