Миг, ради которого стоит жить
Марко едва открыл глаза и тут же вскочил на ноги. Сегодня самый грандиозный спектакль в его жизни. Правда, весьма спорный, но тут уже ничего не поделаешь. Марко умел получать удовольствие от того, что есть.
Похоже, что вся труппа разделяла его эмоции. Фридрих был в приподнятом настроении в предвкушении своего "величайшего триумфа или не менее великого позора" – так он выразился.
Анри и Лина-Лин трещали наперебой. И довольно сложно было отличить, кто из них переодетая в мужскую одежду девушка. На Кошке не было и следа вчерашних проблем. А кольцо на пальце блестело солнечными камушками, обещая всем защиту от Проклятья.
Джен был, разумеется, мрачен. Но если представить специальную шкалу, измеряющую обычное настроение наемника от "слегка мрачен" до "убийственно мрачен", то сегодня стрелка указывала на "слегка" или даже "очаровательно мрачен". И это было отлично, потому что чаще всего она перемещалась между "подозрительно мрачен", "высокомерно мрачен", "меланхолично мрачен" и "я-вас-всех-ненавижу-мрачен".
К завтраку в просторном холле из замка пришел Гвендель, чтобы пожелать им удачи. Даже Джулия забежала ненадолго. За столом все оживленно болтали, не смотря на то, что Фридрих запретил своим актерам пить эль до спектакля. Лина-Лин горестно вздохнула по этому поводу.
– Котенок, – ласково обратился к ней Гвен, – если во время спектакля я хоть на секунду поверю, что ты – девушка, с меня бочка цветочного вина.
Кошка в ответ поднесла два пальца ко рту, чтобы изобразить рвотные позывы.
– Василечек, – сладко ответила она после этого, – я понимаю, что женские роли – это предел твоих мечтаний. Но завидуй молча.
В честь великого праздника, Правитель погибшего города был одет в ярко синий, как его глаза, жилет, вышитый тонкой золотой нитью. Волосы были убраны золотыми заколками рукой искусного парикмахера. Неужели он захватил все это из Погибшего города, прежде, чем его покинуть? От этой мысли Марко стало не по себе. Хотя, Гвен, в принципе, был человеком-загадкой.
Джулия так и косила на него глаза, не скрывая интереса. Джениус упорно делал вид, что его это нисколько не трогает. Странно все-таки, что его жена уже второй раз ненароком встретилась на их пути. Марко не верил в случайности. Но опасений эта рыжая стерва у него почему-то не вызывала. Может, все дело в любви? По мнению Марко, то, что происходило между Джениусом и Джулией, мало напоминало любовь. Но не ему судить.
– Обожаю мальчиков, переодетых в женские платья! – радостно воскликнула Джулия. – И особенно любовные сцены. Я всегда помню, что героиня – на самом деле герой. Анри, тебе приходилось целоваться на спектакле?
– Все поцелуи на сцене ненастоящие, постановочные. – снисходительно объяснил Фридрих.
Рыжая девушка разочарованно вздохнула.
– Не все, – хитро шепнул ей на ухо Анри, пока Фридрих на него не смотрел.
Джулия хихикнула.
Так в увеселительных беседах прошло их утро. Потом они неспешно одевались, красили лица и Шенена, повторяли и без того въевшиеся в память слова.
Марко что-то напевал, нанося грим. Ему не терпелось выйти на сцену.
Шкала в настроении Джениуса поднялась аж до "мрачного веселья", когда Лина-Лин подложила уснувшему на куче костюмов Анри висельника с декораций. Бедняга спросонья пришел в нетеатральный ужас.
Шенен, как обычно, репетировал статую. Стоял на стуле, не двигаясь. Казалось, он даже не дышал. Марко периодически полностью забывал о его присутствии в помещении и вздрагивал, когда статуя подавала признаки жизни.
Лина-Лин переоделась в Онори для первой сцены. Как же она была хороша в изящном светлом платье. Парик с длинными белыми волосами невероятно преображал ее лицо. Неужели кто-то из труппы до сих пор может думать, что Ли – мальчишка?
Кошка повернулась, почувствовав пристальный взгляд наемника. Марко поспешно изобразил скучающий вид.
Шикарную церемонию Посвящения им пришлось наблюдать сзади через щели между досками. Для артистов сколотили просторное помещение за сценой. Здесь пока был только "Зеленый гусь" и еще одна труппа в костюмах членов Ордена. Среди них был даже некто, изображающий Верховного Хранителя в гигантской нелепой шляпе.
– Могли бы кого-нибудь посимпатичнее найти на эту роль, – недовольно пробурчала Кошка.
– Это не важно, как он выглядит, – возразил Фридрих. – Хорошая игра так преображает человека, что даже последний урод может казаться красавцем.
– Ничто и никогда не преобразит эти красные уши, торчащие в разные стороны. – Кошка упорно отказывалась верить в силу искусства.
Марко изо всех сил пытался увидеть церемонию посвящения. Но в щели разглядел только много-много людей в белых балахонах со свечами в руках.
А за ними – толпа. Огромная, благоговейно притихшая толпа. Это были его будущие зрители.
На трибуне, тщательно отделенной и высоко приподнятой над простым людом, сидел церемониальный костюм Хранителя. Сам Данте, наверное, тоже присутствовал в своем костюме, но из-за огромной белой высокой шапки и широких плеч мантии казался почти незаметным. По рядам трибуны чинно расселись Старейшины и другие заслуженные члены Ордена.
В конце концов, Марко приноровился смотреть через щели, время от времени меняя угол обзора. С жадностью он наблюдал за выступлением разных артистов и все больше убеждался, что сцена – это то, чем он мечтает заниматься всю жизнь.
– Я весь потный в этом костюме дерева. – Недовольно произнес Джениус. – Когда наш выход?
– Не бойся, со сцены запахов не слышно. – успокоил его Фридрих.
В помещение для артистов зашел Гвендель. Он был уже в другой одежде. Довольно странной, между прочим. Ярко фиолетовый бархатный камзол, куча каких-то золотых цепочек, штаны из зеленого бархата. Даже для этого человека слишком.
– Проходи, Гвендель, – приветливо сказал Фридрих и затем обратился ко всем. – У меня для вас новость, ребята. Я заметил, что из-за слишком долгих и частых репетиций, наш спектакль стал чересчур гладким и причесанным. Таким идеальным, что аж тошнит. Я решил вернуть ему дух импровизации.
Режиссер довольно улыбнулся и потер руки.
– Я ввожу в пьесу нового персонажа. Господин Гвендель милостиво предложил нам свои услуги в качестве актера.
Марко подумал, что ослышался. Он молча переводил взгляд с разодетого черноволосого красавца на Фридриха и обратно. Наемник ждал, что кто-то из них скажет "Да ладно, ребят, это шутка". Марко даже уже был готов рассмеяться после этой фразы.
– Мы через полчаса выходим на сцену, – медленно протянул Джонни, непонимающе глядя на своего руководителя. – как же… без репетиций…
– Он же мужскую роль будет играть, да? – Анри интересовала только возможная конкуренция.
Мердок подошел к Фридриху, протянул руку и спокойно проговорил:
– Дай сценарный план.
Режиссер действительно достал из камзола пару крупно исписанных листов. И протянул их Мердоку, ласково потрепав его по плечу.
Это была не шутка. Гвендель будет играть. Нет, ничего удивительного в этом, конечно же, не было. Марко помнил, что почти все их спектакли строились на импровизации. В сценарном плане Фридрих писал, кто когда выходит, и что должно происходить на сцене, а текст они придумывали по ходу. Удачные куски запоминали и переносили в следующий показ. Но ведь сегодня был совсем особенный спектакль…
– Переживать не из-за чего, – спокойно объявил Мердок, – Гвендель появляется всего в трех сценах. Он играет романтически влюбленного юношу-поэта.
– В кого влюбленного? – кокетливо спросил Анри.
– В тебя, милый, в тебя! – отмахнулся от него Фридрих и обратился ко всем. – Театр должен быть живым! Я прослушал господина Гвенделя. Уверяю вас, он отличный актер. Необходимость реагировать на нового персонажа выведет вас из скорлупы заученных текстов.
– А Верховный Хранитель знает, что его дорогой наизнатнейший друг опустился до игры в театре? – Кисло поинтересовалась Лина-Лин то ли у Гвена, то ли у Фридриха.
– Я решил сделать ему сюрприз. – довольно улыбнулся Правитель Погибшего города. – Думаю, это его развеселит. А то, похоже, он получил не самые приятные известия от своей жены и ходит хмурый.
Лина-Лин отвернулась, не выдержав насмешливого взгляда. Марко почувствовал смесь ревности и брезгливости от такой ее реакции. Похоже, Гвен откуда-то знает про связь Ли с Данте.
Но сейчас важнее всего было выяснить, как персонаж Марко – служанка – должен относиться к пылко влюбленному поэту.
Последние полчаса перед выступление прошли очень бурно – все выхватывали друг у друга сценарный план, задавали вопросы Фридриху и Гвенделю, придумывали отдельные реплики, иногда все вместе разражались веселым смехом.
Только Дерево и Статуя не разделяли общей суеты. Им было все равно кого там еще ввели в пьесу. Шенен не выходил из своей гармонической медитации, стоя на стуле. А Джениус пытался сделать глоток воды, не выколов при этом себе глаз одной из собственных веток.
Наконец, словно во сне, Марко услышал, как глашатаи объявили:
– Театрик "Зеленый гусь" господина Фридриха представляет вашему вниманию спектакль "Свет Онори, Тьма Нинель". Марко не смог не улыбнуться в очередной раз этому взятому от балды названию.
Все замерли у выходов к сцене с двух сторон. Напряжение с приятным предвкушением читалось на лицах актеров. У Лины-Лин горели щеки и глаза, обтянутая шелком белого платья грудь вздымалась от частого дыхания.
Интересно, она так волнуется перед спектаклем или перед тем, как предстать взору Хранителя? Да нет же, совсем не интересно. Марко отвел взгляд. Он вновь досадовал на себя за эти мысли.
Шенен выглядел таким одухотворенным. Каким бы небесным созданием он ни был, но он явно любил сцену. Даже Джениус, похоже, только делал вид, что ненавидит играть и его раздражает все происходящее.
Под чистую игру музыкантов Ордена, на сцену вышла богиня Онори. Декорации сменились на красоты Нави, которые изобразил местный художник. Хорошо направленный луч света, отраженный зеркалами, изобразил сияние вокруг девушки. В толпе пронесся восхищенный ропот. И очень быстро все замолчали, чтобы не пропустить ни слова.
Онори заговорила, заняв свой хрустальный трон. Голос Лины-Лин звучал мягко и неестественно громко – Ордену был известен секрет механической подзвучки во время представлений.
Богиня сокрушалась по поводу людей, которым судьба дает все – и богатство, и здоровье, и любовь, но они не радуются своему счастью, а грешат и творят темные дела. Одну из таких историй Онори предлагала посмотреть уважаемым гостям праздника.
После этого все, в том числе и Марко, выбежали на сцену и под веселую музыку началось шаривари – песня, танцы, Мердок жонглировал цветными шарами, Фридрих кидал обручи, Анри разбрасывал цветы из корзинки, Джонни вынес и поставил на пьедестал статую-Шенена. Гвендель, ко всеобщему удивлению, показывал фокусы с огнем. В какой-то момент Марко испугался, что сейчас загорится его парик.
Декорации сменились на комнату-будуар. Это было знаком к началу действия. Все лишние на время исчезли со сцены, осталась только скучающая знатная дама Анри в своем роскошном наряде и служанка, обмахивающая ее веером. Да еще декорации – дерево и статуя.
Марко махал веером не глядя, глаза его жадно впились в публику. Столько взоров, устремленных на него. И полная тишина, в которой должны прозвучать его, точнее служанки, первые слова. От восторга у наемника мурашки бежали по телу. Он набрал в грудь побольше воздуха и начал:
– Я передала вашу записку, леди Анжелика! И, скажу вам, адресат был рад чрезвычайно!
И время для Марко перестало течь. Он играл, и больше ничего в этом мире не было важно.
Это полный провал
Лина-Лин быстро переодевалась за сценой в костюм богини Нинель. Она до сих пор не могла понять, как этот напыщенный и расфуфыренный Гвендель смог уговорить Фридриха испортить их спектакль. Совершенно не понятно, зачем он влез в то, что никак его не касается. Да еще своими дурацкими огненными фокусами отвлек внимание от ее плавного и красивого танца богини Онори.
Кошка оглянулась в поисках кого-нибудь, кто зашнурует ей корсет.
– Я помогу, – сладко улыбнулся проходивший мимо Гвен.
Лина-Лин хотело было кинуть презрительное "я сама", но так как это было невозможно, она неохотно и молча повернулась спиной к Гвенделю.
– Я часто шнурую корсет своей жене, – промурлыкал Гвен.
"Которая умерла в погибшем городе" – закончила про себя девушка. Ей все еще было совершенно не понятно, почему этот господин отказывался признавать смерть своей семьи и своего народа, но, в целом, это было его личное дело.
Она чувствовала, как уверенно и мягко его пальцы управляются с шнуровкой.
– И все-таки, что заставило такого важного господина, как вы, заняться столь недостойным ремеслом? – спросила Кошка, не скрывая сарказма.
– А что заставило тебя, Котенок, – ласково начал Гвен, – пренебречь святыми правилами театра, которые запрещают женщинам играть, и выйти на сцену в этом роскошном одеянии?
С этими словами Гвендель воодрузил на ее плечи большой стоячий воротник Нинель и принялся его закреплять.
Лина-Лин сжала зубы. Потом медленно выдохнула, уговаривая себя не раздражаться.
– Это нелепые правила, – ровно ответила она.
– Разумеется, – послушно согласился Гендель, – уверен, если открыть правду Фридриху и всей его труппе, они скажут точно так же…
Девушка молчала, не зная, что ответить на эту почти прямую угрозу. Он как ни в чем не бывало поменял ей белый парик на черный.
– О, не бойся, дорогая, я никому ничего не скажу. И даже отвечу на твой вопрос. Считай, у нас одинаковые причины, почему мы вышли на сцену. Привлечь внимание Верховного Хранителя Данте.
С этими словами он подмигнул Кошке, водрузил на ее голову черную корону Нинель, и пошел к кулисам.
Это был самый невыносимый человек, которого она встречала. Даже ее первый муж не был таким назойливым и раздражающим.
Лина-Лин была полностью одета в свое черное одеяние с длинным шлейфом. И только сейчас она заметила, что все замерли у щелей, высматривая что же происходит на сцене.
Там уже появился Джонни в виде незадачливого любовника, Лина-Лин слышала текст и даже не глядя понимала, что играют они прекрасно.
Но все же что-то было не так. Она тоже подошла к одной из щелок и, встав на цыпочки, заглянула через плечо напряженного, как камень, Фридриха.
Служанка как раз говорила одну из любимых шуток Лины-Лин. И тут девушка поняла, что не так.
Никто не смеялся. Народ в полной тишине взирал на происходящее на сцене. Наверное, искал в этом глубокий божественный смысл. Или же им просто было не смешно.
На трибуне Ордена все сидели с каменными лицами. Периодически кто-нибудь из Хранителей аккуратно поворачивал голову в сторону Данте, пытаясь понять его реакцию. Но тот был невозмутим, ничего не читалось на его лице, когда он этого не хотел.
Когда ожила статуя-Шенен, народ немного ожил тоже, слегка пошумели, кто-то вскрикнул от неожиданности, и вскоре снова воцарилась тишь да гладь. Никто не ожидал увидеть на Неделе Ордена смешную комедию. И никто не смеялся.
После первой сцены с любовником был выход Лины-Лин. Жуткие декорации вызвали общий ропот, а сама богиня Нинель появлялась из дыма. Девушка старалась не дышать пока шла, чтобы не раскашляться на сцене. К счастью, ветер быстро развеял дым.
– Так легко угодить во Тьму, – начала она железным голосом, – я жду вас там, ничтожные жалкие души, полные мелких страстишек!
Кошка говорила свою речь с полным воодушевлением, забывая на время даже о Данте, сидящим перед ней. Пока прямо во время ее монолога на сцене не появился Гвендель. Перебив Лину-Лин, он начал читать стихи.
И теперь зрители не услышат прекрасный конец ее зловещей речи.
– Чего тебе здесь нужно, жалкий смертный? – спросила она его с ненавистью. Ей даже не пришлось играть.
– О, богиня! – почтительно поклонился он, но даже сейчас Лина-Лин слышала в его голосе насмешку. – Я бедный поэт. И я прошел все миры в поисках любви, но так и не нашел.
– Не там ты ищешь любовь, бедный поэт, – злобно усмехнулась она.
Ну и что ей дальше с ним делать? С этим появившемся не по сценарию шутом…
– Ты потревожил мой покой, смертный! – холодно провозгласила девушка.
У нее едва не вырвалась фраза "И прервал мой прекрасный монолог!"
– Прости, о божественная! Я искал богиню Нинель, чтобы на коленях умолять ее одарить меня любовью, которая преобразит мое жалкое существование!
– Мою сестрицу? – с презрением отозвалась Кошка. – Не стоит ходить так далеко. Моя темнейшая милость преподнесет тебе этот дар.
– Неужели? – усомнился Гвен снова с насмешкой.
Но тут же бухнулся на колени, чтобы не выходить из образа.
– О, верь мне, мальчик, – ответила Лиина-Лин, сверля его ядовитым взглядом. – Выйдя из моего царства, увидишь ты прекрасную деву, имя ей Анжелика. К ней воспылаешь ты самыми волшебными чувствами.
– О, великая! – с преувеличенным восторгом воскликнул Василечек и припал губами к подолу ее платья.
Кошка вырвала платье из его рук презрительным жестом и отошла, бормоча что-то про недстойных смертных, пускающих слюни на ее прекрасные платья.
Затем она обратилась к зрителям:
– Жалкий юноша не знает, что иная любовь неизмеримо хуже, чем проклятье. Он полюбит Анжелику, которая не ответит ему взаимностью. Более того, она жената и у нее есть любовник. Для вас, убогие смертные, нет ничего мучительней несчастной любви, которая заставляет страдать от ревности. Может кто знает, каково это любить замужнюю женщину? Или женатого мужчину?
Произнося последнюю фразу, она не сводила взгляда с Верховного Хранителя.
– Куда может привести такая любовь? – тихо спросила она, обращаясь только к Данте. – Прямиком в мое царство. В царство Тьмы.
И девушка ушла, гордо, величественно, не выходя из образа. Хотя от осознания только что произнесенных фраз ей стало сильно не по себе.
Как бы то ни было, она справилась с задачей и кознями Гвенделя.
– Молодец, Ли. – Кивнул ей Фридрих за кулисами. – Ты был настоящим. Настоящей.
Немного придя в себя, Лина-Лин снова приникла к щели между досок. Юноша-поэт, одаренный сомнительной любовью, вел диалог с леди Анжеликой. Он был так искренен и нелеп в своих возвышенных чувствах, а Анри так цинично ему отвечал. Но вскоре и Гвендель слегка вышел из образа и начал отзываться остротами на остроты в своей привычной манере.
Лина-Лин услышала редкие смешки.
– Ну не дура ли? – Спросил Гвен у дерева, ткнув его локтем.
– Дура, – неожиданно согласилось всегда молчавшее дерево.
Кошка и Марко переглянулись и прыснули.
Поэт и Анжелика продолжали перепалку, во время которой Гвен несколько раз довольно дерзко притянул даму к себе, а дама не слишком-то сопротивлялась.
К тому моменту, когда Гвендель в пикантной сцене получил по голове от статуи, которая тут же сделала вид, что не причем, смеялись все.
Даже Данте довольно улыбался и слегка посмеивался в особо удачных местах. Глядя на него, развеселились и почтенные Хранители.
Дальше спектакль шел как по маслу. Народ замолкал, чтобы услышать следующую фразу, и тут же опять разражался смехом.
Лина-Лин еще несколько раз переоделась, чтобы изобразить противостояние Света и Тьмы. Во время ее выходов люди вспоминали, куда и зачем они пришли, но тут же снова забывали, глядя на нелепых поклонников леди Анжелики.
Заглянув в сценарный план, Лина-Лин выяснила, что финал несколько изменился. Теперь счастливый конец включал в себя спасение поэта от проклятья Нинель.
Богиня Света одарила поэта настоящей любовью, и он воспылал страстными чувствами к служанке. Зрители с восторгом встретили такой союз, потому что оба героя невероятно полюбились им за это время. На радость зрителям, Гвен и Марко звучно поцеловались, и поэт унес служанку за кулисы на руках. Хотя это было далеко не просто.
Онори сказала заключительные нравоучительные слова, заиграла музыка, все запели песню. Лина-Лин не упустила случая станцевать на переднем плане свой красивый танец богини, но, похоже, зрители смотрели на отплясывающих в паре Гвена с Марко и на Анри с Фридрихом с другой стороны. Когда в очень странный танец пустились дерево со статуей, у Кошки вовсе не осталось шансов, и она печально утанцевала на задний план.
Это был успех. Полный и абсолютный успех. Какую бы ерунду они не показывали, зрителям это понравилось. Сам Верховный Хранитель хлопал им из своей ложи. И Кошка знала, что львиная часть его аплодисментов предназначена ей. Это еще больше усиливало ее эйфорию после спектакля.
За кулисами все обнимались со всеми. Лина-Лин сняла глазастую корону и с удовольствием окунулась в этот водоворот. В какой-то момент она обнаружила себя обнимающейся с Гвенделем и тут же отпрянула. Но все же стоит признать, он изменил этот спектакль в лучшую сторону. И Василечек был первым, кто заставил зрителей засмеяться. И даже Данте… Ему наверняка понравилось, как играл его дорогой друг…
Лина-Лин заметила слезу, стекающую по щеке Фридриха, для него это, возможно, один из самых важных дней в жизни. Джениус улыбался. Она протерла глаза. Нет, не показалось, ее суровый брат поддался общему эмоциональному подъему. Интересно, а что чувствует Шенен? Наверняка даже их воспитанник что-то сейчас чувствует. Она огляделась в поисках посланника Небес, но его нигде не было.
– Шенен! – позвала она.
Джениус подошел к сестре, тревожно оглядываясь
– Где святоша, провались он в ад! – прорычал он.
От его былой веселости не осталось и следа.
И тут Кошка почувствовала едва уловимый запах серы.
– Провались он в ад? – тихо повторила она, идя на запах. – Не самое удачное ругательство, брат.
Прекратив обниматься, все артисты провожали ее взглядом. До них тоже начало доходить, что Шенен никого не пачкает белой краской во время объятий, только потому, что его нет. За кулисы шумной толпой забежали танцовщицы.
– Тихо! – резко сказала им Лина-Лин.
Девушки в нерешительности остановились.
Кошка уже включила все свои животные инстинкты, и легкий запах серы превратился в вонь. Она встала на четвереньки, и приложило ухо к земле. Почувствовала вибрацию и все поняла.
– Шенена забрали те уроды. – сказала она, вставая с колен. – Птицелюди.
Всю веселившуюся минуту назад труппу будто водой окатили. Они стояли на своих местах, переглядываясь между собой.
Фридрих неуверенно потянулся к своему бутафорскому мечу.
– Птице…кто? – почти жалобно спросил Анри.
– Чего мы стоим? Они не могли далеко уйти! – Мердок первый избавился от оцепенения.
– Они вообще не могли уйти. – горько усмехнулся Гвендель. – И они никуда не уходили. В этом-то и проблема.
– Открыли темный портал и утащили его, пока все отвлеклись.
Лина-Лин удивленно подняла голову. Последнюю фразу очень уверенно произнесла Джулия. Ей-то откуда известно?
Стоявшие вблизи танцовщицы тоже ошарашено смотрели то на свою рыжую подругу, то на землю, где, в общем-то, не было никаких следов.
Джулия окинула всех своим обычным насмешливым взглядом.
– Да шучу я, ваш Шенен наверняка просто пошел пописать, а вы тут стоите, как примороженные. Девочки, пойдем на сцену.
Танцовщицы, успокоившись, потянулись к кулисам.
– Потом поговорим, – шепнула Джулия Лине-Лин по дороге.
– Стой, Рыжая сволочь. – Джениус схватил ее за руку. – Если ты что-то знаешь – говори немедленно!
Глаза Кошкиного брата пылали тихим гневом. Он готов был сейчас убить любого, кого заподозрил бы в пропаже Шенена.
Джулия совсем не боялась его. Она только улыбнулась и с легким раздражением высвободила руку.
– Пусти меня, говорящее дерево, я должна выступить, потом поговорим.
Она ушла, а Джениус не стал ее удерживать. Похоже, он знал, что силой от Джулии ничего не добьешься. Вместо этого он начал снимать с себя костюм дерева.
– Фридрих, ребята, – поникшим голосом обратился Марко к труппе Зеленого гуся, – случилось то, чего мы пытались избежать, скрываясь среди вас и прикидываясь актерами. Отправляйтесь к себе, а мы займемся поисками Шенена.
– Мы с вами, – твердо ответил режиссер.
Все остальные члены труппы молчали, но всем своим видом высказывали согласие.
– Нам сейчас предстоит встретиться с Хранителем. Он не одобрит, что мы вмешиваем вас в это дело. – Встряла Лина-Лин.
Ребята переглянулись и, поколебавшись немного, отправились к выходу.
– Вы всегда можете на нас рассчитывать, – сказал Фридрих Марко и крепко сжал его плечо.
– Спасибо, Фридрих, ты очень много сделал для нас. Для меня. – Глухо ответил наемник и крепко сжал друга в объятьях.
– Не смей говорить так, будто прощаешься, – покачал головой Фридрих.
Когда дверь за ними закрылась, Лина-Лин опустилась на пол. Силы будто разом покинули ее. Что они сделают с Шененом? Что скажет Данте? Они подвели его, предали…
– Соберись, – грозно приказал ей брат.
Она кивнула, но не двинулась с места. Они потеряли Шенни. Упустили. И так глупо. Все они с головой погрузились в земной успех, забыв о главном. Мир на грани, а они самозабвенно обнимались, радуясь громким аплодисментам. Идиоты.
– Как нам связаться с Данте? – услышала девушка голос Марко. – Он еще несколько часов должен сидеть на церемонии.
В помещение для артистов заметно стемнело, и Лина-Лин заставила себя встать, чтобы зажечь факелы. Руки слегка подрагивали.
– Я попробую его вызвать, – сказал Гвендель. – Только не сюда, здесь проходной двор.
И он пошел к двери. Марко быстро стянул одежду служанки, влез в рубашку с брюками и кинулся за ним. Лина-Лин поставила на место так и незажженный факел, чуть задержалась, чтобы сделать глубокий вдох и выдох, и вышла следом за Лапулей. Не время раскисать. Надо действовать.