– Что вы так на меня уставились? – занервничал Ксар. – Александром быть можно, а Ксаверием – нет?
– Будь, кто тебе запрещает? – позволил Александр Бузин. – Хоть горшком назовись, лишь бы человек был хороший! – И обернулся к Геле: «Чего стоишь, кругляши таращишь? Пошустри! На стол собери!».
Геля громко вздохнула и полезла за посудой.
– Ты стыдишься своего имени? – заклеймила Аня Ксаверия. И гневно раздула ноздри.
– Я им горжусь! – объявил Ксаверий. – Александров в стране – каждый второй, а Ксаверий – я один!
– Тебе чем не нравится моё имя? – оскорбился хозяин подворья.
– Главное, чтоб оно нравилось тебе! Потому что имя, я уже тут говорил девушкам, – код, знак судьбы…
– Ты утомил! Ты… – раздосадовался Саня, но Злата выпалила: «А мне любопытно!».
– Вот и побазарьте вдвоём на всякие заумные темы, – широким жестом указал ей Саня на дверь. Ему не терпелось сесть за стол. – Вон, на ступеньках! Чтоб не портить компанию!
– Если ты такой простой… – И не подумала выполнить его волю Злата.
– Я простой! – подтвердил Саня Бузин свою принадлежность к простым, не обременённым специальными полномочиями гражданам. – Мне в армию осенью, а там чем проще, тем лучше! И если кому-то не нравится моё имя…
– Нравится! – поспешил Ксаверий привнести мир под свод летней кухни. – Просто тебе – трудней. Энергия имени, космическая начинка, она делится на всех, кто носит данное имя. Это как тортик! – поглядел он в бойкие глаза Гели. – Есть разница, на десять кусков его разрезать или на два? Тебе, Саня, в отличие от меня, придётся воевать за дополнительный кусок торта…
– Нет, девчонки, он меня вконец уже утомил! – чуть не взвыл обладатель самого популярного имени. – Может, мы уже сядем? Врежем?
– Да, давайте уже… – пожалела его Аня. – Закуски прокисают.
– Я их аж из Орлиного тащил, по жаре! Чёрт их знает, может уже прокисли! А тут ещё археологи тормозят процесс! Археологи, вам водяры?
– Сухарика, – поколебавшись, ответил Стас. – Нам ещё в город ехать.
– Идти! – как поддела его Злата. И сощурилась по-кошачьи.
– Не с Камчатки, дотопаем! – послал ей фирменную улыбку Стас.
Злата приняла его улыбку как должное.
– А может, ну его? – сверкнула она глазами. – Утро вечера мудренее!
– Ещё не вечер!
– Пока посидим, уже и вечер начнётся…
– Люди сказали, что им в город надо, значит, надо! – решительно прервала обмен кокетливыми репризами Аня, и Ксар шепнул Стасу: «Не заигрывайся, брат!».
– Кто заигрывается? – возмутился, тоже шёпотом, Стас. – Это ты, блин, вжился в эпоху! Станиславский!
– А кто приударяет за девушкой?
– Никто!
– Не ври! От тебя так и прёт мачизмом!
– Неконтролируемая реакция организма, – не смутился Стас. И добавил наступательно. – Домой мы всегда успеем!
– Между прочим, тебя там ждут.
– С деньгами! А я с чем вернусь? Со сказочкой про 74-ый год?! Кстати, Фантаст, мы сейчас нехилые бабки зарабатываем! Мы приняли правила игры! Вписались в действие! Они думали, мы патлы на себе будем рвать, а мы решили: ладно, быть по сему!
– Они – это кто? – указал Ксар на сотрапезников. Саня взахлёб рассказывал о свадьбе в Орлином и пытался обнять Аню за талию. Аня из его объятий ускользала. Было очевидно, что со свадьбы Саня сбежал не потому, что заскучал, а потому, что соскучился по любимой девушке. По девушке, которая не отвечала ему взаимностью, но боялась обидеть. Тем паче, при посторонних.
– По-моему, Стас, у них тут свои расклады.
– Люди работают! Актёры! А эти козлы, авторы проекта… Надо найти их и скосить деньги! Надо, Фантаст!
– Люди! – воззвал Ксаверий. – Кто у вас главный в команде?
– Ну, я… – удивлённо заморгал Саня.
– Когда у вас заканчивается съёмочный день?
– Чего?! – захохотал Саня. – Какой день?! Мужики, а вы не перебрали?
– Они думают, что их снимают в кино, – подала голос умненькая Геля. – Они же играют! Всё время! Вы что, не заметили? – И она оглядела присутствующих свысока, взором победительницы.
– Новые приключения гайдука Ангела! – буркнул, сведя брови, Стас. – Ничего ты от них не добьёшься, Сказочник! Не расколются они! Вечера ждать надо. А то и утра. Я не я буду, но без бабок я отсюда не вернусь!
– Мама Зита волнуется, – Ксар уже не рассчитывал на денежное вознаграждение, ему хотелось оказаться в привычной обстановке. Что-то сильно нервировало его на импровизированной съёмочной площадке совхоз-завода Солнцедар. Это что-то напрямую было связано с инстинктом самосохранения.
Стас гласом Ксарова инстинкта решительно пренебрёг: Стас вознамерился, кровь из носа, выколотить «тугрики» и… затеять очередной флирт.
– Маме Зите не привыкать! – отмахнулся он от Ксарова слабого аргумента. – А позвонить – надо…
Полез было в карман за мобильником, но Ксар схватил его за руку: «Не здесь! Из сортира поговоришь!».
– Мы сейчас! – потянул он Чапана за собой. Оглядел с крыльца двор и уверенно направился в заросли, скрывающие деревянный «скворечник».
– Иди! – указал он Чапану на удобства. – Я покараулю. Только не застревай, мне тоже надо отлить.
Стас скрылся за дверью, и оттуда донеслись сначала бурное журчание, а затем – не менее бурные ругательства.
– Сдох телефон! – объявил, появляясь из будки, Стас. – Дохлая фигня, а не телефон! Хотя этого быть не может!
– Прячь! – озираясь, прошипел Ксар. – Пацанка на огороде! Бдит!
– У тебя паранойя, Андерсен!
– А у тебя дебилизм! – из «скворечника» парировал Ксаверий. – Пей больше! Сейчас по ходу сюжета нас объявят иностранными агентами или криминальными элементами, побьют и выкинут на фиг! Ни хрена не уплатив! И это – в лучшем случае!
– Не заводись, – посуровел Стас. – Нас врёшь, не побьёшь! По крайней мере, меня!
– Дяденьки! – послышалось с огорода. – Вы там в очко не провалились?
– Мы, девочка, – пророкотал Стас, – в огне не горим, в воде не тонем, а уж в дерьме и подавно!
– Это радует! – кукольным голосочком пропела Геля. – Тогда подсадите меня на дерево, я сливы нарву. Снизу все уже оборвали.
– Мы сами залезем! – Стас задрал голову и оглядел развесистую старую алычу. – Давай, куда складывать!
В руках у Гели ничего не было, но Геля не растерялась: «Я в подол собираю. А вас дерево не выдержит! – одарила она Стаса взглядом будущей бабы-вамп. – Вы тяжёлый!
– Сказочник лёгкий! – ухмыльнулся Стас. Он постиг игру потенциальной красавицы-женщины и остался собой доволен.
– Кот Баян! Подь сюда! – грянул он на весь двор. – Работёнка для тебя есть!
– Эй! – донеслось от летней кухни. – Народ, вы где?
Аня воспользовалась моментом, чтобы выскользнуть из объятий Сани.
– Вы что там делаете?
– Урожай собираем! – ответил с дерева Ксар. – Геля приказала. Вы нам тару какую-нибудь не кинете?
– Я этой Геле… – полушутя-полусерьёзно рассердилась Аня. – Я ей покажу, как командовать на чужом подворье!
– Ладно тебе! – вступился за Гелю Бузин. Без Ани за столом ему не сиделось. – Раз он, как его, уже наверху, пусть рвёт! Мне же лучше!
Он поднял валявшуюся под стеной корзинку, но сам к дереву не пошёл – он ловил свой миг удачи, одиночества вдвоём, и окликнул Гелю: «Малая!».
Аня выдернула корзинку из его руки и решительно пошагала к сборщикам сливы. Встала на цыпочки, протягивая корзинку Ксаверию, и Ксаверий, против воли, заглянул в вырез её сарафана. Ничего суперэротического он не увидел – маленькую девичью грудь, стиснутую простым белым бюстгальтером – но Ксаверия вдруг всего и насквозь пронзило горьковато-сладкое истомное чувство, какое дотоле он испытывал лишь однажды – когда встретил Леру…
Он был тогда совсем юн, самонадеян и преисполнен веры в себя – свою звезду, свой триумф, свою мировую славу. В июне Ксаверий закончил школу, собрался было поступать в театральный, но по здравом размышлении решил погодить: мальчиков вроде него понавалит со всей страны великое множество, а если документы в ГИТИС Кораблин подаст после армии, поработав годик в театре – это будет совершенно другой расклад! Не мальчиком, но мужем приедет он покорять приёмную комиссию института! Правда, к столь умной и самоотверженной мысли пришёл Ксар под давлением причин материальных: куцых маминых накоплений не хватало на полноценное проживание в столице, где ни родных, ни друзей у Кораблиных не было. Да и Стас ввёл Ксара во искушение: «Давай так! Отслужим, как мужикам положено, а после вместе двинем строить Москву!».
Так или иначе, семнадцатилетний Ксаверий устроился в театр рабочим сцены и от принадлежности своей к миру искусства преисполнился чувством собственной значимости. Главное было впереди, а настоящее оказалось захватывающе-интересным!
В тот знаковый день – в самом конце июля 1992-го года – Ксаверий вышел из троллейбуса на две остановки раньше, у ДОФа. Он так вжился в образ Сирано, пока ехал, что почти полностью выпал из реальности. Проводил троллейбус недоумевающим взглядом, посмотрел на часы – мамин подарок на 16-летие – и лёгкой походкой зашагал к площади Нахимова. Времени в запасе было у него воз и маленькая тележка: Ксар не любил опаздывать, предпочитая в условленных местах появляться раньше условленного часа…
Около пельменной его окликнули: «Молодой человек, можно вас?».
Девушка в белом держала в одной руке сигарету, а в другой – бесполезную зажигалку.
– Можно у вас попросить огня? – улыбнулась она и просительно, и лукаво. – У меня газ закончился.
И в подтверждение своих слов несколько раз чиркнула зажигалкой.
Зажигалка была сиреневой – это Ксар хорошо, на всю жизнь запомнил, а девушка большеротой, с крупным носом и карими, чуть навыкате глазами в обрамлении густейших ресниц. Судя по одежде, работала девушка в пельменной.
– Охотно, сударыня! – откликнулся Ксар с галантностью Сирано де Бержерака. И – ощутил взрыв внутри организма. А сразу затем – горько-сладкую истому, высвобожденную взрывом.
Девушка в белом поварском облачении оказалась его Лаурой и Беатриче, Лейлой и Изольдой, а сам он стал отныне героем эпоса.
– Спасибо! – одарила его сияющим взглядом девушка. И поскольку Ксар не ушёл, а, напротив, полез за сигаретами, вновь улыбнулась – сразу и смущённо, и выжидательно. У неё была потрясающая улыбка – чуть не до ушей, но тёплая, обаятельная, располагающая!
– Какое необычайное совпадение! – провозгласил Ксар, комкая пустую сигаретную пачку. – У вас не оказалось огня, а у меня курева. Это судьба!
– У меня сигареты там, – указала незнакомка на дверь пельменной. – Вы подождите, я сейчас…
Ксаверий посмотрел на часы. На работу он ещё не опаздывал, но и времени курить с незнакомкой не было.
– Увы! – объявил он, искренне огорчившись. И загорелся идеей: «У меня есть встречное предложение! Вы не хотите пойти вечером в театр? Я вас приглашаю! Я там работаю», – добавил он не без гордости.
– Так вы актёр?
В голосе девушки Ксар уловил нотки разочарования, но тут же решил, что ему это послышалось.
– Я рабочий сцены! – с достоинством представился он. – Меня зовут Ксаверий Кораблин, Ксар. А вас?
– Лера.
– Я буду ждать вас у служебного входа, Лера. Только вы обязательно приходите! Я буду ждать!
И, подчиняясь порыву, он схватил руку Леры с зажатой в ней бесполезной зажигалкой. И поднёс к губам.
– Всё-таки, вы актёр! – как укорила Лера и тревожно покосилась на дверь пельменной. – Хорошо, хорошо, я приду!
– Честно-честно?
– Честно-честно!
От избытка чувств Ксаверий перепрыгнул через ближайшую урну и помчался вперёд – в блеск и синеву неба над площадью, ощущая спиной Лерин заинтересованный взгляд. Вечером она придёт на спектакль! Какое счастье! Он увидит её снова сегодня вечером!
Она пришла. В длинном, лёгком, сиреневом, как туман, платье, в пёстрых бусах, с волосами, сколотыми гребнем в тяжёлый узел. Она курила у балюстрады, глядя на набережную, когда он выскочил из дверей служебного входа и тут же её узрел. Душой раньше, чем глазами. Сперва – каштановый завиток на шее, потом руку с длинными пальцами и коротко остриженными ногтями, а потом её целиком – высокую, стройную, с крепкими плечами и бёдрами, с сумочкой на плече.
И она его почувствовала, потому что дёрнулась внезапно, и её карие глаза вспыхнули радостью.
– Пойдём, – он целомудренно прикоснулся к её локтю, и она пошла, даже не спросив, что за спектакль дают нынче в театре. Она пришла не на спектакль – на свидание, и Ксаверий постарался, чтобы их первое свидание прошло на высоте. Хотя народа в зале было негусто, он, на всякий случай, взял у администратора контрамарку, а в антракте повёл Леру не в буфет, а в звукоцех, где работал его приятель Антон. Там уже всё было приготовлено к приходу дорогой гостьи – и бутерброды, и фрукты, и шампанское. И второй акт они смотрели из звукоцеха – под вино, под сигареты и сыр. И Лера как-то сразу стала своей. Потому что не было в ней ни жеманства, ни дешёвого кокетства, ни желания произвести впечатление. Ей всё было интересно, и сама она была по-детски естественной, и совсем по-детски шлёпнула Ксаверия по руке, когда он не вовремя сунулся к ней с очередным бутербродом: она внимала тому, что происходило на сцене, вся была там, внутри действия.
– Хорошая у тебя девушка, серьёзная! – оценил Антон.
В тот вечер они расстались сразу после спектакля, на остановке троллейбуса. Ксаверий и в мыслях не имел зажиматься с Лерой в скверах, тем более, что и опыта зажиматься у него не было: в свои 17 Ксаверий оставался девственником. Он хотел всего лишь проводить Леру до дома, но она решительно воспротивилась.
– Там папа, – смущённо улыбнулась она. – Он знает, когда заканчивается спектакль, и будет встречать на остановке.
– Ну и что? – не понял Ксаверий.
– Мой папа… – помедлила Лера, – своеобразный человек. Он до сих пор считает меня маленькой девочкой.
– Может, пора ему объяснить, что ты большая девочка? – расхорохорился по-взрослому Ксар.
– Он не поймёт. А если он узнает, что мы только сегодня познакомились…
– Что будет? – потребовал ответа Кораблин. Он был настроен воинственно, как подобает настоящему рыцарю.
– Ничего хорошего, так что лучше не будить в папе зверя. Завтра там же, в то же время?
– Конечно!
Она пришла и на другой день, и на следующий, вся в фиалково-сиреневой дымке платья, и духи у неё были – фиалковые, а глаза и губы она не красила: макияж не подобал маленькой девочке, собравшейся в театр с подругой. Впрочем, глаза у Леры и так были огромные, ресницы – чёрные, а рот – яркий.
На третий день расстроенная Лера сообщила Ксаверию, что родители тоже собрались в театр.
– С нами? – изумился Ксаверий.
– Со мной и моей подругой Оксаной. Я же хожу в театр с Оксаной!
– Хорошо, я достану контрамарки.
– Ксар… – помедлила Лера. – А если ко мне кто-нибудь подойдёт? Из наших?
Она так и сказала: «наших»!
Свою девушку Ксар представил в театре всем, с кем приятельствовал, он очень гордился своей девушкой, и она всем сразу понравилась.
– Насчёт этого будь спокойна. Я предупрежу ребят.
Приятелям Ксар поведал, что Лерин отец полагает театр вместилищем разврата, и приятели схватились за животы. Их весьма заинтересовал недовымерший динозавр Савелов.
– Он не того случаем, не сектант? – покрутил у виска пальцем Антон.
– Он отец-командир! – похоронно вздохнул Ксаверий. – Дяденька строгих правил.
Сам он тоже горячо возжелал хотя бы визуального контакта с Савеловым и, стоя за боковой кулисой, во все глаза рассматривал родителей Леры, пока те двигались по проходу к своим местам в четвёртом ряду партера.
Мама у Леры была маленькая, пухленькая, уютная, а папаша – натуральный шкаф! Двухстворчатый! Два метра длиной! Создатель вырубил этот «шкаф» из цельного бревна, проработкой мелких деталей не утрудившись. Ограничился намёткой – высокими скулами, квадратным подбородком и крупным носом. Но если Лерин нос, несмотря на размер, можно было назвать пикантно-модернистским, то рубильник папы Савелова был именно рубильником. Шнобелем!
– Не приведи Боже попасть к такому под начало! – подумал с трепетом Ксаверий о предстоящей военной службе.
Папа Савелов за что-то выговаривал своим женщинам. Женщины смиренно улыбались.
Грозный вид отца-командира избавил Ксара от соблазна повидаться с Лерой в антракте, и с любимой он встретился только на другой день, у пельменной.
– Ну, и чего он злился? Что ему так сразу стало не так? – с ходу взял Ксаверий быка за рога. – Он же ещё спектакль не видел, а уже оборзел!
– Он рассердился, что мы прошли по контрамаркам, – отрапортовала Лера. – Он не нищий, он бы купил нам билеты.
– Если он такой богатенький Буратино, – ополчился на неблагодарного Савелова Ксар. – Почему ты не в МГИМО учишься, не в Универе?
– Таким, как я, там не место! – рассмеялась в надежде усмирить Ксара Лера.
– А где место? В столовке? – пуще прежнего раскипятился Ксар. – Ты об этом всю жизнь мечтала?!
– Я мечтала быть музыкантом, но папа решил, что в наше время надо быть поближе к камбузу, – легко, даже весело ответила Лера.
Впоследствии Ксаверий сам убедился, насколько прав был папа Савелов: своим крупным носом он учуял заранее, что за ветры перемен задуют с вершин, ещё хранящих отблески зари коммунизма. Но в тот вечер начала августа, когда ничто не предвещало экономических катаклизмов, Ксар Павла Анатольевича решительно осудил: «Он деспот! Домашний тиран, вот он кто!».
– На самом деле папа очень хороший человек, – чужим голосом ответила Лера. – Его моряки любят…
– Да ты что?! – изумился Ксар громко и вызывающе. – Правда?!
– Правда! – выпалила в лицо ему Лера. – Его матросы любят и уважают, потому что он справедливый! Он всегда во всё вникает, в любую проблему, и от офицеров требует того же, от мичманов! У него на корабле дедовщины никогда не было!
– Просто он о ней не знает! – заявил неумолимо Ксаверий.
– Он всё знает! Он днюет и ночует на корабле! Это сейчас он стал дома появляться, а маленькая я его так редко видела, что называла дядей папой!
Ксар вспомнил о папе Саше, которого он тоже звал дядей папой, и сразу стих. «Умывальников начальник и мочалок командир! – буркнул он уже по инерции. – Он тебя старой девой решил оставить? Или он сам тебе найдёт жениха, в лучших традициях феодализма? На своём корабле?».
– Не надо! – попросила Лера. – Он мой отец. У него, конечно, есть недостатки, но он гораздо лучше, чем многие другие отцы.
Ксаверий увидел слёзы в её глазах и поспешил с ней полностью согласиться: «Да конечно! Он тебя любит! Беспокоится, заботится, бережёт!».
– Извини, что накричала! – смахнула с вееров ресниц слЁзы Лера. – Но тебе бы понравилось, если бы про твоего отца говорили плохо?
– У меня нет отца.
– У всех есть.
– Не у всех.
– Где-то же он есть. Может даже, неплохой человек. Просто с твоей мамой у них не сложилось.
Тогда-то Ксар и затеял с мамой Лилей откровенный разговор об отце. Дебошире и пьянице, как выяснилось. Если вообще что-то выяснилось! И Ксаверий позавидовал Лере: её отец, хоть и командовал ею как матросом, нипочём не бросил бы на произвол судьбы.
– Ну, и как мы дальше будем встречаться? – спросил он Леру на очередном свидании у пельменной. – Так и будем прятаться, как Ромео и Джульетта?
– Из меня – какая Джульетта?! – от души с расхохоталась Лера. – Ты посмотри на мой нос!
– Отличный нос. Италийский. Как у античной статуи.
– Какого-нибудь Нерона?
– Почему? удивился Ксар. – Рим – это не только Нерон! Это прекрасные матроны. Мне нравится твой нос, твой рот, твои уши! Ты мне вся нравишься! Слушай! Давай поженимся!
– Тогда нас точно убьют! – оценила шутку Лера.
– Лучше умереть вместе, чем мучиться врозь! – патетически возвестил будущий гений сцены. Мысль жениться на Лере озарила его внезапно, слова вырвались спонтанно, сами собой. Но они вырвались, а за свои слова Ксар привык отвечать, и теперь он готов был со всем ражем души настаивать на сделанном предложении. Оно ему понравилось! И правда, почему бы не пожениться? Жизнь коротка! Скоро Ксаверию в армию, а там, как известно, возможно всякое. Некоторые оттуда не возвращаются. Может быть, вся жизнь Ксара и есть вот этот отрезок времени! Не проводить же его под стеной пельменной! Леру-то теперь и в театр не пускают, папе там не понравилось!
Лера оказалась куда разумней Ксаверия.
– Ксар, поверь, нам рано жениться! – попыталась она увещевать жениха. – Мы друг друга даже толком не знаем!
– Вот и узнаем! А если здесь всю жизнь проторчим, то нет!
– Обязательно в постели? – улыбнулась Лера по-взрослому снисходительно.
– Там тоже жизнь!
– Оттуда дети берутся, – напомнила Лера.
– Не оттуда, а посредством, – поправил грамотный Ксар. – Ну и что? Дети – это замечательно!
– Ты не боишься? – удивилась она.
– Детей?! Как их можно бояться? Я хочу их! – объявил Ксар со всем пылом души. В этот миг он свято верил себе. Не раздумывал ни о каких за и против – верил и всё! И радовался вере своей.
– Тебе же ещё нет восемнадцати…
– Скоро будет! Лер, ты прикинь, как это классно: когда дети вырастут, мы будем ещё молодые, будем вместе ходить в походы! Никаких проблем отцов и детей! Почти одно поколение!
И Ксаверий крепко схватил Леру за руки, и привлёк к себе, готовый хоть прямо здесь и сейчас претворить в реальность свой дивный замысел.
– Ксар, Ксар! Люди смотрят! – затрепыхалась Лера. – Ксар, ты точно будешь актёром!
Ксар понял, что не станет актёром, на одном из театральных банкетов. Его соседка по столу, немолодая подвыпившая актриса, оглядела его с материнским сожалением и вздохнула: «Такой красивый умный мальчик, а туда же!».
– Куда? – не понял Ксаверий. И поглядел на свой пузырящийся шампанским бокал. На банкете он вёл себя более чем пристойно, скорей присутствовал, чем участвовал в празднике коллектива.
– Глупость это! – отрубила актриса. – Вот зачем ты пришёл в театр? Актёром стать захотел? Глупость!
– Я, по-вашему, бездарен? – уточнил надменно Ксаверий.
– А я сказала, что ты бездарен?! – возмутилась актриса. – Ты как раз-таки талантлив! Но ты – другой! Понимаешь?! Ты слишком чистый, чтобы интриговать, а наш мир с изнанки – сплошная грязь!
– Без неё – никак? – усомнился Ксар, хотя и подозревал, что его собеседница права на все сто. К тому времени он уже работал помощником режиссёра. Эта должность стала вершиной его театральной карьеры.
– Никак! – отрезала актриса и залпом опрокинула рюмку водки. – Театр – это не сцена, это коммунальная кухня! Потому что актёр – самый бесправный человек в мире! Мы мечтаем о ролях, о признании! Мы хотим, умираем от желания самореализоваться! А нам не дают! Единицы пробиваются, остальные – армия безработных! Вся наша жизнь – ожидание! Звонка! Шанса! Чуда! С чего ты взял, что именно тебе повезёт?!
– Потому что каждому воздаётся по вере его, – подбросил Ксар дежурную реплику. Его собеседнице нужно было излить душу, всё равно перед кем, но Ксар любил слушать людей. В таком вот эмоциональном зашоре они высказывали порой такое, о чем дотоле не догадывались и сами. И, обозначенная словом, потаённая мысль делалась истиной.
– Ты веришь?! – поглядела на него актриса, как на дебила. – Ну, верь! Верь! На здоровье! Так ведь и я – верила! Да все мы! – развернулась она к нему вместе со стулом и сделала широкий, охватывающий всё и вся жест. – Чтоб состояться, нужно кое-что посерьёзней веры!
– Волосатой руки у меня нет, – вновь подбросил ожидаемую реплику Ксар.
– Нет, конечно! И клыков у тебя нет, и когтей! Поэтому тебя рас-тер-за-ют!
– Так и что, мне так и прокрутиться всю жизнь за сценой?
– Да зачем тебе сцена?! – вознегодовала актриса. Она вознамерилась, кровь из носа, спасти Ксаверия от тяжёлой актёрской доли. – Что, другого нет места на земле?! Свет на сцене клином сошёлся?! – И закончила а ля Станиславский: «Не верю!».
– А вдруг у меня – призвание? А вы его сейчас…
– Да не я, не я! – жарко перебила она. – Я-то тут при чём?! Ты мне нравишься, ты чистый, искренний мальчик, и я хочу избавить тебя от разочарований! Я же знаю, вижу, что ты – не наш! Из параллельного мира! Может быть, художник…
– Уж точно нет.
– Поэт, музыкант, не знаю! Но не актёр! Хотя мог бы стать прекрасным актёром! Но не станешь! – предрекла она с интонацией опытной колдуньи и для пущей убедительности воздела вверх палец. – Ты – романтик! Ты таким уродился, таким и умрёшь, как бы жизнь тебя ни ломала! Это я тебе говорю! У тебя это в крови, в душе! С такой душой тебе нечего делать на нашей кухне! Затолкают, ошпарят, помоями обольют, и ты оттуда не уйдёшь – уползёшь! Калекой! А ты красивый мальчик! Беги! Беги из нашего храма!
Бежать из храма Ксаверию на тот час было некуда, но и без откровений актрисы он знал, что актёром не станет. Уже потому, что стал отцом. Юным бестолковым отцом двойняшек Марфы и Дорофеи.
«Как мы не хотим знать то, что знаем! В этом и беда наша, и спасение!».
Появлению на свет Марфы и Дорофеи предваряла трагикомедия в трёх актах «Валерия и Ксаверий». Акту первому предшествовал разговор Ксара со Стасом. Стас, успевший познать женщину, считал себя опытным сердцеедом.
– Но она как, согласна? – наседал Стас и мерил шагами комнату. – Согласна, чтобы у вас это было?
– И да, и нет.
– Так, а ты чего телишься? Она ждёт, чтоб ты проявил инициативу! Хотя, конечно, инициативу проявляют они, – вспомнил он о своём первом любовном опыте. – Надо только их к этому подтолкнуть. Умело! Твоя Лера, она – девушка? – деловито уточнил Стас, и Ксар кивнул. – Это усложняет… Ладно, пройдёт и это! Шампанского возьми. Музон, шампанское – расслабляет! Располагает к интиму. Потанцуете сначала. Что-нибудь медленное, пообжимаетесь…
– Где?! – наступательно перебил Ксаверий.
– Где, где?! У тебя! Не в сквере же! – ощетинился Стас и тут же задумался. – А и правда… Здесь не выйдет, у меня здесь мама с клиентками. Мама почти всё время дома торчит.
– Как же ты?..
– Я свои проблемы решаю в других местах! А сейчас мы решаем твою проблему! Ты же Фантаст, Сказочник, ты что, не можешь придумать, как убрать маму Лилю из дома, скажем, с пяти вечера до утра?!
– Если только она у вас заночует…
– Отпадает! Мама Зита на смене, шустрит день и ночь!.. Брат! У нас же есть тётя Лика!
– У неё своя жизнь.
– Поэтому она поймёт! Давай ей звонить! Пусть она срочно вызовет к себе маму Лилю. Заболеет или… В общем, ей позарез нужна будет её сестра Лиля!
– И я ей должен прямым текстом…
– В этом тексте тётя Лика наш человек!
Тётя Лика свою жизнь обустроила, как хотела. В девятнадцать лет она вышла замуж за нувориша, через год развелась, оставив на память о супруге двухкомнатную квартиру и драгоценности, и с тех пор в своё удовольствие флиртовала с состоятельными гражданами разных национальностей. Тётя Лика побывала в Италии и на Кипре, где чуть было вторично не вышла замуж, в Турции и во Франции. У мужчин разных национальностей тётя Лика пользовалась успехом, но матримониальных осложнений всячески избегала. Вдобавок она была патриоткой и неизменно возвращалась из-за бугра домой. «Светская львица» тётя Лика по отношению к родным оставалась человеком щедрым и отзывчивым. Истинно родным человеком. И, своих детей не имея, обожала племянников Ксарку и Стаську.
– А если у неё там бойфренд? – высказал разумное опасение Ксар.
– Ой! – поморщился Стас. – Чтоб тётя Лика не придумала, куда деть бойфренда?! Давай! – подтолкнул он Ксаверия к телефонному аппарату, и Ксаверий, поборов естественную в таких случаях робость, набрал номер тёти Лики.
«Если не подойдёт, значит всё, облом! – загадал он. – Значит, быть по-Лериному!».
Додумать – правильно ли это будет? – он не успел: тётя Лика трубку взяла.
– К тебе можно сейчас подъехать? – не дал Ксар сомнениям взять верх над решимостью. – Прямо сейчас? Это важно! Это не телефонный разговор!
Тётя Лика ничего против визита племянника не имела.
Ничего не имела она и против того, чтоб помочь племяннику в деликатном деле. Выслушав сбивчивый рассказ Ксара, она устремила на него умные насмешливые глаза и сняла камень с его души: «Без проблем! Мать где сейчас, на работе? Так я звоню? – как подначила она влюблённого юношу. – А твоя барышня в курсах, что у вас сегодня первая брачная ночь? А то ж я Лилю целый месяц к себе выдёргивать не смогу! Лиля не дура!».
Лера о первой брачной ночи, назначенной на приближающуюся ночь, понятия не имела, и Ксаверий на крыльях любви помчался в пельменную.
– Сейчас или никогда! – задыхаясь, выпалил он. И, не смущаясь присутствием Лериных товарок, схватил её за руку. – И не говори нет! Ни за что не говори нет! Я зайду за тобой! Я отпросился из театра! Мамы не будет! Ты и я! Только не говори нет!
– Хорошо, хорошо, – заторопилась Лера. Со всех сторон на них смотрели во все глаза. – Зайди!
– Целую! – весело попрощался Ксар.
Выйдя из пельменной, он подумал, что Лера так сразу согласилась на его предложение просто, чтоб отделаться от него. Он и впрямь повёл себя по-идиотски. Лере не избежать теперь расспросов, добрых советов и язвительных замечаний. А если кто-то позвонит Савеловым… тогда пиши пропало! Послушная Лера открыто против родителей не пойдёт!
«Ой, я козёл!», – покаялся Ксар и хотел было вернуться – ещё раз, уже спокойно, поговорить с Лерой – но совладал с порывом, наверняка глупым. Он своё сказал – неважно, в какой форме – а дальше, как решит судьба! Или – Лера. Или капраз Павел Анатольевич!
Судьба высказалась в пользу эпоса «Валерия и Ксаверий».
Как ни в чем не бывало простившись с товарками, Лера дала Ксару увести себя в гнёздышко любви. И горели в полутьме свечи, и тихо играла музыка, и пенилось в бокалах шампанское! Напряжение, мешавшее Ксару, снято было звонком тёти Лики: «Расслабься, малыш! Мы с мам Лилей утешаем меня! До утра будем утешать! У меня, малыш, трагедия всей жизни!».
Тётя Лика хихикнула, отключилась, и Ксаверий наконец-то ощутил себя хозяином – и своей квартиры, и своей жизни. И Лера не была больше робкой папиной дочкой. Она освободилась – пусть всего лишь на эти вечер и ночь – и стала женщиной. Красавицей, сознающей свою власть и свою желанность. Лера призывно улыбалась – и глазами, и упругим чувственным ртом. Под звуки танго они топтались посреди комнаты, всё плотнее прижимаясь друг к другу, пока Лера не упёрлась в Ксара сосками, а он в неё – «самым корнем мужчины». Это определение мужского достоинства он прочёл когда-то в романе Отеро Сильвы, и оно очень ему понравилось. Очень точное определение, правильное, красивое! Не то, что хрен! Хрен – пошло, даже унизительно, а «корень мужчины» – здорово!
Этот корень жил своей жизнью, независимой от жизни остального Ксаверия. Он, в отличие от остального Ксаверия, знал, что делать. И все сделал, как надо. Лере даже не было больно, только так, чуть-чуть. Правда, и хорошо им стало только на второй раз. А ближе к утру им стало преотлично, великолепно! Тогда-то, на пике любви, они и зачали, наверное, Марфу и Дорофею. Так завершился первый акт эпоса.