– Ты, Солод? – спросила она и получила в ответ утвердительное карканье. – Чего тебе? Он… Вернулся?
Вопрос она задала с внутренней дрожью ужаса, боясь услышать ответ…
Ее муж пропал два дня назад. Ушел в свою проклятую комнату, которую он непонятно называл “лаборатория”, запретив перед этим Варварре заходить.
Она помнила, как он, встав на пороге, поманил ее к себе, поймал на последних шагах, поднял, сжав за талию так крепко, что у Варварры дыхание перехватило, посмотрел в испуганно расширившиеся глаза:
– Ну что, девочка, хочешь моей смерти?
Варварра, прикусив губу, замотала головой… Она не хотела его смерти, нет. Она сама не понимала, чего хотела. Свободы, однозначно.
– Если я… Не вернусь через день… – голос колдуна звучал грубо и хрипло, словно ему трудом давался разговор, – то ты можешь считать себя вдовой. Замок и все, что в нем, остается тебе…
Варварра молчала, тревожно вглядываясь в его лицо, пытаясь понять, о чем он. А колдун смотрел на нее и, похоже, ждал слов. Хоть каких-то.
Но, так и не дождавшись, наклонился, поцеловал Варварру долгим, болезненным поцелуем, царапая нежную кожу жесткой бородой…
И отпустил нехотя.
– Куда же ты?
Варварра обрела голос, уже когда колдун отвернулся, взялся за ручку двери лаборатории.
Он замер и, не поворачивась, буркнул:
– Домой, – а затем, с тихим, ужасным смехом добавил, – в преисподнюю.
Варварра ахнула невольно, осенила себя святым кругом, а колдун открыл дверь и шагнул за порог. Это был последний раз, когда она видела своего мужа…
Наутро лаборатория оказалась пуста.
И Варварра получила свободу.
Вот только, как оказалось, ненадолго…
2
Солод каркнул один раз, и Варварра прикрыла глаза, откидываясь на прелое сено и прислушиваясь к себе. Что она чувствовала? Облегчение? Печаль? Ее муж не вернулся.
Он, как и обещал, отправился прямиком из своей лаборатории в преисподнюю… А ее оставил здесь.
Солод каркнул еще раз, и Варварра усмехнулась.
– Нет, Солод, я не вернусь…
Понимать язык животных и птиц колдун научил ее на второй год их совместной жизни. Просто повесил на шею амулет и щелкнул перед лицом пальцами.
– Через пару лет амулет уже будет не нужен, – усмехнулся он и ушел, оставив обескураженную Варварру познавать мир заново…
Ворон опять каркнул, и Варварра вздохнула:
– Потому что я не ведьма…
В этот раз в голосе ворона прозвучала издевка, но Варварра, нахмурившись, приказала:
– Прочь лети. Я больше тебе не хозяйка.
Она прислушалась к ночи, пытаясь распознать хлопанье крыльев, но так ничего и не услышала.
Ну и пусть…
Варварра машинально коснулась маленькой пуговки на платье – единственном украшении, оставшемся на ней после пленения, сжала. Ей не нужен будет нож, если захочется покончить с мучениями.
Ладонь скользнула выше, к беззащитному теперь горлу. Надо же, неужели за столько лет привыкла к брачному ошейнику? И теперь его отсутствие воспринимается потерей?
Варварра вспомнила, как ей впервые надели его, каким тяжелым показался, придавил к земле, дышать стало трудно…
Ошейник – показатель принадлежности к роду, дарился мужем. Или передавался по наследству в семье.
В деревне ошейники делались, в основном, простыми, из дешевой меди, редко – из серебра.
У Варварры был из белого драгоценного металла, с вплавленными в него огромными темными камнями…
После брачной ночи, о которой Варварра, хоть и зарекалась когда-либо вспоминать, но все же изменяла себе, муж подарил ей еще и серьги, тоже из белого драгоценного металла, а камни на них свисали тяжелыми каплями, искрились на солнце так, что глазам было больно. И кольцо в комплект.
У нее потом много появилось таких вот украшений, дорогих настолько, что, кажется, не у всякой благородной госпожи, да что там – у самой королевы таких не было!
Муж словно искупал подарками свою грубость и нелюдимость…
Варварра посмотрела на пальцы, подняла их, ловя проникающий сквозь крышу свет луны. Брачный браслет, легко расстегнувшись, и тем самым показывая, что Варварра и в самом деле теперь вдова, остался в замке.
А кольца… Кольца, наверно, пополнят сундук жены старосты… Или его дочери…