Сердце Лины-Лин забилось в три раза быстрее, когда она услышала позвякивание ключа в замке. Книги, фолианты, коробка – все с грохотом упало на пол. Она кинулась в объятья Данте и губами впилась в его губы, вкладывая всю душу в этот поцелуй. Низ живота налился свинцовой тяжестью. Руки Данте были такими теплыми, что ей казалось, ее кожа тает от его прикосновений.
– Моя девочка… – шепнул он между поцелуями.
Это все, что он ее сказал. Лина-Лин обвила его сначала одной ногой, потом второй, он подхватил ее под бедра и пересадил на огромный дубовый стол. С него что-то посыпалось, но никто не обратил на это внимания.
Все тело Лины-Лин дрожало от страсти, когда он задрал ее платье и тихо застонал, обнаружив, что под ним нет никакого белья…
Прошло совсем немного времени, прежде чем Лина-Лин, обессиленная и вся мокрая упала спиной на прохладную поверхность стола. Ее веки прикрылись, на губах появилась легкая улыбка. Данте обошел стол, сел на свое место и кончиками пальцев провел по ее волосам.
– Что же мы с тобой творим? – с грустной улыбкой проговорил он.
Потом они думали, что же Кошке сказать, если кто-то увидит ее по дороге назад? Что в такой час она делала в кабинете Верховного Хранителя?
В конце концов, давясь смехом, Данте сунул ей в руки те же самые фолианты, с которыми она пришла, свитки и пустую коробку. Потому что служителю пятой ступени все это срочно понадобилось в половине пятого утра.
А сверху он еще поставил пузырек с лекарством от головной боли. Ведь поэтому она и пришла к Хранителю так рано, не могла стерпеть боль, а он вчера обмолвился, что у него есть чудодейственное средство.
Лина-Лин выскользнула за дверь и на цыпочках стала пробираться в свое крыло, надеясь, что никому не придется слушать всю эту несусветную чушь.
И не успела Кошка заснуть, как над головой раздался бодрый голос Марко:
– Лина-Лин, Джен, вставайте! Фридрих зовет всех на репетицию!
Дорогой друг
Гвендель значительно скрасил Хранителю Данте долгую дорогу в замок Иллингтон… Он ехал рядом с ним, а еще с ними путешествовала бочка цветочного вина, которое они разливали в фляги для воды.
Так как Гвен периодически залазил в мысли Данте и не слишком-то это скрывал, Хранитель сам решил рассказать ему все. Разумеется, мысленно. Так было безопаснее и быстрее – долгие предложения можно было заменять картинками и образами.
Теперь друг знал про Шенена, про наемников и немного про Кошку. Данте действительно постарался раскрыть ему совсем немного.
– Вы еле ползете. – Покачал головой Гвендель и печально погладил гриву своего коня.
Скорость передвижения Орденской процессии его действительно раздражала.
– Нас пятьсот человек. – Напомнил Данте. – Мы не можем двигаться быстрее.
– Я имел в виду только тебя и твои двести шестнадцать веснушек. – Коварно улыбнулся Гвендель.
Хранитель выдержал паузу, смерил друга внимательным взглядом и вкрадчиво заговорил:
– У меня в Хранилище есть браслеты, которые почти невозможно снять, если на тебя их надели. Они были созданы шесть веков назад для слишком любопытных магов. Для того, чтобы лишить их возможности читать чужие мысли.
Гвен демонстративно зевнул.
– Все это очень интересно, но к чему ты мне это рассказываешь?
– Да так. – Холодно отозвался Данте. – Для поддержания беседы.
Неожиданно Гвендель встрепенулся и резко повернулся к Хранителю.
– Знаешь что, у меня есть отличная идея!
– Нет, я не согласен. – Сразу же отозвался Данте, зная, что фраза об "отличной идее" из уст его дорогого друга не может предвещать ничего хорошего.
– Ночью мы незаметно возьмем у поваров удочки и пойдем на рыбалку! – выпалил Гвен.
И как же заманчиво прозвучало его предложение…
– Я не могу оставить процессию. – Против воли возразил Хранитель.
– Уверен, четыреста девяносто восемь человек сумеют сами позаботиться друг о друге.
Возможно, в этих словах была доля здравого смысла. И в три утра Данте открыл глаза и сел, будто и не засыпал вовсе. Он бесшумно вылез из своей утепленной палатки и огляделся по сторонам. Его личная охрана задремала у костра, и он тихонько скользнул мимо. В другой день Хранитель бы мягко разбудил их, чтобы им стало совестно, но сегодня их безответственность была ему на руку.
Стараясь не хрустеть ветками, Данте двинулся к лесному озерцу, и с радостью увидел, что Гвендель уже ждет его с удочками.
Тихо переговариваясь, они насадили наживки и сели перед отражающей свет луны водой. И замерли. Ничто так не завораживало Хранителя, как неподвижный поплавок на озерной глади. Не было больше ни холода, ни времени, ни недели Ордена, ни козней Тьмы, ни даже…
Они слишком поздно почувствовали движение за спиной и обернулись только на хруст ветки под чьей-то ногой. В полшаге от них неподвижно стояли три черных силуэта, укутанные в плащи. Данте с Гвенделем быстро откатились в разные стороны.
С досадой Хранитель вспомнил, что решил не брать с собой на рыбалку меч. А Гвен уже сжимал свое оружие, отлитое из редкого темного металла.
В свете луны Данте смог внимательнее разглядеть нежданных гостей и тут же понял, кто их прислал.
Под капюшонами поблескивали красноватые глаза. Вместо лиц виднелись вытянутые птичьи черепа с длинными клювами. Среди корявых лысых деревьев в слабом свете луны эти фигуры смотрелись крайне зловеще и не предвещали ничего хорошего. В опущенных руках поблескивали тонкие мечи, прикрытые складками плащей.
– Зачем вы пришли? – спросил Данте, поднимая с земли увесистую дубину.
Одна из птиц что-то сказала, было трудно разобрать, искаженная форма челюсти не позволяла этим существам говорить разборчиво. Потом и остальные птицеподобные начали произносить слова, хотя это было больше похоже на птичий клекот. С удивлением Данте обнаружил, что обращались они к Гвенделю, не к нему. С трудом он различил повторяющуюся фразу:
– Ты сам звал нас! Ты звал нас! Ты звал нас!
Брови Гвена удивленно взметнулись.
– Нет, птенчики, вы меня с кем-то путаете. Последняя, кого я звал во сне, имела крайне мало сходства с вами.
Воспользовавшись тем, что клювы обращены к его другу, Данте нанес очень быстрый, как ему показалось, удар. Но не успела дубина достигнуть цели, как четыре меча из шести отразили нападение, а еще два уже были осторожно направлены на Гвенделя. Черноволосый маг тоже сделал выпад, но его пресекли с молниеносной скоростью.
Тут Данте и понял, что имели в виду его наемники, когда рассказывали, что напавшие на них слуги Тьмы обладали колоссальной скоростью. И если уж им удалось их одолеть, то Хранитель явно не ошибся в выборе людей.
– Ты звал нас! – продолжали клокотать птицелюди в сторону Гвена. – За тобой должок!
– Должок! Должок! – заголосили они наперебой.
Данте снова напал, целясь одной из птиц в голову. В этот раз он даже не успел заметить, как его дубина оказалась на земле.
– Тебя не велено убивать. – Проклокотал самый крупный клюв с неким подобием насмешки. – Ты еще сослужишь свою службу нашей темной богине.
– А за тобой должок! – снова обратились птицы к Гвену.
И наперебой вреща: «Должок! Должок!», существа растворились в неизвестно откуда взявшемся дыме.
– Да не брал я ничего у вашей красотки Нинель, – беспечно пожал плечами Гвен и убрал меч в ножны. – Продолжим рыбалку? Как раз светает.
Но настроение ловить рыбу совершенно пропало. Хранитель пытался понять, что значит сегодняшний визит к Гвену, и было ясно как день, что у самого Гвена спрашивать бесполезно, так как это явно связано с погибшим городом.
Наиболее вероятной казалась версия о том, что Гвен, узнав про ураган и смерть семьи, обезумел от горя. И молил всех богов, чтобы они прекратили этот кошмар. Богиня Тьмы Нинель откликнулась и наложила заклятие забвения. А теперь требует расплаты. Интересно, в чем же эта расплата должна выражаться? Интересы Ордена и Нинель очень сильно расходятся, так что теперь нужно вдвойне внимательнее присматривать за Гвеном.
– Они приходили за тобой. – Сказал он другу, трогая его за плечо.– И если бы они напали, едва ли мы смогли отбиться – эти пташки очень быстрые.
– Но они не собирались нападать. – С улыбкой кинул Гвендель. – Так, зашли поздороваться.
– Зачем слугам Тьмы здороваться с тобой?
– Не знаю, может потому, что я симпатичный?
Похоже, заклинание забвения сделало его беспечным, как в юности.
– Гвен, переночуй сегодня в моей палатке, мне так будет спокойней.
– Отлично, мне нравится твоя палатка, она такая теплая! – радостно согласился он. – И все эти одеяла, подушки. А ты где будешь ночевать?
– Вообще-то собирался там же… – Удивился Данте.
– Ааа, – с некоторым разочарованием протянул Гвен. – Нет, спасибо, я посплю у себя.
– Если вернутся слуги Тьмы… – начал Данте.
– У меня есть несколько весомых причин, по которым я категорически не могу спать с тобой в палатке. – Очень серьезно сказал Гвен. – Во-первых, я не хочу, чтобы ты видел, с какой прической я обычно просыпаюсь по утрам. А во-вторых, я люблю обниматься во сне.
Данте скривил губы в кислой улыбке.
– Спи, где хочешь, Гвен. Ты отвратителен. Но учти, проснуться в моей компании все же гораздо приятнее, чем в компании трех парней с птичьими черепами вместо голов.
Чинно пожелав Верховному Хранителю спокойной ночи, Гвендель пошел в сторону своей палатки. А Данте следом отправил двух крепких служителей Ордена дежурить у входа и сообщать ему о любых происходящих в том районе странностях.
Когда утром он попросил охрану Гвена подробно отчитаться о дежурстве, ребята с очень серьезным видом сообщили, что господин Гвендель изволил петь утром романсы, и делал это весьма недурно. И что он очень долго расчесывал свои длинные волосы.
Хранитель, поблагодарил охрану за верную службу и отпустил отсыпаться в повозку. После чего все снова тронулись в неспешный путь.
В дороге Данте обдумывал, насколько удачным способом Марко и Джениус решили спрятать Шенена. Взвесив все за и против, он решил, что уличный балаганчик действительно весьма недурная затея. К тому же, эстетическое воспитание будет полезнее Шенену, чем шататься по грязным трактирам.
Интересно, кого играет Лина-Лин? Он представил ее в легких прозрачных шелках и тонкой диадеме, принцессой лесных эльфов… Длинные черные волосы развеваются на ветру, по губам блуждает загадочная улыбка…
– Да, выглядит просто прекрасно, – промурлыкал появившийся рядом Гвен. – Интересно, она хоть в половину хороша настолько, насколько ты себе ее представляешь?
И Данте с кровожадным удовольствием представил, как достает свой украшенный каменьями клинок, вонзает его Гвенделю в живот и медленно проворачивает три раза.
– Тихо, тихо! – улыбнулся Гвен. – Я понял твой ненавязчивый мысленный намек. И да, я помню про браслеты для любопытных магов. На, лучше выпей.
Странно, но цветочное вино уже не казалось Хранителю таким отвратительным. К тому же, цены на него начали стремительно расти, ведь оригинальных Флавернских запасов осталось не так много. Те бочки, которые пылились годами в погребах нетронутыми, потому что считались редкой дрянью, теперь доставались и бережно обтирались от пыли.
Гвендель, между прочим, очень радовался росту популярности продукта, производимого под его личным патронажем. Он ведь не знал и, естественно, отказывался понимать, с чем это связано. Ему казалось, что все наконец-то оценили изысканный букет.
– За вчерашнее маленькое приключение! – заявил друг, поднимая флягу, – О нет, у тебя такое лицо, будто ты собираешься сказать что-то долгое и занудной.
Вообще-то, Данте хотел как-то дать понять другу, что нет ничего веселого в этом «маленьком приключении». А то, что птицелюди не напали на них, говорит о том, что это не последняя с ними встреча.
– Я все скажу за тебя сам. – Решил Гвен. – Надо быть осторожными, потому что бла-бла-бла, слуги Тьмы могут бла-бла-бла. И если ты, Гвен, бла-бла-бла, то они обязательно бла-бла-бла-бла. Все так?
Хранитель внимательно смерил Гвенделя взлядом.
– Я рад, что ты все правильно понял. – Слегка улыбнулся он, оставляя бесполезные попытки пробудить в маге осторожность. – Мы еще не говорили о том, как именно ты хочешь использовать наш артефакт, я должен иметь очень подробные сведения об этом.
– Разумеется. – Кивнул Гвен, и лицо его стало немного серьезнее. – Есть одно действенное оружие. Это сатира. Народу сложно будет трепетать перед теми, над кем он смеется.
– Тогда зачем тебе артефакт? – не понял Хранитель. – Ты и так мастер писать язвительные памфлеты.
– Да, я могу написать памфлет. Но это будет просто листик со стихом. А с помощью магии я смогу распространить этот опус по всему Великому Королевству. И, что еще важнее, я смогу защитить тех, кто будет читать мои памфлеты и разыгрывать на ярмарочных площадях, тех, кто будет переписывать их и пересказывать в трактирах. Повальные аресты отобьют у людей желание смеяться, а этого допустить нельзя.
– Пожалуй, есть здравый смысл в твоих словах. – Кивнул Данте. – Если у тебя все получится, то на месте Короля, твою голову я бы прибил прямо на центральные ворота.
– О, благодарю! – Искренне обрадовался Гвен. – Но я планирую совсем немного позаниматься подпольным свержением власти, а потом мне надо вернуться к правлению городом, к своей жене, дочке и парикмахеру. И уже оттуда наблюдать, как благодаря мне рушится система.
Как обычно, при упоминании семьи и города, которых больше не было на свете, лицо Данте помрачнело.
– Что же, – перевел он тему. – Твои сатирические работы действительно хороши. Ту, например, которую ты написал про меня в качестве подарка на день рождения, я до сих пор храню в потайном шкафу, чтобы ее никто не прочитал ненароком.
– А, «Верховный Зануда»? – Припомнил Гвен. – Наверняка каким-нибудь шестьсот шестнадцатым пунктом твоего завещания ты указал уничтожить памфлет после твоей смерти, чтобы потомки не составили по нему ошибочное мнение о Верховном Хранителе Данте.
– А две тысячи пятнадцатым пунктом я не преминул отметить, – ответил другу в тон Хранитель и менторски поднял палец.– Чтобы у тебя не смели заказывать эпиграмму к моему памятнику.
Еще со времен их знакомства в юности Гвен считал Данте ужасным занудой. Он был уверен, что дома у того все разложено по полочкам, весь день расписан по пунктикам, и вся жизнь идет по графику. В том самом памфлете Гвен подробно расписывал его, якобы, расписание дня, и там, например, был час на самолюбование, час на самовосхищение и два часа на упивание собственным величием.
К тому же, Гвен периодически пытался сломать эту систему, которой, на самом деле, не существовало. Конечно, Верховному Хранителю необходимо было рационально распределять время и, да, он отличался некоторой педантичностью, но никакого шестьсот шестнадцатого пункта в завещании не существовало, как и самого завещания. Еще даже не родился наследник, о смерти не могло идти и речи.
Зато Гвендель отличался любовью к роскоши, шикарным нарядам, украшениям, изысканным блюдам и красоте во всем. И, в качестве мести, Хранитель мог сколько угодно потешаться над этой его слабостью.
– А памятник мне будет сделан весь из золота. – Сообщил он Гвену. – Скромный, не больше сорока метров в высоту. И весь инкрустирован рубинами и изумрудами.
– И с сотней живьем закопанных девственниц в основании. – Изящно завершил картину его дорогой друг.
Хроники бродячих артистов
Марко немного нервничал. Это был его первый выход на сцену за последние годы, и он боялся, что растерял весь талант, который так ценил в нем Фридрих.
Он, кстати, заканчивал последние наставления:
– И запомните: белую одежду берегите от помидоров. От гнилых овощей спасайте декорации – мы их потом не отмоем. Гнилые яблоки – это ничего страшного, можете смело продолжать поклон.
Шенен очень внимательно слушал и то поглядывал на свои белые одеяния, то на декорации, видимо, запоминая, что и в какой последовательности надо спасать, если представление придется зрителям не по нраву.
Фридрих, конечно, рисковал, вводя в свою постановку плохо подготовленных актеров. Вот и готовился, на всякий случай, к худшему. Хотя Марко что-то не помнил ни разу, чтобы их закидывали тухлыми овощами. Но раз уж их режиссер так в этом разбирался, видимо, на его веку это случалось не раз.
Анри уже надел платье, нанес грим, накрутил светлые локоны и был просто душка. Джениус присвистнул, когда эта синьора проходила мимо, и Анри послал ему в ответ воздушный поцелуй.
Кошка хихикнула, хотя до этого ходила мрачнее тучи – ей не нравилась ее рубаха, подпоясанная куском веревки и нарисованный синяк под глазом. Хотя сейчас она, кажется, уже начала вживаться в образ – подкатала одну штанину и лихо взъерошила волосы. Марко искренне умилялся с ее вида.
Оглядевшись по сторонам, он заметил прилаживающего декорацию Джонни. Этот новенький действительно был герой-любовник, как с картинки. Особенно с наклеенными франтовато подкрученными усами. Марко немного ревновал к нему своих старых друзей, ведь Джонни взяли на его место, когда он ушел… вынужден был уйти. Кстати, Мердок, играющий отрицательных персонажей, так и не простил Марко его уход. Он едва кинул бывшему другу пару фраз вне сценария, зато все время метал в него презрительные взгляды, а проходя мимо, старался обдать волной холода. В общем, был в образе.
Марко румянил щеки, когда сзади в зеркале возникло белое существо, похожее на приведение. Повинуясь инстинктам, наемник тут же пригнулся к земле, резко развернулся, хватая по дороге меч, и мгновенно вскочил на ноги.
Лина-Лин с Джениусом так и покатились со смеху. Потому что привидение оказалось Шененом, которого Фридрих с ног до головы обмазал чем-то белым. И в совокупности с обычным ровным выражением лица их подопечного грим смотрелся ну очень реалистично – это странное создание теперь было не отличить от мраморной статуи.
– Это я, Шенен. – На всякий случай сказало живое извание, видимо опасаясь быть заколотым.
– Да вижу я. – Буркнул Марко, опуская меч под дружный хохот за спиной.
Чудненько он, наверное, смотрелся со стороны в боевой стойке и в платье служанки…
С раздражением Маркус завершил свой образ, напялив слегка потрепанный парик. Лина-Лин и ее братец снова встретили его дружным улюлюканьем и хихиканьем. Хотя на месте Джениуса Марко вообще молчал бы. Тот весь был втиснут в коричневый костюм, наподобие мешка с прорезью для лица. И в каждой руке держал по громадному увесистому букету из свежесорванных веток. И ржал.
– Твоя мама явно хотела девочку. – Заявил Джен.
– А твоя – дерево, – в тон ему ответил Марко.
– А твоя – котенка. – Кинул Джен засмеявшейся было Лине-Лин.
– Тут не поспоришь. – Пожала девчонка плечами. – А мама Шенена совершенно точно хотела непорочного зачатья.
– И, готов поспорить на пять золотых, оно ее настигло. – Поддержал Марко.
– Я бы поспорил… – задумалось дерево. – Но, боюсь, чтобы уточнить этот вопрос у Шенена, нужно будет долго растолковывать ему смысл слова «зачатье».
– Может, просто сводим его в бордель? – предложил Марко.
– Хранитель нам головы отрежет. – Возразил Джен.
Лина-Лин улыбнулась.
– Как думаете, у Шенена есть дар целителя? Отрастил же он как-то свои выбитые зубы? Думаю, он сможет пришить нам головы обратно.
– А что если… – дерево зловеще понизило тон. – После этого мы станем такими же тугодумами, как он сам?
– Шенен, не пришивай нам головы! – тут же крикнула Лина-Лин репетирующей в отдалении статуе. – Что бы ни случилось, не вздумай пришивать нам головы! Запомнил?
Шенен даже не посмотрел в их сторону. Он виртуозно играл свою роль, уже десять минут совершенно неподвижно стоя на стуле.
– Да, запомнил. – Ответил он, не меняя гордого положения головы. – Мне не следует пришивать вам головы. И хотя мой жизненный опыт весьма невелик, что-то мне подсказывает, что мне едва ли захочется когда-нибудь это сделать.
– Ну что ты, в жизни каждого человека бывают такие периоды, когда страсть как хочется пришить кому-нибудь голову. – Заверил его Марко.
– Ну… не совсем пришить… – протянула Лина-Лин. – Скорее оторвать. Да, оторвать.
И она мечтательно улыбнулась.
– Ну что же, – из-за импровизированного занавеса возник Фридрих. – Зрителей полно. Мы начинаем. Но сначала наш давний обычай.
Марко помнил, как перед каждым представлением они вставали в круг, взявшись за руки, и говорили по фразе о том, каким будет предстоящее представление.
– Оно будет просто волшебным! Мы будем на высоте! – с восторгом проговорил Анри женским голосом.
– Мы выступим достойно. – Кивнул Фридрих.
Очередь перешла к Марко.
– Возможно нас даже не закидают помидорами. – С улыбкой предположил он.
–… и другими гнилыми овощами. – Подхватил Джен.
– И даже гнилыми яблоками. – Сказала Лина-Лин. – Хоть это и почти не опасно.
– И камнями. – Вставил слово Шенен. – В меня часто кидали камнями.
Джонни крайне озадаченно посмотрел на их четверку.
– Спектакль пройдет на славу. – Слегка неуверенно произнес он.
– И никто после него не уйдет. – Ядовито сказал Мердок. – Не бросит своих друзей в неведении, страдать и ломать голову, куда…
– Мердок, – окликнул Фридрих, – нам пора идти.
И с дружным шепотом «Мы лучшие!» они разорвали руки.
– Балаганчик "Зеленый гусь" представляет комедию "В покоях знатной дамы"! – громко провозгласил Джонни, первым показавшись на сцене.
И Фридрих, оставаясь за кулисами, заиграл на лютне нежную мелодию, под которую Анри в своем красивом платье выплыл на публику. Толпа восхищенно притихла.
Спектакль пронесся быстро, хотя получился куда длиннее, чем на репетициях. Зрители встретили их так тепло, так громко смеялась над всеми шутками, что не хотелось покидать сцену. Марко импровизировал на ходу, умудрился пококетничать с купцом из зрителей и собрать в чепчик мелочи себе якобы на новые чулочки.
Больше всего он боялся, что придется краснеть перед Фридрихом за друзей, но они смотрелись на удивление живо. Ну, кроме Шенена, он смотрелся абсолютно неживым. И когда в сцене свидания с любовником статуя впервые пошевелилась и поменяла позу, по публике покатилась волна восхищения, несколько барышень вскрикнули от неожиданности. Оказалось, многие приняли Шенена за искусную декорацию.
Даже Джениус вжился в роль и вполне реалистично покачивал ветвями под шум ветра. Пару раз он пнул незадачливого любовника и так ловко отвернулся и сделал вид, что он не при делах, что, кажется, даже сам Джонни не понял, кто это сделал. А публика от души хохотала над его растерянным лицом.
Но, даже полностью отдавая себя на сцене, Марко не забывал всматриваться в лица зрителей. На ярмарке действительно было пруд пруди Серых Мастеров. Они ходили, что-то выспрашивали, иногда останавливались посмотреть представление и, убедившись, что оно не о святых деяниях, с негодованием отходили.
Обитель осуждала подобные зрелища, и актеров не жгли на костре только потому, что Король Ринальдо Восьмой любил смотреть представления у себя во дворце, особенно ценил он спектакли пошлого и похабного содержания. Высокие трагедии и жизнь святых навевали на него скуку. Это Марко было доподлинно известно.
Один раз Король казнил целую труппу за то, что он едва не уснул на представлении. Сама казнь была обставлена как некое театральное действие, и тут уж Ринальдо посмеялся от души. Марко тоже присутствовал там, ему было всего одиннадцать, и он закрывал глаза своей младшей сестренке, чтобы хотя бы она это не видела. Трупы, разряженные в клоунские колпаки, были в «танцующих» позах прибиты к крепостной стене. С тех пор трагедия в Великом Королевстве слегка вышла из моды.
Но их спектакль, кажется, понравился бы даже Ринальдо Восьмому. В конце в них кидали только цветы. А в шапки сыпались звонкие монетки.
Когда все закончилось, уже начало темнеть. Все актеры собрались у костра за оживленной беседой. Купец, которого сегодня очаровал Марко, прислал им бочонок доброго эля, который пришелся весьма кстати. Такого громогласного успеха у Фридриха не было давно. Все эти знакомые и родные лица в свете пламени в сочетании с хорошим элем и удачной премьерой вызывали у Маркуса столько эмоций, что он едва сдерживал слезу. Правильно про него сказал Шенен, что он слишком впечатлительный. Но он правда любил этих людей, и они снова были рядом. И при этом Джен сидел по правую руку. Он теперь играл с ним в театре. И Шенен, и эта невозможная девчонка – Лина-Лин. Марко попытался запечатлеть этот беспечный момент в памяти…
– Может, не стоило привлекать к нашим персонам внимание всего города? – с некоторым сомнением протянул Джен так, чтобы его слышали только напарник и сестра.
– Зато сияние Шенена целиком и полностью растворяется в сегодняшних эмоциях, – заметила Лина-Лин.
Под дружные уговоры актеров Шенен отпил немного эля из кружки, но тут же закашлялся так, будто отхлебнул лошадиной мочи.
– Что будем делать дальше? – снова тихо спросил Джен. – Мы не сможем вечно плясать на ярмарочной площади. Нам нужно двигаться в сторону заказчика. Как думаешь, мой капитан?
Последняя фраза была произнесена, разумеется, с издевкой.
– Фридрих, как долго ты планируешь оставаться в городе? – Кинул он бородатому другу, который все еще активно хлопал кашлявшего Шенена по спине.
Но он не успел ответить. К их костру кто-то направлялся. Сердце Марко свалилось куда-то в пятки, когда он разглядел полицейскую форму на четверых крупных молодчиках. Подозрительно вглядываясь в лица, стражи встали с двух сторон и как можно ближе, чтобы перекрыть пути к бегству.
– Кто такие? – спросил один из них, усатый и долговязый.
– Бродячие актеры. – Улыбнулся Фридрих. – Мирные служители муз.
– Балаганчик "Зеленый гусь" к вашим услугам, – слегка поклонился Анри.
– Я видел их выступление сегодня на площади. – Кивнул стражник, рыжий и весь в веснушках. Пойдем отсюда, это действительно актеры.
– Как давно в городе? – нахмурился недоверчивый усатый страж.
– Две с половиной недели. – Ответил режиссер очень спокойно и слегка небрежно.
– А те, кого мы ищем, здесь всего несколько дней, – шепнул рыжий усатому. – Говорю же, зря теряем время.
– А в чем дело, можем мы узнать? – доброжелательно поинтересовался Марко.
– Мы разыскиваем опасных преступников. – Важно молвил еще один полицейский. – И мы должны осмотреть всех приезжих на наличие примет.
– И какие же приметы? – весело спросила Лина-Лин.
Марко видел, как она нашарила арбалет под подстилкой. И он не сомневался, что Джену хватит доли секунды, чтобы достать свой Хаборим. Хотя убить сейчас этих четверых стражников, означало лишить себя прикрытия и вступить в открытое противостояние с Лионелем. Да и остальным врагам труда не составит их вычислить.
Усатый достал бумагу с описанием преступников.
– Первый имеет высокий рост, худощавое телосложение с ярко выраженной мускулатурой, темные волосы, два плохо заметных шрама на лбу, выделенные скулы и мрачное выражение лица. Ходит в длинном кожаном плаще.
Джениус попытался улыбнуться, но его лицо стало от этого только еще более мрачным.
– Так, – продолжал читать стражник. – Второй имеет волосы очень светлые, глаза серо-зеленые, приятные черты лица. А про третьего указано только то, что у него очень голубые глаза. С ними мальчишка или девчонка.
– Да уж, у нас в театре тоже не всегда разберешь, где мальчишка, где девчонка. – Глубокомысленно заметил Фридрих.
– А теперь встаньте все, кто подходит под описание, – резко приказал усатый.
Марко встал сразу, чтобы не подставлять остальных. К тому же, ему польстили "приятные черты лица" в приметах.
Но все остальные тоже поднялись почти одновременно с ним. Все понятно было с Шененом, Дженом и то-ли-девочкой-то-ли-мальчиком, но Фридрих, Мердок, Анри и даже Джонни встали, даже не замешкавшись.
– У меня ведь сильно голубые глаза? – кокетливо спросил Анри. – Голубые-голубые, правда?
Рыжеволосому любителю театра нечего было на это возразить, он был полностью согласен. Но усатый страж резко возразил:
– Сядь. Ты не подходишь.
Потом он тщательно сверил с приметами Джонни.
– Сядь! И все, кто с бородой, сядьте тоже. Нет никого с бородой в приметах.
Театрально тяжело вздохнув, уселся Фридрих.
– Да я ее только вчера отрастил! – возмутился Мердок. – И вообще я актер, я мог ее наклеить!
Так они и остались стоять вчетвером – те, с кого писались приметы.
– Так… – усатый полицейский пристально разглядывал Джениуса. – Убери волосы с лица. Так, шрамы на лбу, мрачный вид, темнее глаза. Ага.
Джен перестал улыбаться, поняв, что его хитрый прием по скрытию мрачного выражения лица не сработал.
Суровый страж перевел взгляд на Марко.
– Приятные черты, волосы, глаза. Ого…
– Ты мальчик или девочка? – обратился тем временем рыжеволосый полицейский к Лине-Лин.
– Вам же без разницы… – Пожала она плечами. – Но, разумеется, я – мальчик. Девочкам не место в театре.
– И пусть у последнего окажутся голубые глаза, – взволнованно проговорил рыжий, не удержавшись.
И хранители порядка уставились на Шенена. Лина-Лин нагнулась, как бы перевязывая шнуровку на ноге. Марко нащупал меч под плащом, Джен небрежно наклонился, готовясь к резкому выпаду. И тут заговорил Шенен:
– Боюсь вас расстраивать, но у меня не голубые глаза.– Сказал он спокойно.
– Как это не голубые? – удивился усатый, медленно доставая оружие. – Да голубее я еще в жизни не видел…
Тут и рыжий нервно дернул меч из ножен, ошалело оглядывая четверых "опасных преступников", его примеру последовали и остальные.
– Посмотрите внимательно. – Невозмутимо гнул свою линию Шенен. – У меня не голубые глаза.
Марко не слишком понимал, что происходит. Что за ерунду городит их подопечный?
Четверо стражников снова как бараны уставились в лицо Шенена.
– Голубые… – протянул рыжий. – С чего я взял, что они голубые?
Усатый глянул на товарища удивленно.
– Да они же как небо го… – начал он и продолжил с совсем другой интонацией. – Как болото зеленые.
– И что мы здесь стоим? – медленно произнес третий стражник. – Этот человек не подходит под приметы.
– Пойдем дальше. – Заключил четвертый.
Они очень не спеша и приторможено стали разворачиваться в противоположную сторону.
– А остальные?! – вдруг спохватился усатый. – Остальные же подходят! Надо отвести их к Маршалу Лионелю.
– Нет, – покачал головой Шенен. – Остальные тоже не подходят.
– Что, никто? – грустно спросил рыжий.
– Никто. – Кивнул Шенен.
– Но мрачный вид… – почти жалобно произнес усатый, глядя на Джениуса.
– Что вы… – в ровном голосе Шенена послышались мягкие нотки. – Это самый улыбчивый парень на свете.
И Джен улыбнулся одной из тех своих улыбок, при виде которой хочется спрятаться с головой под одеяло и там дрожать от страха.
– Тогда пойдем. – Окончательно решил усатый. – Это просто приезжие актеры. Простите за беспокойство.
– Мне очень понравился ваш спектакль. – Улыбнулся рыжий. – Особенно…