Za darmo

В Нави все кошки серые

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Проклятые дети

Лина-Лин проснулась среди ночи от голоса Шенена. Он бормотал что-то едва слышно. Девушка подползла ближе и прислушалась. Он очень тихо и певуче говорил на непонятном языке. Едва ли этот язык вообще мог существовать. Слова были красивые и мелодичные. Словно музыка для слуха. И от этого Кошке сделалось слегка не по себе.

– Эй, Шенен, что с тобой? – прошептала она.

Он медленно поднял на нее глаза, взгляд постепенно становился осмысленным.

– Что со мной? – переспросил он. – Я просто сидел и глядел внутрь себя, как и всегда делаю ночью.

– Ты что-то говорил. Что-то непонятное и… красивое.

– Правда? Я не заметил.

Лина-Лин огляделась, чтобы убедиться, что их шепот не разбудил остальных. Марко мирно почесывался во сне. Да уж, вшей тут хватало. А вот место Джениуса было пусто. Может, вышел по нужде?

– Пойду гляну, где брат. – Кинула она Шенену и вылезла из повозки.

Холод был ужасный. Осень будто уже скоро собиралась перетечь в зиму, хотя было еще рановато для этого. Джен сразу же нашелся. Он сидел один у костра и грел руки.

– Ты чего? – Удивилась Кошка.

Она села рядом на бревно и прижалась к брату как можно ближе, чтобы стало теплее. Он оттянул полу плаща и накрыл ее, приобняв за плечи.

– Не спится. – Сказал Джен, глядя в огонь. – Дурной сон.

Ей было прекрасно известно, что брату очень часто снятся кошмары. На то были особые причины. Но он так к этому привык, что просыпаясь среди ночи в холодном поту, он почти мгновенно успокаивался, переворачивался на другой бок и спал дальше. Так что его поведение сейчас было, по меньшей мере, странным.

– Что тебе снилось? Расскажешь?

Джениус задумался ненадолго, потом ответил.

– Мне снился Мастер Роланд Серебряный.

Ого. Да, это действительно был серьезный повод для беспокойства.

– Лапуля, – осторожно начала она, заранее боясь услышать ответ, он тебе просто снился или он ПРИХОДИЛ к тебе во сне?

– Я не знаю. – Пожал плечами брат. – У меня сложилось впечатление, что приходил. Но ведь мог же мне присниться кошмар о том, что ко мне пришел сноходец…

– Давай попробуем разобраться. Расскажи мне, что он говорил?

Брат снова помолчал, глядя на огонь. Потом неохотно начал.

–Мне снился обычный сон. Я был на поле сражения, один против нескольких десятков врагов, рубил их налево и направо. Звенели мечи, орали раненные, кровь лилась рекой…

– Действительно, вполне обычный сон… – не удержалась Лина-Лин от шпильки.

Лапуля не обратил на это никакого внимания.

– И тут вдруг сон остановился. – Продолжил он. – Просто замер, будто время внезапно встало и перестало течь. Застыли на дыбах кони, зависли в воздухе мечи, замерли брызги крови. Враги оцепенели с гримасами гнева и боли на лицах. Конь подо мной будто превратился в чучело. И над полем боя воцарилась полная давящая тишина. Только со мной ничего не случилось.

Я вылез из седла и пошел по полю, удивленно оглядываясь по сторонам. И тут заметил движение. Между застывшими фигурами ловко двигался человек. Он что-то напевал себе под нос, но в этой оголтелой тишине его пение звучало невероятно громко.

«Извини, что мне пришлось ненадолго прервать тебя», – сказал он, оказавшись рядом.

И тогда я смог его разглядеть. Он был без серой мантии, а в каких-то диковинных бело-серебряных одеждах, похожих на королевские. Волосы и глаза выглядели еще более серебряными, чем на самом деле.

Мастер улыбался. И в его улыбке я видел что-то… не знаю… опасное что ли, хищное.

Роланд присел, на застывший в воздухе труп, который валился с коня, но не долетел до земли. Затем долго меня осматривал и заключил с удовлетворением: «Да, действительно похож, память не подвела меня».

Он поманил меня пальцем, и я подошел ближе. Роланд смотрел мне прямо в глаза, и было непросто выдерживать этот металлический взгляд неестественных серебряных глаз.

Потом он опять заговорил: «Когда мне дали приметы тех, кого я ищу, мне сразу показалось, что я видел кого-то похожего. И вот сегодня я вспомнил, что столкнулся с тобой на ярмарке. Какое приятное совпадение, мне как раз хотелось с тобой пообщаться, чтобы выяснить ЧТО ты такое».

Я сказал, что не понимаю, о чем он, и едва ли могу представлять для него интерес. В ответ Мастер рассмеялся. Он хохотал, глядя мне в лицо, и смех у него еще более жуткий, чем улыбка. Это смех сумасшедшего.

Перестал он смеяться так же внезапно, как и начал, а потом резко спросил: «Где Шенен?». Я сказал, что не знаю никого с таким именем. Тогда он обошел меня, внимательно разглядывая, понюхал даже. «В тебе течет дурная кровь. Очень дурная. – Сказал он весело. – Уже за это тебя необходимо сжечь на костре. Я чувствую в тебе невероятную жажду крови». Я ответил, что это оттого, что он мне очень не нравится, и я просто жажду его убить. Но, боюсь, во сне от этого мало толку.

В ответ Мастер снова заливисто рассмеялся и похлопал меня по плечу, будто я старый друг, сказавший забавнейшую шутку.

Отсмеявшись, он заявил, что, так и быть, пощадит меня, если я скажу ему, где нахожусь. Тут, подражая его манере общения, начал смеяться я. Роланд сначала нахмурился, но потом тоже стал хохотать. Говорю же, псих. Так мы и смеялись, как два идиота, посреди застывшего поля боя.

– А говоришь, дурной сон приснился! – вставила Лина-Лин. – Это же очень веселый сон на самом деле. Все смеются, всем радостно.

– Да уж. Потом сквозь смех он рассказал мне, что сделает когда найдет меня – вырвет по одному все ногти, будет прижигать каленым железом, кастрирует, а потом привяжет сзади своего коня и проедет на полном ходу. Но это все будут просто приятные шалости. Потому что самое страшное начнется, когда я, наконец, сдохну, а он запрет мою душу в самом страшном моем кошмаре на целую вечность.

Я с любезной улыбкой сообщил, что мою душу уже ждет теплое местечко в аду, и с этим он ничего поделать не сможет. Мастер, кажется, понял, что я не рисуюсь, а говорю правду, и немного расстроился. Даже выглядел слегка обиженным.

«Так что ты за тварь? Кто твои родители? Черти болотные?» – спросил он с усмешкой. Я сказал, что самый обычный человек. Но Роланд довольно злобно произнес, что до человека мне так же далеко, как крысе до короля.

– Не слушай его, – недовольно сказала Лина-Лин и ободряюще потрепала брата по руке.

Вообще-то вопрос человечности действительно был больным и для нее и, в особенности, для ее брата. Ведь они были проклятыми детьми. И история их рождения была грязной и темной.

Их общий отец, Герцог Бертран, был очень умным, образованным человеком, у него было много талантов, но слишком уж он был охоч до женщин и азартных игр. Он был честен со своими отпрысками и давным-давно рассказал, как в молодости просадил все свое состояние на развлечения. Жить в бедности ему не хотелось, и он обратился к черному колдуну Нарду. И тот научил его, как вызвать демона и продать ему душу.

Отец долго думал, что бы ему попросить за свое самое большое сокровище. Долго торговался с демоном. В итоге сошлись на богатстве, девяносто девяти годах жизни в здоровом молодом теле и, главное, его мужская мощь стала настолько сильной, что почти любая женщина хотела провести с ним ночь уже через несколько минут после знакомства.

Сколько Лина-Лин их видела – знатных, умных, красивых женщин, которые жертвовали репутацией и счастливой семейной жизнью ради этой всепоглощающей похоти. Хотя во времена Кошкиного детства Герцогу Бертрану уже было за восемьдесят, выглядел он на сорок. Но женщины и азартные игры уже не вызывали в нем прежнего пыла. Он продолжал эти занятия только потому, что ради них продал свою бессмертную душу.

Не смотря на обилие женщин, Лина-Лин и Джен были его единственными детьми. Герцог довольно быстро понял, что женщины не могут родить от него. Никто из его жен и любовниц либо не вынашивали младенцев до конца, либо рождали мертвых. Когда после пятидесяти пяти Бертран начал серьезно задумываться о потомстве, он снова пошел к колдуну.

«Ни одна земная женщина не выносит твоего ребенка, – сказал старый Нард, глядя на выложенные на столе внутренности курицы, – слишком тяжела сила твоего проклятья. Если тебе удастся раздобыть существо из другого мира, способное к деторождению, тогда может получиться».

Герцог Бертран загорелся этой идеей. Сама мысль держать в объятьях неземное существо сводила его с ума. Лине-Лин даже думать не хотелось о той, кто стал матерью Джениуса.

В детстве Лапуля был настолько неадекватным, что отец решил завести второго ребенка, на случай, если первого придется убить для собственной безопасности и безопасности всех в герцогстве.

Чтобы раздобыть мать для Лины-Лин он заплатил нечестному служителю Ордена Хранителей, а тот добыл ему существо из Нави. Земляную кошку с горящими кончиками ушей. Ее земное обличие вполне напоминало девушку.

Только кожа ее была абсолютно черной, зубы и ногти слишком острые, к тому же сохранились кошачьи глаза, уши и хвост. Бертран был просто без ума от своего приобретения. Все тот же черный маг Нард наложил заклятие на новую возлюбленную герцога, чтобы она не могла вернуться в Навь, и черная, как уголь, женщина поселилась в замке.

Чары Бертрана в какой-то степени распространялись и на нее, так что она не пыталась сбежать или покончить с собой, чтобы Навь приняла ее обратно. Она была весьма ненасытной и так орала по ночам, когда была с Бертраном, что не давала спать слугам. Ее учили разговаривать, а так как земляные кошки существа разумные, через месяц она могла довольно сносно изъясняться.

Многие слуги рассказывали Лине-Лин о земляной кошке. Они с содроганием вспоминали мать Джениуса, и после нее черная женщина с ушами и хвостом, которая всегда ходила по дому голая и наотрез отказывалась носить одежду, не казалась им чем-то ужасным.

Когда эта кошка забеременела, все с интересом ждали, кого же она родит – ребенка или котенка. Сама же мать заскучала, загрустила, захворала, потеряла аппетит. Ей хотелось домой. Ребенка выносила она очень быстро, и сразу после родов взглянула всего один раз на свою дочь, улыбнулась ей и умерла. А Навь забрала ее тело.

 

Сама богиня Онори дала Лине-Лин ее неземное имя, явившись во сне Герцогу Бертрану. Навь заботится о всех своих детях.

Кормилицам ребенок показался довольно милым. У младенца был нормальный цвет кожи, не было хвоста. Правда были кошачьи ушки, но так и обычные тоже были. Опять же, все познается в сравнении. Ведь чтобы заставить служанок кормить Лапулю в младенчестве, их приходилось бить плетьми. Джениус, во-первых, выглядел пугающе, а, во-вторых, он прокусывал своим кормилицам грудь, чтобы пить молоко вместе с кровью.

Едва научившись ходить, Лина-Лин научилась видеть щелки, через которые можно проскользнуть в Навь. Так она сразу начала жить в двух мирах. Тяжело же приходилось кормилицам и гувернанткам, которые все время ее теряли. Впрочем, немного позже все привыкли. Их главной заботой было научить Лину-Лин разграничивать и не путать человеческое и звериное поведение. Ей запрещали лакать из миски, есть сырое мясо, быстро чесаться.

Знакомить девочку с братом поначалу боялись. Но к тому времени, как ей исполнилось пять, Джен уже получил в подарок свой меч, Хаборим, и много времени проводил на заднем дворе с лучшими учителями фехтования. Отец нанял самых искусных, чтобы они могли за себя постоять. Ведь мальчишка периодически пытался их убить, когда ему что-то не нравилось.

Увидев его в окно, Кошка спросила, кто это, и ей ответили, что это брат. Но подходить к нему не стоит, он опасен. Мальчик сидел на камне и заботливо протирал сияющий на солнце меч. И Лине-Лин брат совсем не показался пугающим. Скорее очень красивым. В детстве его черные глаза казались огромными. Портили очаровательную внешность только два свежих шрама на лбу и мрачный вид. «Ты не видела, каким он был раньше, – с содроганием произнесла одна из нянек, – сейчас хоть на человека стал похож, слава Творцу».

Мальчик закончил чистить меч и поднял глаза к окну. Увидев сестру, он задержал на ней любопытный взгляд. И тогда она сиганула с окна первого этажа под перепуганные крики прислуги. Лина-Лин легко приземлилась на ноги и пошла прямо навстречу к мальчику. Она молча забралась к нему на колени и принялась тереться головой, хоть ей и объясняли, что так ведут себя кошки, но не маленькие леди.

Вокруг них тут же сгрудились няньки и учителя и с ужасом ждали, что же будет. От сына хозяина они ожидали всего, хотя в этом возрасте он уже почти научился владеть собой.

Джениус хотел сначала стряхнуть с колен навязчивую сестренку, но потом видимо что-то екнуло в его груди, и он неловко погладил ее по волосам. Об этом еще три дня гудел весь замок. От нелюдимого и зловещего мальчишки уже и не ждали проявления каких-либо человеческих чувств.

Им позволили общаться, и братик часто носил ей цыплят и котят с заднего двора. Цыплят она поначалу придушивала и по-кошачьи играла с ними, радуясь их попыткам вырваться и спастись. Джениуса это умиляло. Но потом няньки отучили ее от жестоких забав, и Кошка потеряла к цыплятам интерес, а вот с котятами она могла часами бегать по саду и по комнатам замка. Они заменяли ей общение со сверстниками, которые боялись ее и разбегались при виде хозяйской дочки.

Брат иногда читал ей книги перед сном. Хотя учебник по фехтованию не сильно ее занимал, но там хотя бы были картинки. «Пособие по пыткам для палачей» тоже было неплохо иллюстрировано, но вот «Военная тактика» и «Большая энциклопедия ядовитых растений» были скучнее некуда. К счастью, кто-то объяснил мальчику, что маленькой герцогине не следует читать такие вещи.

В свободное время Джен учил ее стрелять из арбалета и драться на мечах. И тут уж никто не смог убедить его, что это совершенно бесполезно для девочки.

Вечером и утром их теперь вместе приводили на поклон к отцу. Лину-Лин одевали в милое платьишко, и она делала реверанс, чем обычно вызывала улыбку на мрачном лице герцога. Он не скрывал от детей, что доживает последние свои годы и редко бывал в настроении. Тогда Кошка еще не разбиралась в аурах, но черная туча проклятья над отцом ей не нравилась, и она никогда не обнимала его и не ласкалась. Страх расплаты заслонял в нем все остальные чувства. Отец много пил, продолжал искать забвения в объятьях самых разных женщин, что, разумеется, не способствовало росту его авторитета в глазах детей. Он никогда не был ей так близок, как брат.

У Джениуса и вовсе не ладились отношения с отцом. Герцог Бертран считал его довольно неудачной попыткой завести наследника, а тот в ответ старался как можно сильнее его разочаровать.

Когда Джен подрос, он твердо решил уйти из дома. Отец предложил ему купить небольшое поместье, но брат не хотел его денег. Он ушел, не попрощавшись, наверное, не хотел видеть слез сестры. А, может, боялся передумать.

Когда утром Лину-Лин одну повели приветствовать отца, и он все ей рассказал, Кошка убежала в Навь. Ее не было так долго, что дома ее уже не ждали. Она и сама не уверена была, что нужно возвращаться. Тогда-то она и окунулась в Море Истины. И поняла, что не просто так была рождена среди людей. Лина-Лин осознала, что должна искать свой Путь.

В замке ее встретили радостными криками, а отец отвлекся от мрачных дум, чтобы серьезно поговорить с дочерью. И она заявила ему, что уходит. Герцог нахмурился. Ведь его девочке было всего одиннадцать. Он сказал, что не в праве держать ее, в конце концов, она в любой момент может сама уйти в Навь. Но есть одна проблема. Бертран не зря старался не показывать Лину-Лин никому кроме домашней и дворовой челяди, которую особо за людей не считал. Дело в том, что в человеческом обществе абсолютно не принято ходить с кошачьими ушами. В первой же деревне ее сожгут на костре как ведьму.

Лина-Лин задумалась. Она не сможет постоянно прятать их за чепчиком или прической, но не отрезать же их, ушки прекрасно ей служили. С этой проблемой она пошла к богине Онори, давшей ей имя. Еще котенком она часто спала, свернувшись у нее на коленях, да и сейчас иногда забредала во дворец.

И богиня действительно помогла. Научила прятать ушки в Нави. Это было не так просто, приходилось контролировать их, чтобы они не вылезли обратно в Явь. И поначалу это случалось довольно часто. Но со временем она привыкла.

Было ясно, что отец примется ее всеми путями отговаривать, поэтому девочка просто ушла ночью. Джен прислал ей письмо, и она знала, что он нанялся участвовать в подавлении восстания в поместье графа Феншира в пяти днях от замка Бертран.

Уже тогда она додумалась одеться в мальчишку. Это было удобно, и ей было известно, что мужчина может сделать с женщиной, повстречав ее в лесу. Хотя она, разумеется, всегда умела за себя постоять.

Лук для охоты Кошка прицепила к поясу, маленький, похожий на детский, меч, выкованный специально для нее, повесила за спину. Сейчас она больше доверяла собственным зубам и когтям, да подаренному Хранителем арбалету, но тогда она только познавала мир.

В сказочных лесах Нави она часто охотилась на мелких зверьков в своем кошачьем обличье, но и человеческой охоте брат ее научил. Они иногда по два дня проводили в лесу, выслеживая дичь, и лес ее не пугал. Лина-Лин легко лазала по деревьям и не боялась диких зверей. Она сама была в каком-то роде диким зверенышем.

Девочка не взяла ничего кроме смены одежды, фляги, карты и котелка (от сырого мяса она к тому времени уже отвыкла). О деньгах она как-то не подумала. И еще Лина-Лин позволила себе украсть любимого жеребца из конюшни. Правда, на второй день пути его задрали волки. Самой ей удалось уйти, благодаря умению лазать по деревьям.

Месяц девочка бродила по лесам и деревням, где к ней, маленькой герцогине, относились как к нищему мальчишке. Одежда ее сносилась, волосы свалялись так, что она обрезала их ножом чуть выше плеч. Вскоре Кошка додумалась менять дичь на хлеб, пшено и молоко, чтобы разнообразить свое питание.

А потом она все же нашла графство Феншир. И не просто графство, а военный лагерь, где занимались подавлением восстания. Там везде носились мальчишки, выполняя мелкие поручения, поэтому никто особо не обращал на Лину-Лин внимания. Она спрашивала всех, называя имя брата, данное матерью, но никто не знал такого. Сама мысль о том, что сын герцога Бертрана может быть среди наемников, вызывала смех у большинства солдат.

Он сменил имя. Конечно же, сменил имя… Лина-Лин думала не долго.

Кормилица рассказывала ей сказку про одного мальчика, который очень любил кошек. Может быть, она придумала ее сама, может и правда где-то услышала. Мальчика звали Джениус. И Лина-Лин с пяти лет называла своего брата так, хоть и знала его настоящее имя.

«Джениус. Я ищу Джениуса», – сказала она первому пробегавшему солдату, и тот резко затормозил.

«Зачем тебе нужен наш командир?», – поинтересовался он, недоверчиво разглядывая Кошку с ног до головы.

«Он мой брат», – устало сказала она.

И тут же солдат засуетился, повел Лину-Лин сквозь толпу. И в тот момент она чувствовала дикое невероятное волнение. Ей не верилось, что цель пути достигнута, что месяц новой, полной лишений жизни прошел не зря. Ей предстояла долгожданная встреча с единственным человеком, который когда-либо был ей дорог. Как же сильно Кошка соскучилась.

Командир. Ее брат – которому только стукнуло двадцать три года – командир. Ничего себе. Потом она узнала, что он так яро сражался, так толково высказывался о тактике боя, что после смерти на поле битвы двух его предшественников, было решено назначить этого никому толком неизвестного наемника. И пока он полностью оправдывал надежды.

Солдат привел ее прямо на лагерный совет. На поляне под небольшим навесом стоял стол, где были расстелены большие карты. Над ними склонилось семь человек и что-то рьяно обсуждали.

«Они запуганы, трясутся как щенки, – жестко говорил Джениус, – нам не зачем выжидать. Нападем сегодня ночью и перебьем их».

«Их много, – возражал старый дядька с длинными седыми усами, – ваш юношеский пыл не оправдан,Джениус, сколько наших солдат погибнет во время этой битвы?»

Слова седовласого встретили одобрительный гул голосов.

В этот момент Кошкин сопровождающий подошел к своему командиру и шепнул несколько слов тому на ухо.

Джениус резко обернулся. Остальные продолжали ссориться и спорить, но он их уже не слышал. Брат смотрел только на Лину-Лин.

Сначала на его лице мелькнуло некое подобие улыбки, что в принципе было ему несвойственно, потом его брови начали сурово сдвигаться. И, не дожидаясь, пока он окончательно рассердится на то, что она натворила, Кошка с разбегу кинулась к нему в объятья. И он, как всегда делал раньше, подхватил и покружил ее.

И тут же оживленная беседа за столом над картами оборвалась, и воцарилось изумленное молчание. Джен поставил Лину-Лин на пол. В абсолютной тишине шлепанье прохудившихся ботинок о землю показался невероятно громким.

«Что же, я согласен с тем, что мы не должны наступать сегодня, – холодно сказал он, – а, значит, нам не о чем больше разговаривать. Соберем совет завтра вечером, если повстанцы к этому времени нас не перебьют».

С этими словами он развернулся и пошел прочь, уводя Кошку за собой. Полную тишину так никто и не нарушил.

Джен ругал ее такими грязными словами, каких она еще не слышала за свою недолгую жизнь. Потом молча начал ходить из стороны в сторону, явно решая, что с ней делать.

В конце концов, он решительно развернулся к сестре. «Я попрошу у графа Феншира обоз для тебя. Через неделю ты будешь дома».

Лина-Лин рассмеялась. Ну да, весь этот месяц она просто прогуливалась в саду и теперь готова закрыть веер, поправить беленькое платье и идти домой, чтобы успеть к ужину.

К счастью, брат правильно воспринял ее смех.

«Ты не собираешься домой, да?» – угрожающе поинтересовался он. И уж ему-то было лучше всех известно, что сестренка никогда не делает того, что не хочет.

«Мне больше нечего делать дома, – пожала она плечами, – я туда не вернусь. К тому же, я соскучилась. Ты не должен был бросать меня так надолго».

«И что же ты намерена делать здесь?», – медленно и с опаской спросил брат.

Немного подумав, Кошка начала загибать пальцы: «Подожду, пока ты найдешь мне поесть, новую одежду, распорядишься, чтобы мне набрали ванну. Я, конечно, не люблю мыться, но от меня воняет. Ну а потом… Потом я буду сражаться вместе с тобой».

Джениус фыркнул: «Тебя в жизни не возьмут в отряд».

Потом он помолчал немного и добавил: «К тому же, это не твоя война. И не моя. Я просто сражаюсь за деньги, и мне неплохо платят. Здесь никто не знает, кто я на самом деле».

Он принес ей кусок холодной курицы, несколько ведер холодной воды, чтобы помыться и кое-что из мужской одежды, большей чем она сама в два раза. «Подпояшешься», – буркнул он на ее недовольное замечание.

 

Пока она ела, мылась и переодевалась, брат расхаживал из стороны в сторону и о чем-то напряженно думал. Лицо его было мрачнее тучи. Еще бы, только он начал самостоятельную жизнь, как на голову ему свалилась малолетняя девчонка. Но Лину-Лин это несколько не заботило, она вычесывала из чистеньких волос колтуны и мурлыкала песенку под нос. А потом сама не заметила, как, спокойная и удовлетворенная, она задремала, ощущая себя под защитой Джениуса.

Сквозь сон девочка почувствовала, что брат взял ее на руки и куда-то понес, но не посчитала нужным просыпаться, только машинально обвила его руками за шею.

«Спи, – шепнул он, – я просто уложу тебя поудобнее».

Проснулась она в большой мягкой постели, подобной той, в которой она спала у себя дома. Девушка огляделась по сторонам и увидела незнакомую комнату с красивой резной мебелью. На столике с замысловатыми ножками стояли цветы. На стуле висело голубое платье. Простое, но из дорогой ткани.

Лина-Лин озадаченно почесала голову, соскользнула с шелкового постельного белья и поставила ноги на мягкий ковер. Прикинула платье. Оно было немного большое, но, в принципе, можно надеть.

С удовольствием она стащила с себя одежду, которую дал ей брат

, и сунула руки в голубой наряд, заметив, что его явно уже носила девочка чуть крупнее ее самой. С криво обрезанными волосами она ничего поделать не могла, только смочила их водой из тазика для умывания и взъерошила, чтобы получились легкие кудри.

Остался только один вопрос – что она здесь делала?

В этот момент зашел Джениус. Он был все в той же походной одежде.

«Пришлось рассказать Фенширу, кто мы такие на самом деле, – мрачно сказал он, на лице читалось явное сожаление, – поэтому тебя разместили в покои для гостей, как и положено юной герцогине. Я написал отцу, он пошлет письмо графу Фенширу с просьбой взять тебя на воспитание и назначит хорошее ежемесячное содержание для тебя. Граф не посмеет ему отказать, отец слишком влиятельный. А слухов о детях, которые сбежали из отцовского дома, Герцогу Бертрану и так уже не избежать».

Усмешка брата после этих слов была то ли издевательской, то ли горькой, Лина-Лин так и не разобрала.

«А ты? – нахмурилась она. – Ты будешь рядом?».

Джен кивнул: «Я продолжу командовать графскими войсками. Когда буду свободен, сможем видеться. Пойдем, я должен представить тебя Фенширу и его семье. Одна из его дочерей любезно пожертвовала тебе это платье».

Так началась Кошкина светская жизнь. Неудивительно, что деревни Феншира подняли восстание – в замке постоянно устраивались балы и пышные приемы, так что налоги были непомерные. Даже сам Король как-то приезжал на праздник в честь дня рождения графа. Ринальдо Восьмой Лине-Лин ужасно не понравился. У него был очень тяжелый взгляд, густая светлая борода, крупное телосложение. Он много пил и безобразно приставал к жене графа прямо на глазах у королевы, своей шестой жены. Бедняжка графиня только краснела и вымученно улыбалась.

Чем все закончилось, Кошка так и не узнала, ее и остальных девочек Феншир отпустили спать.

Лину-Лин воспитывали наравне с хозяйскими дочками. А было их всего четыре – две помладше, одна ровесница – Николь, и одна старшая, ей было уже пятнадцать, и граф никак не мог отыскать ей достойную и максимально выгодную партию.

Кошка с интересом погрузилась в новую жизнь. Утром были уроки. Конечно, это было не так интересно, как фехтование с братом, но учиться ей всегда нравилось. В отцовском замке ей преподавали литературу, этикет (который был самым нелюбимым уроком), историю, языки. Здесь к ним добавилось еще стихосложение, рисование и пение. Лине-Лин нравилось петь, но, судя по лицам окружающих, у нее не слишком-то хорошо получалось. А вот рисунки выходили неплохие, учитель ее хвалил.

После обеда девочки Феншир обычно занимались рукоделием. Это занятие казалось Кошке невыносимо скучным, и она украдкой читала книги из графской библиотеки. Или уходила на прогулку. Во внутреннем дворе, недалеко от виселицы, была небольшая никому кроме нее не видимая дырочка, через которую можно было прошмыгнуть в Навь.

Потом, правда, Лина-Лин все реже стала туда ходить, у нее появилось новое увлечение. Сын графа Феншира, восемнадцатилетний Гилберт Феншир, стал все чаще искать ее общества. Для нее это были новые и очень яркие впечатления. В романах она тогда уже читала о первой любви.

Отец, Герцог Бертран, легко согласился на свадьбу и определил хорошее приданное. В письме он сообщил, что будет рад рождению мальчика. Видимо, все еще надеялся на более толкового наследника. На церемонию он не приехал. Похоже, черные мысли о воздаянии окончательно одолели его с уходом детей.

Она не знала, как брат отнесется к ее замужеству. По правде сказать, она ожидала ревности, даже ярости, ведь он всегда старался защитить ее от других мужчин. Но Джениус был просто счастлив. Он так неприлично радовался, что избавился от обузы в виде младшей сестры, и что теперь эта головная боль переходит Гилберту, что Кошка даже обиделась.

Порадовавшись, он провел с ней беседу о том, что она, хоть и кошка, должна быть верной женой и не позорить дом Бертранов.

«Позорить? – удивилась Лина-Лин. – Наш отец продал душу демону. Его наследник – наемник в соседнем графстве. Его дочь в одиннадцать лет сбежала из дома в мужском платье. Герцог Бертран так же известен как коварный соблазнитель и главный распутник Великого Королевства. Я уже молчу про страшные слухи о наших матерях. Которые, между прочим, соответствуют действительности. Ты уверен, что мы еще как-то можем опозорить наш род?».

«Тем не менее, пока Герцогство Бертран одно из самых богатых, наш род один из самых влиятельных». – Кисло заметил Брат.

«Нашему отцу осталось жить семь лет и три месяца. А потом, не исключено, что демоны заберут свои подарки обратно, и мы будем с тобой делить руины Герцогства Бертран…»

В двенадцать лет она стала женой графа Гилберта Феншира. И, как и наставлял ее брат, была ему верна. Все восемь месяцев, пока жила с ним.

Вскоре после свадьбы Джениус подавил восстание. Тогда еще Кошка не разбиралась в ситуации в стране, и смерть нескольких сотен крестьян, позволивших себе пойти против хозяина, не сильно ее огорчила. Ее волновала только она сама и ее братик. Лина –Лин слышала, что при дворе говорят о Джене. Ходили слухи, что он кровожадный, что он убивает с удовольствием и любит мучать своих врагов. Говорили, что его черный меч, Хаборим, выкован в аду.

Особо смелые просили Лину-Лин рассказать о брате. И она с милейшей улыбкой говорила, что в детстве он всегда был очень послушным мальчиком, никогда не грубил и не дрался, во всем потакал отцу и играл вместе с ней с цыплятами и котятами. Еще добавляла, что он любил носить белый костюмчик и плести веночки из цветов.

Собеседники уходили крайне озадаченными. А у нее всегда сжималось сердце от всех этих разговоров. Она знала, что такое быть проклятым ребенком. Только вот ее проклятье в итоге обернулось даром, в этом помогла ей богиня Онори, дав ей имя и взяв над ней шефство. Кошка довольно быстро научилась отделять свою звериную сущность от людской и использовала ее только в случае необходимости. Лина-Лин – человек среди людей, своя среди своих. Она – девушка. Хоть и проклята немного, но все же неплохая девушка.

А вот Джениус обречен на вечные страдания при жизни и, как сам он говорит, после смерти. Его действительно пожирают изнутри ярость и жажда крови, он борется с ними, но они требуют выхода.

Говорили, что любовь к сестре помогла обрести ему хоть какие-то человеческие черты. Ей трудно было судить, она всегда знала его с лучшей стороны, но подозревала, на что он был способен.

Не зря юный герцог Бертран не носил имя, данное ему матерью, оно было такое же проклятое, как и вся его жизнь. Впрочем, фамилию и титул отца, виновника своего проклятья, он тоже никому не называл. И предпочел быть просто героем детской сказки, которую любила сестра.