– Куда же нас везут, черт побери?! – прошипел сквозь зубы папа Иссура. Он перечитывал свою газету уже двадцатый раз, сжимая листы в пальцах до белеющих костяшек.
– Милый, успокойся, – женщина погладила мужа по щеке. – Может, это вынужденная мера.
– Я бы согласился с тобой, дабы здесь был хотя бы доступ к еде и, глубоко извиняюсь, санузел! Неужели так сложно подготовить поезд! У них что, других составов нет?!
– Тише, тише, милый. Я тебя поняла. По прибытии выскажешь свое недовольство в книге жалоб и предложений.
– Обязательно, дорогая! Обязательно выскажу! Они еще ответят за такое отношение к пассажирам! Бесстыжие!
Мари резко согнулась пополам. Живот скрутило. Да так, что на пару секунд перехватило дыхание, а в глазах задвоилось.
– Как же хочется есть…
Иссур последовал примеру мамы и уложил подругу к себе на колени.
– А ты возьми в рот палец и представь, что это морковь или кукуруза.
– Думаешь, поможет?
– Не уверен, но попробовать стоит.
Когда наступило утро третьего дня, детские пальцы были сплошь покрыты красными следами от зубов.
Глава IV
– Освободить вагоны! Все, живо! – громкий голос военного выдернул Мари из беспокойного сна. Еще толком не соображая, девушка вскочила, схватила свою сумку и на ощупь отыскала руку Иссура. Тот крепко сжал ладонь подруги, и дети вывалились из поезда вместе с толпой «переезжающих». Где-то впереди кричали:
– Женщины – в левую колонну, мужчины – в правую! Дети до 14-ти – к женщинам, после – к мужчинам!
Друзья завернули направо и устроились в первых рядах. В «женской» колонне Иссур заметил свою маму. Она ободряюще улыбнулась сыну и помахала рукой. Всюду шумели: плакали дети, возмущались их родители. Немцы беспрестанно кричали «быстрее, живее!» и подгоняли медлительных, а военные собаки громко лаяли, будто копируя поведение владельцев.
– Как думаешь, зачем нас разделяют? – шепнула Мари другу.
– Может, им так удобней, – постарался максимально уверенно ответить мальчик. На самом деле он тоже недоумевал. Наконец, распределение закончилось. Вдруг военные начали отбирать у приезжих багаж. Шум усилился. Кто-то отчаянно сопротивлялся, а кто-то в страхе разжимал руки и отдавал вещи сразу. Сердце Иссура екнуло. У мамы в чемодане лежат ценнейшие украшения, которые достались ей в наследство, семейная реликвия. А у папы – дорогие часы с позолотой и кошелек со всеми их сбережениями. Свою сумку он отдал немцу не задумываясь. Мари тоже добровольно лишилась своего багажа. Мама не стала протестовать, и сама протянула чемодан, но по ее лицу пробежала болезненная судорога. Реакцию отца мальчик не смог увидеть – он стоял где-то далеко позади. Когда «процедура» была окончательно завершена, впереди каждой колонны встало по двое военных, и людей повели к длинному зданию со множеством труб в крыше. Ворота распахнулись, толпа прошла сквозь них, и детям открылась огромная зеленая долина, почему-то со всех сторон огороженная забором из колючей проволоки. Каждую группу завели в отдельный каменный барак. Иссур нашел маму глазами и молча с ней попрощался. Та кивнула и вновь улыбнулась, через силу, но улыбнулась. В то мгновение мальчика пронзило чувство обеспокоенности и страха. Вдруг они прощаются надолго? Когда он еще увидит маму? За последним вошедшим человеком захлопнулась дверь. Отец подошел к сыну и приобнял его за плечи:
– Все с мамой будет хорошо. Мы точно скоро увидимся. Но это кошмар, просто кошмар. Без спроса отбирать личные вещи! Даже уличный хулиган, и тот не стал бы так нагло красть бумажник! Жаль, что в этой толчее я совсем забыл про жалобу… Что ж… Придется ждать, пока не представится случай.
Лежа на ледяном полу, от которого сильно несло хлоркой, Иссур буквально молился о том, чтобы этот случай не принес очередное разочарование.
Разбудил людей в бараке все тот же грубый голос:
– Мужчинам – встать! Дети – пока на месте!
Иссур поднял голову и отыскал глазами папу. Он уже встал в строй, заметил на себе взгляд сына и коротко кивнул мальчику. Мари, ничего не осознавая спросонья, вскочила и ринулась было к колонне, но Иссур удержал девочку за рукав.
– Это не нам приказ. Спи дальше.
Мужчины покинули место ночлега, и дверь за ними вновь заперлась на задвижку.
Однако дети уже не смогли заснуть. Необъяснимая тревога держала их глаза открытыми. Мари подползла поближе к другу и прижалась к нему спиной. Через зарешеченное окошко пробивался бледный свет. Раннее утро заглядывало в барак и восходящее солнце сочувственно гладило теплеющими лучами уставшие лица заключенных.
Через несколько часов пришли и за детьми. Военные повели их в сауну. По пути друзья перешептывались между собой и размышляли, когда же, наконец, они увидят своих родителей. В сауне всем приказали раздеться. Мари залилась краской. Иссур понял подругу и отвернулся. Далее детей начали регистрировать. Немцы постоянно смеялись и унижали более взрослых девушек, под чью категорию попала и Мари.
– Это вообще девчонка или мальчуган? Волосы короткие, и спереди нет ничего, так сказать, женственного! Вот же народили оборванцев! Будешь, раз такая «неправильная», с парнями работать. Нечего тебе венки из цветочков вязать да платья шить. – на этих словах офицер громко расхохотался. Мари захотелось съежиться, стать маленьким клубком и укатиться из этой сауны куда подальше. К глазам подступили горячие слезы обиды. Иссур положил теплую ладонь на плечо подруги, наклонился и почти неслышно сказал:
– Для меня ты – самая красивая.
По телу девочки пробежали мурашки. Мари точно не ожидала такого признания от друга, да еще в таком месте. Она еще больше покраснела, но теперь ее лицо озаряла смущенная улыбка. Дальше с детей стали сбривать волосы: на голове, подмышками, на гениталиях. Мари было нетрудно расстаться со своей короткой шевелюрой, а вот другие девочки горько плакали, видя, как их драгоценные темные кудри падают на пол. После процедуры друзья вновь уединились в уголке.
– Знаешь, Иссур, а тебе идет лысина, – хихикнула Мари.
– То же самое могу заявить и насчет тебя. Ты всегда прекрасна, – друг тепло улыбнулся ей в ответ.
– Да что это с тобой?.. Второй комплимент за сегодня. Уж… не влюбился ли ты в меня?
Настала очередь Иссура полыхать алым пламенем.
– Я… я нисколько… не имел в виду… Просто… хотел поддержать…
Но речь мальчика была прервана распоряжением идти в душ. Вода лилась ледяная, однако для грязных и измученных друзей это было почти неважно. После процедур детей вывели в другой зал, где откуда-то сверху бросали одежду. Мари подпрыгнула и в полете поймала летящий комок. Расправив его, девочка поняла, что держит в руках тюремную робу. Полосатую твердую рубашку с длинным номером из цифр на груди. Эти же цифры ей потом вытатуировали на руке. Было больно не столько от процесса, сколько от осознания того, что безобидные шутки прошлого начинают претворяться в реальность, причем невероятно жестоко. Это – тюрьма, и они все, мужчины, женщины, дети – ее пленники. Они добровольно приехали сюда за новой, прекрасной жизнью, но получили только черно-белую, будто смирительную рубаху и огромные штаны, нещадно царапающие кожу. Рухнул мир, развеялись мечты. Детям пришили к спине и груди желтые шестиконечные звезды и надели на руки белые повязки с таким же символом. Всех поголовно маркировали и штамповали этим странным знаком, словно диких животных. Затем подвели к стене и стали фотографировать, в фас и в профиль. Многие ребята плакали от испуга, а военные прикрикивали на них и отвешивали подзатыльники. Когда детей наконец повели обратно к баракам, Мари не сдержалась и тихо заплакала. Уткнувшись в неизменное плечо Иссура, она повторяла одну и ту же фразу вновь и вновь:
– Почему с нами так обращаются, что мы сделали?
Их перевели в новый, деревянный барак, который оказался трехъярусным. Иссур первым вскарабкался на одну из верхних коек и подал руку подруге.
– Ты… не будешь против… спать со мной? Или тебя лучше устроить с какой-нибудь девочкой? – смущенно заламывая руки, вдруг поинтересовался мальчик. Мари закусила губу в раздумье и глянула вниз. Дети яростно расталкивали друг друга, чуть ли не дрались за удобные места. Еще никогда она не видела настолько злых, налитых кровью лиц.
– Не буду. Сам видишь, что сейчас происходит. Мне будет страшно спать с кем-то, кроме тебя.
Почему-то Мари показалось, что друг довольно ухмыльнулся.
В барак зашел военный. Возня тут же прекратилась.
– Те, кому есть четырнадцать, марш за мной на работу!
Иссур и Мари мгновенно спрыгнули с нар. К ним присоединились пара рослых парнишек и миниатюрная девчушка, глядящая на всех исподлобья. Ей по какой-то причине не отстригли волосы, и длинная челка наполовину закрывала круглое лицо.
– М-да, немного вас, однако, – удивленно пробормотал мужчина. Он обвел взглядом всех детей, подольше задержав его на «девочке с волосами». Мари показалось, что в его серых и колких как стекло глазах отразилась жалость. С чего бы это? Разве не их, бритых наголо несчастных, надо жалеть? Ей, наоборот, повезло.
Детей привели на огромную строительную площадку, где повсюду лежали груды кирпичей и валялись ржавые тележки.
– Значит так, будете складывать камни в тачки и возить вот к тому фундаменту. Если понадобится, поможете и в самом строительстве. Все ясно?
– Дядя… Ой! Господин офицер! А что здесь будут строить? – спросил вдруг один из парней. Военный взглянул на него с раздражением.
– Не вашего ума дело. Работайте больше руками, а не языком.
С этими словами он ушел, скрывшись за бараками. Делать нечего – Иссур и Мари взяли себе по тележке и принялись нагружать их кирпичами. Они оказалась весьма тяжелыми, но дети активно помогали друг другу, и вскоре у них стало весьма неплохо получаться. Партию за партией, они отвозили кирпичи к строящемуся фундаменту и возвращались обратно. У парней дела тоже шли славно. А вот у «девочки с волосами» возникли проблемы. Она возила тележку сама, без помощников, от чего быстро устала и уже на третьем заходе споткнулась и подвернула ногу. Мари тут же бросила свои дела, подбежала к девчушке и помогла подняться.
– Давай я пока буду возить кирпичи за тебя? А ты отдохни.
Девочка отбросила грязную челку назад и исподлобья взглянула на Мари.
– Ну? Ты согласна?
Девочка кивнула и постучала пальцем по сухим губам.
– Ты немая?
Еще один кивок.
Мари взяла чужую тележку за ручки и повезла к фундаменту. Возвращаясь обратно, она заметила на себе благодарный взгляд темных глаз.
Солнце медленно катилось к горизонту, а дети на строительной площадке продолжали работать. Они уже перестали считать заходы. У всех болели ноги, а на руках кровоточили мозоли. Иссур выгрузил из своей тачки последний кирпич и медленно сполз на землю от изнеможения.
– Мама… Мама, где же ты?
Вдруг прозвучал громкий свисток. Мальчик увидел, как мужчины, работающие на фундаменте, поднялись и побрели туда, откуда исходил шум. Иссур тоже встал, отыскал глазами Мари и крикнул:
– Наверное, это к нам тоже относится!
Девочка подошла к другу и крепко схватила его за руку. Они подбежали к мужчинам и пристроились сзади колонны. Вскоре дети вышли на мощеную дорогу и к ним стали подтягиваться другие рабочие. В одной из таких групп Иссур заметил маму, тоже в полосатой рубашке, с обритой головой и шестиконечной желтой звездой на груди. Он закричал от радости и яростно замахал ей рукой. Та тут же подбежала к сыну, крепко обняла и расцеловала всю его голову.
– Сыночек… Боже ты мой, как же они с тобой…
– А с тобой-то как, мама…
Несколько минут они просто шли, обнявшись, не помня себя от счастья. Вдруг Иссур спросил:
– Мама, а где папа с дедушкой?
Женщина немного ослабила объятия и посмотрела сыну в глаза.
– Папу я сегодня видела, мы даже успели немного поговорить. А вот дедушку я больше не встречала с самого нашего прибытия.
– Странно… Может, он в бараке для пожилых людей?
– Может. Но я думаю, о дедушке не стоит беспокоиться. Ему точно будет обеспечен полноценный уход.
Неожиданно зазвучала громкая музыка. Дети встали на цыпочки и вдалеке разглядели оркестр, члены которого играли веселую мелодию на саксофоне, аккордеоне и.. скрипке! Давно забытой Иссуром скрипке! Как бы он хотел взять сейчас в руку старый смычок и провести им по тонким струнам, таким родным и далеким…
– Как красиво играют! Знаешь, хоть мы и в тюрьме, но тут вполне весело! Мне даже начинает нравиться! – поделилась Мари своей радостью с другом. Она закрыла глаза и смешно танцевала под музыку, плавно двигая бедрами и выкручивая запястья. Мальчик заулыбался, восхищенно глядя на подругу.
– Что смотришь? Присоединяйся!
Иссур неумело стал дергать плечами и трясти головой. Мари громко расхохоталась и захлопала в ладоши. Люди начали оборачиваться и изумленно смотреть на необыкновенно веселую девочку. В их уставших глазах Мари прочитала безысходность и страх. Она мгновенно перестала смеяться. Вскоре толпа подошла к главным воротам, людей пересчитали, и Иссура с мамой вновь разделили по разным колоннам. Напоследок мальчик увидел ее неизменную улыбку.
На ужин детям выдали кусочек хлеба с маргарином и пресный чай с травами.
– Может, у них какой-то временный дефицит продуктов? Не может прием пищи быть таким скудным, – тихо недоумевал Иссур, разглядывая твердый ломтик. Мари стремительно поглощала свою порцию.
– В конце такого трудного дня даже мельчайшая крошка покажется блаженством, – заявила девочка с набитым ртом.
После ужина детей привели в барак и приказали ложиться спать. На нарах лежали тонкие серые одеяла с пятнами от жира. Мари поморщилась. Однако под вечер решил немного пошалить прохладный ветерок, и девочка нехотя завернулась в ткань будто гусеница в кокон. Иссур лег рядом с подругой. Горячее дыхание мальчика обожгло шею Мари.
– Эй! Ты чего удумал?
– Извини, – Иссур расстроенно повернулся на другой бок. Спустя пару минут девочке стало неловко и стыдно. Она перевернулась, занесла руку над спиной друга и через пару мгновений неуверенно опустила ее. Иссур дернулся от неожиданности и пронзил подругу ошарашенным взглядом.
– Прости, мне просто… страшно, – от смущения Мари прикрыла глаза и собралась было убрать руку. Однако друг не отодвинулся от девочки, а наоборот, крепко прижал ее к себе и шепнул:
– Не бойся, я с тобой. Этой ночью и всегда.
Засыпая, Мари все никак не могла понять, почему простые человеческие объятия греют лучше, чем созданное для этого одеяло.