За окном накрапывал грибной дождь, свежий ветер с каплями прохладной воды распахивал шторы. Петербург пах терпко, горько, совсем не так, как ветер в загородном поместье, но за день Вильгельм уже привык. Он не ждал возвращения портного до обеда. Девять утра – рань для города, открывающего глаза к полудню.

Вильгельм сидел за столом, стирал со страниц успевшую затвердеть пыль и перечитывал свой старый дневник, который нашел на третьем этаже дома. Почитатель вел его долго, иногда писал даже в девятнадцатом веке, пока жизнь Почитателя стала такой занятой, что о записывании мыслей за месяц или за год руки не доходили. В этих записях был весь Вильгельм, его переживания и надежды, длинные размышления на разные темы и радости, которые тоже хранились на исписанных листах.

– Вильгельм, к вам пришли. Прикажете впустить? – раздалось за открытой дверью, которую Вильгельм специально не закрывал, чтобы создать приятный сквозняк в комнате.

– И кто приехал? Дмитрий из моего загородного дома? – устало спросил Вильгельм, запихивая ежедневник в стол. Темно-коричневая обложка мелькнула в свете Солнца и спряталась в темноте ящика.

– Дмитрий заехал в город за закупками. Вы же его сами отправили.

– Я? Точно, я ведь оставил ему приказ перед отъездом. А приехал кто?

– Мужчина какой-то, представляется вашим другом.

– А имя у моего друга есть или он инкогнито? – кисло усмехнулся Вильгельм и поправил рукава рубашки.

– Не говорит, только просит впустить, – сказала служанка, а когда увидела, что Вильгельм махнул, понял, что спрашивать дважды не было нужды.

Вскоре на лестнице раздались торопливые шаги служанки и вальяжные, размеренные шаги гостя. Пару раз девушка подпрыгнула, тихо, но недостаточно, чтобы Вильгельм не услышал.

– Граф, полагаю? – вскоре раздалось за спиной Вильгельма, гость уселся на кровать. Та скрипнула под ним так тихо, будто неприглашенный был почти невесомым.

– Дорогой друг, полагаю, – усмехнулся Эльгендорф, конечно, узнав фальшивый французский акцент. – И как же вас звать, дорогой друг? И что заставило вас щипать мою служанку за причинные места? Могу же выгнать.

– Да ты меня не выгонишь, я же только пришел. – Годрик дотянулся до вазочки с конфетами, стоявшей у кровати, и вытащил самую большую. – Кстати, меня Карлом зовут, если что. Фамилия не очень звучная, я планирую сменить.

– А что ты тут делаешь? Я тебе разве писал? – спросил Вильгельм, взял со стола яблоко и повернулся к Годрику. Что-то странное, неуловимое почудилось ему в облике коллеги, но что именно, Эльгендорф не мог догадаться. Он вгрызся в яблоко и откусил сразу половину.

– Вот это у тебя пасть! – усмехнулся Годрик. – Я раньше и не замечал.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал Вильгельм и, нахмурившись, откусил уже меньший кусок от яблока.

– А что отвечать, если ты мне никогда не пишешь. Просто телепортация во времени – это же крутая штука, как я могу пропустить? – Годрик улыбнулся и засунул конфету за щеку. – Какая вкуснятина! Вы их сами делаете?

– Стоп, ты что, из будущего? – прошептал Вильгельм и подался вперед. – Ты сдурел? А кто там остался?

– Остался кто-то. Жак точно остался, твои уродцы остались. А мне там делать нечего. Тем более у меня здесь все-таки дело.

– У тебя ко мне? – прошептал Вильгельм и почувствовал, что от терпкого запаха одеколона Годрика, стойкого кислого аромата яблок и пыли в комнате больше нечем было дышать. – Какое?

– А вот все тебе расскажи!

– Это твой долг, раз ты все-таки прилетел. Мы занимаемся важным делом здесь, – прошипел Вильгельм и выбросил огрызок в окно. Кто-то взвизгнул, а Годрик залился звонким смехом.

– Вильгельм, ты меня удивляешь! Насколько я знаю, здесь помои в окно выбрасывать не принято. Я ведь тоже приехал не просто так. Как ты говоришь? Долг? Вот он меня и позвал. Ванрав напомнил мне, что мы все еще на тебя работаем. В Кодексе все-таки прописано, что подчиненные должны помогать начальству, – сказал Годрик, вытянул руки к потолку и потянулся. – Кстати, я не с пустыми руками. Мы кое-что узнали.

– И что же?

Годрик хитро улыбнулся, встал с кровати, поправил легкий голубой сюртук и медленно подошел к Вильгельму. Глаза его были аккуратно подведены серым карандашом, а на шее болтался кулон, подаренный ему Ванравом когда-то еще очень давно, когда они дружили. Он присел на краешек стола.

– Ты не задумывался, что любой образец, кхм, прошу прощения, любой человек, который отправляется на Шаттл и в Академию, должен пройти через ужасные нагрузки, напряжение, расщепление тела и давление, прежде чем там оказаться? Ведь это для нас такие перемещения, как говорят здесь, проще пареной репы. Для них каждая секунда такого полета может стать смертельной, – проговорил Годрик, а Вильгельм наконец понял, что в облике его показалось странным. От Годрика пахло современностью: и одеколон, и костюм были явно из будущего.

– Почему же не задумывался, если я об этом еще в настоящем думал. – Вильгельм отвел взгляд в сторону, а Годрик положил руку ему на плечо и продолжил.

– Но пойми, Вильгельм, это еще не самое страшное. Страшнее будет, если после всех перегрузок и сжиманий телепорта Академия поймет, что образец не соответствует их ожиданиям. Тогда, Вильгельм, для человека эта поездка станет последней. Ты же помнишь, как Доктор Раймель отзывался о твоих подопечных?

– Помню. – Вильгельм скривился и немного сполз со стула вниз. – Он хотел посмотреть, можно ли препарировать их головы без наркоза.

– Вот, дорогой друг, а если Академия решит, что образец представляет собой какую-никакую ценность, никто оперировать его не будет, а потом даже, может быть, еще и разрешат вернуть его на Землю, перед этим, конечно же, стерев память.

– Хорошо, Годрик, но я не понимаю, причем здесь ты, сердобольный. Ты вряд ли сможешь провести экспертизу, проверить показатели по листу и сверить их с Академскими.

– Я? Ни за что, даже пробовать не буду. Но я знаю того, кто все это знает и сможет помочь. – Хитро улыбнулся Годрик, соскочил со стола и отошел к окну, за которым сиял Петербург. – Красивый город, Вильгельм, только люди больно театральные и любят всякие выдумки. Кстати, люди здесь есть вполне ничего. С внешностью ты не прогадал, когда решил скопировать ее с себя, с меня… Ну, и с тех, остальных.

– Вы с Ванравом уже успели оценить здешних людей? Ты ведь не об этом хочешь поговорить, – вздохнул Вильгельм, а блондин, усмехнувшись, вернулся к товарищу и вновь уселся на краешек стола. Талия Годрика стянута корсетом так, что обхватить ее можно одной рукой.

– Судя по сигналам спутника, Норрис сейчас находится где-то в районе Тибета, а у него, вроде как, были способности изучать внутренние особенности людей…

Вильгельм вдруг перестал слышать. Мысль, что здесь, в прошлом, где-то был Норрис, живой Норрис, возможно, даже способный говорить с коллегами, и его Связистор мог работать, и прежде посещала его, но встретить друга спустя столетия исканий, чтобы после возвращения в будущее потерять его снова, Вильгельм просто не мог.

– Это другой Норрис, – прошипел Эльгендорф и отвернулся. – Даже если мы найдем Норриса здешнего, он не будет ничего знать. Нам нужен наш Норрис, наш, из настоящего, чтобы он на самом деле смог воспользоваться всеми научными данными, всеми приспособлениями, которые нам нужны. А его найти невозможно.

– Ты что, плачешь? – прошептал Годрик, спрыгнул со стола и оббежал стул Вильгельма.

– Отстань. Ты ведь знаешь, что я не люблю говорить о том, чего не вернуть! – ответил Почитатель и потер глаза. Жар, скопившийся в уголках глаз, унялся, но Вильгельм все еще чувствовал его внутри.

Годрик положил руку на плечо Эльгендорфа. Долго он молчал, словно тоже вслушивался в тихое постукивание копыт по мостовой, ветер, гулявший по улицам, и шепот деревьев под окном. Казалось, Годрик тоже успокаивался, собирался с мыслями, чувствовал, как что-то откусывает кусок внутри тела острыми зубами и оставляет след, которому не зажить никогда. Но стоило Вильгельму пошевелиться и посмотреть на Голдена, Годрик отпустил его плечо и спросил:

– Здесь еще отправляют письма голубями?

– А тебе нужен голубь? – спросил Вильгельм и закрыл глаза. Годрик провел пальцем по его скуле и резко дернул за мочку уха, как тогда, в отрочестве, будто пытаясь привести его в чувства.

Вильгельм вздрогнул и оттолкнул Годрика так сильно, что коллега отлетел в сторону и врезался спиной в стену. Может, человеку было бы больно, но Голден только рассмеялся.

– Если к тебе вдруг прилетит какая-то птичка с посланием, не спеши ее прогонять. Может, это будет не голубь.

– Хорошо, я буду ждать твою птицу. – Вильгельм махнул рукой. – А теперь, пожалуйста, если тебе больше нечего рассказать, оставь меня в покое.

– Только с датой я могу напутать. До сих пор не понимаю, почему ты не считаешь время по нашему календарю!

– Я не могу считать время по нашему календарю. У меня слишком много календарей на Земле и это нужно держать в голове, чтобы я в докладах ставил еще и вторую дату. Попробуй сначала все человеческие календари запомнить.

– Так вот почему ты уставший, – усмехнулся Годрик. – Тогда поживи какое-то время здесь и считай годы от рождения Иисуса Христа. Может, и я запомню, какой тут год.

Годрик, поправил сюртук, вытащил из вазочки конфету, положил в карман и только открыл дверь, как в его грудь врезался портной с мешком ниток, заплаток, веревок и еще бог знает чем.

– Простите, виноват! – прошептал портной, когда увидел насмешливое лицо Годрика. – Если вы заняты, я приду позже. Только возьму костюм, подшить надо. Вы не спешите, я могу и подождать.

– Не стоит, я ухожу. Мы уже поговорили.

– Правда? Тогда прошу вас, Вильгельм, подойдите, мне нужно промерить костюм.

– Конечно, занимайтесь важными делами. – Годрик улыбнулся и обратился к Вильгельму. – Кстати, а ты замечал, что мы все-таки намного выше их? – И, не услышав ответа, ушел.

Когда Годрик скрылся из виду, а его шаги окончательно стихли, Вильгельм встал с места и подошел к зеркалу. Портной натянул на Эльгендорфа недоделанный костюм, придирчиво оглядел заказчика, обошел его несколько раз и вздохнул.

– Дел много, Вильгельм, но я все успею сделать. Вы будете самым желанным кавалером на балу! – воскликнул портной и вытащил из мешка несколько мотков ниток.

– Хорошо бы. Быть желанным кавалером сейчас полезно, – пробубнил Вильгельм и ушел в другую комнату, чтобы без лишних глаз почитать книгу, которую оставил ему Ванрав.

После обеда неожиданно приехал посыльный от Ванрава и привез письмо, облитое вином и совершенно нечитабельное. Вильгельм, конечно, попытался разобрать какие-то буквы, собрать их в слова, но все оказалось бесполезным – на бумагу, кажется, пролили хороший бокал дорогого французского. Однако кое-что понять он все же смог. В самом низу, под отпечатком пальца, виднелся адрес.

Вильгельм переписал его на клочок бумаги, вытащил из ящика стола карту Петербурга и попытался найти дом, который отметил для него Годрик, но ничего не нашел. По карте казалось, что на обозначенном месте вовсе пустырь, но такого быть не могло – Вильгельм знал, что каждый клочок земли в Петербурге ценен. Не могли люди не тронуть эту часть города.

«Что-то мне это не нравится», – подумал Вильгельм. Годрик обещал отправить ему письмо птицей, но достаточно взглянуть правде в лицо, чтобы понять: Годрик не из тех, кто будет выполнять обещания так, как их заведомо сформулировал. Он выполнит треть, может, четвертую часть, но не обещание целиком. Может, он остановился у Ванрава и решил нацарапать письмо уже у него, а, может, и вовсе написал его еще до того, как навестил Вильгельма, но письмо добралось до Эльгендорфа чуть раньше, чем планировалось.

– Дошивай пока, я к вечеру вернусь, – бросил Вильгельм и начал быстро собираться. На белую накрахмаленную рубаху он набросил черный сюртук и надел на голову шляпу. Портной посмотрел на заказчика придирчиво, но ничего не сказал. Все-таки, кто он такой, чтобы указывать Вильгельму, как выглядеть?

Во внутренний двор, где помимо заросшего фонтана и пары лавок ничего не было, въехала карета с кучером в белых панталонах. Мужичок спрыгнул со своего места, открыл Вильгельму дверь, а потом захлопнул с такой силой, что конструкция на колесиках жалобно покачнулась. Почитатель назвал адрес, куда нужно было отправиться, а на лице мужичка расцвело выражение полнейшего непонимания.

– Ты знаешь, что там? – спросил Вильгельм.

– Там? Я знаю, где это, но бывать там? – кучер усмехнулся. – Нет, этого я не знаю.

– Тогда узнаем вместе.

Они выехали на набережную реки Мойки в послеобеденное время. В карете приятно холодило, но яростно пахло духами и тальком. На столике подпрыгивали бокалы, пустые и пыльные, а в углу громыхал мешок с какими-то статуэтками. Петербург медленно плыл за стеной кареты, шумел магазинными ларьками, развевал флаги и вертел флюгеры на крышах домов, играл каплями воды в придорожных лужах. Дышал тяжело и протяжно, и Вильгельм слышал каждый его вздох.

«Не вздыхай так тяжело, дорогой. Самые большие неприятности у тебя еще впереди», – прошептал Вильгельм себе под нос, но ветер, трепавший волосы прохожих, не несколько мгновений умолк, словно прислушиваясь. Сотня, две сотни лет – ничто для истории Планеты, но иногда целая жизнь для города. Петербург покроет горе, кровь и могильный холод. Прекрасные здания очернят дыры и трещины, дороги разроют, а в подъездах будут прятаться люди, каждый день вырывавшие у смерти последние принадлежащие им минуты.

Вдруг погода переменилась. Небо стало грязно-серым. Это, конечно, не должно удивить – Петербург часто встречал гостей острым порывами ветра, дождями. Но эта серость была какой-то странной. Она не похожа ни на вуаль туч, ни на серость неба, что прячется за белыми облаками. Скорее это походило на пепел, который неосторожно просыпали на пол, когда убирали грязь из камина. Ветер стал другим. Запахи богатой жизни сменились вонью мокрой одежды, пыли и чего-то такого, что Вильгельму было до боли знакомо, но он никак не мог вспомнить, что же это.

Они продвигались по узкой улочке. Вильгельм вспомнил, что, кажется, бывал здесь когда-то, но не по своей воле. Наверное, Ванрав пригласил его провести опыт или социологическое исследование, в которой Эльгендорф совсем не хотел участвовать. Дома вокруг уже облезли, обветшали и являли картину совсем неприятную, отталкивающую и тошнотворную. В переулках и грязных дворах бродили и занимались своими делами нищие и бродяги. В старой полуразвалившейся церкви кого-то отпевали. Все жители выползали из домов, посмотреть на приезжего. Дорогая карета привлекала ненужное внимание, но сейчас Вильгельма это не волновало. На него не нападут, он это знал.

«Что-то не так. Что-то здесь не так», – думал Вильгельм.

Они остановились у кривого дома с огромной трещиной на фасаде, из которой вываливалась обуглившаяся плетушка. Рядом ни души, а люди, с опаской выглядывавшие из-за углов, крестились и скрывались в темноте подъездов, словно они услышали команду режиссера и синхронно исполняли данными им роли. Стекла из окон дома валялись на дороге, но целые, без единой трещины.

– Пожалуй, это здесь, – сказал кучер, словно и себя уговаривая поверить.

– Отгони карету подальше, не стой здесь. Вот, выезжай на площадь, здесь должна быть за углом. Там меня и жди, – приказал Вильгельм, застегиваясь. Способность запоминать карты часто пригождалась ему, но в тот день он был особенно рад, что заранее узнал, где в этой части города можно спрятаться. Кучер, в душе радуясь, что не придется стоять в этом страшном месте, откланялся и уехал.

Дверь распахнута, внутрь вели две пары следов – больших, человеческих и поменьше, звериных. Будто кот встал на задние лапы и пошел как человек. В самом помещении было пыльно, в углах валялись перегрызенные крысы с вывернутыми внутренностями, огрызки мяса и кости. Шкафы перевернуты, ящики вырваны и брошены в центр грязной комнаты. На потолке качалась ужасающего вида люстра. Воняло сыростью, рассыхавшимися костями. Казалось, раньше это был магазин, но уже давно в нем не торговали ничем кроме страха и смерти. Глаза Вильгельма заслезились.

«Странно. Как же выбили стекла? Их ведь не побили, а будто аккуратно сняли. Это ведь дорогое удовольствие. Почему их никто не украл?» – подумал Вильгельм, запахнулся и огляделся. Казалось, в доме никого давно не было, но говорить вслух он боялся.

Лестница уже разваливалась, ступеньки, дырявые и трухлявые, совсем не ждали гостей на втором этаже. Ноги Вильгельма то и дело проваливались в гнилое дерево, новые ботинки покрывались царапинами. В воздухе летала пыль, густая и сыпучая, которая пленкой оседала на лице и в волосах. А следы шли наверх, уже на третий этаж, минуя второй, на котором, казалось, прошла сезонная распродажа. Распродали все: на огромном пустом этаже не осталось ни одной межкомнатной стены, даже пол кое-где разобрали. Лишь одинокий стул стоял у темного окна, словно дух дома все еще сидел там и смотрел на кошмар, который окружил его. На третьем этаже чернела в темноте единственная не сломанная дверь. Вокруг нее будто бы даже прибрано, пыль сметена в стороны. Вильгельм на цыпочках подошел к двери тихо постучал. С той стороны послышался кашель, странный, незнакомый Почитателю лязг и быстрые шаги. Дверь распахнуло нечто, на первый взгляд непохожее на человека.

– Добрый день, Господин, проходите, пожалуйста, я Вас ждал, – прохрипело существо, поклонилось.

– Ты? Как тебя… Что ты здесь забыл? – спросил Вильгельм, проходя в комнатку и оглядываясь.

На столике мерцал медный подсвечник, на креслах были разбросаны листки с какими-то схемами и списками, чернильницы без чернил и чернильные капли на подлокотниках, на диване лежала бутылка спирта. Везде горели свечи, а у кресел потрескивал поленьями камин. Пахло палью и чернилами.

– Вы называли меня Джузеппе, Господин, – учтиво сообщил уродец и прошаркал мимо Вильгельма.

– Я тебя называл? А как тебя на самом деле зовут? – спросил Вильгельм, прошел мимо кресла и посмотрел в окно. Улица все та же, люди уже вышли из домов и расходились так, словно позабыли о карете, недавно проехавшей мимо, и потеряли всякий интерес к незнакомцу, исчезнувшему в старом доме.

– Они его не замечают, Господин.

– Кого не замечают, Джузеппе? – Вильгельм отвернулся от окна и задернул пыльные, проеденные молью шторы.

– Дом, Господин, не замечают, – сообщил Джузеппе, наклонился, открыл ящик стоявшей в дальнем углу тумбочки и вытащил две чашки. – Я сделал так, чтобы они никогда не заходили внутрь.

– Это ты умно сделал, – сказал Вильгельм и еще раз оглядел комнату. Он чувствовал, что не заметил что-то важное, что-то, что могло бы помочь вспомнить Джузеппе и эту часть города. – Скажи, к тебе приходил кто-то из моих коллег?

– Ваших коллег, Господин? Других Почитателей здесь быть не может, – ответил Джузеппе, прошаркал к камину и вытащил откуда-то кипящий чайник. – Вы чай будете? Наверное, издалека приехали.

– Нет, нет никакого чая мне не надо. Ты… – Вильгельм перевел дыхание. Странное чувство, прежде редко просыпавшееся, вдруг вспыхнуло. Почитателю вдруг стало жарко. – А Ванрав или Годрик? Такие, тоже высокие, на меня похожие. Не приходили?

– Ванрав? Годрик? Я знаю эти имена, Вы рассказывали о них, – сказал Джузеппе, налил в чашку воды и громко хлебнул кипятка. – Но нет, ко мне не приходили Ваши подчиненные.

Джузеппе казался Вильгельму знакомым. Одна нога человечка короче другой, ростом он был ниже обыкновенного мужчины, но выше Нуда, из-за чего карликом его не назвать. Издалека его можно принять за скрючившегося старичка, согнувшегося, подметавшего рукавами пол. Маленькие глаза, острый, чуть загнутый к кончику нос и длинные, как у лемура, пальцы, которыми, наверное, удобно залезать в бутылки. На носу у него очки, а на пояске штанов прицеплен огромный свиток с чернильницей и голубиным перышком. Джузеппе, казалось, готовился к его приходу, убрался, даже поставил чайник.

Вильгельм сделал шаг назад.

«Надо пересмотреть состав формулы. Нельзя больше этот укол помощникам делать, слишком они становятся похожи на грызунов», – подумал Вильгельм и смог выдавить тихое:

– Ты отправил мне письмо?

– Я посредник. Мне прислали письмо, я ответил. А Вам, наверное, отправили следующее. Присаживайтесь, Господин, Вы выглядите уставшим, – будничным тоном проговорил Джузеппе.

Почитатель сделал еще несколько шагов назад, аккуратных, маленьких, и когда почувствовал, что ногой коснулся кресла, плюхнулся в него, даже не поглядев, что кресло не пустое. Вильгельм приподнялся, вытащил из-под себя чертежи.

– Это на топку, Господин. Давайте, я у Вас приму, – сказал Джузеппе, спрыгнул с кресла и протянул Вильгельму руку. Пальцы, казалось, похожи на длинные щипцы.

Вильгельм, мельком взглянув на схемы, протянул листы Джузеппе.

«Зачем ему схемы строительства космического корабля? Мои помощники не видят кораблей, на них действуют те же иллюзии, что и на людей. Они не видят даже многих моих гостей, никогда не встречаются с ними. Куда уж им до чертежей?» – пронеслось в голове Почитателя, но он мысленно дал себе пощечину. Он же ничего почти не помнил об этой части жизни. Кто знает, может когда-то он сам притащил схемы и разбросал их по комнате, а Джузеппе просто не решился убраться.

– Человек, который приходил ко мне с письмом, сказал, что должен готовиться к какому-то балу. Вы, кажется, тоже туда пойдете, – сказал Джузеппе, убрал чертежи под подушку на кресле, наклонился и попытался вытащить что-то из ящика рядом. На ногах он держался не очень уверенно.

– Да, это так похоже на Ванрава. Только он не человек, не путай. А то так и напишем в докладе, что мне важные письма люди пишут, – протянул Почитатель, оглянулся и заметил бутылку, стоявшую на столике у его кресла. – А потом будет говорить, что это он со мной встречался, а не ты. – Вильгельм взял бутылку, прочитал этикетку при свете свечи. Вино, почти такое же, какое он пару раз пил у себя в поместье.

Джузеппе дернулся, будто бы споткнулся о собственную ногу. Пламя свечей резко наклонилось, будто из-за дуновения несуществующего ветра.

– Вот, возьмите, Господин. Это передавал Ванрав, – вдруг сказал Джузеппе, вырвав Вильгельма из тумана мыслей. В руках он держал небольшой сверток и письмо, скомканное так, будто помощник нес его за щекой.

– Он не говорил, что там? – спросил Вильгельм и отложил бутылку. Что-то, завернутое в бумагу, потеплело.

– Нет, Господин. Говорил только, что Вы знаете, – ответил Джузеппе, застегивая куртку на все пуговки, хотя в помещении жарко.

Вильгельм легонько сжал сверток в руках – что-то маленькое и объемное было в нем, что горячо приветствовало Почитателя. Будто второй медальон лежал в тряпочке, отвечая жаром на каждое прикосновение.

– Хорошо, посмотрим, что он приготовил, – сказал Вильгельм сам себе, не обращая внимания на Джузеппе, который сидел в уголке у комода и не сводил глаз с Хозяина. Что-то мелькнуло в его глазах, одном желтом и другом – белом и мутном.

Письмо было и в самом деле написано Ванравом – его кривой и странный почерк, и язык, очень отдаленно напоминающий русский, скорее его смесь с их, родным. Все важные письма за Ванрава всегда писал его помощник, или же он просто печатал их на специальной Академской машинке подделки почерков. Но этот желтый лист, исписанный крупными буквами лишь с одной стороны, абсолютно точно написан им.

«Ты, конечно, удивишься, когда прочитаешь это, но поверь, что я не вру. Может, тебе будет легче узнать, что я сам чуть не уронил челюсть, когда узнал это в Академии. Надеюсь, ты все-таки сначала узнал, куда едешь. Местечко злачное, так себе место для променада, а твоя голова все еще должна оставаться на шее, если ты не забыл. Так вот, читай внимательно и, пожалуйста, постарайся без эмоций. Дело в том, Вильгельм, что тот камень, который все это время был у тебя в амулете, совсем на Артоникс, а его копия. Копия, которую сделал для тебя Ульман, а настоящий Артоникс хранил в сейфе в Академии на случай, если что-то случится», – Вильгельм прочитал эту часть про себя, но остановился, когда понял, что не мог контролировать дрожь в руках.

«Он ненастоящий», – прошептал он и почувствовал, как начал задыхаться. Если Ванрав не врал и настоящий камень, созданный для контроля над Землей был всего лишь копией, что мог делать Артоникс настоящий?

– Что-то случилось, Господин? – спросил Джузеппе, а Вильгельм словно вернулся на землю.

Почитатель зыркнул на помощника, проглотил горькую, казалось, даже ядовитую слюну и выдавил:

– Рабочие моменты. Обычно они всегда не очень приятные. – И решил все-таки дочитать до того, как и вовсе не сможет из-за переживаний держать листок в руках.

«Ты знаешь, что такое Артоникс. Ты знаешь, наверное, чего нам стоило выкрасть настоящий камень из сейфа. Не знаю, может, они уже заметили, а, может, сейфы нашего блока уже не проверяют, но пока все чисто. Как только ты окажешься дома, отдашь копию моему агенту, он передаст его мне. Потом придумаю, как отнести его на место настоящего. Так вот. Камень принадлежал Ульману. Он создал его для целей, которых никому не поведал. Всем он сказал, что камень был один и что он отдал его тебе, именно поэтому Захарри с Джуди удалось его достать и до сих пор быть на свободе. Я не буду долго напоминать тебе, что настоящий камень должен делать. Все эти годы копия позволяла тебе без всяких сложностей управлять Планетой. Представь, что может сделать настоящий. В сто, может, даже в тысячу раз больше сил. Только не переборщи, умирать не стоит.

Чтобы активировать его, тебе нужно капнуть немного плазмы в его центр. Надеюсь, ты помнишь, как это делается. Но в этот раз все сложнее. В копию достаточно было просто добавить биологический материал, а вот для этого камня нужно нечто большее. Артоникс должен стать частью тебя, он должен проникнуть в тебя, смешаться с урбанием внутри тебя, отобрать кусок тебя. Сам понимаешь, процесс соединения с камнем достаточно болезненный и опасный, так что я надеюсь, что тебе хватит ума не делать этого вдали от дома. Более того, многие годы никто не пытался связать себя с камнем, но это нам понадобиться. Без силы настоящего Артоникса ты не сможешь безопасно отправить Гаврилову на Шаттл, если она подойдет. Да и ты сам вряд ли выдержишь нагрузки, насколько слаб и жалок ты сейчас. Так что уж постарайся. Если копия смогла тебя перенести сюда, не значит, что и назад сможет. А если она взорвется… Что ж, нам всем будет несладко.

Встретимся на балу. Ванрав Херц».

Вильгельм сжал бумагу в пальцах и скатал письмо в шарик.

– Что-то не так, Господин? – Услышал Вильгельм словно через стену, так тихо, что и не разобрать.

Казалось, он видел Генриха Ульмана перед собой, будто он медленно выходил из темного угла комнаты в белой форме, с прежней, редко исчезавшей в их компании улыбкой, и говорил то же, что и раньше, когда что-то шло не по их плану:

– Жизнь ведь не должна всегда подчиняться нам, так ведь, Вельги?

Вильгельм зажмурился, попытался засунуть шарик письма в карман, но промазывал и просто положил его рядом с собой на кресло. Он закрыл глаза ладонями, но почувствовал, словно кто-то, как раньше, взял его за плечи и потряс.

– Не время лить слезы. Обман случается всегда, обманывают даже самые близкие, но нужно принять его и идти дальше. Никто не сделает это за тебя, – казалось, произнес кто-то в комнате, но Почитатель точно знал, что Ульмана на Земле не было. Его никогда не было на Земле. Его не было рядом так давно, что Вильгельм часто ловил себя на мысли, что Генриха и вовсе не существовало.

Но Артоникс сделал он – только он владел знаниями и умениями, которые могли бы запереть энергию нескольких Планет в один камень и даже создать его копию. Генрих писал научные труды об Артониксах, но никому их не показывал. В современности даже думать о таких камнях было нежелательно для Закона. Вильгельм опустил руки, провел пальцами по цепочке под рубашкой. Его камень, камень, который он считал величайшим подарком из всех, что дарили ему, все еще висел на шее.

– Он меня обманул, – прошептал Вильгельм, не сводя глаз с темноты в противоположной стороне комнаты. – Ты меня обманул.

– Кто обманул, Господин? – переспросил Джузеппе и спрыгнул с кресла.

– Ничего! – воскликнул Вильгельм и прижал к груди сверток, нагревшийся в бумаге уже так сильно, что обжигал пальцы. – Сядь, не надо… не надо меня трогать.

Но Джузеппе, казалось, вовсе не хотел слушаться. Он подошел к камину, достал из темного угла кочергу и поворошил угли.

– Что ты делаешь? Сядь и успокойся.

– Вам холодно, Господин? У Вас трясутся руки. Я хотел подбросить дров, чтобы вам не было холодно.

Вильгельм посмотрел на свои руки и понял, что даже не чувствовал, как его трясло.

– Нет, я… Это не твое дело, Джузеппе. Я, пожалуй, пойду. Если вдруг что-то важное, ты же, наверное, знаешь, где меня найти? – сказал Вильгельм, засунул письмо и Артоникс в бумаге в пришитые карманы и поднялся с кресла.

– Я знаю, но разве Вы не останетесь, Господин? – удивился Джузеппе и сделал шаг к Почитателю.

Вильгельм попятился к двери.

– Нет, нет, Джузеппе, я поеду домой. У меня срочные дела, такие срочные, что я не могу болтать с тобой. Приятно было встретиться, но… – Почитатель не выдержал и, словно подгоняемый неведомой силой, выбежал на лестницу так быстро, как никогда прежде не бегал.

Улица встретила его тишиной. Людей вокруг не было, даже следы, прежде окружавшие выходы из домов, казалось, замела пыль. Вильгельм побежал в сторону площади и спиной чувствовал, как Джузеппе смотрел на него из окна. Но Почитателя ничего уже не волновало больше камня. Еще немного, и Вильгельм бы достал его из свертка там. Но в этот раз он решил послушать Ванрава и доехать до дома.

Вильгельм увидел кучера у фонтана. Он стоял там, где Почитатель и просил его остановиться, и расчесывал гриву коня. Вокруг снова ни души, словно район вымер специально для того, чтобы Вильгельм мог исчезнуть.

– Домой! Быстро, домой! – воскликнул Вильгельм, запрыгивая в карету. Он так громко хлопнул дверью, что даже испугался. Что-то внутри него трепыхалось, словно бабочка с оторванным крылышком, пытающаяся взлететь в последний раз. Но любопытство пересилило страх.

Когда карета наконец тронулась, Вильгельм зашторил окна и аккуратно развернул сверток. Стоило Почитателю увидеть Артоникс, все сомнения развеялись. Ванрав не соврал – это определенно настоящий камень. По размеру он не больше тыквенного семечка, округлый и с небольшой царапинкой на поверхности, будто кто-то пытался его раскрошить, но не смог. Внутри темно-зеленого шара, по цвету напоминавший малахит, светилась маленькая сфера, одиноко бродившая по внутренней части камня и устало отбивавшаяся от стенок.