Стукач
По русско-американской традиции мы с Эваном сидели у меня на кухне, и пили чай с халвой. Мой американский друг был настоящим бледнолицым, то есть белым англо-саксом, протестантского вероисповедания, без примесей азиатско-латиноамериканской африканщины. Уроженец морально-устойчивого штата Айова, не познавший в свои двадцать три года настоящей романтики, он был полностью сосредоточен на вещах серьезных и прочных. Его взгляд был холодным и прямым, не давая возможности проявления человеческих слабостей. Эван заходил ко мне периодически, чтобы отредактировать мои английские тексты и поболтать о политике. Нас с ним сближала обоюдная ненависть – у меня к своей стране, у него к своей. Мы могли часами сидеть и извергать всю свою желчь на ни в чем неповинных президентов великих держав. Все это больше походило на соревнование в осуждении, злопыхательстве и злорадстве. Но, скорее всего, истинная причина столь громких непримиримых диалогов была совершенно банальной: я тренировал свой английский, он свой русский.
Эван учился в нижегородском университете на странном факультете, который был создан в рамках культурного обмена, чтобы укрепить слегка пошатнувшийся мир между двумя сторонами света. На самом деле (возможно, что и нет, хотя мне почему-то так кажется и даже хочется), он был агентом ЦРУ. Но это не имеет к данному рассказу никакого отношения. Если бы он даже попытался выманить у меня какую-то информацию, то он не поверил бы ни единому моему слову, так как мои обвинительные речи в зале суда, где на скамье подсудимых восседала вся Россия, не имели ни эмоциональных границ, ни реального подтверждения здравого смысла прокурора.