Он стоял перед пламенем, настолько близко к нему, что оно опалило волосы. Кричал, размахивал руками, амулетом, пытаясь призвать Солнце, но оно молчало, отворачивалось мертвым серым боком, будто не признавая Почитателя.

В голове пульсировали слова, сказанные ему в зале Советов. Перед глазами стояли образы обозленных, но довольных своей победой, представителей Штаба и Академии.

– Уничтожить жизнь на Земле, оставить только ландшафт, – приказали они, словно позабыв законы экосистемы. Исчезновение одного вида значит исчезновение всего вокруг.

Приговор, перечеркнувший линии жизни миллиардов лет. Почитатель дарил жизнь, но был властен над смертью. Смертью всегда управляли те, кто главенствовал над Почитателем.

Слезы лились по щекам, перемазанным кровью и сажей, оставляли следы и ожоги, которые сразу же засасывались.

Альянс не давал ему умереть. Альянсу нужно поквитаться с Почитателем. Альянс заставлял Вильгельма смотреть.

Почитатель пытался понять, почему они решились на этот шаг. Узнали, что эксперимент Ульмана удался? Но они не могли знать о природе эксперимента – они никому не рассказывали. Земля осталась единственной Планетой, на которую можно переместить граждан? Но Единое Космическое Государство сократило выпуск граждан, места всем хватило бы.

Институт государственной пропаганды заранее подготовил заголовки статей, которые отправили по всем библиотекам и открыли для всеобщего доступа. На каждом Шаттле вещание в прямом эфире показывало, как последний Почитатель сидел на земле и прижимал ладони к лицу. На каждом Шаттле, от плоского до круглого, граждане собирались в общественных местах, рассаживались вокруг озер с чистой водой, скрывались от лучей света, которые не умели греть по-настоящему, в тени выращенных на Планетах Почитателей растений и обсуждали расправу. Вильгельм, казалось, видел это. На его веках не было ни одного разбирательства с Почитателем – Почитатели сами отдавали Планеты Единому Космическому Государству. Он стал первым за многие века существования Почитательства и не знал уже, сделал хорошо или снова ошибся.

Вильгельм не помнил, когда плакал по-настоящему, да и плакал ли вообще. Чувства – прерогатива людей. Граждане Единого Космического Государства не чувствуют. Чувствующие – отклонение от нормы. Граждане Единого Космического Государства полагаются на разум. Впервые, в паре шагов от смерти чего-то важного внутри, чего быть не могло, чему даже нет названия, Вильгельм чувствовал и радовался, что все-таки дефектный. Он не смог безразлично смотреть на гибель миллионов организмов и успокаивать себя, что ничтожная малость образцов отправились в Академию на сохранение.

Вильгельм звал на помощь, он кричал имена, которые знали все на территории Единого Космического Государства, но никто не откликался. Вильгельм знал, что он видит Землю на экране, и смотрел на небо, когда звал его. Почитатель знал, что Генрих Ульман не ответит, но хотя бы надеялся, что сможет увидеть его перед тем, как попадет в тюрьму.

Его обступало кладбище костей и душ, но он хватался за обломки, шептал и кричал. Огонь застилал его глаза. Почитатель слышал, как кричали животные, как верещали птицы с подпаленными крыльями, но ничего, совсем ничего не мог сделать. Он с остервенением нажимал на Переместитель, но машина не работала. Ничто уже не могло работать.

«Если Альянс решит уничтожить твою Планету, он сделает это с самой большой жестокостью, на какую только способен. Он ударит всем, что у него есть, а тебя заставит смотреть. Они отыграются на тебе за прошлое», – слышались ему слова Ванрава, брошенные в комнате переговоров перед Судом.

Тогда Вильгельм еще не верил, что может проиграть. Надеялся, что его план с идеальным образцом сработает, что представитель вида, который почти доказал бессмысленность всех теорий Единого Космического Государства, сможет спасти будущее порабощенного мира. Но Вильгельм не успел сохранить их до триумфа. Почитатель оступился.

Переместитель мигал, из последних сил он отправлял Вильгельма с континента на континент, из страны в страну, но нигде не было ни единого спокойного места. А Вильгельм кричал, нажимал перемазанными в крови пальцами на кнопки и звал на помощь, но никто уже не мог ответить.

Моря и океаны почернели. Все, что было в бескрайних водах, сварилось заживо. Миллионы рыб, китов, морских тварей и животных плавали на поверхности, развариваясь до костей. Куски разварившейся плоти испускали вонь, чувствовавшуюся в каждом уголке Земли. Воздух отравлен. Смерть падала с неба трупами птиц, покрывалась холмами сбившихся в кучи животных, которые старались защитить детенышей, превращала воды в бесконечное кладбище, где находилось место и маленьким рыбам, и великим синим китам.

– Пожалуйста, пожалуйста, еще куда-то. Еще есть шанс, я не мог потерять все! – плакал Вильгельм, пытаясь набрать хоть какие-то координаты, но пальцы соскальзывали с кнопок.

Весь мир вновь завертелся в безумном танце. Лишь одна комбинация координат откликнулась, схватила Вильгельма и потянула на себя.

Вокруг была пыль, серая мгла, за которой не видно протянутой руки.

Он попал к людям, в эпицентр кровавой бойни. Дома объял огонь. Деревянные перекрытия ломались, полыхающие балки падали на дорогу, покрывшуюся трещинами, и придавливали бежавших людей. Повсюду раздавались испуганные крики детей, женщин, пытавшихся их спасти. Булькающий шепот, хруст костей и стук зубов. Мокрая брусчатка под ногами темнела, ботинки прилипали к засохшей крови. Казалось, все люди, за все времена существования человечества, очутились здесь, чтобы принять вину за дела Почитателя и отплатить собственной, ненужной Единому Космическому Государству, жизнью.

Почитатель бросился к крепости, стены которой было немного видно за столбами летящих кусков плоти и пепла, но спасать там уже некого. Прогорклый и кислый запах душил, сдавливал шею, выдавливал новую порцию слез, в которых уже не было влаги – только соль.

Он вертелся. Что-то рядом пробежало, но так быстро, что Вильгельм не успел ухватиться за это движение, и со шлепком упал в груду мяса. Над ним клубились трупные мухи. Эльгендорф, чуть не потерял сознание от ужаса и отвращения. Желудок скрутило. Через мгновение он очистился. Когда Вильгельм, покачиваясь, все-таки смог подняться, дым немного рассеялся, уступив место пожару.

– Нет! Только не они! – закричал было Вильгельм, но крик остановился где-то на середине горла. Земная кровь пропитала его одежду, уже почерневшие лоскуты болтались на изможденном теле. Босые ноги царапались о кости и железо, рассыпавшееся по почве. Лиловые глаза, припорошенные пылью, будто наяву видели, как в Академии и Штабе разливали напитки и праздновали победу.

Он зажмурился так сильно, что перед глазами пролетело скопление красных звезд. Но стоило ему распахнуть их вновь – пепел закрыл их сияние. Вильгельм прислонился спиной к дому, кирпичи которого еще пытались выстоять. Рядом с его стеной валялись обломки сломавшейся машины Альянса – тот сразу же отправил на Землю новую.

– Не думаю, что они спасут кого-то, – говорил ему Ванрав, стоя на фоне Космической пустоты. – Они считают, что ты уже превратился в человека. Им будет достаточно, что ты останешься в живых.

Ванрав держал карточку, отпиравшую камеру Вильгельма, в которой он дожидался отправления на Землю, и постукивал ей по ладони. Казалось, он скучал, ждал чего-то, но рассказать Почитателю не мог.

– Они постараются сделать так, чтобы ты жил долго, – продолжил Ванрав и отошел к прозрачной стене. Вильгельм впился ногтями в колени и пытался удержаться, чтобы не завалиться на бок от бессилия. Ванрав опустил голову и посмотрел на ботинки. – Ты ведь можешь умереть. Они даже не отберут у тебя доступ к чистому Земному урбанию, если он тебе понадобится. Они будут держать нас при себе столько, сколько им понадобится. Что-то мне подсказывает, что мы будем их вечными узниками.

Пустота. Вильгельм пытался докричаться до голосов, которые в иной раз могли бы свести его с ума, но сейчас просто необходимы. Ему нужно услышать его. Тот голос, который так и не услышал при жизни. Но Вильгельм слышал только мертвую тишину – та тишина, то молчание Земли, которое он встречал на пустынных улицах городов и в полях, пропало. Осталось только отсутствие любых звуков.

Его переправили на Землю незадолго до начала кошмара. Вильгельм не успел никого предупредить, не успел ничего предпринять, даже добежать до дома, чтобы проверить, жив ли Нуд, Шура и проклятая Лилиан. В темноте обступивших его пепла и смрада, на другом конце Земли, окруженный смертью и огнем, Вильгельм надеялся, что все, кто был ему дорог, погибли быстро. Но крики, слышавшиеся со всех сторон, бегущие люди, на которых горела одежда, животные с отстреленными машинами конечностями и окровавленные птицы, падающие с неба, казалось, говорили, что быстро ничего не могло произойти.

И вдруг Вильгельм увидел девочку, маленькую настолько, что она пряталась под корытом. Ее совершенно не видно. Она высунула голову, наверное, проверить, не ушли ли огромные железные машины, маршировавшие по всей Планете. Ее светлые волосы припорошены пеплом и казались серыми. А на ресницах, обрамлявших голубые глаза, засохла кровь.

У Вильгельма перехватило дыхание

– Где твои родители? – прокричал он и откинул корыто. Девочка не могла ответить. На детском лице навсегда застыла маска, нацепленная на него смертью. Казалось, Вильгельм держал на руках огромную фарфоровую куклу. Она могла бы упираться ручками ему в грудь, плакать, бить, но ничего не делала. Даже не смотрела на Вильгельма, а он вцепился в ребенка так, будто бы мир мог выжить, если бы выжила эта девочка.

Он побежал в ту сторону, где крики становились такими громкими, что уши не выдерживали и глохли. Вакуум накрывал его, а все звуки становились такими отдаленными и приглушенными, будто и не существовали вовсе.

– Кто голосовал? – прошептал Вильгельм и поднял голову. Белый потолок глянцевый, и на фоне белого пола Почитатель в черной накидке, словно снятой с плеча представителя Альбиона, казался пятнышком грязи.

– Академия со Штабом, – ответил Захарри, сидевший в углу комнаты и перебиравший отчеты. – Альбион уже голосовал однажды, Шаттл тоже отдал тебе голос. В этот раз они поменялись местами.

– А где Норрис? Где Генрих? – спросил Вильгельм у своего отражения в потолке, но ответили ему смешком. Он даже не узнал голоса, который произнес это.

– Тебя уже не должно это волновать. Безопасности никому нельзя обещать.

Бег продолжался. За стеной дыма и пепла он увидел Зачистителей, как можно было бы перевести их кодовое название с языка Единого Космического Государства, – огромные машины с клешнями, огневыми пушками и еще десятками приспособлений, которые уничтожили уже не одну Планету. Вильгельм пригнулся, прижал тело к себе. Смотреть на машины он не мог, даже не мог заставить себя запомнить, как они выглядели.

Он вновь бежал. Ноги уносили его куда-то, будто надеясь, что в каком-то месте на Земле Вильгельм и эта девочка смогли бы спастись хотя бы на несколько минут, остановиться, в последний раз вдохнуть воздух Планеты и услышать обволакивающую тишину Земли. Ту тишину, которая была с Почитателем все время. Ту тишину, которая потонула в треске, криках и стонах.

– Еще немного, совсем немного. Где-то мы сможем от них спрятаться! – бубнил Вильгельм срывающимся голосом. Он задыхался. Что-то внутри, чему так и не удалось расцвести, рвалось наружу, словно боялось не успеть.

Нога угодила в яму, он упал. Прочесал носом землю, выпустил ребенка.

– Пожалуйста. Пожалуйста, встань. Нам нужно уйти, уйти! – шепотом хрипел он, подползая на локтях к телу, которое завалилось на бок.

Может, он сломал ногу. При обычных обстоятельствах она никогда бы не срослась быстро, но в этот раз начала наливаться инопланетным костным веществом, склеивающим его конечность. Урбаний жег. Боль невыносимая. Но он полз. Полз, постоянно зарываясь носом в землю.

– Давай, вставай. Мы спасемся. Я должен спасти хотя бы тебя, – прошептал Вильгельм и подполз к ребенку совсем близко. Но когда он посмотрел в знакомое лицо, понял, что она уже не может бежать.

Почитатель сел рядом и заплакал. Слезы обжигали щеки, глаза болели уже не от пролитой влаги, а от того, что слез почти не осталось.

Машины распыляли газ, Вильгельм совсем забыл об этом. Почитатель перекатился на спину и посмотрел в серое небо, затянувшееся пеплом. Его трясло. В голове пусто. В серости и огненном безумии появилась машина. С противным звуком машина повернулась в сторону Вильгельма.

Почитатель смотрел на нее без страха. В нем тоже не осталось жизни. Бежать некуда. Он уже проверил.

– Я мог быть твоим Ментором. У меня было достаточно умений и мозгов. Но ты выбрал Ульмана. Ульмана, который заинтересовал тебя только тем, что поверил в бредни и не послал тебя сразу. Он превратил тебя в свое подобие из-за несбывшихся мечт, погибших амбиций. – Послышалось Вильгельму в голове. Он не знал, чей это голос. Он уже ничего не помнил.

Зачиститель сверкнул хромированным боком. Подъехал так близко, что брюхо почти закрыло Вильгельму вид на серое небо, и загудел.

– Я вас ненавижу, – прошептал Вильгельм, не сводя взгляда с черного круглого отверстия в середине брюха машины, где находилась камера. По ту сторону – граждане, которым лишний раз только в радость увидеть сенсацию. Вильгельм Эльгендорф лишается собственности. Об этом уже знало все Единое Космическое Государство. Новостей достаточно на многие годы ротаций.

Вильгельм лег на землю и закрыл глаза. Даже в голове его теперь не осталось тишины.

Глава двадцать восьмая

– Вильгельм! Вильгельм! Просыпается! Он просыпается! Боже, Вильгельм, прошу вас, проснитесь!

Он не мог раскрыть глаз, продолжал видеть ужас, который послал ему Артоникс в наказание. Чувствовал, как по горлу ползли иглы Академских шприцов, как его ноги врастали в землю, а волосы опалял пожар. Вильгельм видел конец его Планеты во всех возможных вариациях, которые, если это случится, произойдут разом.

– Подождите, Екатерина Алексеевна, не плачьте. Дайте-ка, я волью ему вот это, – послышался хриплый голос. Что-то горячее затекло в рот Почитателю. Он пытался захлопнуть челюсти, но руки, державшие его голову, были настолько сильными, что он не мог пошевелиться. Удар, легкое покалывание в голове. Он распахнул глаза и сразу же зажмурился от яркого света.

– Свет… Уберите свет! – прохрипел он не своим голосом, чувствуя во рту привкус плазмы. Маленькие ножки спешно побежали к окну, задернули шторы. Комнату наполнил приятный полумрак. Он вновь открыл глаза.

Он лежал в постели, в своей спальне. Камин, о котором уже забыл, трещал поленьями. Вильгельм отвернулся от красного пламени, скривившись, – огня ему хватило и во сне. Рядом с кроватью стояло кресло, в котором, мелко вздрагивая, сидела Екатерина, казалось, повзрослевшая на несколько лет, но от этого не ставшая менее красивой. Наоборот, стоило Вильгельму увидеть ее, боль в груди поутихла.

Чуть позади, в полумраке, лысый мужчина тонкой, покрытой рытвинками шрамов и огрубевшими наростами, рукой выливал микстуру в стакан. На окне, как ни в чем не бывало, лежал кот, лениво постукивая по трупику мухи лапой.

– Вильгельм! Вильгельм, очнулись, – всхлипнула девушка. Вильгельм закрыл глаза и ощутил, как запах Екатерины добрался до него. Розы, яблоки, которые росли в саду дома, лекарства. Она подняла голову, утерла платочком слезы и снова прошептала. – Я боялась, что вы не вернетесь.

Вильгельм улыбнулся, хоть губы поддались не сразу – все лицо будто налилось свинцом. Его имя, произнесенное Екатериной, казалось, стало еще одной волшебной пилюлей.

– Не стоит извиняться, Екатерина Алексеевна. Я очень признателен, что не оставили меня. Скажите, что со мной произошло? Я ничего не помню.

В углу комнаты раздалось копошение. Лысый мужчина поднялся с места и, пряча руку, которую уже успел перебинтовать, за спину, тяжелой походкой направился к Вильгельму, но из тени выходить не спешил. Только несколько лучей попадали на него.

– Екатерина Алексеевна очень напугана, ей не стоит рассказывать, – отрезал он. Голос был Вильгельму не знаком, но отчего-то Почитателю показалось, будто он уже когда-то его слышал.

– Кто вы такой? – спросил он и попытался подняться на подушках, но не смог даже найти силы, чтобы оторвать руки от мягкой кровати. – Я вас не знаю.

– Я лекарь.

– Но вы не мой лекарь, – прошипел Вильгельм и зажмурился. Глаза, отвыкшие от света, слезились. – Ладно, это не так важно. Что случилось? Что вы расскажете?

– В Петербурге случился ураган, страшное бедствие. Позволю себе заметить, такая стихия прежде не нападала на город. Уничтожены многие постройки, множество людей пострадало. Но вам, Вильгельм, повезло меньше всего. Каким-то образом вы оказались прямо в сердце урагана. Он унес вас далеко за город, где исчез. Вас нашли чудом. Вы потеряли сознание.

– Сознание? И сколько же я был в отключке? – спросил Вильгельм. На губах чувствовался привкус плазмы, смешанный с лекарствами. Вильгельм почувствовал, как жар подбирался к лицу. Он снова провел языком по губам и тут-то понял – незнакомый лекарь давал ему Академские микстуры. По коже Вильгельма пробежал холодок. Послевкусие с детства знакомое, ни с чем не перепутать.

– Полторы недели. Из которой шесть первых дней вы, Вильгельм, почти не подавали признаков жизни.

– Не подавал признаков жизни? И как это меня не успели закопать? – усмехнулся Вильгельм, тяжело вздохнул, снова попытался подняться на локтях, чтобы получше рассмотреть старца, но в шею стрельнула боль, и он упал на спину. Екатерина всхлипнула.

– Вы повредили шею, вывихнули руку, сильно ударились ногами о землю и, возможно, заработали сотрясение мозга, – перечислил лекарь, загиная пальцы, – но в целом вы настоящий счастливчик. Когда я узнал о том, что с вами случилось, боялся уже, что не увижу на вас живого места. Я сделал все, что в моих силах. Только на вашей шее, наверное, навсегда останется шрам.

Вильгельм поднял руку – вокруг запястья наложена повязка. Раны, казалось, зарубцевались. Тогда взгляд его упал на старца. Из-за действия микстур облик мужчины все еще оставался расплывчатым, будто бы зрение Вильгельма очень сильно ухудшилось.

– Выйдете из темноты, прошу. Я вас не вижу.

Старец, потоптавшись на месте, медленно вышел на свет. Вильгельм не смог сдержать удивленного вздоха – человек определенно казался знакомым. Он был бос, одет в серую хламиду, объемную на боках. Там, как подумал Вильгельм, старец мог хранить бутылочки с лекарствами. Он был лысый, но на самой макушке начинали расти каштановые волосы. Один глаз его полностью белый, второй еще видел, но уже помутнел. Больная рука, которую Вильгельм чудом смог разглядеть, была замотана. Шея его изуродована шрамом, кривым и рваным. Вильгельм с опаской медленно поднял руку и дотронулся до своей.

– Не беспокойтесь. Ваш шрам не будет похож на мой. Я успел обработать его и зашить, – произнес старец. – Я лекарь. Меня позвал Ваш знакомый. – Добавил он на языке Единого Космического Государства. Вильгельм услышал, что говорил лекарь с уважением. Так, как с Почитателем и положено.

Вдруг на первом этаже раздался грохот. Чьи-то ноги быстро засеменили по лестнице, что-то рассыпалось, покатилось вниз. Кто-то громко выругался, кажется, на французском. Дверь с грохотом распахнулась.

– Вильгельм, дружище, ты очнулся!

– Годрик? – удивился Вильгельм и скривился от боли. – Ты что здесь забыл? Ты должен быть в Париже.

– Я решил, что и в Петербурге можно прекрасно провести время! – пропел Годрик, подплыл к кровати и нагло уселся рядом, в последний момент отпихнув ногу Вильгельма, чтобы не сесть на нее. – Я же поэт, Вильгельм, певец народа! Мне нужно вдохновение, муза!

– Ты кто? Поэт? – усмехнулся Вильгельм, а когда повторил слова Годрика в голове, расхохотался так, что кот, добивающий трупик мухи, кот подпрыгнул и упал с подоконника. – Ты хоть знаешь, что такое рифма?

– Вильгельм, тебя, кажется, контузило, – сказал Годрик. – Если тебе не нравится мое пение, это совсем не значит, что оно не нравится никому.

– Я к счастью никогда не слышал, как ты поешь.

– Да что ты говоришь! Тогда слушай!

– Нет! Прошу тебя, только не ори! – взмолился Вильгельм.

– Ори? Ха, это кто еще орет! Слушай! – И Годрик запел таким противным тенором, что старец, стоявший все это время у края кровати, медленно отошел, тяжело, как мешок, набитый камнями, упал на стул и принялся с задумчивым видом массировать уши.

Вильгельм взглянул на Екатерину, которая не двигалась и уже перестала плакать. Она смотрела на Годрика так, словно надеялась, что пол второго этажа проломится, и певец провалится в гостиную. Но когда Годрик, позабыв, наверное, о безопасности, начал добавлять в песни слова на родном языке, лекарь прокашлялся и сказал:

– Екатерина Алексеевна. Мне нужно провести полный осмотр Вильгельма. Прошу, если вы не против оставить нас на какое-то время....

– Конечно, конечно! – воскликнула Екатерина и встала со стула с таким видом, будто заранее извинялась за причиненные неудобства. – Но если я…

– Мы позовем так быстро, как только сможем, – сказал Годрик и улыбнулся.

Екатерина, кажется, поборола желание скривиться. А вот Вильгельму улыбнулась по-доброму, подарила ему долгий, будто бы пытавшийся запомнить лицо, взгляд и ушла, гордо подняв голову.

Эльгендорф почувствовал, что ему почему-то стало чуть легче, будто головная боль отступила, сделала несколько маленьких, но ощутимых, шагов.

«Как только поправлюсь, нужно продолжить проверки. Может, она подойдет по остальным пунктам?» – подумал Вильгельм и, сам того не заметив, улыбнулся.

– Вот как теперь лыбится! – усмехнулся Годрик и нажал на пульте управления на кнопку, и комната стала звуконепроницаемой.

– Девушка не будет подслушивать, – проговорил лекарь, – она обещала, я ее обещаниям верю.

– А вы бы поменьше верили людям. Может, и выглядели бы получше, – ответил Годрик, не взглянув даже на побледневшего лекаря.

– Мне кто-то скажет, что тут происходит? – прошипел Вильгельм и снова попытался приподняться на локтях. Старец было подпрыгнул, прошептал, что Почитателю двигаться пока не нужно, но Вильгельм поморщился и отмахнулся. – Я сам решу! Что произошло, Годрик? Скрывать от этого не надо, так ведь? Академский послушник знает все лучше, чем я, так ведь?

Старец потупил взгляд, а потом и вовсе отвернулся. На фоне расцветавшего утреннего Солнца он, казалось, растворялся. Годрик долго смотрел на лекаря, смотрел будто с жалостью, а потом подошел к Вильгельму, уселся на пол прямо перед ним. Эльгендорф немного отодвинулся.

– А ты не хочешь объяснить, что тебя потащило туда?

– Мне пришло письмо от вас, по тому же адресу. Я пытался вам дозвониться, но вы не отвечали, – ответил Вильгельм и зажмурился. Малейшее движение головой приносило жгучую боль. – Что я должен был делать? Я уже ездил туда, все было нормально. А Ванрав просил меня приехать как можно раньше.

– Ванрав написал? – прошептал Годрик, отвел взгляд и, казалось, задумался. – Ах, Ванрав, ну конечно. Наверное, он и писал.

– Ты сомневаешься? – спросил Вильгельм и попытался еще приподняться. Старец обернулся, подошел к кровати и протянул руки Почитателю. – Убери руки, потом с тобой поговорим! – прошипел Вильгельм. – Я сам!

– Ты не предупредил Ванрава, а он мог бы помочь тебе. Всего можно было избежать! – воскликнул Годрик, заправляя непослушные пряди за уши.

Вильгельма словно током прошибло. Тот сон, который он видел, тот Ванрав, которого там встретил…

Он дернулся, вскочил и почти смог встать, но боль прошибла его с новой силой, и Вильгельм, не удержавшись на вмиг ослабших руках, чуть не свалился с кровати. Если бы не старец и Годрик, оказался бы на полу.

– Помочь? Чем бы он помог? Я звонил вам несколько раз, с разницей в несколько часов. Неужели вы не должны были хотя бы недалеко от себя Связистор держать? Неужели это так сложно? – безумно зашептал Вильгельм, шевеля синими губами. На лбу его выступила испарина. – Я не хочу, я видел там слишком много всего, я больше не хочу допускать ошибок.

– Это были всего лишь кошмары, Почитатель. Камень посылал их Вам. Мы не знаем, почему это случилось. Мы хотели снять его с шеи, но камень не поддавался, – проговорил старец, а рука его продолжала вертеть баночку с Академской мазью.

Вильгельм пощупал грудь. Артоникс так и покоился на ней, но уже не обжигал, а наоборот – приятно охлаждал зудящую кожу на груди.

– Мы с трудом выдернули камень из твоей руки, но пришлось. А что ты на меня так смотришь? Не могли не оторвать, иначе бы у тебя ожог на ладони был, – сказал Годрик.

– Он прав, Вильгельм, – сказал лекарь и убрал руку за спину. – Вырвать камень из руки оказалось задачей непростой.

– А почему я вам должен верить? Кто вы такой и почему прикасались к моей собственности?! – прикрикнул Вильгельм и зажмурился. Только тогда понял, что громко говорить еще долго не сможет – в горло, на место пореза, была вставлена маленькая пластина из чистого урбания, какие граждане Единого Космического Государства использовали как пластырь. Кожу стягивала знатно, даже голову лишний раз не повернуть.

– Ванрав приедет и…

– Не хочу я, чтобы он приезжал!

Годрик ни на шутку испугался.

– Что ты такое говоришь? Почему ты не хочешь видеть Ванрава? – прошептал он, а старец отошел к окну.

– А кто подозвал Академского лекаря? Мне сейчас совсем не к чему их шпионов держать в доме! – прохрипел Вильгельм. – Где он вообще достал Академского лекаря? Откуда он тут взялся? – Вильгельм указал трясущейся рукой в сторону старца. Лекарь стоял вполоборота к Почитателю и не смел поднять на него взгляд.

– Вильгельм, пойми… – начал было Годрик, аккуратно дотрагиваясь до трясущейся руки Эльгендорфа, но тот ее убрал.

– Неужели ты не понимаешь? Ну неужели не понимаешь? Академия хочет, чтобы я попал в тюрьму! Нам нельзя их работников принимать! – задыхаясь, говорил Вильгельм, а перед глазами его темнело от боли. Годрик подозвал старца, и тот быстро сделал укол. Вильгельм даже не успел возразить.

– Кричи потише, – прошептал Годрик и потряс головой. В комнате было прохладно, но на лбу его выступила испарина. – Я конечно снизил, так сказать, громкость, но если орать будешь, твоя красотка услышит еще и опять будет нам мешать!

Эльгендорф распластался на кровати, которая холодом обжигала кожу. Дышать тяжело, будто бы огромные руки давили ему на грудь, пытаясь раскрошить ребра.

– Мешать? А что она сделала?

– Она? – усмехнулся Годрик. – Она к тебе как прилипла. Стоило тебя привезти, как она села у твоей кровати и не отходила!

– Не отходила? – прошептал Вильгельм. – Она сидела у моей кровати?

– Еще бы! – хохотнул Годрик и взял с тумбочки вазу, вытащил цветы и взглянул на воду. Но потом сморщился и вернул на место. – Нет, я так не могу. Конечно, она тут носилась, спрашивала постоянно, что мы с тобой делаем, как лечим, интересовалась всеми порошками и мазями, которые тебе давали. Она уговорила нас разрешить ей сидеть у тебя в комнате.

– Уговорила? – Улыбнулся Вильгельм. – Она так хорошо уговаривает, что даже ты согласился? – Тут-то его улыбка исчезла. – Если узнаю, что ты ее хоть пальцем…

– Даже не думай! – воскликнул Годрик и, судя по звуку, даже подпрыгнул. – Зачем она мне? Она на самом деле пригрозила нам, что напишет в Петербург и вызовет ее семейного врача, если ты на поправку не пойдешь! Что нам делать еще? Разрешили сидеть у тебя, смотреть, как тебя лечат. А нам? А нам пришлось сидеть за стенкой и слушать, как бы ты чего не ляпнул!

– Даже если бы и ляпнул, что такого? Я в бреду, – усмехнулся Вильгельм. Он снова улыбался.

– Нам уже и так было достаточно проблем с объяснениями процесса лечения. Когда Но… – Годрик запнулся, – Нострадамус наш вливал тебе микстурки, пришлось на ходу придумывать, что мы с тобой делаем.

– Нострадамус? – Вильгельм приоткрыл глаза и взглянул на лекаря, который, как и прежде, стоял в сторонке и смотрел в пол. – У тебя есть какие-то предсказания на мой счет? Только такие, чтобы сбылись.

Лекарь вздрогнул. Он медленно, словно вспоминая, как это делать, поднял голову и повернулся в сторону Почитателя. Издалека он казался еще меньше и жальче.

– Вам не нужно меня бояться, великий Почитатель, – прошептал лекарь и, не сумев больше смотреть в глаза Вильгельму, отвел взгляд. – Вы скоро пойдете на поправку. Если Вы хотите, я могу тотчас уехать.

– Великий Почитатель? – пробубнил Вильгельм и почувствовал, как холод пробежал по коже. Его называли так настолько давно, что он уже не помнил, когда это случалось.

– Нет! Без тебя мы не поставим Вильгельма на ноги! – воскликнул Годрик и успел схватить старца за подол рясы.

На пару минут в комнате повисло липкое молчание. Три пары глаз только смотрели друг на друга.

– Вильгельм, пожалуйста, расскажи, что случилось, – прошептал Годрик. Старец в это время сидел за столом, а во взгляде его читалась вселенская грусть. – Что ты видел во сне? Вдруг там что-то важное.

Вильгельм, немного подумав, рассказал. Все, что видел, и все, что произошло с ним за последние дни. Годрик со старцем слушали, внимательно слушали, а с каждым словом Вильгельма становились все задумчивее. Наконец, когда все было рассказано, Эльгендорф прокашлялся и с вызовом посмотрел на Годрика. Тот был задумчив, как никогда не бывал.

– Ты не видел таких, да? Ты, наверное, не застал их производство, – прошептал Годрик, почесывая аккуратными ногтями подбородок. – Им дали код «метаморфоз». Это такие машины для защиты населения, они могут менять вид. Только вот как он позвал тебя через камень? У них же нет разума.

– Они могут забирать биологический материал организма и превращаться в него, – подал голос старец, но с места не сдвинулся, даже головой не пошевелил. – Они не выглядят как что-то оформленное, Почитатель. Они выглядят как приличных размеров одноклеточное существо, но внутри них множество микросхем. По приказу они оставляют забранное тело и защищают… Защищают, кого приказано защищать.

– Подозреваю, что он и тело моего служки сожрал, когда передавал мне Артоникс. Я во второй видел гору кошачьих трупов, может, там был и человеческий, – прошептал Вильгельм и закашлялся.

Годрик сидел на крае кровати и с жалостью смотрел на распластавшегося на ней Вильгельма.

– Вильгельм, – начал Годрик после минутного молчания, а голос его был серьезным как никогда. – Я не знаю, почему Артоникс затащил тебя в тот дом. Я не знаю, почему ты видел такие ужасные сны. Но ты можешь нам доверять. Лекарь проверенный, он не связан с Академией. Я пришел сюда так скоро, как только смог. Я просидел за стеной всю неделю, я и лекарь, и я Ванрав, Вильгельм, сидели и ждали, пока ты поправишься. Ванрав нашел тебя. Он прочесал округу после урагана в поиске тебя. Он притащил тебя в дом так быстро, что это сэкономленное время спасло тебе жизнь. Именно он нашел Екатерину. Он помог тебе оказаться здесь. Что бы кошмар не показал тебе, что бы ты себе не напридумывал, мы не хотим тебе зла.