Меня выпускают из больницы на следующий день, и я чувствую себя еще более разбитым, чем когда меня вели санитары.
3.
Несколько дней после этого мы с Региной ходим вокруг друг друга на цыпочках. Наматывая круги, каждый из нас пытается смириться с новым положением вещей. Регина привыкает ко мне новому: недоверчивому, пристально вглядывающемуся в ее глаза. Я стараюсь не слушать свой разум, говорящий, что все неправильно, все ложь.
Наконец приходит день выхода на работу. Я жду не дождусь, когда смогу сбежать из этих душных стен еще недавно любимой квартиры.
Впервые за три недели я чувствую прилив сил, когда бодро шагаю пешком до архитектурной фирмы, в которой я работаю. В очередной раз благодарю судьбу, что она находится в паре кварталов от моего дома, что дает мне возможность немного прогуляться.
Несмотря на слабую тупую боль в ребрах, последний привет от аварии, я жадно вдыхаю теплый сентябрьский воздух. Чувствую, что губы сами собой растягиваются в улыбке. Может, еще все образуется?
Впереди я вижу высокий стеклянный небоскреб, от граней которого отражается осеннее солнце. При взгляде на него сердце немного сжимается, сегодня здание нашей архитектурной фирмы особенно прекрасно.
Едва я поднимаюсь на тринадцатый этаж, где располагается мой офис, как ко мне с распростертыми объятиями подходит Джон, мой лучший друг и коллега.
– Эрик, дружище, ну как ты? – громогласно спрашивает он на весь офис.
Он всегда такой, веселый и громкий. Сколько раз, находясь на работе или сидя с ним в пабе, я просил его быть потише, но все без толку. Стиснув меня в медвежьих объятиях, он привлекает к нам еще большее внимание.
Аккуратно отстранившись, я замечаю, что его, обычно светлую, кожу сейчас покрывает ровный коричневый загар.
– Жаль, что я был в Италии, когда ты попал в больницу. – заметив мой взгляд, быстро произносит Джон. – Не смог тебя навестить.
Затем он понижает голос, что для него, как я сказал, абсолютно несвойственно:
– Может поговорим в моем кабинете?
Мы заходим в его кабинет, и Джон, немного помявшись, осторожно говорит:
– Мне звонила Регина и рассказала о…твоей проблеме.
– Ты о синдроме Капгра? – вздыхаю я.
– Не помню точно, но это правда, что тебе кажется, что Регину подменил двойник?
С его слов это кажется полным бредом, и я обреченно киваю.
– Вот это да, приятель… – протягивает Джон.
Он не успевает добавить что-то еще, потому что в кабинет стучится Ева, секретарь Джона.
– Джон, на второй линии звонок от мистера Коллинза. – приятным низким голосом произносит она.
Секретарь друга просто красотка, что тут скажешь. Волосы цвета черного дерева всегда уложены в затейливую прическу, ни один волосок не выбивается. Зеленые глаза скрываются за очками в роговой оправе, которые делают их еще ярче. Черное узкое платье обтягивает ее как перчатка. Я спрашивал Джона, не крутит ли он с ней роман, но тот всегда отмахивался, мол «слишком это сложно, встречаться с коллегой».
Ева замечает меня и приветливо произносит:
– Привет Эрик, рада, что ты поправился!
Я не могу отвести от нее взгляд. Но не из-за кокетливой улыбки, а из-за странного выражения болезненного возбуждения, мелькнувшего на секунду в ее глазах и резко испугавшего меня.
Она работает у Джона уже два года, но я никогда не замечал у нее такого взгляда. С ужасом осознаю, что это не Ева, а затем, что мой синдром, похоже, прогрессирует.
Не дождавшись от меня ответа, Ева странно смотрит на меня и выходит за дверь.
Покрываясь холодным потом, я прочищаю горло и осторожно спрашиваю у Джона:
– Тебе не показалось, что Ева…как-то странно посмотрела на меня?
– Странно посмотрела? – Джон бросает на меня внимательный взгляд. – Эрик, ты точно сможешь выйти на работу?
Быстро осознав, что выгляжу как безумец, я натягиваю лучшую свою улыбку.
– Конечно, друг, мне просто показалось, не бери в голову.
Я выхожу из кабинета Джона, провожаемый его настороженным взглядом.
***
Я еще не раз за сегодняшний день ловлю на себе пристальные взгляды моих коллег. Я подозреваю, что Ева уже всем разнесла новость о моем странном поведении.
Я мечтал вырваться из дома, скорее приступить к работе и отвлечься, но теперь единственное мое желание – сбежать. Еле досидев до конца дня и не сделав ничего полезного, я вскакиваю и стремительно выхожу из стеклянной клетки моего офиса. Идти домой мне совсем не хочется, и я решаю немного прогуляться в парке.
Там, сидя на скамейке, я наконец расслабляюсь и, впервые за несколько часов, начинаю дышать ровнее. Как хорошо, когда тебя окружают незнакомцы, которые не представляют угрозы. Закрываю глаза и погружаюсь в блаженное спокойствие. Однако мое облегчение длится не долго.
– Эрик? Эрик Харрис? – неожиданно раздается голос рядом со мной.
Со вздохом поднимаю голову, готовясь к худшему. Передо мной стоит Мэттью Гибсон, мой старый друг из прошлого. Мы вместе учились в университете, но затем разъехались. Не общались мы уже несколько лет. Он почти не изменился, все такой же высоченный и жилистый, разве что добавилась пара морщин.
– Мэттью, сто лет не виделись! – как можно дружелюбнее отвечаю я.
Хотя сейчас я предпочел бы побыть один, видеть старого друга мне приятно. Когда-то мы были не разлей вода.
– Как поживаешь, старина? – улыбаясь, спрашиваю я.
Мэттью начинает рассказывать мне, как течет его жизнь, что он в городе по делам его архитектурной фирмы, что он недавно женился. Я стараюсь сосредоточиться на его словах, но они начинают медленно расплываться, проходить мимо моего сознания. Неужели его лицо всегда было таким отталкивающим? Его глаза горят каким-то лихорадочным блеском, или это мне только кажется? Я изо всех сил стараюсь не дать своему проклятому синдрому вновь запудрить мне мозги, но не преуспеваю.
Наконец, Мэттью замечает, что я почти не слушаю, и выражение его лица всего на секунду становится жестоким и, брезгливым, что ли. Это окончательно убеждает меня, что это не мой старый друг.
Я резко вскакиваю со скамейки и, пробормотав какие-то скомканные извинения, поспешно ретируюсь из парка. От моего недавнего спокойствия не осталось и следа. Шагая домой, я чувствую, как сильно колотится мое сердце. Тревога вновь сжимает меня в своих тисках, из каждого угла мерещится угроза.
Ворвавшись в свою квартиру, я понимаю, что весь путь от парка до дома практически не дышал. Постояв пару минут в прихожей, я немного расслабляюсь.