– Жарко… – прошептала Теона.
Глава 8
Птицы надрывались прямо над ухом маэстро, не давая ему спокойно отобедать. На этот раз наш герой нашел жареного зайца прямо под пеньком, около которого остановился отдохнуть.
Уже давно маэстро окончательно поверил в то, что его тайный спаситель и помощник – это именно Теона. Кто как не она мог решиться на такой отчаянный и смелый шаг? Конечно, маэстро знают многие (и даже очень многие люди на планете), но никто его так сильно не любит и не ценит как Теона, это точно. И как там она? Маэстро не видел ее с тех пор как они поссорились. Это случилось когда маэстро решил разложить перед Теоной все преимущества натурального травяного чая перед тем, который делают из нефти. Но Теона стояла на своем: «Если все пьют нефтяной чай, значит они пьют его не просто так. В нем минералы, это даже врачи подтверждают! А если не веришь – это уже твои проблемы Не можешь же ты идти один против всех?! Да ты всегда идешь, я и так знаю! Специально! Особенным хочешь казаться! Как всегда. Вот и живи со своими странностями один, а я…» На этом моменте (маэстро помнил все с такой точностью, словно это было вчера) Теона расплакалась и выбежала из дома, гневно хлопнув дверью.
А потом маэстро арестовали.
Он даже не знал, была ли Теона на суде или так сильно обиделась, что не захотела и взглянуть на него еще раз?
Эти мысли завели маэстро в такие далекие слои памяти, что он даже не заметил, как закончил есть. Вернувшись в реальность, маэстро собрал остатки кролика в кучку, положил под пенек и продолжил свой долгий путь «куда глаза глядят».
Чем дальше шел маэстро, тем сосны становились реже и ниже, а птичьи трели утихали, уступая место глухому реву машин и фабричных труб. Перед маэстро вдруг появилась речка, и он перешел ее по деревянному мосту – скрипящему и упругому. Мимо пролетел голубь и сел на песчаную тропинку, по которой шел маэстро. Впереди виднелась лесная развилка, на параллельной тропинке, за тонким слоем деревьев, кто-то учился кататься на велосипеде, за деревьями появилась антенна телебашни. Маэстро уже давно понял, что приближается к своему родному городу. Конечно, появляться в нем сейчас было опасно: побег из тюрьмы – плюс пять лет за решеткой.
Тайный спаситель вел его подсказками через лес, подкидывал ему еду, устраивал места для отдыха, передавал письма, и все это для того, чтобы привести его обратно в город и подвергнуть еще большей опасности? Непонятно. Но, как мы уже упоминали, наш герой давно смирился с тем, что не понимает и не поймет этот мир. А если не можешь объяснить закона – остается только под него подстраиваться.
От долгой ходьбы ноги начали ныть. Маэстро присел на лавочку – перед глазами всё поплыло. Мимо пробежала девочка с воздушным шариком. Шарик дергался на веревочке, и чем дальше бежала девочка, тем веселее он танцевал. И вдруг сердце маэстро начало танцевать в такт этому шарику, внутри все загорелось и заклокотало, начало рваться наружу. Уже давно маэстро не ощущал этого чувства: врачи говорили Теоне, что это как-то связано с болезнью сердца, но маэстро нравилась эта болезнь.
Девочка добежала до фонаря, развернулась и побежала обратно – мимо маэстро. Шарик задергался еще сильнее, подскочил и вдруг начал отбивать такт – вверх, вниз, вверх, в сторону. Ветер подхватил его, закружил вокруг себя, и шарик запел веселую мелодию, звучную, в несколько аккордов, и маэстро вдруг захотелось затанцевать под эту мелодию, отбить каблуком все четыре четких такта: вверх-вниз-вверх-в сторону, вверх-вниз-вверх-в сторону… Шарик сыпал нотами на маэстро, тот достал блокнот из кармана, раскрыл, и на первом же листе начертил пять кривых жирных линий – нотный стан.
Скрипичный ключ криво лег на Соль и дальше как под диктовку: ля, до, ля, ми, ля…
И вот уже из маэстро вырывается это: то, что горело и клокотало внутри, наблюдая за шариком. Главное не потерять нить: вверх-вниз-вверх-в сторону, вверх-вниз-вверх-в сторону.
Строка за строкой выливается музыка, и маэстро слышит, как она растет: уже не только в шарике – все небо, земля и воздух пропитаны ей и сотрясаются от громовых тактов: вверх-вниз-вверх-в сторону…
Люди, которые вдруг начали появляться в парке, останавливались и, одни с ужасом, другие со смехом, оглядывались на маэстро, пляшущего посреди улицы с карандашом и блокнотом в руках. А вокруг маэстро все плыло и танцевало, и звучно так переливалась уличная гармония с гармонией его души.
Вдруг гром: последний такт завершен, нота нарисована. Карандаш треснул и сломался. Маэстро вздохнул и пробежался глазами по нотам.
«Нет, это не поймут. – подумал маэстро. – Это поймет только Теона, ведь…»
И даже не доведя свою мысль до конца, маэстро подскочил и побежал в сторону дома.
***
Остатки чая одиноко бултыхались на дне стакана, хлеб тонкими ломтиками лежал на тарелке перед Теоной, а сама хозяйка не отводила глаз от розовых кружочков нарезанной колбасы. Сегодня она решила не покупать колбасное варенье, а попробовать колбасу в чистом виде, как это всегда делал маэстро. Теона сидела со скрещенными руками, готовясь дегустировать продукт, который раньше она ела только в виде варенья. В таком положении Теона была уже около получаса: слишком непривычно выглядела колбаса. Теоне было страшно отравиться.
Она намазала масло на хлеб, а сверху аккуратно положила скользкий розовый кусочек. Как маленький ребенок, перед которым поставили тарелку с нелюбимым блюдом, оттягивает момент, когда его заставят съесть первую ложку, так же и Теона приготавливалась откусить кусочек от колбасы и все не решалась.
Но во уже она окончательно готова, открыла рот, уже скользкий кусок достал до языка, как вдруг дверь распахнулась и в комнату влетел маэстро, запыхавшийся, с карандашом между пальцев и такой счастливой детской улыбкой, словно ему только что выписали премию. Влетел – и сразу в угол комнаты, за пианино.
– Теона, милая, послушай! Послушай, что я написал! Сегодня… ты не представляешь, Теона!.. На меня вдруг как нахлынуло (ну, моя эта, болезнь сердца) так вдруг и сочинил. Нет, ты только послушай, Теона…
И пухлые, короткие пальцы, всегда напоминавщие окружающим сардельки, вдруг пропали, а вместо них появились легкие пальчики музыкального маэстро, и забегали по бледным клавишам фортепиано.
И с каждым тактом они бегали все быстрее и счастливее, и от их бега становилось все светлее в комнате. Окно было открыто, и по встречному ветру ноты скользили прямо на улицу, цепляясь своими кривыми хвостиками за занавески. Теона видела, как останавливались прохожие и заглядывали в окна, как люди разивали рты от удивления и как прерывались самые жаркие уличные споры. Мелодия все тянулась, и своей нескончаемой лентой обвивала всех людей, все дома, машины, автобусы, ромашки под окном маэстро… Она снова и снова повторяла куплеты, дублировала напевы, и от этих напевов внутри все сжималось. Она бегала муражками и давила на глаза, и у самых чувствительных выдавливала слезы. Слеза потекла и у Теоны: она была совершенно точно уверена, что это сон.
Музыка бежала быстро, размашисто и часто даже жизнеутверждающе, но одна маленькая нотка страха неизменно просматривалась то тут, то там, в следующем аккорде. Как с помощью смеха часто подавляются слезы, так вся эта четко выстроенная мажорная мелодия, казалось, нужна была только для маскировки этой маленькой страшной ноты, в которой и заключался весь ее грустный смысл.
Прошло около трех минут – целая вечность для тех, кто переживает эти внутренние испытания. Ноты становились все полнее и медленнее, пальцы маэстро уже не спешили как раньше. Последний аккорд сыгран – нависла тишина.
Глава 9
Первым ее нарушил чей-то свист. Он был таким неожиданным и высокочастотным, что вся улица: автобусы, люди, дома – разом вздрогнули, как от электрического удара и снова начали двигаться, кричать и кашлять как раньше, как будто только что их разгипнотезировал фокусник, а все, что с ними только что произошло – одна навязанная им галлюцинация. Но фокусника не было, а был маэстро, который все еще сидя за пианино, вытирал рукой крупные капли пота. Теона сидела рядом и не знала куда деть глаза, чтобы маэстро не прочитал по ним все то, что она сейчас ощущала. Но глаза сами собой останавливались на маэстро, примагнитивались к его толстой фигуре, и сейчас Теона больше всего боялась, что маэстро почувствует этот взгляд и посмотрит на нее, и тогда придется говорить. А что говорить?
Между тем улица начала реветь.
– Это он! Я видел его!
– …Нет, тот в тюрьме!
– Это его жена!
– Хулиган!
– Это который собаку отравил?
– … а еще играет!…
– Я в газете читала…
Случилось то, чего так боялась Теона: маэстро поднял на нее глаза…
– Разбойник!
– А-а-а-а-а!! Пустите!
…И говорить Теоне совсем ничего не хотелось, наоборот, она была бы счастлива, если бы это немое мгновение продолжалось вечно.
– Уголовщина!
–Замолчите! Гений!
Послышались ругательства и даже пинки, но до сознания маэстро их звук не долетал. Сейчас ему было не до чужого мнения.
Вдруг часы цокнули и разбудили Теону от этого сладкого сна. И вдруг как молнией по голове:
– Как… Почему ты здесь?
– Потому, что он сбежал – прогремел голос сзади.
Маэстро и Теона как по щелчку обернулись. В дверях стояла судья. Та самая судья, которая когда-то выносила приговор маэстро. И опять как тогда: ее взгляд – лезвие, а маэстро просто кусок мягкотелой субстанции. Теона взяла его за руку. Внутри у маэстро все клокотало.
– Здравствуйте, давно не виделись, неправда ли?
Маэстро и Теона молчали. Они поняли все.
– Хотя, вас, маэстро, мне приходилось видеть недавно. – Продолжала судья. – Хорошо играете. Ну, как вам на свободе?
– Зачем вы здесь? – огрызнулась Теона, хотя этот вопрос не требовал разъяснений.
Судья не ответила. Улица все еще гоготала, хотя большинство людей уже разошлось по своим делам.
– Кто-то из ваших слушателей, маэстро, назвал вас гением (снова смешок). Но я все же хочу, что б вы знали – обратилась судья к Теоне, – Ваш «гений», – не больше чем обыкновенный базарный вор. Он отравил собаку, вам это известно, и за это был посажен в тюрьму. Потом он сбежал оттуда. Точнее ему кое-кто помог, не знаете кто?
Судья еще пристальней всмотрелась в Теону. Тут же Теона почувствовала благодарный взгляд маэстро, но осталась все так же непроницаема.
Cудья покосилась на дверь, и Теона поняла, что все эти речи нужны были только для того, чтобы оттянуть время. На столе лежала тонко порезанная колбаса, которую никто не успел спрятать.
– Чем это у вас так пахнет? М, колбасой…
Судья ехидно улыбнулась и щелкнула пальцем. И этот жест, и эта улыбка высокомерно сказали Теоне: «Понятно, понятно все с вами. Ну ничего, это ненадолго. Скоро вас вылечат…»
Теона нервно посмотрела на часы. В этот момент маэстро подумал, что такой выдержкой, наверное, обладали только древние царицы.
Наконец, тот, кого ждала судья, появился.
Выпуская тонкой струйкой дым из своей пухлой сигары, в комнату вошел инспектор Усонов. В руках у него были гвоздики.
Равномерно топая, инспектор подошел к маэстро, стараясь не смотреть на Теону, которая прожигала его взглядом осуждения и ненависти:
– Вашу шпагу!
Маэстро засуетился и начал шарить по карманам:
– Секундочку…Теона, дорогая, ты не знаешь где наш…
Теона молча подошла к столу и взяла нож.
– Пожалуйста. – Она ехидно вручила нож инспектору, пытаясь поймать его суетливый взгляд.
«Предатель» – подумала Теона.
Судья все еще стояла в дверях с видом удовлетворенного хозяина, который наконец провожает засидевшихся гостей. Как будто она была хозяином дома, а Теона и маэстро – так, прислуга.