Ежевика в долине. Король под горой

Глава III
Прекрасные традиции прошлого

Было страшно настолько, словно по берегу шла не девушка, которой Тристан грезил последнюю неделю, а сама смерть. Его юношеское сердце так громко стучало, что она могла его слышать. Но фея продолжала подкрадываться к чаше с медом. И вдруг Тристана охватил ужас: он осознал, что блестяще продумал план ровно до этого момента. Еще мгновение, и она окажется у алтаря. А что делать ему, Тристану? Помощь подоспела, как всегда, от верного Ситцевого рыцаря. «Ждите». Он сказал это тихо, чтобы слышал только Тристан. Девушка подошла к алтарю и обошла его. Заглянула в чашу. «Ждите». Тристан сидел совсем недалеко, но она его не замечала. Может, дело было в зеленом кителе и таких же полевых коротких штанах. Но Тристану нравилось находить ее невнимательности мистическое оправдание. «Наверняка действие чар», – думал Тристан. Девушка замерла над алтарем и оглянулась. Каждый жест выражал желание испить мед из чаши, но и страх. Она сминала руками подол платья и нервно озиралась. Тристан гадал, знает ли она о чарах, которыми он ее приманил, или неестественное чувство пугает ее так же, как чувство естественное мучило самого Тристана. «Ждите». Наконец она протянула руку и коснулась меда. Немного зависнув на подушечке пальца, капля меда все же сорвалась золотой слезой обратно в чашу. Она поднесла ладонь к лицу, вдохнула запах и осторожно слизала остатки меда. «Пора». Тристан набрал воздуха в грудь и поднялся. Она и не заметила. Тристан сделал шаг навстречу.

– Здравствуй… те, – приветствие ему самому показалось нелепым. Но вряд ли здесь был кто-то, способный рекомендовать Тристана незнакомке по всем правилам. Да и потом, Тристан знал этикет только в теории. Практику пришлось познавать таким жестоким образом.

Она взглянула на него. «Наконец-то» и «только не это» – Тристана раздирали противоречия. А она смотрела так, словно взмахом ресниц могла дать ему пощечину.

– Простите, миледи, – Тристан заговорил. Он надеялся, что она точно не убежит, пока они беседуют. – Я не знал, как отыскать вас иначе.

А она смотрела. Вся ее пугливость и кротость улетучились. Тристан натыкался на ее непоколебимый взгляд и сам был вынужден от него прятаться. «Смотри на сапоги», – повторял он себе с горькой усмешкой.

– Наверно, мне стоит представиться…

– Зачем? – спросила она. Фея все еще держала руку у подбородка. Поза была элегантной, словно для студийной фотографии, а валун с чашей меда заменил ей резную банкетку с цветочной вазой.

Вопрос резонный. Тристан замялся.

– Я надеялся представиться вам и узнать ваше имя, – он со стороны слышал свое сбившееся дыхание.

– То есть это знакомство? – она кокетливо махнула рукой от Тристана к алтарю.

– Выходит, что так, миледи, – он решил, что терять ему нечего. Пусть насмехается, только не уходит прочь. Она здесь, и они разговаривают. Тристан даже не рассчитывал всерьез на такой исход.

– Понятно, – процедила она и медленно пошла вокруг алтаря.

Тристан следил за ней. Она молчала.

– Меня зовут Тристан Трувер. Я послушник Ордена пальеров, – он неглубоко поклонился.

Она, поджав губы, заинтересованно оглядела его.

– А что это? – она легонько пнула камень, покрытый парчой.

– Я полагал, повод для встречи, – ответил он и зачем-то вновь поклонился. – Миледи.

– Ты так и будешь кланяться? – спросила она.

– Вероятно, да. До тех пор, пока вы не скажете, как я могу вас называть.

Тристан был окрылен своей настойчивостью, но фею она нисколько не впечатлила.

– Ты – пальер. И ты – охотник. Верно? – девушка наклонила голову набок.

– Что? Нет, я не охотник! – Тристан не понимал, о каких именно охотниках она говорит: о тех, что промышляют в лесу, или тех, что разыскивают фей. Вероятно, существуют и такие. – Вы можете быть уверены.

– Разве? А кто тебя тогда научил этим фокусам? – она хлопнула ладонью по скатерти. И тут Тристан понял, что девушка все же боится. И что не может уйти. Ему стало стыдно за уловку.

– Простите, – он зажмурился на мгновение. – Если вам это неприятно, я могу его разрушить. Только прошу вас, дайте мне договорить. Не уходите.

– Посмотрим, – сказала она уже спокойнее. – Кто тебя научил?

– Вы мне не поверите, – произнес он и засунул руки в карманы. Глупее ситуации не придумаешь: он с помощью ритуала принудил фею встретиться с ним, а сейчас ему предстоит рассказать ей о своей говорящей кукле. Он ощутил предстоящий разговор, как неминуемую катастрофу и сказал об этом вслух. – Абсурд какой-то.

А она выжидающе смотрела.

– У меня есть слуга, он мне также побратим, в общем, он… ну, кукла. Тряпичная кукла, которую я оживил.

Фея широко распахнула глаза. Она вопросительно смотрела то на Тристана, то на алтарь, прикидывая в уме долю правды в услышанном. И согласилась:

– Хорошо, Тристан Трувер. Я поговорю с тобой по доброй воле. Но сначала ты снимешь чары. А потом ты меня познакомишь со своим слугой.

Пролетели часы, а казалось, что мгновение, с момента как Тристан разрушил алтарь. Он осторожно подал фее чашу меда, стянул ткань и ею же стер знак, начерченный на камне золой из костра. Они уселись на плащ-палатке: фея, грациозно поджав под себя ноги, и послушник пальеров, не знавший, куда деть глаза, когда она смотрела ему в лицо. Она изучила тряпичную куклу, отнюдь не согласную с таким беспардонным осмотром и пренебрежением всеми правилами этикета. Сначала она вертела фигурку в руках, морщила лоб так, что меж бровей залегала морщинка. Тристану хотелось разгладить ее большим пальцем, но он, конечно, не посмел и близко поднести руку к ее лицу. Через пару минут ее тщательных изысканий Ситцевый рыцарь воскликнул: «Мадам, осторожно! Нос – мое больное место, я столько раз его ломал!» Надо отдать должное или ее смелости, или ее воспитанию, но она не вскрикнула от неожиданности, не выронила куклу, даже не дернулась. Только вскинула брови, попыталась сдержать улыбку, а потом звонко расхохоталась. Тристану показалось, что она была чем-то довольна. Фея и Ситцевый рыцарь обменялись любезностями. Тристан отметил, каким галантным вышло знакомство у его болтливого друга, который, надо сказать, встретил второго в его жизни собеседника. Раскланявшись, Ситцевый рыцарь умолк. Но фее было достаточно того, что она услышала. Тристан был рад тому, что теперь свое внимание она отдавала ему. Он даже не мог сказать, о чем они так долго беседовали, – то о школе, то о первой встрече, то о каштановом меде, в который фея обмакивала предложенные Тристаном галеты, а потом медленно жевала. Это была первая девушка, с которой Тристан делил еду. Ему подумалось, что дамы, должно быть, все до одной едят иначе, чем мужчины: более сдержанно и аккуратно. Так, она все могла делать одной рукой. Зажав галету между большим и указательным пальцами, фея протирала нижнюю губу кончиком безымянного пальца, а тыльной стороной ладони легко смахивала крошки с подола. Второй рукой она сжимала щиколотку там, где начинался ремешок лодочки. Тристан запоминал все детали так усердно, что жалел о невозможности достать блокнот и записать происходящее.

– Почему ежевика? – внезапно для себя спросил он.

Девушка смущенно поправила шляпку и пожала плечами.

– У всех фей есть растение, которое они носят на себе. Образ растения и его цвета. Это как… – она задумалась, – личный герб.

– То есть ты фея? – спросил Тристан прямо. Их светская беседа оборвалась, они впервые заговорили о ее природе. И он незаметно перешел на «ты». Девушка смутилась. Было неясно, нарушение субординации или прямой вопрос выбил ее из колеи.

– А то ты не знал, когда тащил в лес кубок и кусок шторы, – теперь уже она избегала его взгляда.

Тристан, конечно, знал. Но на ее причастности к волшебному роду его осведомленность заканчивалась.

– Прости, – тихо сказал он.

– За что ты просишь прощения?

– За то, что принудил тебя встретиться, – ему действительно было стыдно. Тристан ссутулился, понуро опустил нос и перебирал пальцами пучок сорванной сыти. – Рыцари так не поступают.

– Рыцари поступают иной раз еще хуже, – хмыкнула она. – Но ты ведь и не рыцарь. У тебя даже меч деревянный. Зачем ты его взял?

Фея спросила абсолютно серьезно, он видел, что ей не смешно. Хотя вид у него был, наверно, несуразный с этим почти игрушечным мечом, тряпичной куклой в спутниках да в коротких школярских штанах. Он понял, что не имеет права быть нерешительным, и сказал:

– Я хотел принести тебе клятву верности.

Девушка улыбнулась уголком рта, но не скрыла своего удивления.

– Для этого требуется оружие. Пальеры клянутся на мечах, – пояснил он. А она самодовольно смотрела на его попытки объясниться.

– Я знаю, как приносят клятвы. И что же, ты передумал?

– Нет, не передумал, – ответил Тристан. – Но для присяги нужно знать имя леди, а ты своего еще не назвала.

– И это все, что тебя останавливает?

– Да.

– А разве пальеры верны кому-то, кроме своего Ордена? – спросила она.

– Еще королю. Но это допускается: хранить верность и служить Ордену, сюзерену и даме, если каждый из них будет чтить клятвы рыцаря и не будет заставлять нарушать их.

– А если я потребую то, что будет неугодно королю или другим пальерам? – она кокетливо вздернула подбородок. Тристану казалось, что это какое-то испытание.

– Тогда ты поставишь меня перед тяжелым выбором, – он был тих и серьезен. И он промолчал о том, что верность пальера имеет нерушимую иерархию: сначала интересы Ордена, потом королевский приказ и только после, если рыцаря угораздило принести клятву даме, сердечные дела. Может, она знала об этой традиции, а может, им в жизни не придется к ней прибегать.

– Что ж, Тристан Трувер, я назову тебе свое имя и приму твою клятву, если ты выполнишь мое задание, – она доела галету и отряхнула руки. – Мне вовсе не нужен бесполезный рыцарь в услужении. И тебе придется доказать, что ты не такой.

Она встала и с удовольствием потянулась. Они засиделись так долго, что солнце успело пройти зенит и теперь неспешно клонилось к верхушкам деревьев.

– Я готов, – Тристан встал следом. Условие вовсе его не напугало. Напротив, добавило ей и их встрече очарования. Он представил себя в действительности одним из рыцарей минувшего, которым предстояло преодолевать препятствия ради своих дам. В подтверждение своих слов Тристан одернул портупею и встал по стойке «вольно», сцепив руки за спиной. Он ждал ее слов с таким хмурым и решительным видом, что она не выдержала и засмеялась.

– Ты такой солдафон! – воскликнула она, весело хлопнув в ладоши. – Это даже забавно. Ладно. Задание.

Она повторила его позу – так же завела руки за спину – и стала обходить неподвижного Тристана по кругу. А он ждал.

– Я придумала, – задумчиво проговорила она. – Иди-ка ты до развилки на Гормовы холмы и дальше вглубь леса. Там среди дубовой колонии найдешь истукана: он будет выше тебя на голову, возможно, поросший мхом. Это памятник древнему герою по имени Рошан. Он изображен со своим щитом. И ходит легенда, будто в центре щита находится железный умбон, который изъяли из настоящего щита Рошана. Запомни его имя – Рошан.

– Запомню, – Тристан был уверен, что с этим проблем не будет. – Что такое умбон?

– Круг в центре щита, – просто ответила фея.

– А.

Она продолжала ходить вокруг него.

– Тебе нужно оживить его.

Тристану показалось, что она вынесла приговор. Он вдруг подумал, что фея хочет спровадить его подальше. И из приличия выдумала ему невыполнимое задание.

– Как можно оживить истукана? – спросил ошарашенный Тристан.

– Точно так же, как ты оживил свою куклу.

Она, не размыкая рук, развернулась и ушла в сторону леса, откуда и пришла утром. Тристан запрокинул голову. А потом крикнул вслед.

– А как я снова тебя найду?

– Если ты пройдешь испытание, истукан приведет тебя ко мне, – ответила она, обернувшись через плечо. И на минуту Тристану показалось, что задание выполнимо. Потому что, предположил он, фея тоже хотела снова встретиться. А значит, истукан стоит в лесу. И в него можно каким-то чудом вдохнуть жизнь. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась. Ситцевый рыцарь, сидящий у ивы, сказал: «Я все слышал». Даже ветви заскрипели из солидарности, опустив перед Тристаном зеленый занавес.

Он сделал все, как велела ему фея. Дубовая колония – древняя высадка могучих деревьев – встретила Тристана праздничным убранством деревьев, облаченных в весеннюю листву. В закатном свете она смотрелась немногим ярче цветов Ордена пальеров. А под ногами шуршала прошлогодняя сброшенная форма. «На смену друг другу», – улыбнулся Тристан. Он многое читал об этой колонии, но посетил ее впервые. Возраст самых старших исполинов насчитывал четыре века. Мифы гласили, что дубовую колонию создали феи. Так они якобы пытались защитить портал, через который уходили в иной мир. Историки утверждали, что дубы высадили поселенцы, обжившиеся близ Пальер-де-Клев, для того, чтобы в будущем производить древесину на продажу. Но до строительства лесопилки дело не доходило, и тому всякий раз находились причины: экономические, географические и мистические. Тристан однажды набрел на ту заброшенную деревню. Казалось, ее обитатели оставили свои дома лет сто назад. Ни следов войн и насилия, ни искусственных разрушений в постройках он не нашел. Только обветшание и запустение безлюдного места, вновь отданного природе.

Дубы объяли Тристана несокрушимым спокойствием. Листва шумела, а по ветвям скакали птицы и белки. Самый высокий и старый дуб навесил над землей такую густую крону, что почва у его корней не просыхала от росы. Суровый покровитель колонии приютил столько лесной живности, что Тристану представилось, будто это вовсе и не дуб, а живой оплот. Последние лучи солнца сверкнули рыжим всполохом в ветвях и оставили это место для ночи. «Для ночи и магии», – подумал Тристан. Дубы выжидающе замолкли, усыпив зверей в ветвях, уняв ветер в вышине. Можно было поверить в волшебное происхождение колонии. Тристан обошел широкий ствол и увидел высокого деревянного идола, такого, каким его описала фея. Истукан имел длинную бороду и конусовидный шлем. В одной руке он держал одноручный меч, в другой – круглый щит с металлическим умбоном. Тристан подошел ближе. Идол был выше его на голову. Из вежливости Тристан сказал: «Здравствуйте, Рошан!» Он подумал, что если истукан его слышит, ему будет приятно, что к нему, еще не ожившему, мальчик проявил почтение. Тристан достал Ситцевого рыцаря и посадил себе на плечо.

– Как думаете, что делать? – спросил он своего тряпичного спутника.

– Хм, неплохо было бы услышать его историю. Но если подумать, все необходимое для ритуала у вас имеется: элемент на щите принадлежал его прототипу, как и имя. Сам процесс вы знаете.

– В прошлый раз вы мне подсказывали, – напомнил Тристан.

– Отнюдь, – поправил его Ситцевый рыцарь. – В прошлый раз вы сами нашли нужные слова. Как всякий ребенок, вы легко находили в мире волшебство. Особенные дети могут отыскать его толику и внутри себя.

– Насколько я помню, я посвятил вас в рыцари и дал свою фамилию. Но я не представляю, что должен сделать и сказать сейчас, – он рассматривал истукана со всех сторон в поисках подсказки. Тристан надеялся найти надписи или узоры, но их не было.

– Магия, дающая жизнь, должна происходить из любви. Вы ведь любили меня всей душой, пусть я был всего лишь детской самодельной игрушкой. Вам нужно отыскать в себе любовь, она и подскажет нужные слова, – объяснил Ситцевый рыцарь.

Тристан схватился за голову. Задача усложнилась. Он присел на корточки и почесал затылок, издав скребущийся звук, когда провел ногтями по щетине. Все шорохи в тихой дубовой роще слышались громче.

– Не представляю, как мне полюбить древнего героя, о котором я ничего не знаю. Кто вообще такой этот Рошан?

– Я мало о нем знаю, господин. Говорят, это рыцарь, рожденный феей и подброшенный ею в замок не то герцога, не то самого короля. Говорят, мать оставила его прямо у ворот, а чтобы дитя не перегрелось на солнце, накрыла его старинным круглым щитом. Правитель вырастил мальчика как одного из своих сыновей и посвятил в рыцари. В отчаянный момент Рошан пришел на помощь великому волшебнику, за что тот раскрыл ему его происхождение. Но истина навлекла кару сюзерена на несчастного Рошана. Его предали собратья и казнили. А феи выкрали остатки его расколотого щита и возвели этого истукана, – Ситцевый рыцарь говорил тоном сказителя. Тристан любил слушать его вечерами, но сейчас он искал больше фактов, чем романтичных образов в его повествовании.

– Судьба у него воистину печальная. Но разве феи не могли сами оживить его за столько-то лет?

– А вот этого я, увы, не знаю, господин.

Испытание затягивалось. Тристан отрешенно смотрел на простого в исполнении идола и тяжко вздыхал. Ни вязи, ни элементов одежды на фигуре вырезано не было. Тристан даже не мог представить, как идол будет ходить без ног. Ситцевый рыцарь сам передвигался с трудом на коротких соломенных подушках, прикрытых длинным зеленым котт-д’армом.

– Ладно, – смиренно сказал Тристан. – Из любви… А из чего рождается любовь?

– Вы задаете философские вопросы, – заметил Ситцевый рыцарь. – Из чувства сопричастности и сопереживания, из дружбы и духовной близости, но чаще всего – из восхищения.

– Это безнадежно.

– Сдаетесь? – бойко спросил Ситцевый рыцарь.

Вопрос хлестнул Тристана по рукам учительской линейкой. Едва подступившие пораженческие мысли отстали.

– Нет. Я не могу ее подвести. И я не хочу ее терять, – прошептал Тристан. – Из любви.

Он вспомнил лицо феи, обернувшейся к нему напоследок. Идеальное. Словно он пришел к художнику, описал ему свои фантазии, и тот нарисовал для него девушку с ежевикой в волосах. Тристан нашел в ней все, что ему нравилось в лучших из женских образов. Тяжелые косы, какие сохранили мраморные статуи королев. Профиль, похожий на лица дам с картин в золоченых рамах. Руки и ноги, как у балерин на старых фотографиях. И очаровательная улыбка с едва заметными ямочками под высокими скулами, как у главных героинь в синема, которые крутили в пансионате. Они с ребятами могли попроситься на сеанс, когда навещали ветеранов. Тристан смотрел на монохромные лица актрис, на их безупречные прически, на роскошные струящиеся платья и горящие камни в украшениях и думал, что им чего-то не хватает. Легкого росчерка, последнего штриха, чтобы в безупречный лик современности внести долю дикости далекого прошлого. Как это все сошлось в его прекрасной даме. Как бы он посмел от этого отказаться?

– Из любви… Нет! Нет, как же вы правы – из любви! – внезапно воскликнул он. – Я здесь стою перед истуканом, решая, как его оживить, именно из-за любви! Как вы правы оказались, сэр, как правы!

– А я уж думал, сами не догадаетесь, – умилился Ситцевый рыцарь. – Ну, полно, полно, вы его еще не зачаровали. Рано ликуете.

– Скажите, что мне теперь делать? – радостно спросил он. Тристан светился. От счастья бессонные глаза запекло слезами.

– Думайте о своей леди, пока не почувствуете в себе такие силы, что будете готовы перевернуть мир с ног на голову. А вот тогда-то нужные слова сами придут на ум. Магия фей… она ведь от природы. Она из нутра должна идти.

Тристан кивнул и попробовал успокоиться. Для этого он опустился на одно колено, представив, что уже стоит перед феей и клянется ей в верности. Легкий шелковый подол ее многослойного платья, тонкая щиколотка, туфли, которые были не больше руки Тристана, – а он не мог похвастаться широкой костью. Он все это живо представил так, что даже почувствовал аромат ежевики, принесенный ветром. И померещилось ли, в этот момент ветер поднялся. Тристан поднял лицо, и, глядя прямо в прореху деревянного забрала, произнес:

– Я призываю вас, сэр Рошан, преданный рыцарь, чтобы вверить вам защиту моей дамы. Она фея и примет вас таким, каков вы есть. Отныне можете вернуться к своему народу.

Ветер засвистел. Накренились стволы молодых дубов, заскрипели ветви старых деревьев. Истукан вздохнул полной грудью, и послышался треск. Полы его туники распахнулись, и он сделал первый шаг. Рошан широко раскинул руки, потянулся, похрустев дубовыми суставами, и взглянул на Тристана.

– Привет тебе, юноша! – пробасил оживший идол, и его зычный командирский голос разлетелся громовым эхом по округе.

– Тристан Трувер, сэр Рошан, – он поклонился истукану.

– Прими мою благодарность, Тристан.

– Охотно, сэр. Как вы ощущаете себя живым? – участливо спросил Тристан. Истукан был старым, могло случиться так, что ему было тяжело идти.

– Изрядно отдохнувшим, – весело ответил Рошан. – Ты разбудил меня, чтобы я служил феям, моему роду по крови?

Дубы радостно шелестели и качались. Тристан заметил, что ночной лес ожил, приветствуя новую жизнь. Даже ветер одобряюще трепал волосы Тристана.

– Все верно. И я надеюсь, вы знаете дорогу и сможете отвести меня к одной даме. Это она рассказала мне о вас и велела вас оживить.

Старый Рошан задумался.

– Что ж, я обязан отблагодарить эту девушку. И я провожу тебя к ней, Тристан. Готов ли ты выступать?

Лучше бы он не задавал этот вопрос. Едва Тристан задумался об обратной дороге, как сон придавил его веки и потянул плечи к земле. За последние двое суток он спал от силы пару часов. И все же он мужественно сказал:

– Я готов, сэр.

Ситцевый рыцарь на его плече не согласился:

– Прошу вас, господин, поберегите себя! С ног валитесь. Ваша дама не состарится за несколько часов, что вы поспите.

Рошан наклонился, и его забрало поравнялось с лицом Тристана.

– Кто здесь? – спросил он, разглядывая Ситцевого рыцаря.

– Вы уж простите, но мой господин изрядно вымотался, чтобы помнить о правилах приличия. Я сам представлюсь, – произнес Ситцевый рыцарь, встал во весь рост и откашлялся, отчего из ткани вылетела струйка пыли. – Сэр Трувер по прозвищу Ситцевый рыцарь, нахожусь в услужении этого достопочтенного юноши.

Ситцевый рыцарь поклонился. Тристан подумал, что будь он менее сонным, чувствовал бы себя неловко, наблюдая этакое знакомство двух рукотворных фигур, оживленных его силой.

– Премного рад, сэр Трувер, Ситцевый рыцарь. Я – сэр Рошан Эскалотский, рыцарь королевского двора, им же и преданный.

– Наслышан о вас, сэр, – сказал Ситцевый рыцарь и уселся обратно на погон Тристана. – Я думаю, вы долго ждали, и время, отведенное на сон моего господина, не сильно нарушит ваши планы.

– Хм, – Рошан выпрямился. – Времени у меня много, но стоит ли его бездарно тратить человеку? Мое предложение таково: пусть ваш господин залезет мне на спину. Мне не составит труда идти с ним подобно тому, как он носит вас на себе. Так и дойдем до Гормовых холмов к завтрашнему вечеру, а ваш Тристан отоспится.

Тристан, уже не в силах отвечать, просто кивнул и провалился в сон прямо к подолу Рошана. И спал он так крепко, что ни тряска при ходьбе, ни ночная морось, ни болтовня двух спевшихся рыцарей не смогли ему помешать видеть сны. Проснулся он, когда солнечные лучи были рыжими, как лисий хвост. Тристан безмятежно проспал почти сутки, и разбудила его залихватская песня, которую в два голоса – сиплый тенор Ситцевого рыцаря и глухой бас Рошана – горланили эти двое. Тристан почувствовал мох под щекой: спина Рошана была покрыта им, словно малахитовым пледом. Он огляделся: очевидно, Рошан по совету Ситцевого рыцаря привязал Тристана к корпусу его же плащ-палаткой. И теперь тащил его на себе, как деревенские женщины носят грудничков, опоясав себя пеленкой.

– А… М-м. А? – Тристан не знал, как заявить о своем пробуждении. – Эм. Джентльмены…

Но они не слышали его попыток привлечь внимание. Только душевнее запевали.

– Хм, ясно, – пробубнил Тристан. А потом прочистил горло и сказал уже громче: – Добрый вечер!

Они разом замолкли. Ситцевый рыцарь взобрался по руке Рошана и встал на его плече, нависнув над Тристаном.

– Проснулись-таки! Как вы себя чувствуете?

– Благодарю, отдохнувшим, – ответил Тристан и попытался выпрямиться в своем коконе. Мышцы неприятно отозвались тянущей болью, какая бывает после долгого пешего похода и сна на сырой земле. – Но я бы предпочел слезть и дальше идти пешком.

Рошан остановился, некоторое время копошился с узлом на груди, а потом предупредил:

– Отпускаю.

Тристан спрыгнул на землю. Вместе с ним из плащ-палатки выпали его деревянный меч, планшет и фляга с водой. Он принялся это торопливо собирать и вешать на себя.

– Идти осталось всего ничего, – сообщил Рошан, наблюдая, как суетится Тристан.

– Что мне стоит знать, когда я приду к феям? – спросил Тристан, засовывая меч между ремнем и подсумком.

– Что вас туда, конечно, никто не пустит, – ответил истукан. – Феи живут общиной и не приемлют чужаков. Скорее всего, ваша дама выйдет к вам сама.

До холмов они дошли быстро, как и обещал Рошан. В лесу было уже сумрачно, но на открытой долине солнце все еще освещало молодую траву под ногами. Они пришли. Тристан понял это по тому, как внезапно зеленый покров сменился пестрой палитрой полевых цветов, кустов и ягод. Издали к ним приближались три фигуры. Тристан и не заметил, откуда они взялись. Но он легко узнал фею в фиолетовом платье и ускорил шаг. Он сам не заметил, как сорвался на бег, и был так счастлив, что и она бежала навстречу. А потом они оба резко остановились на расстоянии протянутой руки. Она была рада его видеть. Тристан не сомневался в этом. Фея только пару раз бросила заинтересованный взгляд на истукана. Она восхищенно смотрела на Тристана, и он бы остался так стоять под ее взором, но вперед вышел Рошан.

– Здравствуй, девушка! Я – Рошан Эскалотский, которого ты велела призвать. И этот Тристан перед тобой выполнил приказ. Я рад вернуться к феям и служить моему роду, – торжественно заявил он, в поклоне распахнув руки – одну с мечом, другую с щитом.

– Приветствую, великий Рошан! – она кивнула ему в знак признательности. – Народ фей заждался тебя.

Девушка показала рукой за свою спину, приглашая его следовать к двум женским фигурам, оставшимся стоять вдалеке. Рошан поклонился Тристану, сказав на прощание: «Будь счастлив, юноша! Ты знаешь, где меня искать», – и направился к женщинам. Когда все трое превратились в точки на горизонте, а потом словно бы растворились в воздухе, фея заговорила с Тристаном:

– Это была Джорна, старшая леди Гормовой долины. Она провидица. И моя бабушка.

Тристан пожалел, что не разглядел ее. Ему хотелось больше знать о его даме. Фея смущенно добавила:

– Она захотела посмотреть на тебя. На того, кто смог пробудить идола Рошана.

– Я сам до последнего не верил, что у меня получится.

– Но у тебя получилось, – сказала она тихо, с теплой улыбкой. – Мое имя Мэб. Мэб Ронсенваль.

Время замерло над Тристаном, над всей долиной. Чистый прохладный ветер холмов робким дуновением касался их волос и кожи. Сдержанное тепло последних лучей, их огненные блики на ее тугих косах, запах множества трав и цветов, трепетное жужжание радужных стрекоз, кружащих парами.

– Но все зовут меня Ронсенваль. Мэб – это наследное имя, – добавила она и провела пальцами по ежевике на шляпке, отогнав пчелу.

Стрекозы, цветы, косы, лучи, Ронсенваль. Тристан потянулся к поясу, достал меч и опустился на одно колено.

– Послушай, я не уверен, что все делаю правильно. Я еще не прошел акколаду. Я ведь еще не рыцарь, – Тристан собрался с духом. – Я – Тристан Трувер, послушник Ордена пальеров, здесь и сейчас вверяю свое тело, знания, умения и меч, что имею, в услужение тебе, Мэб Ронсенваль. Клянусь, что…

Он не знал, как послушнику следует приносить клятву верности леди. Строго говоря, это было совсем не по правилам. Сначала полагалась присяга Ордену, после – королю, и, если к этому шло, в конце концов – даме. И клятва звучала так, что рыцарь обещал не давать более обетов. Но Тристану предстояла еще акколада и, скорее всего, присяга монарху. Сейчас он жонглировал в уме словами, выстраивая их в клятву, которую до него никто не давал.

– Клянусь, что не найдется другой женщины, которой я вручу свою бесконечную верность. Если слова мои не оскорбили тебя, если принимаешь ты мою службу, назови сейчас меня своим рыцарем.

Тристан подумал, что странно было бы сказать «своим послушником», и протянул ей меч. Но Ронсенваль осторожным жестом отодвинула меч от себя и покачала головой. На миг сердце Тристана сжалось от испуга, но он знал, что это часть ритуала.

– Я – Тристан Трувер, послушник-пальер, вверяю тебе свои тело, знания и умения, и меч, что имею, в услужение, Мэб Ронсенваль. Примешь ли ты мою службу?

Она снова оттолкнула меч. Так дама проверяла искренность намерений рыцаря и его умение держать себя в руках. Тристан набрал полную грудь воздуха и уверенно, громогласно, так, чтобы слышали все свидетели в долине – Ситцевый рыцарь, стрекозы и пчелы, – произнес:

– Я, Тристан Трувер, послушник Ордена пальеров, здесь, сейчас, вверяю тебе, Мэб Ронсенваль, свои тело, знания, умения и этот меч. Клянусь, что не будет другой женщины, которой я вручу свою верность. Если принимаешь мою службу, назови сейчас меня своим рыцарем.

И Ронсенваль взяла из его рук деревянный меч.

– Я принимаю твою службу, Тристан Трувер, – она слегка наклонилась, невесомо поцеловала меч, и вернула его Тристану. – Обещаю не использовать твои знания и оружие в дурном деле. Теперь ты мой рыцарь. Поднимись!

Тристан встал и быстро сунул меч за пояс. Только теперь он позволил своему дыханию сбиться. Ронсенваль протянула ему ладонь, и он взял ее обеими руками. Он поцеловал белые пальцы, но не отстранился, так и замерев губами над ее кожей. Тристан едва сдерживал чувства, подкатившие слезами к опущенным векам. Одна капля все же сорвалась и покатилась по их сплетенным рукам. «Ронсенваль», – тихо повторил он имя, за которым так долго охотился. И если бы Тристан поднял взгляд на нее, он бы увидел, что и глаза Ронсенваль блестят невысказанной радостью. Но солнце закатилось за холмы, слизав с травы их длинные тени, а они еще долго стояли так, словно старались прорасти ногами в поле и больше не уходить отсюда никогда.