Глава 17
Меня начало трясти – интенсивно, крупной дрожью.
Я задыхалась, слушая вопли Эмиля, пока не захлопнули дверь. Здесь отличная звукоизоляция. Отличная. Он не услышит моих криков, если ему не дадут послушать. Как мне.
– Пожалуйста, – залепетала я.
Попыталась повернуться, поймать руки моего мучителя и умолять, умолять, умолять… Удар по уже разбитому носу оборвал мой порыв. Я взвизгнула, как избитая собака, и уткнулась в стену лицом.
– Руки за голову! – меня схватили за запястья и силой заломили за затылок.
Я больше не могла стоять, не могла терпеть боль, от которой пылали нервные окончания. Мышцы превратились в перекаленное стекло – тронь и рассыплются.
Превозмогая боль, я сложила руки, как велено, беззвучно рыдая.
– Эмиль, – одними губами прошептала я.
Сердце разрывалось на части при мысли, что над ним издеваются тоже.
Какой Лазарь козел.
Они забрали деньги, а отвечать нам. Как я могла поверить, что Лазарь поделится такой суммой… Как вообще могла ему верить.
Я давилась слезами и душу скручивало в холодный жгут.
Плечи и шея горели от мучительной боли, я вновь непроизвольно опустила руки. От следующего удара кровь пошла через нос. Я сглотнула ее, теплую и липкую, и закашлялась.
Вкус железа вернул меня в реальность. Такие деньги нам не простят.
– Эмиль, – снова прошептала я, на этот раз обреченно.
Кровь текла по подбородку, капала на голую грудь, пачкала живот. Я уперлась лбом в стену. Все плыло, в голове шумело – я на полпути в обморок.
Что от меня останется к утру? Осознав перспективы, я безучастно смотрела в пол.
Мне конец. Конец. Эмиль не поможет.
Эту страшную картинку я запомню навсегда. Хотя через какое-то время сделаю вид, что ничего не было. Но серый бетонный пол был грязным. Натекшая кровь засыхала – до следующего удара. Ведь чем дольше, тем сложнее держать руки за головой. За каждую промашку я получу по лицу. И кровь засыхала на сером бетоне слоями, пока лужа подо мной не стала рябой. Кровь всех оттенков: от темно-рыжего и бордового до алого.
Я не чувствовала лица с той стороны, по которой били. Удары об стену стесали кожу со лба.
Я больше не могла стоять на коленях. Нестерпимая боль шла от коленных чашечек вверх, охватывая дрожащие бедра. И больше я не могла молчать: сначала тихо ныла сквозь зубы, затем рыдала без слез.
Эта пытка длилась так долго, что ночь стала бесконечной. Я так устала, что пропали чувства: надежда, даже страх. Меня донимали только боль и отчаяние.
Я не знала, чего они пытались добиться. Не понимала, когда это закончится. Чем – пулей в голову?
От меня ничего не требовали – только стоять на коленях и держать руки за головой. Они уже превратили меня в ничего не соображающее тело, а когда стало совсем плохо, облили холодной водой.
Я даже подумала, что меня забьют насмерть. Просто так, без повода – потому что могут. Неужели с ним происходит то же самое?
Я тихо шептала в стену его имя, только Эмиль меня не слышал.
– Эмиль не виноват, – неожиданно для себя выдавила я.
Наверное, слишком полюбила, чтобы молчать.
– Что ты сказала? – бритый наклонился, прищурившись. Цепко, недоверчиво, словно ухватил что-то интересное.
Выражение лица стало таким жестоким, что продолжать было страшно.
– Эмиль, не виноват… Это Лазарь.
Я с трудом выталкивала слова сквозь сухое горло и разбитые губы.
Правая часть лица пульсировала от тупой боли. Она усиливалась, каждый новый удар расплющивал нервные окончания. Лицо распухло так сильно, что я видела собственное отекшее веко над глазом.
– Эй, погоди! – бритый поднял ладонь, останавливая кого-то. – Она его выгораживает.
Я тяжело дышала, лбом уткнувшись в стену. Лишь благодаря ей я еще держалась, а не падала. Волосы, слипшиеся от холодной воды, крови и моих соплей висели грязными сосульками по обе стороны головы.
Я зажмурилась и оперлась на стену. Плевать, если снова ударят – больше не могу. Не могу выносить эту комнату, тусклый свет, побои и этих уродов. Не могу выносить бесконечную ночь.
Им было плевать на правду. Не интересно. У бритого зажглись глаза, когда он понял, что я защищаю Эмиля. Сдаю себя, не понимая, что происходит, но больше я не могла молчать.
– Лазарь подослал меня, – с носа что-то капнуло, слезы или вода, которой меня окатили, не знаю. – Следить за Эмилем…
Голос звучал, как издалека. Хриплый голос незнакомой взрослой женщины. Впервые за много часов меня не трогали, а слушали, что говорю.
Может быть, если расскажу все, меня оставят в покое. Хоть на пять минут, но мучения прекратятся.
Я шептала с трудом, часто сглатывая. Каждое слово давалось с трудом. Но я словно открыла в себе внутренние силы. Всего пять минут не бьют, а я уже встряхнулась.
Я даже не представляла, что настолько живучая. Впервые за ночь, я поверила, что уйду отсюда.
– Позови нашего, – каким-то неуловимо мерзким голосом сказал бритый и выпрямился.
Ко мне он потерял интерес и теперь ходил позади. По стене плавала его тень, вокруг раздавались нервные шаги. Я хрипло дышала в бетон, ощущая каждую клеточку своего избитого тела.
Каждая косточка, каждая мышца – ныло все. Даже те места, по которым пока не пришлись удары. После рывков за волосы саднила кожа головы, нос и лицо тупо пульсировали. Живот и грудь стали холодными и пыльными, потому что меня постоянно прижимали к бетону.
Но спутанное сознание слегка прояснилось.
Я почуяла шанс на жизнь и вцепилась в него с животным остервенением. Боковым зрением я устало следила за происходящим в комнате, но мне мешала завеса скомканных мокрых волос. Черные пряди слиплись, облепили щеку, которую я не чувствовала после побоев.
Плевать, заживет как на собаке. Я хочу выбраться отсюда, выбраться живой.
Мое сердце горячо и громко билось в горле: в коридоре раздался шум. Сюда шли.
Дверь была приоткрыта – иначе я бы не услышала шагов.
А если это Эмиль? Я прислушивалась, но улавливала свое свистящее сквозь зубы дыхание. Эмиль больше не кричал.
Может быть, меня спасут. Может, нет. Я не знала, кто сюда направляется.
А вдруг он уже мертв?
Я закрыла глаза, жмурясь от боли. Не физической – ее я перестала замечать. Мне стало больно от своих мыслей.
А еще почему-то вспомнила, как мы занимались любовью тем утром. Я была сверху и он заломил мне руки за голову. Лицо заливал солнечный свет, я ничего не видела – только чувствовала его. Миг абсолютного счастья. Короткого, ведь счастье не бывает долгим. Но ради этих мгновений и живут. Такие воспоминания ценят – яркие, навсегда застрявшие в памяти.
И сейчас это воспоминание вспыхнуло как осколок зеркала под солнечным светом.
Но эти сраные шаги за дверью возвращали меня в реальность. Чужие шаги, не Эмиля.
И жмурюсь я не на солнце, а в стену, от которой несет бетоном и кровью. Тяжелый шаг стих перед дверью.
Человек вошел, но я не видела, кто.
– Ни хрена не говорит, – голос был незнакомым, низким и хриплым, словно его обладатель много курил. – Все идет к тому, чтобы их…
В голове что-то поплыло. Я не дослушала, по контексту догадавшись, о чем речь.
Эмиля пытали, но он ничего не сказал… Он и не мог. Он ничего не знает! Меня не допрашивали, но это я могла рассказать правду. И теперь нас убьют за это. За деньги, на которые Лазарь и партнер Эмиля положили глаз.
– Попробуем еще, – сказал вошедший.
Я резко повернулась и открыла рот, собираясь выкрикнуть правду в лицо. И плевать, что снова ударят! Но увиденное остудило меня: у бедра он держал пистолет, стволом к полу. Пальцы нервно играли на рукояти.
– Пожалуйста, – залепетала я и попыталась встать с колен.
Я хотела остановить его… Вымолить себе жизнь.
Ноги совсем не слушались: с ободранной кожей, я стояла на бетоне фактически голой плотью. Они болели, будто в них вбили раскаленные штыри. Колени отказывались разгибаться.
Он стремительно шел ко мне со спокойным лицом.
Короткий замах и тыльная сторона рукоятки полетела в висок. Это был мощнейший удар. Боль прострелила голову насквозь. На мгновение я решила, что так меня пытаются добить, пожалев пулю.
Я мешком повалилась на пол.
Оглушенная, с белой пеленой перед глазами. Темнота будет потом. А сначала – белая вспышка, возникшая в сознании, как ядерный взрыв.
– Эмиль, – в беспамятстве позвала я.
Бетонный пол ударил меня в бок. Я услышала глухой удар, но не почувствовала боли. Оглушенная, по инерции перекатилась через правый бок и застыла в полузабытьи.
Боль как будто исчезла. Странно – после такого-то удара.
Я обессиленно лежала на боку, глядя в серый бетон. Глаза щипало от сухости, но ни моргнуть, ни закрыть веки я не могла. Даже не уверена, что еще дышала.
Висок ощущался чужим. Вместо него было что-то другое, чужеродное. Даже не знаю, сломали мне височную кость или нет. Нервные окончания исчезли, я никак его не чувствовала.
Скрип двери – кто-то вошел еще. Приглушенные голоса.
Меня перевернули на спину.
Я почти ничего не видела: плывущее серое марево, в центре которого мерцало что-то светлое. Это была лампа на сером обшарпанном потолке. Просто мерцающая лампа.
Меня окружили темные силуэты, но я не различала лиц. Они стояли надо мной, голой и избитой, а я не могла даже пошевелиться.
Они с кем-то говорили.
Надо подняться, хотя бы попробовать, но я не могла. Ободранная, мокрая, вся в крови, я могла только дышать и сосредоточилась на этом. Вдох-выдох… Это несложно.
Один из них опустился за моей головой на колени. Я видела только силуэт. Кто-то прижал мои запястья к полу, заломил наверх.
Как Эмиль, когда пытался придать в солнечном свете красивое положение моему телу.
– Эмиль, – позвала я, вспомнив о нем.
Еще один надо мной склонился.
Мне развели ноги и я ощутила такую сильную боль в промежности, что она затмила все остальное. Я дернула руки движением, похожим на мышечный спазм. Вырваться не удалось.
И очень скоро я поняла, что уже не спастись. Оцепенение спало, но я была слишком слабой, чтобы сопротивляться. Только возилась, рыдая сквозь зубы. Наконец, повернула голову – висок ощущался тяжелой пульсирующей раной. Картинка перед глазами поехала и даже слабо видимый потолок с лампой расплылись в нечеткую абстракцию.
– Эмиль! – зарыдала я.
Я возилась, пока кто-то не вжал ладонь мне в лицо, прямо в отбитую скулу.
Чье-то тело пригвоздило меня к бетону, с моими ногами что-то делали – раздвигали, мяли или подгибали. Так мучительно долго – первый возился минут десять, и это только первый. Их здесь не меньше трех.
Хоть бы он пришел…
Моя вера в Эмиля была так сильна, что я надеялась – он сможет. Несмотря на пытки, несмотря на то, что и сам не способен идти или говорить. Если он вообще жив.
Они ведь сказали, что трахнут меня перед смертью.
– Эмиль! – завизжала я, пока очередной удар не отбил охоту орать.
И тогда я сделала последнее, на что была способна после сегодняшней ночи. Я сделала вид, что это не со мной. Я даже не просила, чтобы меня убили – меня здесь просто не было.
Последнее, что я запомнила, была мощная удушающая хватка на шее. В горле клокотала от дыхания кровь и я пялилась вверх – на пистолет прижатый к моей голове. Перед глазами была спусковая скоба, на крючке напрягся палец третьего по счету мужчины, что меня изнасиловал.
Лучше всего в память врезался его медальон. Он выскочил из воротника рубашки и раскачивался на длинной цепочке прямо надо мной. Маленький золотой диск с выгравированной головой льва.
А потом я потеряла сознание.
Глава 18
В себя меня привел ледяной всплеск. Меня окатили холодной водой.
Я открыла глаза, широко разевая рот, чтобы не захлебнуться. Я лежала на полу в позе эмбриона, поджав ноги. Намокшие волосы залепили глаза, и я убрала их с лица, пытаясь привстать.
Ладонью уперлась в пол, но мышцы не выдержали. Задрожали, как перетянутая струна, и я повалилась на бетон.
Я молилась, чтобы чувствительность не возвращалась подольше. Но резь между ног появилась вместе с болью в измученном теле. Сейчас я была одна в комнате. Тот, кто плеснул на меня водой вышел в коридор – оттуда доносились голоса.
Ничего не закончилось. Мне казалось, что хуже быть не может. Я ошибалась.
Я обняла колени и сжалась в комок. Больше я не пыталась встать. В душе была пустота – я не чувствовала ничего, кроме желания жить. Но даже оно было каким-то черным и куцым, как у замученного животного.
Сквозь сжатые губы вырывались жалкие звуки. Я хныкала, не в силах справиться с собой. Затем раскашлялась, отхаркивая свернувшуюся кровь. Меня обволакивало болью, затопляло ею. Тело было изжеванным, словно меня сбила машина и долго волокла за собой.
Кто-то вошел в комнату.
– Подними ее.
Меня заставили встать на ноги и куда-то повели. Я запомнила лишь фрагменты, как стою в коридоре, а на ногах у меня кровь. Потом меня куда-то тащат – то за руку, то за волосы, а я ною и уже не отбиваюсь.
Меня втолкнули в подвальную комнату похожую на предыдущую, только она была вытянутой. И я была здесь не одна: лицом к стене на коленях стоял мужчина. Я с надеждой мазнула по нему взглядом, но это был не Эмиль. А я думала, что меня привели к нему попрощаться.
– Села! Села, я сказал! – меня толкнули, обращаясь со мной, словно я не понимала человеческой речи.
Я неловко шлепнулась – попыталась сберечь колени и сильно ударилась бедром. Как только я оказалась на полу, от меня отстали. Мужчина повернул голову, всмотрелся в меня… И не узнал. Я увидела в пустых глазах облегчение, словно он боялся увидеть вместо меня кого-то, кто ему дорог.
Это всего лишь я. Никому не нужная девушка, которую все бросили.
Я не знала этого мужчину. Под слоем крови лица было не узнать. Выделялись только голубые глаза, но они смотрели бессмысленно. Мужчина был где-то в своем мире, смирившийся со своей судьбой. В отличие от меня он был одет, но одежда порвана и покрыта кровью. Глеб?
Снова заскрипела дверь. Через порог рухнул молодой мужчина – сильно избитый и обессиленный, как мы все.
– К стене, сука. Ну?! – пинками его заставили отползти.
А это кто? Парень был худым, с короткими волосами – это все, что я могла о нем сказать. Не Эмиль, не Лазарь. Кто же он? Парень скорчился у стены и затих, прикрыв лицо руками. Дышал, но уже еле-еле.
Они ушли, оставив караульного. Я снова начала дрожать. Зачем нас сюда сгоняют? Мы в шеренгу стояли вдоль стены. Обезумевшие глаза мужчины пугали меня до ужаса. Я жалела, что пришла в себя, вернулась из спасительного обморока.
Я поняла, куда нас привели. Это расстрельная комната. Нас сгоняли сюда, чтобы убить. Зачем отмывать несколько комнат, когда все можно сделать в одной.
И сейчас приведут Эмиля…
Я сглотнула, тихо рыдая в ладонь. Меня хотя бы не заставляли снова держать руки за головой – мучения закончились. А этот мужчина, Глеб, видно, не опускал их по привычке после этой бесконечной ночи.
Снова заскрипела дверь, и я обернулась, припадая к полу от страха. Я ждала палача.
Но на пороге стоял Эмиль – на своих ногах, и взгляд остановился на мне.
Таких глаз я раньше не видела… Ни у кого в жизни.
Эмиль смотрел на меня опустошенным взглядом убийцы и его рот был крепко сжат. У бедра он держал пистолет.
Мой палач пришел за мной. Эмиль жив. Но что с ним стало…
На лице и теле кровь. Натекла из разбитого носа, он весь в резаных ранах и черно-красных ожогах, от него пахло паленой кожей.
Его тоже обливали водой, слипшиеся волосы присохли ко лбу. Выражение лица стало иным. Линия рта омертвела и расслабилась, глаза потеряли осмысленность. Но Эмиль здесь. Живой, еще сильный.
Голый по пояс, но ему позволили набросить что-то на плечи – кажется, его собственную рубашку. Расстегнутая на груди, она пристала к телу, грязная и мокрая.
Он вошел в комнату, и я увидела, что сжимает он свой пистолет. Рука расслаблена, палец уверенно лежал на спуске. Эмиль повернулся к нам лицом, глядя перед собой в пустоту, и чего-то ждал. В разбитом виске, который я почти не чувствовала, вдруг что-то начало пульсировать.
Я дышала открытым ртом и пыталась поймать его взгляд. Он смотрел мимо. Насквозь. Или это казалось мне, потому что все расплывалось перед глазами и в голове плавал туман.
Больше всего на свете мне хотелось позвать его, но я не могла. Язык не слушался.
Следом вошел мужчина, которого я не знала. Немолодой – ближе к шестидесяти, с дорогой стрижкой. По нему видно, что денег он не считает.
Держался он степенно уверенно, глядя на присутствующих с неуловимым превосходством. Так смотрят на насекомых. Он выглядел так, словно на минуту отвлекся от важных дел и сразу вернется к ним, когда нас не станет. Следом появились еще двое с лицами профессиональных телохранителей.
Того бритого, что изнасиловал меня первым, здесь не было.
– Давай, Эмиль, – сказал мужчина. – Кончи их. И можешь идти.
Я вздрогнула от этих слов.
Лежащий парень не прореагировал. Зато тот, что стоял у стены в коленопреклоненной позе, обернулся.
– Эмиль! – расширенные глаза выдали панику. – Не стреляй… Мы же партнеры!..
Истерический голос утонул в выстрелах.
Первый же меня оглушил. Я впервые слышала стрельбу. В подвальном помещении она была подобна грому. Я рухнула, съежившись, и закрыла уши. Удивленно смотрела на Глеба, оседающего на пол… На стену за ним вылетела кровь со сгустками. Голубые глаза смотрели на меня, рот открылся, хлопнул, пока Глеб падал. Он свалился на пол, и вывернутая судорогой спина выгнулась дугой.
Я смотрела на агонию, оглушенная страшной картиной. Выстрелы раздались с другой стороны – Эмиль застрелил второго. Парень умер быстро: кровь выплеснулась из раны толчком, он дернулся и замер.
Стало тихо, я не понимала, почему, пока не подняла глаза. Эмиль целился в меня.
Такой высокий и жуткий, весь в крови после пыток. Теперь он на их стороне – ему дали шанс искупить «вину». И у моего любимого было незнакомое выражение лица… Страшное, словно он уже знает, кто я.
Я ведь сама сказала… Сказала им. Они сообщили ему, а теперь хотели повязать нашей кровью.
Его глаза пугали больше, чем дуло, направленное в лоб. Оружие стало одной линией с вытянутой рукой – позиция стрелка. Эмиль был готов выпустить пулю.
Я так ждала его… И вот он пришел, но не затем чтобы защитить.
Я не молила о пощаде – знала, бесполезно. Мои чувства выдавали только слезы, текущие по закаменевшему лицу. Я подняла дрожащую руку с ободранными костяшками, инстинктивно пытаясь закрыться от пули. Висок сжимался от спазмов.
Почему-то Эмиль медлил.
– В нее стрелять не буду, – он опустил пистолет и обернулся к мужчине. – Давай договоримся.
Эмиль хотел купить мне жизнь.
Глава 19
– Нет, Эмиль, – мужчина насмешливо покачал головой. – О ней разговора не было.
Он даже не смотрел на меня.
Одна рука в кармане серых брюк, на другой он рассматривал ногти. Маникюр важнее, чем я. Важнее, чем всё.
На мгновение он взглянул Эмилю в глаза. Для этого мужчине пришлось поднять голову – он был ниже.
– Мы договорились. Ты отрабатываешь бабки вместо Глеба и кончаешь всех. Эта сучка не вписывается.
– Я помню, но…
– Эмиль, знаешь, что ты делаешь? – голос звучал вежливо, даже ругательства он произносил мягко. – Ты себя закапываешь. Твоя сучка, – он с омерзением показал на меня щепоткой пальцев, – видела, как ты стрелял. Она даст против тебя показания. Понимаешь?
К концу каждой фразы тон падал и становился отрывистым.
У меня затряслась голова – я не могла держать ее ровно. Эмиль не выстрелил и я больше не закрывалась. Сидела на полу, не чувствуя холода, и упиралась в него дрожащими руками.
Я опустила голову, борясь с желанием лечь на бетон. Больше не могу. Мне надо отдохнуть. Еще чуть-чуть, я упаду и уже не встану.
Голоса глушил звон в ушах, но я понимала, что сейчас решается моя судьба. Меня била крупная дрожь, но удивительно – душа была совершенно пустой. Было плевать, что я сижу среди трупов, а по полу растекается кровь. Внутри мне все отбило так же сильно, как снаружи. Там больше ничего нет.
Изо всех сил я прислушивалась к голосу Эмиля, стараясь не упустить ни слова:
– Она ничего не знает. Не знает кто ты, где мы находимся. Она не видела ничего, что может тебе навредить.
– Только тебе, да? – со странным вызовом спросил он.
Неоконченный вопрос повис в воздухе.
Он задумчиво молчал. Эмиль задержал дыхание – почуял слабину. Лицо при этом не изменилось.
Эту заминку с дыханием заметила только я, изучив за эти дни его тело и реакции. Сейчас Эмиль делал все, чтобы я ушла с ним.
Мне хотелось подползти к нему по грязному полу и целовать ноги. Просто за то, что он пытался забрать меня из ада.
– А если сбежит? – тот серьезно глянул на него. – Ментам про тебя наболтает?
– Я за ней присмотрю, – усмехнулся Эмиль. – Глаз с нее не спущу. Я готов на многое пойти, если ты уступишь. Разрешишь забрать девчонку… Возьму ее в жены, чтобы ты убедился, что я серьезно. Всё, что хочешь.
– Так понравилась? – он улыбнулся, мерзко и откровенно, жирные щечки затряслись. Он исподлобья смотрел на Эмиля и посмеивался.
– Да, – Эмиль тоже рассмеялся, будто признавался в преступлении. Слегка смущенно.
Ему нравилось, что его умоляют. В глазах этого человека это правильное положение вещей, когда перед ним унижаются. Он внимательно наблюдал и слушал всё, что говорил Эмиль. Глаза ловили каждую мелочь.
– А бери, – он кивнул с открытым ртом. Язык скользнул по нижней губе, лицо приобрело странное выражение. – Только смотри, засыплешься, я ее сразу кончу. Понял?
– Спасибо, – пробормотал Эмиль.
Он тоже дышал ртом – из-за перебитого носа, и от напряжения.
– Только давай так… Поднимаемся, сейчас все подготовят, и подписываешь документы. Берешь ее в жены, сам за ней следишь. Согласен?
– Хорошо, – Эмиль устало кивнул, в позе появилось облегчение.
– Ну, вот и ладно, – он перестал улыбаться. – Пушку моему человеку отдай. Убийства записали?
Охранник кивнул и шагнул вперед, протягивая руку. Эмиль отдал ему пистолет. Тот взял его с опытом – за дуло и под спусковым крючком, чтобы не оставить отпечатков.
Я не чувствовала ничего, кроме пустоты. Руки совсем стали слабыми, я зажала рот, борясь с тихим, но надоедливым звуком, который я издавала. Вместе с выдохом вырывались тихие всхлипы. Я так глубоко дышала, что очертания предметов стали ярче. Я зажмурилась, чувствуя, как по грязному лицу текут слезы, обжигая щеки. Кожа стала ледяной в вечном подвальном холоде.
Мужчина взглянул на меня, когда я издала очередной стон и с отвращением скривился. Ему было противно на меня смотреть.
Я на всю жизнь запомнила это холеное равнодушное лицо. Приятное лицо преуспевающего человека.
– Ты все понял, Эмиль? – в последний раз, прежде чем уйти, мужчина взглянул на него. – Пушка побудет у меня. Не хочу, чтобы ты сбежал. Лояльность ты доказал, гнида финансовая. Молодец. Девчонку сам бери, и иди наверх.
Мужчина вышел, остальные наблюдали за нами. Неприятные взгляды скользили по моему голому телу, на котором живого места не осталось. Ждали представление.
– Дайте что-нибудь, завернуть, – глухо попросил Эмиль.
Через минуту ему принесли серый махровый мужской халат.
Не глядя в глаза, он наклонился, набросил халат мне на плечи. Затем просунул под меня руки и осторожно поднял. Как тогда, на набережной… Только теперь держал, будто боялся сломать.
– Тихо, – еле слышно выдохнул он. – Тихо, маленькая.
Я скулила между вдохами.
От Эмиля пахло кровью и порохом, паленой кожей. Наверное, ему было больно, но я спрятала лицо на его плече и обхватила шею. Очень сильно, я даже не подозревала, что в руках осталось столько силы. До скрипа в кулаках, до дрожи. Я его не отпущу, что бы ни случилось. Я не дышала открытым ртом – глотала воздух, и все равно задыхалась. Нос заложило, разбитый и распухший.
Воротник сорочки Эмиля, жесткий от засохших крови и воды, царапал разбитые губы. Я едва сдерживала шепот – слова благодарности ему. Тело ныло, ломало, но я прижималась так крепко, будто стремилась с ним срастись. В горячих и сильных руках был единственный шанс на спасение.
Я все еще не верила, что он несет меня наверх – из подвала.