– Единственный путь для нашей страны сейчас – капитализм. Нам необходима поддержка Запада. Мы должны играть по их правилам экономики. Любой другой путь приведет страну к голоду, – сказал картежник, записывая очки.
– Спокойно, спокойно, – уверенным тоном произнесла дама. – Сейчас в страну вернется монархия. И все станет тихо-ровно, как в старые добрые времена.
– Да, мам, а Борис Николаевич станет второй принцессой Дианой, – с усмешкой сказала брюнетка.
Матвей потягивал чай и пытался разобраться в чехарде своих мыслей. Он не мог дать себе четкого ответа, являлась ли смута в его душе только его личными переживаниями или это было отражением сумасшествия внешнего мира.
«С одной стороны, – думал Матвей. – У меня такое чувство, что я сошел с ума. Это более вероятно, чем перемещение во времени. С другой стороны, все вокруг настолько реально, что вряд ли поддается сомнению. Хотя, сумасшедшие скорее всего так и думают. Но опять-таки, если этот мир реален, то почему он так бредов. Здесь все нелогично. Если бы я действительно попал в 93-й год, то я должен был бы видеть очереди, нищету, панику. А вместо этого я сижу в роскошном коттедже. Малиновых пиджаков и золотых цепей нет, значит, они не новые русские. Но кто?»
Матвей уже почти убедил себя, что верит в окружающую реальность, как из прихожей донесся грохот рока, смех, шум и топот ног. В гостиную вошли несколько молодых парней в кожаной и джинсовой одежде, увешанной металлическими бляхами и цепями. У некоторых в руках были мотошлемы. Один из парней держал на плече магнитофон – орущий, дребезжащий и звенящий. Парень нажал «Стоп». Вожак банды подошел к Надежде Иосифовне.
– Здорово, маман! – Крикнул он, оскалив крепкие белые зубы в улыбке.
– Привет, Леш! – поздоровалась брюнетка, по-прежнему, не отнимая глаз от карт и, посмеиваясь, объявила, что будет играть мизер.
Леша, нежно-преданно смотрел в глаза матери.
Мать смотрела в глаза сыну выжидательно-насмешливо.
– Ну что, милый сын?
– Мам… зуб адски болит. Дай денег на стоматолога.
– Иди в поликлинику.
– Государственную?!! – Леша был в ужасе от такого жестокого ответа матери. – Они же мне все зубы испоганят.
Вздохнув, мать сдалась. Ненадолго же ее хватило.
– Ну, и сколько же тебе надо?
– Ммм… ты дай пятьсот долларов.
– Ты что?! Одурел? – Пришла очередь матери поражаться.
– Да ладно… Ну, я же принесу сдачу…
– Ага, – скептически сказала мать, но отсчитала пять зеленых купюр и протянула их сыну.
Тот радостно схватил добычу и круто повернулся. Тут он заметил сидящую на диване Аню, которая все еще что-то обговаривала с плутоватым молодым человеком.
Леша плюхнулся возле нее. Аня повернулась к нему с легкой ироничной улыбкой. Этой улыбкой она сказала парню: «Я знаю, что ты сын моей работодательницы, но ты даже не представляешь, с кем ты связываешься». Но он не прочитал этого, и полушутя, обнял Аню за талию.
Матвей сидел, боясь пошевельнуться. В тот момент ему казалось, что если он просто поставит чашку с чаем на стол, он уже не сможет сдержать себя и придушит этого верзилу.
– Нюрочка, – Леша заглянул ей в глаза бесконечно нежно, – пойдем вечером на дискач.
– У тебя же зуб болит, – парировала Нюрочка.
– Так я сейчас вылечу, – не уменьшая нежности, протянул Леша.
– Нет, – решительно остановила его Аня. – Мне на сделку ехать. Потом сходим.
Встав с дивана, она окликнула брюнетку:
– Наташ! Тогда подгони машину потом на Вернадку, не забудь.
– Да-да, – пробурчала брюнетка, вся погруженная в игру.
Аня бросила на стол ключи от машин и вышла из комнаты. Матвей спешно вышел следом.
Они поднялись по лестнице наверх. Путь лежал через спальню хозяев. Как и во всем доме, здесь валялись игрушки, которых в детстве Матвея, пришедшемся на тот же период, и в помине не было. Бесконечное количество картриджей, Барби, кукольных домиков, машинок на пульте управления и прочее-прочее.
Тут стояла исполинская кровать с массивными спинками, огромный телевизор Panasonic, резной комод антикварного вида. Справа была еще одна комната, не отделенная дверью.
Аня с Матвеем вошли в небольшую комнату, запланированную, наверное, как гардеробная или что-то подобное. На полу поскрипывал паркет. У окна стоял тяжелый письменный стол, обитый зеленым сукном. Он игриво поблескивал медными ручками многочисленных ящиков. Но Аня подошла не к нему. Она прошла мимо детской кроватки с деревянными прутьями к стенному шкафу. Это были две обыкновенные двери не слишком аккуратно крашеные белой краской. Пока Аня возилась с ключом к шкафу, Матвей разглядывал кроватку. Небольшое стеганое одеяльце, ярко-розовый жираф рядом с подушкой. Но тут он заметил, что один из прутьев кроватки отломлен и аккуратно приложен на место, так что со стороны и не заметно. Кажется, в этой кроватке видит сладкие сны очень ушлый малыш.
Аня отворила дверцы, и шкаф представил взорам свои внутренности. До самого потолка он был завален одинаковыми пухлыми папками «Дело №». Запахло архивом.
Аня вытащила втиснутую сбоку папку, отнесла ее на стол, раскрыла, и стала перекладывать бумаги. Документы были все свежие. Это были рукописные листы с подписями и бумаги, отпечатанные на машинке, утвержденные фиолетовой печатью. И вот, наконец, она нашла свеженькое, хрустящее голубое свидетельство и какой-то машинописный бланк. Взяв со стола ручку с пятью разноцветными стержнями внутри, она нажала на синий и написала на бланке число и подпись. Затем, папка отправилась обратно в свое хранилище в стенном шкафу.
– Все, больше нам тут делать нечего, пойдем.
– Куда теперь?
– В центр. Поедем на метро.
Забежав в гостиную еще раз, Аня забрала какой-то сверток, стоящий в углу, а Матвей поблагодарил за чай и попрощался.
Когда молодые люди вышли на улицу, Матвей осведомился о том, куда они направляются.
– Поедем на Сивцев Вражек. Мы расселяем коммуналку, и у нас сегодня заказана машина, которая перевезет все барахло жильцов. Доберемся на метро, потому что моя «Победа» едет с Наташкой в другое место. Надеюсь, ты не против?
– Ну что ты, конечно нет. Такой прекрасный день. Пройтись – это замечательно.
Они перебежали Алабяна возле магазина «Диета» и пошли к метро через дворы. Лена спешила. Она не опаздывала, просто находилась в общем спешащем ритме времени. Матвей следил за тем, как шуршат высокие каблуки ее светло-серых сапожек по тропинкам, еще не закованным в асфальт, но укрытым теплым ковром осенних листьев. Она поигрывала полой пальто, держа одну руку в кармане, а второй придерживая сверток. И хотя лицо ее было задумчиво, губы всегда сохраняли намек на улыбку, чтобы никто не мог усомниться в ее жизнерадостности. Матвей загляделся и чуть не прослушал ее вопроса.
– Ты, наверное, чокнутый?
– Почему?
– Ну, странно. Бегаешь со мной целый день, наплевав на дела. А у тебя их должно быть полно, раз доллары пачками в кармане. Если ты, конечно не киллер. Хотя и у киллеров, наверное, дел не в проворот. Банкиров развелось, как собак нерезаных.
– Ха-ха… Ну, ты сказала. Чем тебе банкиры не угодили?
– Мне-то они как раз очень угодили. Я только на прошлой неделе две квартиры как раз банкирам продала. Но просто киллеры в основном банкиров стреляют, а последних сейчас полно.
– Да, – Матвей цеплялся за тему, так как по-прежнему не придумал никакого логичного вранья. – Я кстати, знаю анекдот. Стоят киллеры в подъезде. Ждут клиента. Тут один говорит…
– Что-то его долго нет, я у ж беспокоюсь, не случилось ли чего, – закончила Аня за него. – Это анекдот с бородой. Ты ушел от темы. Меня интересует, откуда у тебя столько свободного времени?
Матвей внимательно посмотрел на Аню и начал:
– Ты знаешь, очень глупо получилось… На время моей поездки в э… (он упорно не мог вспомнить, называлась ли в 93-м году Северная столица Петербургом) Ленинград, я оставил свою квартиру другу. Ключи у него, и я смогу попасть домой, только вечером, когда он вернется. Поэтому у меня невольно оказался целый свободный день.
– Понятно. Ладно, поразвлекаю тебя сегодня. Ты, значит, надолго ездил в Ленинград?
– Да, на несколько месяцев.
– А где же твой багаж?
Такого подвоха Матвей не ожидал, но быстро сориентировался.
– Я оставил его в камере хранения.
– А… Ну, надеюсь, там нет ничего ценного, – усмехнулась Аня.
Они вышли к церкви, откуда доносилось пение. Люди стекались ко входу, не забывая подавать милостыню многочисленным нищим.
Тут же за церковью была большая площадь, заполненная автобусами и троллейбусами; по периметру, буквально громоздясь друг на друге, расположились ларьки. Вдоль церковной ограды были сооружены самодельные прилавки, с которых самые разные люди продавали самые разные вещи. Матвея поразил ассортимент. Тут громоздились детали телевизоров, банки с солеными огурцами, вязаные носки, старая одежда и обувь, котята, аудиокассеты, яйца. Особенно его поразил подросток лет тринадцати, который на деревянном ящике у самых ворот церкви продавал вкладыши, отчаянно торгуясь и не соглашаясь ни на какой обмен.
Они прошли дальше. И вдруг у самого метро Матвей увидел автомат с газированной водой. Он сразу вспомнил вкус детства и шарики газа, щекочущие небо.
– Может, глотнем водички, а то в горле пересохло, а?
– Давай. Могу предположить, что это последние автоматы во всей Москве. Что-то их отовсюду убрали. И боюсь, что там нет стаканов.
Действительно, стаканов не оказалось. Матвей не стал предлагать купить пластиковый стакан, опасаясь, что их еще не продают.
– Постой, у меня есть идея, – Аня улыбнулась.
Аня достала из кармана пачку сигарет LM, вскрыла упаковку и стянула с пачки полиэтиленовый кармашек.
– Ну, чем не стакан? – она улыбнулась.
Затем девушка сунула монету в автомат и подставила полиэтилен под струю газировки. Матвей ошарашено улыбнулся. Она протянула ему воду, которая вся колыхалась в играющем солнечными бликами кармашке. Он сделал глоток. И только в этот миг он действительно весь целиком переместился в этот странный 93-й год. Как пузырьки газа испарилась вся ошарашенность и сомнения. Он все вспомнил и понял, что как бы это ни было дико и безумно, как бы ни были нереальны полеты во времени, именно ему одному повезло, и он переместился в свое детство; в очень странный и жуткий год для всей страны, но в волшебный и очаровательный год своего мальчишеского счастья.
Он допил газировку, жмурясь от восторга, и отдал импровизированную чашу Ане. Аня посмотрела на него со смесью удовольствия и удивления.
– Это что, живая вода? – спросила она, забирая «стаканчик». – Ты весь преобразился.
Матвей не мог объяснить ей, что сейчас произошло, поэтому, он просто улыбнулся, взял ее под руку (к величайшему для нее удивлению), и вошел вместе с ней в метро, предвкушая новые счастливые воспоминания, которые можно будет осмотреть, пощупать, понюхать. Пара подошла к кассе. «Жетончики!» – воскликнул про себя Матвей.
Он купил два, и, повертев зеленоватые кругляшки в руке, протянул торжественно одну Ане. Аня засмеялась его церемонности.
Молодые люди одновременно опустили жетоны в прорези турникетов и прошли в мир метрополитена.
Запах метро был такой же, как и в 2015-м, но было значительно меньше людей. То есть их почти не было. На платформе прохаживались два человека. Спустя пять минут людей стало несколько больше. Подъехал поезд, и Аня с Матвеем с комфортом расположились на пружинном диване в вагоне. На весь вагон было только два рекламных плаката. Один изображал улыбающегося верблюда с батончиком PICNIK, с другого плаката пассажирам подмигивал Леня Голубков из-под букв МММ.
Поезд подъехал к «Тверской». Вагон не только не был забит людьми, но даже оставалось много свободных мест. Матвей с Аней вышли на улицу. Первое, что бросалось в глаза – свободно движущиеся по Тверской машины.
Матвей шел рядом с почти бегущей, но не замечающей этого Аней, оглядывая грязные поломанные лавочки на бульваре. Кругом валялся мусор.
С рекламного стенда на него взирало лицо Распутина с бутылкой водки в руке. Чтобы сомнений не оставалось, ниже английскими буквами было написано – Rasputin.
– Аня, скажи, а что это за странный дом, в котором мы были?
– На Соколе?
– Ну да.
– Это дом моих работодателей. Они там живут, и там же офис.
– Но такая обстановка… Я подумал, что попал в девятнадцатый век. Откуда все это?
– Ну как откуда? Денег полно, вот и развлекаются.
– Они бандиты?
– Нет! Ну что ты? Зачем заниматься бандитизмом, если ты работаешь на рынке недвижимости в Москве? Деньги итак рекой текут.
– То есть они безо всяких нарушений закона обзавелись трехэтажным коттеджем почти в центре Москвы?
– Положим, у них два коттеджа.
«Неплохо живут в то время, когда народ голодает», – подумал Матвей.
– Дом, что напротив, тоже их. И оба живут в этих домах чуть ли не с рожденья. Они были соседями, а потом поженились и организовали вместе бизнес. Все просто.
– Да уж, проще некуда, – усмехнулся Матвей.
Они вышли на Арбат и двинулись к началу улицы. Не успели пройти и ста метров, обнаружилось препятствие – толпа людей с плакатами, транспарантами и портретами Николая II. Над этой толпой возвышался мужичок в картузе. Стоял он на какой-то конструкции вроде строительного стола и со страстью в голосе призывал народ к монархии. Толпа всячески его поддерживала, потрясая транспарантами «Власть – царю» и «Долой проклятых коммунистов».
– Что это? – только и смог вымолвить Матвей.
– Это митинг. Что, первый раз видишь? Сейчас будут просить подпись. Это обязательное условие любого митинга.
И точно. Из толпы выскочила невысокая тетка в серой клеенчатой куртке и с ней двойник Николая Второго. Они сунули под нос Матвею какую-то бумагу с массой подписей и загорланили ему в ухо что-то вроде: «Вернем нашему Отечеству монархию. Не позволим больше коммунистам измываться над верноподданными царя».
Матвей растерялся. Но тут толпа запела «Боже царя храни», все подхватили и от Матвея с Аней отстали.
Они свернули в Сивцев Вражек и отыскали нужный дом.
– Машины, конечно же, еще нет! – возмутилась Аня. – Так. Ты стой тут. Подъедет грузовик, лови его и ставь к этому подъезду. Потом поднимешься на третий этаж. Окей?
– Окей, – улыбнулся Матвей упорхнувшей Ане и стал прогуливаться по пустынному тротуару в ожидании грузовика. Когда он, находясь в глубокой задумчивости, очередной раз повернулся, чтобы начать движение в обратном направлении, перед ним стоял человек. Матвей вздрогнул. Человек был нечесан, небрит и смотрел на Матвея пронизывающим взглядом исподлобья. На плече он держал огромную, очевидно очень тяжелую матерчатую сумку. Он слегка поманил к себе Матвея, хотя тот итак стоял с незнакомцем нос к носу. Матвей нагнулся к нему, и тот шепнул ему на ухо:
– Обои не нужны? – и тут же, отстранившись, многозначительно посмотрел на молодого человека.
Матвей оцепенел, но тут же стряхнул наваждение и отрицательно завертел головой, отходя от странного субъекта.
– По полтиннику рулон, друг, – субъект засеменил рядом.
К счастью для Матвея, вдали показался грузовик, и он, отцепившись от торговца обоями, побежал навстречу машине, показывая водителю, где встать.
Грузовик остановился чуть не посередине улицы, и из него вылезли водитель и грузчик. Одеты они были подобающе. На грузчике красовались синие спортивные штаны, потертые китайские кеды, майка алкоголичка. Водитель был в обыкновенных, оттянутых на коленях брюках странного цвета, что-то вроде «горький шоколад, растертый по мокрому асфальту». Поверх такой же, как у его товарища, майки был натянут старый грязный пиджак. Он снял с носа очки, протер их носовым платком, завернул в этот платок и положил в кабину.
– Ну-с, молодой человек, – обратился он к Матвею. – Покажите нам, пожалуйста, квартиру, откуда необходимо вынести вещи.
Матвей несколько опешил от такого изысканного обращения водителя грузовика, но быстро опомнился и предложил господам следовать на третий этаж.
– Лифта нет, конечно, – со злобным самоудовлетворением прошипел грузчик.
– Алексей, ну какой лифт, прости господи! Ты видишь, архитектура конца девятнадцатого, – рассердился водитель на товарища.
Тут они услышали, как на третьем этаже открылась дверь, и из квартиры полетела страшная брань, крики, визг.
– А ну пошел прочь, сволочь окаянная! Всю душу вымотал, скотина! – верещала какая-то тетка.
Ей вторили другие женские голоса, и из их криков можно было понять, что они полностью солидарны с соседкой, что тот, чье имя не называлось, действительно сволочь, подлец и самая, что ни на есть распоследняя пьянь.
Матвей побежал скорее наверх, чтобы в случае необходимости защитить Аню.
Вбежав в квартиру, он узрел гурьбу теток, сгруппировавшихся напротив угла, где на старом сундуке сидел затравленный пьянющий мужичок в синих трениках, шлепанцах и майке-алкоголичке, явно из той же коллекции кутюрье, что у грузчика и водителя. Мужичок был в разы меньше любой из окруживших его теток, рожа у него была небритая, а в глазах зияли тоска и боль.
Женщины наступали на затравленного и горели желанием вышвырнуть на лестницу, чтоб не мешался, пока вещи грузят. Мужичок отмахивался и отнекивался, пока, в какой-то момент в нем ни проснулась Обличительная Сила. Он поднял мутные глаза на окружавших его и заговорил:
– Что вы меня поучаете!? Чего вы хотите? Вы!!! Как… теперь… ПРОСРАЛИ СТРАНУ!!!! ПРОСРАЛИ!!! – вся тоска и боль вылились в этом страшном реве.
Тут как архангелы подошли вежливые грузчики. Тот, что в пиджаке, подошел к мужичку и стал ему бормотать на ухо какие-то их мужские заклинания. Несчастного увели.
Настало время интереснейшего времяпрепровождения, когда мебель, десятилетиями не покидавшая своих насиженных мест, начинает вдруг срываться с места, подниматься в воздух и переноситься вниз, без всякой помощи новомодных штучек вроде лифта, в грузовик.
Не обошлось без пианино, чрезвычайно тяжелого, вследствие того, чтобы было плотно набито пакетами с гречкой. Был и исполинский шкаф, ради которого пришлось снять с петель дверь. И, конечно, чрезвычайное количество всевозможной утвари, узелков, мешков, ящиков и прочего. Проплыла мимо Матвея и радиола.
Часа за полтора почти непрекращающегося марафона грузчиков, которые ко всему прочему оказались еще и некурящими, беспрерывных женских вскриков, воплей, споров и всех тех житейских особенностей, которые сопровождают погрузку мебели при переезде, наконец, закончили.
Остались только старый коричневый чемодан с металлическими скобами на антресолях, сапоги (что-то из осень-зима ‘78) и две сгоревшие кастрюли. Все это принадлежало девице, прописанной в квартире, но на памяти жильцов появившейся от силы один или два раза. И тут выяснилось страшное.
– Тазика-то зинкиного нет, – заявила одна из дам.
– Как нет?! – всполошилась другая.
Всполошились все.
Начался галдеж, из которого было понятно, что тетки страшно переживают за потерю тазика и необходимо срочно найти виновного и понять, как случилась пропажа.
Аня взирала на этот гомон с минуту, затем, решив прекратить сию бессмыслицу, сказала громко, чтобы плюнули на тазик и садились в подъехавшие такси.
Но Аня неверно оценила масштаб ситуации.
– То есть, как это плюнуть?! – загалдели тетки. – Она приедет и решит, что таз мы украли. Это что ж такое! Мы тазик не крали, нам чужого не надо. Мы люди может и бедные, но честные.
Прекратить просто так это было невозможно. Аня отвела в сторону Матвея.
– Слушай, дружище, сделай доброе дело, сбегай в хозяйственный за углом, купи ты им таз.
Матвей помчался выполнять поручение – ситуация его позабавила. Уже через несколько минут он вернулся с новым сияющим эмалированным синим тазом.
Тетки с презрением посмотрели на сие приобретение. Наконец, одна не выдержала:
– Он же синий.
– И что?
– Так тот зеленый был.
Аня взревела и потребовала, чтобы все немедленно сели в такси.
Наконец, грузовик, в сопровождение двух серых волг, скрылся из виду. Наступила звенящая тишина. Матвей с Аней поднялись наверх. Роскошная четырехкомнатная квартира с высокими потолками, тяжелыми дверьми, паркетом на полу и окнами в полстены. Квартира казалась огромной. Особенно, после того, как ей дали дышать, увезя весь этот бесконечный хлам.