– Алло, Аннабель? Это Адам, – я посмотрел на Пэрриша, который выпучил глаза и замахал руками, намекая на то, чтобы я не молчал, – Ты не занята сейчас?

– Нет. Сейчас как раз закончились уроки. А что ты хотел? – её голос повеселел.

– Я хотел пригласить тебя в картинную галерею, там сейчас выставка картин импрессионистов.

– Да? Конечно, я с радостью! Когда встретимся?

– Давай через час? Успеешь? – Пэрриш сзади торжествовал.

– Да, успею! До встречи!

– До встречи.

Мы с Пэрришем завопили от радости одновременно, крепко обнялись и рванули в комнату.

– Итак, мой дорогой друг, по такому невероятно важному для нас обоих событию, я обязан кое-что презентовать тебе. На самом деле, мне подарил это отец, но… понимаешь сам, – Пэрриш достал из шкафа лакированный кейс и открыл его так, чтобы внутреннее содержимое видел только я.

– Галстук? Ты серьёзно? – я рассмеялся и от его пафосной речи, и от галстука внутри кейса.

– Что?! – Пэрриш молниеносно развернул кейс к себе, – Галстук?! Отец сказал, что там что-то невообразимо полезное и нужное!

– Да ладно, красивый галстук! – я по-прежнему смеялся.

Пэрришу было неловко. Через полчаса я был уже у выхода из академии.

– Чего завис? – Малкольм подталкивал меня на улицу.

– Я не знаю, Пэрриш. Я…

– Иди уже! И купи цветы! – он кричал мне вслед и наверняка улыбался.

По пути в галерею я зашёл в цветочный магазин и купил для Аннабель букет белых роз и валентинку. Волновался я жутко, как-никак, первое свидание. Я прождал буквально пару минут, и Аннабель пришла. Пунктуальным был не только я. Мы вошли в галерею, не здороваясь – было холодно.

Она была так же прекрасна, как и в нашу первую встречу. Даже красивее: тёмные волосы были красиво уложены, на ней было светло-розовое платье, как носили в 60-х, а белая шубка вновь блестела от снега. Она скромно улыбалась, а когда я вручил ей букет – даже покраснела. Мы оба были смущены.

Это было самый лучший день в моей жизни, Патрик. Нет ничего лучше, чем видеть, как человек смотрит на что-то прекрасное для него и искренне улыбается. Аннабель рассказывала мне всё, что знала о каждой картине, а мне было действительно интересно. Я не мог оторвать от неё взгляд.

Мы хорошо провели время, и я предложил проводить её до дома.

– Уже темно. Ты успеешь дойти до академии? – она хлопала своими глазами.

– Дойду, не волнуйся, – я не мог спрятать улыбку.

Вернулся в академию я уставший, но счастливый.

– Ну как, Казанова? – Пэрриш не уснул, ждал меня, чтобы расспросить.

– Мне кажется, что всё может получиться.

– А я что тебе говорил? Я вижу в тебе потенциал, мой дорогой друг. Ты же пригласишь меня на вашу свадьбу? – он ехидно улыбался.

– Конечно же, Пэрриш. А у меня есть выбор?

– Есть: либо ты приглашаешь меня, либо я приду сам, – он говорил об этом так серьёзно, что я поверил, что он сам пришёл бы на мою свадьбу, если бы я его не пригласил.

– Пэрриш, я не верю, что ты сегодня просидел весь день тут. Признавайся, где ты был, – я не собирался ложиться спать.

– Я был дома. Хотел навестить маму пока отец на работе.

– А он был дома, – по его лицу я всё понял.

Пэрриш кивнул.

– Он спросил у меня, пишу ли я до сих пор. Я решил дать ему отпор и сказал, что пишу и не собираюсь бросать. Сказал, что мне всё равно, что он думает, я люблю это дело, и решать мне.

– И… какой была его реакция? – я был обеспокоен.

Пэрриш опустил голову и закатал рукав рубашки на левой руке: на его предплечье красовался огромный синяк. Я подошёл к нему и взялся за его предплечье; Пэрриш стиснул зубы и закрыл глаза.

– О Господи! Это чем так?! – я был ужасно напуган.

– Книга в 1000 страниц. В металлической обложке.

– Она же сломана! Я отпрошусь у директора и отведу тебя в больницу! – я уже подошёл к двери.

– Стой, Адам. Я уже был у врача. Это не перелом, а ушиб. Мне нужно только перетянуть руку эластичным бинтом. Поможешь?

Я вернулся к другу и перетянул его предплечье и кисть. Я пытался сделать это максимально аккуратно, чтобы не причинить Пэрришу ещё большую боль. Как же мужественно он держался. Но ему было больно, очень больно. Даже не столько физически, сколько морально.

А знаешь, что самое ужасное, Патрик? Я совсем не знал, что мне делать, как помочь. Я боялся за него чуть ли не больше, чем он сам. Осуждать отца, оправдывать сына… понятия не имел.

– Пэрриш, – я посмотрел ему прямо в глаза, – Не пытайся делать вид, что ты об этом не думаешь. Я вижу, что тебе страшно. Мне страшно тоже: и за тебя, и из-за того, что я никак не могу помочь тебе. Точнее, я не знаю, чем тебе помочь.

– Не надо, Говард. Я справлюсь, обещаю. Не надо было из академии вылезать, только хуже сделал. Не буду его злить ещё больше. Главное, ты не ввязывайся, прошу тебя.

Мы просто молча смотрели друг на друга и молчали. Оба беспокоились друг за друга: я боялся по понятным причинам, а Пэрриш молился, чтобы я не полез в эту ситуацию.

Эта ночь прошла спокойно: мы оба спали как убитые. Хотя, мы и так были морально вымученными буквально за час. Было такое чувство, что из нас вытащили все эмоции.

Глава 8

У меня была тайна. Единственное, что я хранил в секрете от Малкольма. Как я уже говорил, я хранил все его черновики и в конце января заказал в типографии печать нескольких копий его книги: для него, для себя и для Аннабель – но ничего не сказал Пэрришу. Собирался сделать ему сюрприз на день рождения.

– Говард?

– М? – я оторвался от химии.

– Ты мне так и не рассказал о вашем рандеву, – сосредоточенный на чём-то Пэрриш неожиданно повеселел.

– Ну… Я купил ей букет белых роз и валентинку, пришёл на полчаса раньше, она – спустя несколько минут…

– Неужели ты забыл все эмоции там? – Пэрриш явно был недоволен моим монотонным рассказом.

– Она была очень красива, прямо сияла. Она рассказала мне почти о каждой картине, у которой мы останавливались. Мы пробыли там несколько часов, уже стемнело, и я решил проводить её домой. Она держала меня под руку, чтобы не поскользнуться.

– Единственным произведением искусства, на которое ты смотрел, была она. И всё? – Пэрриш посмотрел на меня из-под очков, – Ни разу не обнял, не поцеловал?

– А должен был? Ты же мне ничего не сказал, великий покоритель дамских сердец. Прекрати, Пэрриш, мы знакомы сколько? Не больше месяца.

– Но ты уже влюблён по уши, Адам. А я уже подбираю галстук на вашу свадьбу, не разочаровывай друга, – он надо мной издевался.

– Вот сам пойдёшь на свидание, сам будешь делать всё, что захочешь.

– Я не собираюсь тратить время на девушек, мне некогда этим заниматься. Я слишком занят, как видишь.

Он писал всё своё свободное время. Ох, Патрик, как же он был счастлив: с его уст не сходила улыбка.

Однажды произошло то, чего мы с Пэрришем даже не могли представить: нас пришли навестить. И не поверишь, кто – Аннабель. К нам приставили коменданта, мы провели Аннабель экскурсию по академии.

– Это ваша комната? Уютно, – девушка присела за мой письменный стол, – Господи, сколько учебников! Я не заметила в коридорах шкафчиков.

– Здесь шкафчики – это наши руки, – Пэрриш убрал забинтованную руку за спину.

– Я вижу, что руки, Пэрриш. Небось, ты перетягивал, Адам, – девушка улыбнулась.

– Ты угадала, – я засмущался, а Малкольм закатил глаза, что заметила Аннабель, конечно же, и рассмеялась.

– Вы были рождены для того, чтобы стать лучшими друзьями. Вы же идеально друг друга дополняете.

Далее смеялись мы уже вместе.

– Мадам, мы оставим вас на секунду, – Пэрриш поклонился и схватил меня за локоть, – Выйдемте, Говард.

– Что?..

– Пошли, говорю.

Мы отошли на несколько метров от комнаты.

– Прогуляйся, – Малкольм огляделся по сторонам.

– Чего?! – у меня глаза округлились.

– Не бойся. Пройдись пару минут. Я расспрошу, что Аннабель о тебе думает. А вдруг ты ей настолько же интересен, как и она тебе. Я её разговорю, – Пэрриш подмигнул мне и подтолкнул к повороту в коридор.

Через минут 5 Аннабель вышла из комнаты, попрощавшись с Пэрришем. Девушка подошла ко мне.

– Пока, Адам, – она смущённо опустила взгляд.

Я взвесил в своей голове всё и… просто взял её за руки и обнял.

– Пока, Аннабель.

Девушка вздрогнула и улыбнулась. Она только обернулась на прощанье и махнула рукой, прежде чем скрылась за углом.

– Господи, как дети, ей Богу! – Пэрриш был разочарован.

– Вы недовольны мной, мой учитель? Что она тебе говорила?

– Очень недоволен, Говард. Говорила, что её очень обрадовало то, что ты позвонил ей и пригласил на свидание – она была очень смущена и польщена. А знаешь, что ещё? Она ждала, чёрт возьми, что ты её поцелуешь. В следующий раз ради нас двоих поцелуй её, хорошо?

– Ладно, Пэрриш, – я был рад.

Знаешь ли, Патрик, очень немногие романы в подростковом возрасте заканчиваются свадьбой. А те, которые ей всё-таки заканчиваются, редко не заканчиваются разводом через пару лет. А так как Пэрриш уже был готов организовывать банкет, я изо всех сил старался его не разочаровать.

В академии что-то случилось, вроде утечка газа, или что-то вроде того, и нас распустили по домам на неделю. Пэрришу очень не хотелось ехать домой, но ему повезло – отец уехал на пару недель в другой штат по работе. К тому же, мы каждый день с самого утра где-то ходили и возвращались уже ближе к ночи. Уже становилось теплее, и на улице было приятней находиться, не было необходимости заходить в помещения, чтобы отогреться.

Во время одной из таких прогулок Пэрриш завёл меня в книжный магазин и подвёл к стеллажу, на котором располагались бестселлеры.

– Видишь, Адам? Именно здесь будет моё имя. Вот точно так, как и мы, люди будут стоять здесь и покупать наши книги! – Малкольм был полон энтузиазма.

– Твои Пэрриш, твои, – я улыбался, положив руку ему на плечо.

– Ты что? – Пэрриш обернулся, – А ты? Ты забыл наш главный завет?

– Нет, что ты! Я предпочту просто помогать тебе, чем писать самому. Это же твоё, целиком и полностью, от начала и до конца. Не моё.

Пэрриш был расстроен, что лучший друг оставляет его в нелёгком писательском деле.

– Это ерунда, Адам. Всё равно твоё имя будет на обложке, даже не сомневайся. Только не подай на меня в суд, если будешь против, хорошо? – Малкольм рассмеялся.

– Не подам, не волнуйся, – на нас уже начали коситься и шикать, я говорил тихо.

Мы ушли, столкнувшись на выходе с какими-то девушками, которые сразу же кокетливо захихикали, когда Пэрриш, извинившись, подмигнул им.

Глава 9

Днём мне позвонил Пэрриш.

– Говард, достань из шкафа что-нибудь приличное и собирайся. Даю тебе полчаса.

– Что?

– Давай, давай, хоть раз в жизни у меня дома побываешь. За тобой приедут ровно через полчаса, – и положил трубку.

Первые минут 5 я просто стоял, нахмурив брови, и пытался понять то, что только что было. Затем я по-быстрому собрался и стал ожидать. Малкольм не соврал: через полчаса к дому подъехала чёрная машина, в которую я сел.

На пороге огромного светлого дома меня ожидал Пэрриш. Он подошёл ко мне, пожал руку и провёл внутрь. Внутри не было дорогих ковров, стены не были завешены картинами полностью – несмотря на размеры, дом Пэрришей не был излишне роскошным. Малкольм познакомил меня со своей матерью.

– Адам, это моя мама – Аманда Пэрриш. Мам – Адам Говард, мой друг и сосед.

– Приятно познакомиться, – я протянул руку.

– Приятно, – миссис Пэрриш была очень приятной женщиной.

Дом Пэрришей был просторным, но каким-то тёмным. Я понимал, почему: сын боялся отца, а мать боялась за сына. Комната Малкольма была похожа на библиотеку, книги были в шкафу, на столе, возле кровати. Даже на балконе были стопки книг.

– У тебя с балкона видно озеро. Красиво.

– Ага. Всё детство хотелось там поплавать летом, но вода всегда холодная, – Пэрриш подкатил к балкону на кресле на колёсиках.

– Ты не прячешь записи дома? – я повернулся к нему и опёрся на перила.

– Нет, конечно. Они только у тебя и в кровати в нашей комнате в академии. Я больше такой ошибки не совершу.

– Ты боишься?

– Адам, он едва не сломал мне руку книгой в металлической обложке. Как ты думаешь?

Я положил руку ему на плечо. Пэрриш был ужасно уставшим. Уставшим от этого.

Я его обнял.

– Ой, да ладно тебе, Говард. Что ты как девчонка.

– А что? Я должен был тебя пнуть, наверное? – я не смог сдержать смех, – Испортил такой хороший момент! Я же тебя поддержал.

– А вот за это спасибо. Вот только теперь я переживаю: в прошлый раз после поддержки ты не спал, а потом весь день я тебя под руку держал.

– Я не из-за этого не спал, а из-за того, что делал химию за тебя. Но мне не жалко.

– Что я бы без тебя делал… – Малкольм перестал делать вид, что он очень серьёзен и улыбнулся.

Мы ещё о чём-то говорили, точнее, ни о чём. Я спустился вниз, чтобы налить воды, а когда уже подходил к комнате Пэрриша, услышал их с матерью разговор.

– Ты был в больнице? – голос миссис Пэрриш был беспокойным.

– Да, это ушиб. Адам перевязал мне руку. На вопросы отвечал, что из-за учебников получил.

– Малыш, ты теперь боишься возвращаться домой, я знаю. Я сама не знаю, что с твоим отцом: ты же не собираешься бросать учёбу. А я читала то, что ты писал. Ты мог бы стать прекрасным писателем.

– Вот только жаль, что это не случится…

Я спрятался за колонну. Когда мать Малкольма спустилась вниз, я зашёл в его комнату, сделав вид, что ничего не слышал.

– Красиво у тебя, уютно. Твой дом в несколько раз больше моего.

– Тебе в твоём не тяжело находиться, – уверен, если бы Пэрриш был послабее, сейчас он бы пустил слезу.

– Давай, – я сел напротив него и посмотрел ему в глаза. – Выскажись. Расскажи всё, что душу тяготит.

– Вот ты боишься приходить домой, Адам? Я уверен, что нет. Завтра отец возвращается из-за каких-то проблем… – он запустил руки в волосы и поставил локти на колени, – Я не знаю, что мне делать. Я не смогу не писать остаток недели.

Мне было страшно: у Пэрриша было какое-то эмоциональное выгорание, он ходил кругами по комнате. Я взял его за забинтованное предплечье, Малкольм стиснул зубы.

– Ты будешь жить у меня до понедельника. Твоя мать поймёт, я уверен. Собирайся.

Малкольм молча кивнул головой, а я позвонил домой. Тем же вечером Малкольм уже разговаривал про футбол с моим папой, а потом спокойно спал в моей кровати, а я переместился на кресло.

Пэрриш встал очень рано и объяснил это тем, что я упал с кресла во сне и разбудил его. Бог знает, сколько я ещё пролежал бы на полу, если бы он не споткнулся об меня, когда вставал выпить воды. Он упал, чертыхнулся и проснулся окончательно, а я не отреагировал вообще никак.

– Нет, Говард, так дело не пойдёт. Надо будет тебя либо привязать, либо подушками обложить, чтобы падать было хотя бы мягко.

– А ты хоть как спал? – я потянулся и размял шею, зевнув.

– До того, как я споткнулся и упал, спалось отлично. Самое главное, что спокойно, – Малкольм подошёл к окну, – У тебя хороший отец, весёлый.

– Слушай, давай не будем. Ты здесь для того, чтобы отдохнуть. Не думай о плохом.

Я вышел из комнаты и отправился на кухню.

– Тебе чай или кофе?

– Давай чай, – сонный Пэрриш сел за стол, который стоял возле окна в кухне.

Я поставил перед ним тарелку с блинчиками и кружку с чаем, а сам сел напротив, только с кофе. Впервые за несколько недель я был спокоен за Пэрриша: он уплетал блинчики с джемом и смотрел на зимний пейзаж за окном.

Пэрриш исследовал дом пока я убирался и готовил обед. Я то и дело оглядывался на него; Малкольм включил радиоприёмник, откуда зазвучала «Let’s Have A Party». Я знал, что сейчас что-то произойдёт, и оказался прав: Малкольм танцевал, распевая песню на весь дом.

– Давай подпевай, Адам! – он прыгнул возле меня, я чуть не выронил нож.

– Пэрриш!! Я же занят. У меня нож, если не заметил.

– Меньше серьёзности, Говард! – он прищурился, разглядывая какую-то карту, которая висела в гостиной.