Еще один важный вопрос
– Здесь по-настоящему хорошо. Я пишу памфлеты на Короля, сидя на берегу моря. С помощью твоего артефакта, я смогу распространить их по Великому Королевству, не покидая поместья. И еще здесь волшебно пахнет цветами. Что это за сорт роз? Я хочу взять ростки для Флаверна и засадить ими несколько центральных клумб.
Хранитель Данте слушал своего друга вполуха, пытаясь разобраться в письмах. Они все утро сидели вместе с Гвенделем в беседке с видом на море, занимаясь каждый своими делами.
– А еще мне нравятся твои наемники. – Продолжал Гвен. – Ты не говорил мне, кто они на самом деле.
Данте кинул беглый взгляд на черноволосого мага. Как он узнал? Хотя, это, неудивительно. С Герцогом Бертраном он, кажется, был знаком лично. Да и отца Марко видел не раз.
– Хотел тебя удивить, – ответил Хранитель.
– Тебе это удалось. И твоя Кошка – просто прелестное создание. Герцогини ее возраста вышивают крестиком и учатся правильно держать веер. А она отлично управляется с арбалетом и одолевает меня язвительными замечаниями. Других талантов я, правда, пока не заметил, но не сомневаюсь, что они есть.
Хранитель Данте усердно читал письмо от управляющего замка в Столице. И не понимал ни единой строчки.
– Например, у нее есть редкий талант молчать, когда кто-то рядом занят важными делами. – Вздохнул Данте и отложил письмо.
– В жизни не поверю, – хмыкнул Гвен.
Да, Данте действительно соврал, за Линой-Лин и правда не наблюдалось такого таланта. Самым важным делом в жизни Хранителя она считала себя. И в чем-то, возможно, была права.
– Скажи мне, ты видел спектакль «Зеленого гуся»? – вспомнил Данте. – Никак не могу его отсмотреть.
– Да, я часто сидел на репетициях, – кивнул Гвен.
– И как? Совсем все плохо?
– Нет, это замечательный спектакль, – серьезно ответил друг.
И Верховный Хранитель не смог определить, шутит он или говорит серьезно.
– Соответствует ли постановка по теме? Пригодна ли она для показа на Неделе Ордена?
– Тебе ведь уже говорили, что спектакль называется «Свет Онори, Тьма Нинель». Куда уж еще больше соответствовать теме?
– Тебя вот тоже принято называть взрослым умным человеком, но это вовсе не означает, что ты соответствуешь этому названию.
– Нет, зато ты соответствуешь этому названию сполна, – улыбнулся Гвендель, – как и названию Верховный Зануда.
И они вновь погрузились в свои занятия – Гвендель с воодушевлением писал памфлет, коварно улыбаясь, а Данте погрузился в письмо управляющего.
Как он узнал, его жена, Миранда, больше не появлялась в их замке. Но зато его люди выяснили, что она сейчас гостит при дворе Короля. Вот это была новость. Данте несколько раз прочитал строчки, где это сообщалось. Как бы Миранда в своей обиде не рассказала чего-нибудь такого, что может навредить Ордену… Хотя Данте, конечно, не слишком сообщал ей про свои дела. И что ее вообще туда понесло?
Но больше всего Хранитель беспокоился не столько о том, что она будет говорить людям про него, их отношения, про его работу. Главное, чтобы она не начала пользоваться магией. Ее тогда сразу схватят. Хотя его жена всегда была весьма разумной.
Данте тяжело вздохнул и отложил письмо. В его жизни существовало три женщины – богиня, ведьма и кошка.
Первая была его матерью. И значила для него гораздо больше, чем женщина, которая действительно его родила.
Вторую он как-то укрыл в своем замке от преследования Серых Мастеров. И она так там и осталась на долгие годы. Миранда была древнего знатного рода, поэтому для всех их свадьба была вполне закономерной. Кроме Верховной Обители. Было много трудностей тогда, отношения с Роландом Серебряным портить было нельзя… Ну да что уж об этом вспоминать.
А третья сейчас была здесь. Совсем рядом. Репетировала в какой-то сомнительной пьесе, учила Шенена жить в этом мире, периодически дулась на своего брата, отвешивала язвительные замечания Гвенделю и при этом постоянно думала о Данте. Он точно знал это и почти физически чувствовал ее мысли.
– Пойду я все же посмотрю их спектакль, – решил Хранитель и отложил стопку писем. – А то что-то я не очень тебе верю.
– О, ты получил бы огромное удовольствие, – поднял голову Гвендель. – Только вот в двенадцать тебя ждут ученики твоего Ордена.
Действительно. Он лично взялся учить их классификации артефактов. Нужно же было ему как-то объяснить свое посещение Хранилища, когда он забрал оттуда Пыль. И заодно прихватил еще несколько занятных вещиц, чтобы продемонстрировать начинающим членам Ордена.
Хранитель решил, что сходит на вечернюю репетицию.
Но когда он до нее, наконец, дошел, труппы "Зеленого гуся" на поле уже не было. Там во всю шли приготовление к завтрашней церемонии, кругом мельтешили работники и служители Ордена. В отдалении раскладывали свои товары продавцы и ремесленники, ожидая завтрашнего наплыва посетителей. Кое-кто из зрителей уже расположился на поле заранее, прямо за ограждением, чтобы быть поближе к священнодействию.
Хранитель Данте проверил, как идет подготовка, поговорил с распорядителями. Но его все же беспокоила мысль, можно ли показывать спектакль "Зеленого гуся" на таком серьезном мероприятии.
И он двинулся в сторону восточного гостевого дома. Мимо шли несколько молоденьких танцовщиц. Они смотрели на него с благоговением. Только одна, рыжая, что-то зашептала тихонько подругам, продолжая коситься в сторону Верховного Хранителя, и те прыснули со смеху. И тут же засмущались.
До гостевого дома на востоке поместья Хранитель добрался уже затемно. Разумнее было проехаться верхом, но он был рад размять ноги. На нижнем этаже трехэтажного дома было шумно и весело. Играла гитара и стучали барабаны, артисты из разных коллективов проводили вместе время.
Когда Данте возник на пороге, все постепенно смолкло. Только какой-то смелый малый негромко предложил Верховному Хранителю чарку вина.
– Есть здесь кто-нибудь из "Зеленого гуся"? – спросил Данте, уже понимая, что не видит никого из них за длинным столом.
Кто-то хихикнул. А смелый малый ответил:
– На репетиции Марко забыл свою реплику, и Фридрих отправил всех по комнатам разучивать слова.
– Ну кроме Джениуса, – добавил еще один осмелевший актер, – он все равно играет дерево. И Шенена тоже освободили от наказания.
– Благодарю, – кивнул Данте, – продолжайте отдыхать.
И артисты продолжили. Только весьма вяло и натужно. Даже гитара затренькала как-то фальшиво. Похоже, появление самого Верховного Хранителя здорово вывело их из колеи. Испортил ребятам праздник.
Данте, разумеется, знал, где поселили Шенена. И вместе с ним жили Марко и Джениус. Можно было начать разговор с них.
Он коротко постучал и вошел в комнату. И тут же встретился взглядом с Линой-Лин. Она стояла одна посреди комнаты.
Первой мыслью Данте было выйти и плотно закрыть за собой дверь, но такое поведение он счел недостойным.
Кошка, похоже, почувствовала, что он надеялся встретить в комнате кого-то другого, и ее лицо приняло холодный и надменный вид.
– Что угодно Верховному Хранителю? – с подчеркнутым равнодушием спросила она. – Если вы искали Лапулю, Шенена и Одуванчика, то я сама пытаюсь понять, где они.
Хранитель решился заговорить, хоть и отступил на шаг назад. Он ни на минуту не забывал о Проклятье, но пока они не делали ничего, что могло бы его активировать.
– Лина-Лин, ответь мне честно на вопрос, – сухо и серьезно сказал он. – Это очень важно. Подумай сейчас об Ордене, которому ты служишь, а не о своих друзьях. Ваш спектакль можно показывать на Неделе Ордена? Он соответствует уровню и тематике мероприятия?
– Да. – Сказала Кошка и сделала шаг вперед.
Солнечный глаз
Похоже, Лина-Лин одна повторяла текст. А Марко, из-за которого, между прочим, Фридрих на всех наорал, в наглую сбежал из своей комнаты. И, что особо разозлило Кошку, он ушел через окно, чтобы не натолкнуться в коридоре на режиссера. Она поняла это по следам на подоконнике. Джениус и Шенен почему-то тоже спустились с ним тем же образом, хотя их и не заставляли учить текст.
Кошка уже собралась пойти всех искать, как за спиной послышался скрип двери. Она резко обернулась, чтобы с порога высказать Марко все, что о нем думает. Но перед ней стоял Данте.
Дыхание прервалось на мгновение, но потом она сообразила, что он пришел не к ней. У него был такой вид, будто он искал кого-то очень важного, а наткнулся всего лишь на служителя Ордена пятой ступени.
Данте очень сухо стал расспрашивать ее об их постановке. И призывал сказать правду во имя всего Ордена. Но Лина-Лин не могла. Как она посмотрит в глаза Фридриху, если постановку снимут с показа? Да и не только в этом дело…
– Да, Верховный Хранитель, – Девушка невольно сделала шаг ближе, – это очень хорошая и благопристойная пьеса. Она о божественном промысле.
Вот. Она произнесла это без всякого зазрения совести. Нечего было ее бросать. Пусть удивится завтра.
– Там действительно есть богиня Онори и Нинель в очень достойном исполнении,– к тому же добавила она.
И замерла, глядя ему в глаза. Ей так давно хотелось просто посмотреть ему в глаза. Он тоже молчал, видимо уже забыв, зачем пришел. Потом медленно и немного грустно улыбнулся ей. Кошка почувствовала, как подступают слезы.
«Я так скучаю» – вертелось на языке, но она молчала. Нельзя. Ни в коем случае нельзя…
Лина-Лин даже не заметила, как подошла к Хранителю еще ближе. Слишком близко. Это была опасная, очень опасная близость.
По щеке скользнула предательская первая слезинка, за ней вторая.
И Данте рукою провел по ее лицу, стирая слезы большим пальцем.
– Ты плачешь…– тихо сказал он, – я думал, уже не будет больно…
– Я плачу от радости… – шепнула она, – что снова вижу тебя.
Сама не понимая, что делает, Кошка поймала его руку, стиснула в своих и прижалась к ней губами. Она просто держит его руку, от этого ничего не будет, это ведь такая мелочь…
Одновременно они сделали еще полшага навстречу и сжали друг друга в объятьях так сильно, как могли. Мигом Лина-Лин очутилась в таких райских кущах, которые не смог бы себе вообразить даже Шенен. Мужчина, которого она любила, гладил ее по спине, прижимал подбородок к ее волосам. Под тканью его одежды она чувствовала тепло, слышала биение сердца, ритм которого она так хорошо помнила. Стоило только поднять голову, и совсем рядом окажутся его невообразимые зеленые глаза, отливающие всеми оттенками…
Точно так же, как кинулись друг-другу в объятья, они одновременно отстранились, поняв, что надо это сделать, пока не поздно.
И Лина-Лин попятилась назад, в ужасе от того, что только что случилось. Объятия длились целую вечность… Хотя нет, на самом деле не более четырех секунд.
– Джениус… Я должна найти Джениуса!
– Лина-Лин, прости. – тихо произнес Данте. – Я снова потерял голову при виде тебя.
Тут Кошку окончательно накрыло, она села на кровать своего брата и разрыдалась.
В этот момент в окне возник Марко. И так и замер на подоконнике. Посмотрел на плачущую Лину-Лин, которая поспешно утирала слезы, кинул взгляд на Данте, замершего у дверей.
– Неет, – простонал он, – только не говорите, что…
Он спрыгнул с подоконника и направился прямо к Хранителю.
– Хотя нет, лучше скажите. Что сейчас было между вами двумя?
Данте смотрел на плачущую Кошку и не отвечал, будто Марко не было в комнате.
– Ну чего же вы молчите, Верховный Хранитель? – Зло поинтересовался Марко. – Должен же я знать, доведется ли мне погулять на похоронах своего друга!
Хранитель посмотрел на наемника так, будто только что заметил его присутствие.
– Я обнял Лину-Лин. – Сказал он так спокойно, будто на самом деле обнял столб.
– Обнял! – Нервно всплеснул руками Марко. – Как же это мило! Они давно не виделись, соскучились и обнялись! А все остальные вокруг могут хоть сдохнуть, им наплевать!
Лина-Лин сделала над собой усилие и перестала рыдать. Надо было что-то делать.
– Это длилось всего несколько секунд, – сказала она, шмыгнув носом.
– Всего несколько секунд? – переспросил Марко. – Тогда, может, смерть твоего брата будет не такой мучительной и тоже продлится всего несколько секунд?
– Не преувеличивай, – буркнула Лина-Лин, чтобы хоть как-то защитить себя.
Марко снова повернулся к Данте.
– Я понимаю, Кошка – глупая шестнадцатилетняя девчонка, но вы, Верховный Хранитель, о чем вы думали? Ведь Проклятье распространяется не только на Джениуса, а на всех, кто ей дорог. Вы рисковали своим драгоценным Шененом! Судьбой Великого Королевства! Ради чего???
– Я сам как раз об этом думаю, – горько усмехнулся Данте.
– Марко, перестань орать, ты уже ничего не исправишь. – Лина-Лин поднялась с кровати. – Где Джениус и Шенен? Их надо предупредить.
– Я пойду в Хранилище. – Сказал Данте. – Там есть несколько защитных артефактов. Так что, не переживай так сильно, Марко. Никто не умрет.
И, кинув на Лину-Лин последний быстрый взгляд, он вышел.
– Нам в южный гостевой дом, – глухо проговорил Марко, – возьмем коней, чтобы не тащиться.
Он уже немного успокоился. В самом деле, чего он так разорался? Едва ли Проклятье сможет кого-то убить. Ведь несколько раз Джениус уже ощущал на себе его действие. А это всего лишь объятья. Хотя до этого был всего лишь ненастоящий поцелуй в Нави, а перед капканом и вовсе записка из трех слов.
Все окна южного гостевого дома горели, оттуда доносился женский смех и скрипичная музыка. Лина-Лин поняла, что здесь живут танцовщицы.
– Хочешь сказать, Шенен тоже тут? – с ужасом спросила Кошка.
– Не переживай, он просто общается с девушками, это же не бордель. – Отмахнулся Марко. – По крайней мере, когда я уходил, он с ними просто общался.
– Джениус! – крикнул он под окнами, не слезая с коня.
Через некоторое время в окне второго этажа появился брат Лины-Лин. Он был по пояс раздет.
Девушки, которые повыглядывали из других окон, с любопытством и смущением рассматривали его рельефный голый торс.
– Чего тебе надо, Марко? – недовольно спросил Лапуля.
– Джулия! – Позвала Лина-Лин.
И рыжая голова высунулась из того же окна, что и Джен.
– Прости, придется подпортить ваше семейное счастье, – сообщил другу Марко.
– Семейное счастье? – усмехнулся Джениус. – Да она взяла с меня втридорога!
– Имей совесть, милый! – возмутилась Джулия. – Я теперь не проститутка, а храмовая танцовщица! Вот и цены соответственные!
Все больше девушек высовывались в окна. Они хихикали и переговаривались, глядя на Джулию.
– По-моему, Рыжая Сволочь разлагает храмовых танцовщиц и учит их плохому, – с усмешкой шепнул Марко Лине-Лин и слегка ехидно обратился к другу:
– Джениус, кое-кто сейчас скажет тебе только одно слово, и ты не будешь больше так переживать из-за того, что переплатил своей собственной жене.
Кошка набрала в легкие побольше воздуха.
– Проклятье, – выдохнула она.
И услышала в ответ отборную брань своего брата. Ему хватило тридцати секунд, чтобы одеться, опрокинув что-то из мебели, спуститься и выбежать из южного гостевого дома, таща за собой Шенена.
– Кошка, я тебя убью, – гневно прошептал Лапуля, поравнявшись с ней.
Лина-Лин тяжело вздохнула. Она была согласна, что убить ее будет вполне справедливо.
– Шенен, приходи еще! – крикнула какая-то девица вслед их подопечному.
– Хранитель обещал подобрать нам защитные амулеты, – сообщил Марко Джениусу.
– Пусть подберет себе амулет для…
Дальше последовала невоспроизводимая лексика, грубо указывающая, что Верховному Хранителю следует поумерить свои аппетиты относительно Лины-Лин, куда ему нужно надеть амулет и почему.
Краска ударила Кошке в лицо. Девушка была не из стеснительных, но слышать подобные вещи от собственного брата ей еще не приходилось.
Даже Марко опешил, а у Шенена на лице явно прослеживалось удивление, хотя раньше естественное проявление эмоций за ним не водилось.
– Джениус, – выдавила из себя Лина-Лин, когда брат закончил, – мы только обнялись. И это длилось только несколько секунд. Всего того, что ты сейчас описал, не было и в помине.
– Да? – озадаченно переспросил он. – Ну ладно.
– Что бы там ни было, мы не знаем, чем обернется даже такая мелочь, – вздохнул Марко.
Данте снова зашел к ним вечером. При этом Джениус и Марко как церберы следили, чтобы Хранитель и Кошка не приближались друг к другу слишком близко. Можно подумать, они так и мечтали кинуться целоваться, как только наемники хоть на секунду отвернутся. Да они с Данте даже не смотрели друг на друга после случившегося.
– Я подобрал подходящий артефакт, – сказал Хранитель, аккуратно разворачивая бархатную тряпицу.
У него в руке заблестел крупный перстень, по спирали усыпанный мелкими желтыми камушками. По краям были надписи, Кошка издалека не видела на каком языке.
– "Солнечный глаз", – сказал название Хранитель. – Мощный защитный артефакт.
– Кто его должен носить? Джениус? – спросил Марко.
– Лина-Лин, – ответил Хранитель, впервые взглянув на нее. – Это ее Проклятье.
Джен взял перстень из рук Хранителя, небрежно повертел и передал Кошке.
Она с трепетом приняла редкую вещицу, аккуратно уложила ее на ладони. От артефакта веяло древней Силой.
– Он сядет на любой палец. Надевай. – Тихо обратился к ней Данте.
Со своими плохенькими знаниями мертвых языков Лина-Лин определила, что надписи по краям кольца носят защитный характер. Два камушка в начале спирали оказались черными. В отличие от своих желтых собратьев, они совсем не отражали свет.
– В артефакте есть определенный запас Силы, но рано или поздно она иссякнет, – вновь заговорил Хранитель. – С каждой отраженной атакой один камушек будет чернеть.
– То есть каждый раз, когда Джениус не врежется в дерево? – уточнил Марко.
– А так же каждый раз, когда Джениус не провалится в сцену во время выступления, – начал загибать пальцы Лапуля, – когда он не упадет с лошади, когда ему не попадется ядовитый гриб в супе, когда он не встретит случайно Джулию…
– Эй, это не относится к Проклятью! – возмутилась Лина-Лин.
Перстень идеально сел на пальчик. Кошка залюбовалась. Она обычно не носила украшения, но это было просто волшебным. В прямом и переносном смысле. К тому же, можно было считать, что его подарил ей Данте.
– И, кстати, этот артефакт будет защищать не только Джениуса. – напомнил Марко. – Лина-Лин, кто еще рискует попасть по твое Проклятье?
Кошка задумалась, кто же еще был ей дорог помимо Лапули и ее возлюбленного.
– Шенен, – тут же сказала она, потом всплыли и другие имена, – Фридрих, Анри, Джулия. Мердок и Джонни.
– И все? – с деланной усмешкой спросил Марко.
– Ах да, и ты, Одуванчик! – вспомнила она.
Но, похоже, он все равно уже обиделся.
– И еще. – Данте отстегнул от пояса толстый кошель. – Завтра Церемония Посвящения. А послезавтра вы покажете спектакль и уйдете. Шенен слишком привязался к вам. Меня это беспокоит.
Хранитель Данте положил кошель на стол. Лине-Лин даже не интересно было, сколько там денег. От этого "уйдете" у нее внутри что-то будто оборвалось. Ей хотелось сказать, что она вообще-то член Ордена пятой ступени и имеет право присутствовать на Неделе Ордена. И что она ни за что не хочет терять возможность хотя бы изредка и издалека видеть Данте. И что она не может вот так вот взять и оставить Шенена, она еще так многому хочет его научить, так о многом расспросить… Но Кошка молчала.
У Шенена теперь свой путь. А Данте должен, просто обязан убрать Лину-Лин подальше от себя. Да и Джениус не возьмет ее с собой. Даже в труппе она не сможет остаться. В конце концов, они вычислят, что она девчонка.
Кошка так резко осознала свое предстоящее одиночество, что ее просто захлестнуло волной тоски. Она присела на краешек кровати и уставилась на трех мужчин, находившихся с ней в комнате. Лапуля, Одуванчик, Данте. Сейчас они все с ней рядом. А скоро не останется никого.
– С тобой все нормально? – встревоженно спросил Марко. – Ты побледнела, Кошка.
– Да просто вы надышали перегаром от своего цветочного вина, – грубо отозвалась она, – мне не хватает воздуха!
Одуванчик пожал плечами и приоткрыл окно. Тут же запахло розами. Лина-Лин сделала глубокий вдох. Она с детства привыкла быть сильной и самостоятельной. Ей никто не нужен. Выдох.
– Я пойду. – Сказал Данте. – Лина-Лин, следи за кольцом. Если все камушки почернеют, Проклятье может настигнуть Джениуса и тех, кого ты назвала. Но, надеюсь, этого не случится. Артефакт довольно сильный. Послезавтра я с удовольствием посмотрю ваш спектакль. Я уверен, он будет достойным.
Хотя как раз таки уверенности в голосе ему не хватило.
Уже почти в дверях Хранитель встретился с Шененом. Их подопечный опять весь вечер принимал ванну. Он обожал мыться. Ему нравилось ощущение, когда вода касается кожи, так он говорил.
– Шенен, – мягко обратился к нему Данте, – после спектакля Марко, Джениус и Лина-Лин уедут. Мы переселим тебя в замок, если ты не против.
Шенен помолчал. Трудно было понять, о чем он думает. Лина-Лин надеялась, что он сожалеет об их отъезде.
– А труппа Фридриха? – наконец спросил он.
– Труппе "Зеленого гуся" разрешено остаться до конца Недели Ордена, как и всем другим артистам.
– Я поживу с ними, – тут же отозвался Шенен.
– Просто в замке нам легче будет тебя защитить после отъезда Марко и Джениуса, – объяснил Данте.
– В большинстве случаев я сам могу за себя постоять, – спокойно ответил Шенен.
– Это правда, Хранитель. – Подтвердил Марко. – Мы не рассказывали, но с тех пор, как к Шенни вернулась память, он сражается не хуже Джениуса.
– Хорошо, мы позже обсудим этот вопрос, – кивнул Данте и вышел из комнаты.
– Как помылся? – машинально спросила Лина-Лин у их подопечного.
– Погрузился в воду, взял мочалку, нанес на нее немного мыла… – послушно начал отчитываться Шенни.
Лина-Лин не сдержала улыбки.
Марко тоже фыркнул.
– Шенни, в данном случае нужно ответить "Спасибо, хорошо". Так же, как и при вопросе "как дела?"
– Но это только если все правда было хорошо. – Встрял Джениус. – Если, например, вода была бы слишком холодная, а мыло щипало тебе глаза, ты можешь ответить "Ох, это было ужасно. Просто ад". Этот ответ так же подходит на вопросы "Как прошел твой день?", "Как спалось?" и "Как прошел спектакль театрика "Зеленый гусь"?
– Шенни, – ласково начала Лина-Лин, – Джениус сейчас что делает?
– Шутит? – не очень уверенно определил их подопечный.
Марко громко зааплодировал.
Лина-Лин тоже преисполнилась гордости. С определением шуток у небожителя обычно все было плохо.
– Ты быстро учишься, – сказала она грустно, вспомнив, что скоро они расстаются.
– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы были рядом со мной, – серьезно произнес Шенен и присел на кровать.
– Нам за это платили, – пожал плечами Джениус и подкинул в воздух кошель с монетками.
Он был таким тяжелым, что взлетел совсем невысоко.
– Не порти лирический момент, – рыкнула на брата Лина-Лин и сильно пнула его в ногу.
– Нам за это платили, – грустно повторил Одуванчик, – а мы даже не посчитали, сколько там. Впервые мне неинтересно.
Марко, в отличии от Джена, не пытался скрыть грусть от разлуки.
– Я рад, что встретил именно вас, – Шенен переводил взгляд своих пронзительно-голубых глаз с одного лица на другое. – Вы многому научили меня. В основном тому, чему не хотели.
Это точно. Лина-Лин вздохнула.
– Я никогда не знал любви к смертным. – ровно продолжил их подопечный. – Не знал, как это тяжело и больно, когда на общение с теми, кого ты полюбил отведено всего несколько дней или лет, а потом ты обязан их потерять. Но с другой стороны, ты учишься ценить каждое мгновение, пока люди, которые тебе дороги с тобой рядом. Пока бьются их сердца, пока их дыхание не остановилось навсегда. Пока ты можешь взять их за руки и посмотреть им в глаза.
Под конец голос Шенни стал не таким спокойным как обычно, в нем проскальзывали настоящие человеческие эмоции. Лина-Лин не выдержала и обвила Шенена руками за шею. Ей так не хотелось с ним расставаться, оставлять его Ордену и чужим для него людям.
Марко положил ладонь на плечо их подопечному, а Джениус крепко сжал его руку.
– Моя любовь к Творцу вечна, – продолжил Шенен, – он всегда со мной, хоть я и не слышу его больше. Все мои братья живут вечно, и мы знакомы с самого нашего сотворения. Я любил их всех одинаково. Разве что Лионель был мне немного ближе, чем другие, потому что у нас с ним всегда было больше всего вопросов. И Творец предоставил нам самим искать на них ответы. Я встретил много противоречий с самого начала.
Шенен повернулся к Лапуле. И они долго смотрели друг другу в глаза.
– В тебе Тьма, Джениус. От самого рождения. Мир создал тебя, чтобы ты проливал чужую кровь. Но я помню, как я был без сознания, и ты вез меня на своем коне и прижимал к себе. Это был Свет, который помог мне вернуться к жизни. И я понял, что здесь каждый сам в ответе за свою судьбу. За меня всегда все было решено, но теперь мне всегда нужно будет выбирать и решать самому. Это сложно.
– Что ты решил, Шенен? – Тихо спросил Маркус. – Какой ответ ты дашь Верховному Хранителю.
– Я теперь знаю, чего я хочу, – ответил небожитель. – Уйти с вами.
Лине-Лин не хотелось его отговаривать, но это было необходимо. Впрочем, ей не пришлось, Шенен продолжил свою мысль:
– Я понимаю, что этого не будет. Наши пути теперь должны разойтись. И не только потому, что мое предназначение не в этом. Я чувствую ваши настроения тоже. Джениус считает, что Лине-Лин не место рядом с ним, он боится за нее и хочет, чтобы она жила нормальной жизнью.
– Лапуля, ну какой нормальной? – тут же отреагировала Кошка. – Вышивание, танцы, этикет – это ты считаешь нормальным? Открой глаза и увидь наконец, как я далека от этого.
– Лина-Лин хочет остаться с Джениусом, – продолжил Шенен, – но склонить его к более праведной на ее взгляд деятельности – к служению Ордену или восстанию против Короля.
Джен усмехнулся:
– Я сам себе хозяин и мне чужды высокие идеалы и праведные идеи. Я могу повести повстанцев, а могу и выступить против ополчения. Смотря, кто больше предложит.
Шенен не обращал внимания, на то, как брат и сестра буквально изничтожают друг друга взглядами, он продолжал свою речь:
– А Марко хочет заниматься театром, уехать с труппой Фридриха. Но не в силах расстаться с Джениусом.
Теперь Одуванчик старался не встретиться взглядом со своим напарником, а Лапуля помрачнел и отвернулся к окну.
– Мне жаль, что вам никак не договориться. – Шенни вернулся к своей ровной манере изложения. – Я тоже все учусь договариваться с собой. Я все эти дни ждал ответа свыше, стоит ли мне остаться с Верховным Хранителем, но так и не дождался. И все же я останусь, раз больше мне пока некуда идти.
– Думаю, ты сделал правильный выбор, Шенни, – тихо сказала Кошка, – мы уж точно не для тебя компания. А Данте мудр и справедлив, тебе он понравится со временем, я знаю это.
– Я не уверен, что точно понимаю значение слова "скучать", – внезапно перевел тему небожитель, – но, кажется, я буду скучать по вам троим.
– Мы тоже, – грустно улыбнулась Лина-Лин.
– Хватит разводить слюни и сопли. – встрял Джениус. – Меня сейчас стошнит.
Кошка закатила глаза к небу. Сегодня вечером братец, определенно, ее раздражал. Вот и хорошо, что их пути скоро расходятся.
– Он говорит так, дабы скрыть, что он переживает и тоже будет скучать, – определил Марко.
Лапуля демонстративно снял ботинки и одетый влез под одеяло. Отвернулся к стене. Похоже, это означало "спокойной ночи".
Кошка легонько поцеловала Шенена в лоб и молча вышла из комнаты. Эмоции этого дня так и захлестывали ее. А еще ж и спектакль завтра! И хотя Лина-Лин идеально знала текст, ей захотелось еще раз прокрутить его в голове перед сном. Ведь завтра на нее будет смотреть огромная толпа. Хотя что там толпа, опозориться перед зрителями – это ерунда. Главное, чтобы Данте оценил ее в роскошных нарядах богинь. Прежде, чем сообразит, что за ересь показывают его наемники вместе с театриком "Зеленый гусь".
В Кошкиной комнате все было убрано цветами. Ее поселили с Анри, и он повсюду расставил букеты. Сам актер сидел на краешке кровати в длинной, похожей на сценическую, ночнушку и расчесывал красивые светлые локоны. Лина-Лин улыбнулась ему.
– Я так волнуюсь перед завтра… – пожаловался Анри.
По крайней мере, с ним девушка не сильно опасалась вести себя слишком женственно. Все равно Анри значительно превосходил ее в этом умении.
– Все будет хорошо, Анри. – Ответила Лина-Лин, не слишком себе веря. – Утром ты проснешься, сделаешь маску на лицо из творога и огурцов, и будешь самым неотразимым.
– Тоже смеешься надо мной, – грустно улыбнулся актер, – а ведь ты тоже играешь женскую роль. И должен понимать, каково это.
– О нет, мне этого никогда не постигнуть, – отрицательно помотала головой Кошка, – я просто делаю то, что говорит мне Фридрих.
– Когда-нибудь ты поймешь, как важно по-настоящему вживаться в роль, – поучительно сказал Анри.
– Не думаю, что я стану бродячим актером, – вздохнула Лина-Лин.
А кем теперь она станет? Раз уж она не может быть рядом с Данте или с братом, то ей просто надо продолжить дальше искать свой Путь. Мир огромный, так много мест, где Кошка никогда не была. Она найдет способ служить Ордену и Верховному Хранителю как можно дальше от них. Или, быть может, она присоединится к восстанию Братства на крови, когда они вновь соберутся силами.
К счастью, ее тоску от предстоящей разлуки со всеми перебивала паника перед завтрашним спектаклем.
Девушка быстро переоделась, повернувшись спиной к Анри, и залезла под одеяло.
Чтобы побыстрее заснуть, она начала повторять про себя волшебную фразу «Я ни о чем не думаю. Я ни о чем не думаю». Правда потом ее отсутствие мыслей переросло во что-то вроде: «Я ни о чем не думаю. Особенно я не думаю о Данте. Данте. Мммм, Данте… Я не думаю о том, как он меня сегодня обнимал. И не думаю о том, как близко сегодня были его глаза. И не думаю о кольце, которое он мне сегодня подарил. Или не подарил? Нет, все-таки подарил. Проклятье – это просто предлог, чтобы подарить мне кольцо. Только вот я совсем об этом не думаю. Он ведь все еще любит меня? Как хорошо, что я об этом не думаю. Или не любит? Не думаю-не думаю».
Наконец-то после часа терзаний по вполне привычному поводу, Навь приняла Кошку в свои объятья, а следом пришли и сны. Глупые сны о том, как она вышла выступать, но при этом забыла надеть платье. И о том, как Шенен воспарил на огромных прозрачных крыльях и скрылся за облаками. Еще ей снилось, что она – это не она, а Анри. И Анри все пытается вжиться в женскую роль, но никак не может, ведь он же на самом деле мужчина. И Кошка, а точнее Анри, долго рыдал от бессилия по этому поводу. А может и недолго – трудно ориентироваться во времени, если это сон.