– Так скажите, – неуверенно бормочу я. – Есть ли на самом деле у меня это синдром или нет?
Доктор Перри молчит пару секунд, будто раздумывая, что сказать дальше. Затем, решившись, он вздыхает и медленно произносит:
– Что ж, Эрик, думаю, и правда больше нет смысла скрывать, ведь скоро все закончится.
– Закончится? – шепчу я.
Страх тонкой паутиной начинает опутывать меня.
Доктор Перри снимает свои очки, словно они ему больше не нужны и небрежно отбрасывает их в сторону.
– Ненавижу эти очки, – произносит он. – Мне они стали ни к чему, по крайней мере, с некоторых пор. Все говорят, что они придают мне умный вид, но перед глазами все расплывается. Цена мимикрии, что поделать.
– Что… – мой голос срывается. – Что происходит?
Липкое чувство тревоги ползет по моему телу. Я понимаю: что-то не так. Инстинкт приказывает мне сорваться с места и бежать, бежать без оглядки подальше от этого кабинета и доктора Перри, который в секунду преображается в этого жуткого незнакомца.
– Знаете, – ухмыляется доктор. – Когда я рассказал вам про этот синдром, я думал вы не поверите. Однако вы так быстро проглотили весь это бред, ну еще бы, ведь его говорил такой уважаемый врач.
– Кто вы такой? – с трудом произношу я.
– Лучше спросите, кем он был. Доктор Джеймс Перри был уважаемым врачом, эту клинику открыл двадцать лет назад и всегда заботился о пациентах. Его мы приметили сразу же, как прибыли.
– Прибыли?
– Да, Эрик, прибыли. Не спрашивайте откуда, это все равно выше вашего понимания. Скажу лишь, что наш мир пал, и нам пришлось искать новый дом.
– Так вы…пришельцы? – мне кажется, что я говорю громко, но из горла доносится лишь шепот.
– Если хотите, можете называть нас так.
– И сколько вас?
– О, много миллионов. И сейчас все мои собратья потихоньку захватают ваши тела и умы.
– Так Регина, Джон и все остальные, они…
– Пришельцы, да! – почти ласково соглашается доктор Перри.
– Значит никакого синдрома у меня нет. – произношу я как во сне. – Все вокруг действительно стали незнакомцами, чужими.
– Да это так. – соглашается доктор Перри. – Мне жаль, что пришлось ввести вас в заблуждение, мы хотели провести экспансию как можно более безболезненно. Человечество бы просто потихоньку исчезло и все. Однако вы сопротивлялись нашему вторжению. В больнице, где вы очнулись после аварии, вам пытались подсадить одного из наших, но вы отторгли его. Затем Регина также пробовала сделать это, но тщетно. Когда вы попали ко мне в первый раз, я захотел узнать в чем дело. К тому времени, я уже провел ряд исследований на здешних пациентах. Оказалось, что люди с психическим заболеваниями не могут принять нас. Их мозг отторгает чужеродное. Как мы не пытались, ни в одном из пациентов наш собрат так и не прижился.
– Не прижился? – говорю я. – А что происходит с человеком, когда вы «приживаетесь» в нем?
– Он просто тихо уходит. Ни боли, ни страданий.
– То есть, он умирает?
– Если хотите. Но разве это не честь отдать свое тело кому-то более совершенному, более развитому? Мы можем привести вашу расу к абсолютной гармонии!
– Только никто не спросил нас, хотим ли мы этой гармонии! – злюсь я.
Мой голос крепнет с каждой секундой, теперь на место потрясению и страху приходит обжигающий гнев.
– Люди всегда сопротивляются новому. – усмехается доктор Перри. – Это мы успели понять по вам. Но жизнь развивается и настала пора перемен, как для вас, так и для нас. На данный момент почти все население планеты Земля захвачено нами.
– Нет, не все! – бросаю я. – Вы сами сказали, что люди с психическими заболеваниями не могут принять вас, вам их не поработить!
– Да, это так. – вздыхает доктор Перри. – Мы хотели все сделать без насилия, но к сожалению, чтобы экспансия завершилась самым лучшим образом, нам придется запачкать руки.
– Запачкать руки? – побледнев, переспрашиваю я.
Гнев угасает и холодок ужаса начинает подниматься по моей спине.
– Да, – удрученно продолжает доктор. – Ваши тела очень ценны, они стали сосудами для чего-то прекрасного! Но, если мы не можем спасти вас от вас самих, боюсь, придется вас просто уничтожить.
Сзади бесшумно подходят два уже хорошо знакомых мне санитара и встают по обе стороны от меня. Доктор Перри достает из кармана халата шприц и флакон с мутноватой белой жидкостью.
– Простите за этот грубый прием, но у нас нет выхода. – с сожалением вздыхает доктор. – Вы сами нас его лишили.
Он неторопливо начинает набирать препарат в шприц. Я вдруг абсолютно четко осознаю, что мне не выбраться из этого кабинета. На меня накатывает странное спокойствие. Может это шок, а может принятие неизбежного. Понимая, что осталось мне недолго, я спрашиваю:
– Почему вы не смогли подсадить вашего «собрата» ко мне? Ведь оказалось, что у меня нет психического заболевания!
Доктор Перри на секунду отвлекается от своего занятия и с интересом смотрит на меня.
– Хороший вопрос, Эрик! – хвалит меня доктор, как хорошего ученика. – Когда вы попали ко мне, я, как уже сказал, решил понять в чем дело. Ваши анализы показали, что у вас наследственное заболевание, хорея Хантингтона. К сорока-пятидесяти годам у вас стали бы появляться признаки: непроизвольные движения, нарушение походки и речи, а также изменения психики. Именно из-за этой болезни, сидящей в вас и выжидающей удобного момента, чтобы напасть, мы и не смогли прикрепиться к вам. Хорея Хантингтона через пару десятков лет лишила бы вас способности самостоятельно передвигаться и обслуживать себя, поэтому то, что я собираюсь сделать, можно считать своего рода милосердием.
Я пытаюсь осознать все, что мне рассказал это странный не-человек. Мои мысли текут медленно, словно через туман. Затем я думаю о Люке.
– Значит, – говорю я. – Все, кто находятся здесь, умрут?
– Эрик, это не смерть. – мягко улыбается мне доктор Перри. – Ну, по крайней мере, не в вашем привычном понимании. Эти люди страдают, кто-то недавно, а кто-то всю жизнь. Мы лишь спасаем их…
– От них самих. – продолжаю я его недавнюю фразу.
– Именно так. Мне было очень интересно поговорить с вами, Эрик, но, боюсь пришла пора прощаться.
На лице доктора Перри на секунду мелькает жалость, когда он подает знак санитарам. С двух сторон на мои плечи опускаются тяжелые руки.
Это ставит точку.