Баночка с бриллиантами

– Не смей шутить тем, что свято всей стране!!! – Мышидзе разошелся, – живешь на всем готовом, за мой счет! Без меня вся ваша семейка по миру пойдет! Кормлю вас, пою, одеваю! Вот, времена начались! А раньше-то все было и стоило копейки.

«Ну, завел шарманку», – удрученно подумала Инка, – «Пожалуй, пора идти, тем более, пить уже нечего», – она быстро опустошила пару недопитых рюмок, зажевала салатом и встала.

– Ладно, всем – пока, пойду, попрощаюсь со Сталиным, и мы пойдем.

Инна направилась в туалет. Полуразвалившийся, без света, с торчащими из досок во все стороны гвоздями, он был примечателен тем, что внутри висел огромный, во всю стену, портрет вождя. Казалось, товарищ Сталин следит, чтобы процесс опорожнения мочевого пузыря и кишечника происходил правильно, к тому же, надо ведь кому-то присматривать, чтоб туалетную бумагу расходовали экономно.

«Вот, видите, Иосиф Виссарионович, до чего мой отец докатился», – мысленно констатировала Инна, – «Вы уж вразумите его, пожалуйста, мочи нет терпеть!»

Сталин подмигнул и сказал:

«Не волнуйся, Инна! У меня все под контролем, можешь спокойно идти домой!»

Ежиковы уже, было собрались уходить, как вдруг, Леночка спросила:

– Дедушка, а ты кого больше уважаешь – Ленина, или Сталина?

– Ну, я даже не знаю, – дед растерялся, оба, конечно… – он не знал, что ответить.

– Мам, а ты? – спросила дочка.

– А я – Джорджа Буша, – совершенно искренне ответила Инка. Она как раз вчера увидела по телевизору репортаж про бывшего президента Соединенных Штатов, как тот обрился наголо, чтобы поддержать больного лейкемией маленького сына одного из своих охранников, и страшно зауважала его. Собственно, было за что. Но, отец, похоже, не разделял ее мнение. Мышидзе скривился.

– Все под Запад прогибаетесь, ну-ну… – зацокал он языком.

Инна решила, что лучше будет поскорее уйти.

– Пока, мам, пап, мы пойдем! Товарищ Сталин передавал тебе привет, папа! Сказал, чтобы ты не очень напивался!

– А я что? Я не пью вообще, ты же знаешь! – Мышидзе спрятал бутылку за спину, – это, вон, мать твоя, каждый день пьяная валяется.

Варвара Петровна оскалилась. Только присутствие невестки помешало ей сказать все, что накопилось за долгие годы совместной жизни с мужем. А невестка, казалось, только и ждала надвигающейся ссоры и коварно усмехалась, для виду опуская глаза вниз.

Жена Ежикова решила, что ловить на даче более нечего, и пошла домой

Инна, вернувшись, позвонила мужу. Было еще совсем не поздно.

– Ежик! Как твои дела?

– Отлично! Скоро приеду, здесь для меня работы, похоже, нет, так что увидимся через несколько дней, не скучайте! Посмотрю, впрочем, еще пару объектов, вдруг что…

«А жаль», – подумал Ежиков. Он, конечно, скучал по дочке, но жену видеть не хотелось. «Опять начнется. Слезы, сопли, как же все надоело». Хотя слово «сопли» напомнило ему о чем-то очень важном, о том, что может изменить его жизнь.

Но возвращаться Виталий Александрович, пока не собирался.

«Зря я, что ли, тащился за тридевять земель, чтоб сразу обратно? Э, нет, побуду еще тут несколько дней», – решил он.

На Черноморском побережье было хорошо. Конечно, само море еще холодное, но зато, воздух! Было почти жарко, хотя еще и не сезон. Ежиков сидел на пляже и пил пиво. Волны плескались о берег, а пиво – в желудке. Было тепло и радостно. Только, возвращаться домой категорически не хотелось, однако, работа ждала.

Ежиков от огорчения, что скоро все закончится, даже закурил, закашлялся, сплюнул и в этот самый момент, опять вспомнил о бриллиантах.

«Надо оценить, хотя бы один, может, продать получится, тогда…» – Виталий Александрович представил себя на огромной белой яхте с бокалом шампанского в руках и ощутил запах моря.

Реальность была не так прекрасна – море, правда, присутствовало, только Ежиков сидел на пустынном еще пока берегу, с бутылкой пива. Неподалеку какой-то рыбак отвязывал старенькую весельную лодчонку, намереваясь выйти за уловом.

– Эй, отец! Покатай на лодке! – Виталий Александрович воодушевился.

– Плати деньги, покатаю, только у меня – дорого, – ответил рыбак.

– Бери, я не жадный, – Ежиков отсчитал деньги и полез в лодку.

Жизнь казалась прекрасной. Виталий Александрович пил пиво, подставлял лицо соленому морскому ветру и мечтал. Старик тем временем занимался своим делом, довольный, что удалось найти еще и приработок. Рыба шла косяками, ее было очень много, рыбак сваливал улов прямо в не слишком большую лодку.

Так, довольно скоро, задремавший от разморившего его морского воздуха, Ежиков, оказался, со всех сторон, окруженным рыбой. Ему снились яхта, море, прекрасные женщины. Одна, даже поцеловала его в щеку, потом в шею. Ежиков тоже начал целовать красавицу, как вдруг, почувствовал носом какую-то вонь.

«Ну и духи у Вас, мадам!» – возмутился во сне Виталий Александрович.

«Это последние тенденции Парижской моды», – ответила девица и погладила Ежикова по руке. Прикосновение было липким и влажным.

«Вспотела, что ли?» – мелькнула сквозь сон мысль. Вдруг лодку качнуло, и Виталий Александрович проснулся. Он был по самые уши в рыбе. Ежиков передернулся и стал стряхивать с себя то, что еще можно было стряхнуть.

– Может… Обратно? – осторожно спросил Виталий Александрович

– Обратно – через пару часов, у меня – работа! Катай тут вас – бездельников, – заворчал рыбак.

– Поворачивай, давай, я заплатил! – Ежиков встал, лодка закачалась.

– Тише, поверну сейчас, сядь только, а то перевернемся, – старик перекрестился.

Но Ежикова понесло. Он уже не мог остановиться.

– Поворачивай! – орал Виталий Александрович, как загарпуненный кит, – не могу больше нюхать твою тухлятину!

– Какую еще тухлятину? Рыба только что из моря, пять минут назад плавала, – пытался урезонить дебошира старый рыбак.

– Ничего не знаю! Я платил за прогулку! Давай, к берегу рули! – Ежикова тошнило от запаха рыбы, он наклонился за борт лодки и сам не заметил, как очутился в воде. Вода была холодная и тоже, почему-то пахла рыбой.

– Держи весло! – кричал рыбак, – вот, угораздило меня с дураком связаться.

– Сам… – попытался что-то сказать Ежиков, но только наглотался соленой морской воды.

Он смог-таки забраться назад в лодку и теперь сидел тихо, зарывшись в рыбу. Ему было сыро и холодно. И это только все больше утверждало Ежикова в мыслях о продаже пусть не всех, но хотя бы одного бриллианта.

«А то так и просижу всю жизнь в дерьме», – констатировал Виталий Александрович, – «Только надо это делать аккуратно, чтобы никто и ни о чем не догадался».

На берегу Ежиков попросил у старика какую-нибудь одежку, сходить за сумкой в гостиницу.

– На, вот, тут мои старые вещи, можешь не возвращать, все одно, выкинуть собирался, да руки не доходили, а теперь уж что… – старик отвел Виталия Александровича в свой домишко на берегу, залез в сундук и протянул какие-то вещи.

Ежиков скинул мокрую, скользкую, покрытую рыбьей чешуей одежду, кое-как обтерся и стал одеваться. Рубаха была без пуговиц и вся в мелкую дырку, будто простреленная дробью, штаны едва прикрывали колени и тоже были порваны в нескольких местах. Зеркала в коморке не имелось, потому Ежиков не смог оценить свой вид, понятно, что не ахти, но дед-рыбак одобрительно зацокал языком.

– Отлично! Как на тебя сшито! Носи, не стесняйся, а свое оставь, может, я отстираю, буду в море выходить, а то и выброшу.

Виталий Александрович шел по городу в рваной рубахе и дырявых штанах на голое тело. Люди оглядывались, кое-кто даже покрутил пальцем у виска, когда Ежиков вошел в холл гостиницы, но все остальные вещи находились в номере, в который еще нужно было попасть. Виталий Александрович с самым непринужденным видом подошел к стойке и попросил ключ от номера.

– Мужчина, Вы вообще, соображаете, куда пришли? У нас приличное место, а у Вас, простите, зад неприкрыт. Я сейчас полицию позову.

– Но мне необходимо попасть в свой номер. Со мной несчастье произошло, я чуть не утонул, – Ежиков выдавил из себя слезу, – вещи испорчены, мне дали одеться в это. Вот, смотрите, – он протянул мокрую измятую карточку гостя.

– Ладно, только быстро, – женщина рассмотрела бумажку и как-то брезгливо кинула ключ от номера – действительно, с кем не бывает.

Ежиков схватил одной рукой ключ, другой – прикрыл дырку, которая, и правда, открывала почти всю его попу, и попятился к лифту, спиной нажал кнопку и стал ждать. Вскоре лифт остановился на первом этаже, оттуда выпорхнула стайка молодежи в спортивных костюмах и ошарашено уставилась на Виталия Александровича.

– Вот это да! Правильно мне отец говорил, здесь хороший отель, одни знаменитости останавливаются! Киношники всякие! Это же N, ну его все знают…Он в гриме, сейчас как раз в городе съемки боевика идут, – одна из девушек назвала фамилию очень известного актера.

Ежиков слегка обалдел от такого заявления, но выпрямился, расправил плечи, и перестал закрывать дырку в штанах. По своему этажу он продефилировал гордо, не обращая внимания на выпученные глаза дежурной. Когда взгляд стал совсем уж пристальным, Виталий Александрович улыбнулся, как голливудская звезда, во все свои тридцать два белоснежных зуба (а за зубами Ежиков тщательно следил) и небрежно бросил, как бы в пространство:

– Ох уж, эти съемки, совсем замотался, поклонники одолели. Что смотрите, мадам? – спросил он у дежурной, – автографы сегодня не даю, завтра приходите, устал, отдыхать пойду. Женщина проводила его странным взглядом со смесью удивления и восхищения. Она уже поняла, что это кто-то очень знаменитый, но кто именно?..

Глава 2

В то же самое время Стэнли Рэббит (rabbit – англ., кролик) сидел у себя в пивном баре и расстреливал таракана из пневматического пистолета. Таракану все время удавалось уйти от обстрела – то ли стрелок был плох, то ли таракан – слишком шустрый. Уже два года Стэнли был хозяином этого бара на Среднем Западе. Он надеялся на хорошую прибыль, хотел, наконец, покончить со своим темным прошлым, но прибыли почти не было. Городок – захолустный, к тому же пиво разбавлять нельзя – шериф бдил… Ежедневно, ежечасно и ежесекундно.

Вот и сейчас, стоило лишь вспомнить, появился Большой Стэн – по злой иронии судьбы шерифа тоже звали Стэнли. Соответственно, к огромному огорчению Рэббита, его все звали Маленький Стэн, что немало огорчало последнего, поскольку, он недавно увеличил свое мужское достоинство.

«Неужели у шерифа еще больше? Да, понятно, что мои прежние десять сантиметров малы, но сейчас?!» – думал владелец бара и не находил ответа.

– Привет, Стэн, – в заведение вошел соперник, – как дела?

– Хреново, шериф, скоро прогорю, наверно…Посетителей совсем нет, – Стэнли Рэббит был удручен.

– Ничего, сегодня же понедельник, люди работают. Посмотри – к четвергу все изменится, ну-ка, налей мне своего, фирменного, горло промочить.

Так повторялось каждый день.

«И как меня занесло в эту чертову помойку?», – не переставал сокрушаться Стэнли.

Стэнли Рэббит не всегда именовался именно так. Когда-то Григорий Зайцев, известный в России контрабандист, промышлявший торговлей драгоценными камнями, прозванный за свою хитрость и оборотистость Гришка-Лис, решил завязать с криминалом и податься в Соединенные Штаты. Именно там, по его глубокому убеждению, было сосредоточено все мировое счастье.

Григорий мечтал об Америке, как ребенок. Он спал, и видел себя, наконец-то хозяином собственного, обязательно весьма успешного бизнеса. Может, даже он стал бы продавать мороженное или леденцы, все равно что, лишь бы в Штатах. Его непосредственный партнер, Гена Волков, который велел всем называть себя «Волк», однако, прозванный за глаза Крокодилом, был против.

– Только здесь, и только так, мы сможем иметь баблосы, Гриша! Не будь идиотом! Камушки – дело верное! А там, – махнул рукой Гена куда-то в сторону, – еще и налоги платить будешь.

– Крокодил! Ну что ты, как тупой!? Давай, завяжем, ты можешь тут оставаться, а я – только в Америку. Я там в прошлой жизни жил, я уверен, потому и тянет, – спорил Григорий.

– Нет, я без тебя не смогу, весь бизнес на тебе замыкается. И не пробуй даже! А то… – Гена показал пистолет, – расстреляю на месте.

Но Григорий решил не сдаваться. Деньги всегда проходили через него. И вот, однажды, Гриша перевел всю наличность на карточку и подался-таки, в Штаты. Только последнюю партию алмазов реализовать не успел. Пришлось припрятать в стене своей квартиры, присматривать за которой он поручил любовнице, Евгении Семеновне, в которой был уверен.

Но напрасно. Евгеша работала в домоуправлении, за что получила нехитрое прозвище Жека из ЖЭКа. После отъезда Григория Жека целый год сдавала хату гастарбайтерам и стригла купоны. Возможно, так продолжалось бы и дальше, но…

Крокодил был не намерен прощать подельника. Он имел намного больше средств, чем Гриня, и нанял людей, чтобы отомстить и вернуть средства.

Григорий в Соединенных Штатах, поначалу, осел в Вегасе, купил поддельные документы на имя Грэгори Фокс (fox – англ., лиса). Хотелось оторваться, за все свое бедное детство и беспутную юность, и Гришка стал играть. Он проиграл все, что было, так, оставил несколько сот тысяч на жизнь, а остальное проиграл, с каким-то бешеным остервенением, как бы мстя бывшей Родине за свою неудавшуюся судьбу.

Когда стало известно, что денег нет, возвращать нечего, Крокодил, без тени сомнения отдал приказ ликвидировать бывшего подельника. Под машину Григория была подложена взрывчатка, однако, по счастливой, для него случайности, парень в тот день был мертвецки пьян, и одолжил тачку случайному приятелю, тоже игроку казино.

Прогремел взрыв. Гриша перекрестился, и понял, что дело пахнет керосином. На последние деньги он поменял документы. Теперь его звали Стэнли Рэббит. Полгода новоявленный Стэнли жил в приюте для бродяг, он отрастил усы, бороду и стал совсем неузнаваем. Последним шагом был переезд в забытый богом захолустный городок, где Гриша намеревался провести остаток своих дней.

Был куплен пивной бар – давняя мечта Григория, впрочем, будем именовать его далее, Стэнли, чтобы не запутаться.

«Теперь заживу»! – думал парень, но ошибся. В Америке налоги огромные, люди экономят деньги, поэтому средства таяли, как снег в начале апреля. И Стэнли решил, что пора возвращаться в Россию, чтобы разжиться оставленными в своей квартире бриллиантами.

«Благо, надежному человеку жилплощадь в присмотр оставил, Жека не подведет. Главное, чтобы никто не узнал!» – думал Рэббит.

Однако, Евгения Семеновна, была не так проста. Через общих знакомых, среди которых был и небезызвестный Крокодил, женщина узнала, что бывший любовник почил. В тот же день, Евгеша, поставив за упокой души любимого самую дорогую свечу в местной церкви, хотя она и никогда не была верующей, решила квартиру загнать по самой высокой цене.

Подделать документы для нее не составляло труда. Так квартира была продана совсем недорого новым хозяевам – супругам Николаю и Лидии, которые решили тут же сделать новомодную перепланировку. Так Ежиков и нашел бриллианты, о чем мы уже знаем.

– Женечка, душа моя! – раздался звонок в квартире Евгении Семеновны, – я скоро приеду, подготовь хату. Ну, там, уберись, еды купи, ключи кинь под коврик, я заберу. И не светись, за мной могут следить.

– Кто это? – Женечка испугалась. Этого не могло быть, просто невозможно. Она была женщиной разумной, и понимала, что с того света, будь то рай или ад, позвонить невозможно, значит… Значит… К горлу подкатила тошнота.

Гришка жив! Боже! Как же быть?! Выход был один: звонить Крокодилу, ведь только Генка мог сделать так, чтоб бывшего Женькиного любовника не было.

– Крокодил! Гриня едет! – Жека задыхалась.

– Тихо! Не кипешуй! Ошиблась ты! Гришку замочили, за все давно уплачено! – промычал Гена, – и сколько тебе говорить, что я не Крокодил, а Волк.

– Ладно, Гена, мне без разницы! Что делать-то? Я хату продала, меня Лис убьет! Я ж думала, он – мертвый, а оказалось – живехонек, мать его так!

– Подожди, Жека! Если он едет сюда, значит, у него тут интерес есть! То есть, может, бабло где-то спрятано? Буду следить за ним. Давай, подруга, пока, не кашляй!

– Геночка, милый! Помоги! – Евгения Семеновна пустила слезу, – что насчет квартиры-то сказать?

– Евгеша, купи Грине новую хату! Я же знаю, у тебя денег до хрена, а если не хошь тратиться, то выдели из своего фонда – ну, которые спились, или кого выселили за неуплату, а там разберемся. Я Григория, по-любому хлопну, за мной не заржавеет. Гулять ему осталось пару недель. Обещаю.

Евгения Семеновна всхлипнула и задумалась:

«Придется теперь около квартиры дежурить. Вот ведь, незадача». Она навертела котлет на два дня, залила в термос чай, напекла пирожков по-быстрому, оделась попроще, и отправилась следить за подъездом.

Куда поселить бывшего любовника было, вариантов пять, не меньше, а вот, как объяснить, почему, ответов пока не находилось.

«Жаль, не знаю, когда он приезжает, буду теперь тут в засаде сидеть, а у меня – работы полно», – думала расстроенная Евгеша. Работы, и впрямь, было море. Вечером обещали принести взятку, да не одну.

«Ладно, подумаешь, пару-тройку сотен тысяч недополучу, – мелочь. Главное – с Гришкой разобраться. Кто бы мог подумать, что этот гаденыш такой живучий», – Жека ненавидела Зайцева – ей всегда хотелось замуж, но Гриша жениться отказывался категорически.

– Ты, Жека, похудей, сначала, слишком толстая, – как-то оскорбительно констатировал любовник, – а еще – добрее быть надо, о как! – Григорий подмигивал, зло прищуривая глаз.

– На себя посмотри! – парировала Евгения Семеновна. Смотреть, действительно, было не на что: любовник был маленького роста, худой, как палка, плешивый, вечно кашляющий, то ли от сигарет, то ли от хлипкого здоровья. Да еще пресловутые десять сантиметров, которые в Америке благополучно трансформировались в двадцать пять, но Евгеша об этом пока не знала.

А бывший Григорий, нынешний Стэнли, был уже готов осчастливить, не только ее, но и всю Россию, вновь приобретенной, но пока еще неиспробованной мужской гордостью. В Штатах любой неосторожный взгляд в сторону женщины мог быть расценен, как домогательство. Стэну лишние проблемы были ни к чему, поэтому он хранил свою драгоценность до лучших времен.

«Ох! Отымею я Жеку! Благо – есть чем!» – возгордился собой Стэнли, и в предвкушении, вспомнил необъятный мягкий, колыхающийся при каждом шаге зад Евгении Семеновны. Впереди маячило счастье – огромное и бесконечное, дело оставалось за малым – поехать и забрать его там, на бывшей Родине, ставшей уже чужбиной. Было страшно, но, в то же время приятно, что скоро все – и бриллианты, и зад Жеки будут принадлежать ему одному, Стэну, но, нет, вовсе не маленькому, а большому Стэну.

«И тогда я уеду куда-нибудь, может, в Нью-Йорк, или в Сан-Франциско, а лучше – вообще, на Гавайи, но играть больше – ни ногой!» – решительно подумал Стэнли Рэббит, – «Главное, чтобы Крокодилу на глаза не попасться. Хотя, он-то думает, что я сдох. Так что, мне и карты в руки».

Третьи сутки Евгения Семеновна караулила у подъезда. Она не знала, когда прилетает Гриша, не было у нее ни номера телефона бывшего любовника, ни номера рейса его самолета Евгеша тоже не знала, потому приходилось шифроваться. Дворник Ахмед заметил кучу тряпья неподалеку от подъезда. Он пнул мусор ногой. Куча, внезапно, оказалась жесткой и зашевелилась.

– Эй! Ты чего тут? – Ахмед заметил человека, – давай, топай отсюда! А то я позову милицию, то есть, полицию!

– Тихо, не шуми, – возмутилась Жека, – иди, давай, не мешай!

– Евгения… Семеновна? – удивился Ахмед, – какого х… Ой! Простите! Что Вы здесь делаете? Да еще в таком виде?

– Ахмед! Прекрати материться, да чеши отсюда! – Жека разозлилась, и задумалась, что бы поправдоподобнее соврать, – я тут…Злостных неплательщиков выслеживаю. Приходится прятаться, мать их. Иди, не отсвечивай.

Дворник ушел. У Евгении Семеновны отлегло от сердца. Но сколько же еще ждать, было неизвестно, но Жека была готова даже к самому худшему.

«Буду ждать, пока лето не наступит! Или осень. Зима?» – на последнем пункте решимость дамочки слегка поколебалась, но страх все же был сильнее.

Стэнли Рэббит сошел по трапу самолета на бывшую еще недавно родной, но уже чуждую его сердцу землю, прошел таможню, пограничников и вышел из здания. Что-то мягкое и сырое упало на его лысеющую голову. Это птица опорожнила на лету свой кишечник.

«Господи! Как же хорошо-то! Сразу чувствуется, что я на Родину прилетел! Тут же наложили на макушку, как всегда, будто, и не уезжал никуда!» – подумал Стэнли и благостно улыбнулся.

Денег оставалось в обрез, но оставались еще бриллианты, спрятанные в стене, и наш герой решил не мелочиться, и взял такси до самого дома, по самой, что ни на есть высокой цене. Таксист странно покосился на обкаканную птицей, и так и не вытертую, макушку клиента, и попросил сначала показать деньги.

– Ты что, мля? Не веришь? Да я американский бизнесмен! – разошелся Стэн, – Ай эм эн американ ситизен (I am an American citizen – Я американский гражданин, – англ.), – но деньги все же показал, целых сто долларов.

– Ага, американ! Не трынди, а баблосы – вперед! – сказал уверенно водитель, – знаем мы вас таких, ты хоть лысину-то сраную, утри! Садись уже, не позорь меня перед коллегами, да и смотри, тачку не запачкай, а то еще платить будешь, за моральный ущерб. Вот ить, попался, козел! – шофер вытянул вверх указательный палец.

– Эт-та хто ка-а-а-зеллл? – раскатисто проревел Стэнли Рэббит, – сам ты… И еще… И ваще….!!!!! – американский гражданин смачно ругался русским матом, долго и с удовольствием. Он был лишен этого в своей любимой и благополучной стране, но здесь…

«Как же хорошо!» – подумал Стэн, – «Я могу материться сколько хочу, пить водяру, и еще… Найду заначку и женюсь на Жеке, хватит уже холостым ходить! Тогда можно считать жизнь удавшейся!» – бывший контрабандист и любовник Евгении Семеновны сладко зажмурился.

Перед глазами засверкали бриллианты и замаячил необъятный зад Евгеши. Стэнли вытер носовым платком птичий помет с головы и сел в такси. Впереди его ждало счастье, огромное и безграничное.

Машина затормозила у подъезда, Рэббит расплатился с водителем, щедро накинув за беспокойство.

– Ты, это, того, не серчай, американец! У меня ж бизнес, – водила обнял Стэна и крепко поцеловал в недавно еще обгаженную макушку.

– Да ноу проблем! Я же понимаю, – Рэббит пожал таксисту руку, и двинулся в подъезд. Он поднялся на этаж и начал ковырять ключом в замке. Замок открываться не хотел ни в какую.

«Что за черт!» – разозлился Стэнли, – «Может, ребятишки баловались?» – о том, что квартира ему уже не принадлежит, он даже не мог предположить.

Время было позднее, идти в отель не хотелось – дорого, да и светиться не стоило. Конечно, он изменился, практически до неузнаваемости, но риск оставался. Рэббит решил выйти на воздух, покурить, подумать, что делать дальше. На лавочке Стэнли закурил. Моросил мелкий дождь, было холодно, дверь не открывалась, но, несмотря на это, бывший российский гражданин чувствовал себя счастливым.

«Не зря же говорят: Родина – это Родина. Она одна бывает», – размышлял Рэббит.

В это время Евгения Семеновна, мокрая, голодная и замерзшая, сидела в кустах, карауля бывшего любовника. Она заметила этого невысокого, плешивого заморыша с усами и бородой, который курил, сидя на лавочке у подъезда, характерно сплевывая.

«Надо же, сплевывает, точно, как Гришка! Удивительно. Гриша – высокий красавец, атлет, с густой шевелюрой, и этот задохлик. А манеры одинаковые», – удивилась Евгеша.

Задохлик, тем временем, встал и легким движением руки отправил окурок в урну. Попадание было точным, хотя бросок делался издалека. Затем мужчина запрокинул голову, откидывая назад мешавшую челку, и фонарь осветил его лицо.

– Гриня! Ты приехал! – с тихим, почти молчаливым криком бросилась к нему Евгения Семеновна. Она была явно разочарована увиденным. Такого добра хватало и дома.

– Жека, дорогая, как я рад! – Стэнли тоже был в шоке, – за какие-то пару лет Евгеша стала похожа на бегемота, ну, ладно бы только телом – Стэн любил упитанных женщин. Но и на лицо она тоже стала похожа не то на бегемотиху, не то на свинью: маленькие, заплывшие жиром глазки, огромный нос картошкой, и толстые щеки. Жениться сразу расхотелось решительно.

– Гришечка! – бегемотиха пыталась повиснуть на Рэббите, но он ее не удержал, и она бы шлепнулась в лужу, если бы не стоящая рядом лавка. Евгения Семеновна упала на лавку, лавка под ней прогнулась, но, чудом удержалась.

– Слушай сюда, Жека! Во-первых, меня зовут Стэнли. Стэнли Рэббит. Это мое новое имя. Григорий Зайцев, он же Грегори Фокс, погиб, его взорвали в собственной машине. Поэтому более вспоминать о покойнике нет смысла. Во-вторых, что с замком? Я не могу открыть хату? Кого я просил за ней присматривать?

– Гри… То есть Стэнли. Тут такое дело… – Евгения замялась, – до меня дошли слухи, что ты умер, ну я и решила, квартиру, того… – ей стало страшно.

– Чего – того? – зарычал бывший любовник, – МНЕ НАДО ПОПАСТЬ В МОЮ КВАРТИРУ, – четко произнес он, – ТЫ ПОНЯЛА?

– Но это невозможно! Квартира продана, я тебе все деньги… того… этого… Я тебе новую куплю еще лучше!!! – Евгения Семеновна заплакала.

– Не реви дура, а лучше думай, как хату вернуть! Поняла? Мне эта нужна! И никакая другая, уяснила? Сегодня у тебя переночую, но чтоб завтра же нашла, где мне жить, а то меня выследят. И завтра же – чтоб эта квартира была опять моей.

– Я тебе лучше найду, уже есть пять вариантов, дома покажу, – Жека начала заикаться.

– Варианты – это хорошо, но мне нужна МОЯ хата, или ты – тупая? Я не понял?

– Но, там, понимаешь, люди живут, ремонт делают, обратно – не получится, – Евгения Семеновна испугалась так, что у нее застучали зубы.

– Ремонт? Ремонт! – Стэнли был в ужасе. А что, если? А как тогда?

Он понял только одно: надо в квартиру попасть и достать бриллианты, а сама квартира – слишком уж хорошее место, чтобы его найти. Жека права, надо купить другую.

«Сегодня, так и быть, переночую у нее, а завтра решу, как быть дальше. Только бы не приставала, а то, боюсь, меня стошнит. Разве что морду поросячью накрыть чем-нибудь, тогда оно ничего будет», – оптимистично подумал Рэббит.

Евгения Семеновна отвела Стэнли к себе домой, щедро накормила жареной картошкой с грибами и солеными огурцами, подала водочки в запотевшем графине. «Американец» разомлел и подобрел.

– Ох, Жека! Как же хорошо! А то я в своей Америке от нормальной пищи отвык совсем! Надоело! А поехали со мной, вот дела свои обстряпаю, и поедем! Готовить мне будешь! – улыбнулся Рэббит.

– Ага! Как же! Разбежался! Готовить! Ты себе кухарку найми, коль такой богатый! – обиделась Евгеша.

– Я-то найму! Еще как, найму! – раздухарился пьяный любовник, – но ты ведь мне должна, должок за тобой! – он помахал крючковатым пальцем перед носом Евгении Семеновны. Та вдруг испугалась.

– А я – что? Я – завсегда! Квартирку завтра подберем, за моральный, так сказать, ущерб, доплачу, коль надо, ну и, – она вдруг вскинула вверх свою мощную ногу, как гимнастка, и коснулась пальцами кончика носа Стэнли.

– Нет, Евгеша, давай без «ну и…», обойдемся, – Рэббита вдруг затошнило, то ли от выпитого, то ли от неприятия мощного тела любовницы.

Даже странно, как, еще несколько часов назад, он мог мечтать о таком ужасе. Вроде, столько насмотрелся на полных, даже тучных женщин, в своей Америке, что вдруг, потянуло на стройных и воздушных созданий. Впрочем, воздушные создания таким вряд ли заинтересовались бы.

«Как же достать бриллианты из тайника»? – не покидала Стэнли мысль.

– Жень, слышь? А кто хозяева? Что молчишь-то?

– Мне не о чем с тобой говорить, – Жека картинно смахнула слезу, – я ждала тебя, как Ассоль своего Грея, как Джульетта – Ромео, как… – она замолчала, решив, что раз не может ничего больше вспомнить, то лучше сделать многозначительную паузу.

Но ее другу было все равно. Он прочел в своей жизни, возможно, только две книги – букварь, и то не до конца, и Уголовный Кодекс. Последнюю Рэббит знал досконально. Никаких таких Ромео, Джульетты и Ассоль с Греем в бессмертном творении не упоминалось. Поэтому он спросил осторожно:

– Чего ты греешь? Я не понял? Мы поели уже вроде?

– Ты! Ты…. – Евгеша сделала вид, что разрыдалась.

– Ну, ладно, хватит плакать! Я люблю тебя, – он сделал над собой гигантское усилие, чтобы сказать эти слова, но, так было надо.

– Правда? – Евгения Семеновна округлила глаза. Это уже было лишнее.

– Конечно, правда, моя… Мммм… Свиночка! Люблю, готов жениться, не забыл, так сказать…. – Стэнли понесло, он понимал, что все это не имеет ни малейшего отношения к действительности, но отступать было поздно.

«Ничего, найду заначку, разберусь с этой хм… свинкой».

– А… О… Я думаю, не стоит так спешить! – Евгеша тоже была явно не в восторге от услышанного, но приходилось терпеть. Да и мужика у нее не было давно, а в этой ситуации даже такой плешивый заморыш мог сгодиться. Тем более, раньше он такие фортели выкидывал – будьте-нате.

Она закрыла глаза и приготовилась. Через минут пять стало понятно, что что-то не так. Жека открыла глаза: любовник сидел за столом и снова с вожделением жрал картошку, запивая водкой и зажевывая соленым огурцом.

Евгения Семеновна малость обиделась, что ее телесам предпочли еду, но тут же успокоилась. «Значит, не будет он на мне жениться, вот и отлично»!

– А скажи-ка, любимая! С чего-й-то ты взяла, что я… – он задумался, подбирая слова, – что я… сдох? – вдруг выпалил Стэнли.

– Мне сказали… Дошли слухи… – Жека не знала, что говорить.

– Какие еще слухи! Ты с Крокодилом общалась? Сволочь! – Рэббит сплюнул прямо на блюдце, – или ты в Интерполе узнала? Говори!

– Гена пришел ко мне и сказал, чтобы я не ждала тебя, ты погиб в Соединенных Штатах, – как можно спокойнее невинно произнесла Евгения Семеновна.

– Он знает, что я приехал? – сурово спросил Стэнли.

– Я… Он… Короче говоря, я испугалась, что ты узнаешь про квартиру и с Геннадием посоветовалась, – Евгеша увидела злобный оскал любовника и вся позеленела от страха.

– Ты – полная дура! Дура, да еще и полная, то есть жирная, – скаламбурил зло Рэббит, – это Геночка твой дорогой заказал меня тогда, в Штатах. И если бы не счастливый случай, ну для меня счастливый, а не для того бедняги, кому я тачку одолжил… Меня бы уже не было! Поняла!

– Гришечка, любимый, я ж не знала, прости, – Жека кинулась в ноги любовнику.

– Ладно, вставай, давай! Какая же ты сука! Теперь надо думать, что сказать Крокодилу, то есть Геннадию, – оскалился Стэн.

– Может, скажем, что это приехал какой-то твой друг, которому ты квартиру в наследство оставил. Документы подделаем…. Ой… Да и зачем, он должен и так поверить.