Тень проклятия
Я ждала Генриха у себя, но он так и не пришел. За окном хлестал дождь, гром и молния резвились на небе, я не находила себе места. Как и Генрих. В это же время он мерил шагами свои покои и искал способ снять проклятие.
Он знал из старых преданий, что проклятие матери – самое страшное зло на свете, что ему не удастся избавиться от него полностью. Сколько бы мой любимый не думал, перед его глазами все чаще и чаще проплывали видения нашего будущего – несчастье, слезы, боль и разлука.
Генрих перебирал старые книги, пытался найти историю о том, как кто-нибудь избавился от такой напасти. Он был так зол, что готов был предать свою мать огню, если бы это помогло ему решить проблему. Но, к счастью, он не нашел ни в одном фолианте подтверждения своим мыслям. Если бы он пошел на такой грех, то не простил бы себя.
Всю ночь мой любимый думал, что ему делать дальше. К утру он решил, что лучше ничего не говорить мне, что он справится со всем один. Генрих сказал мне только, что нам нужно повременить со свадьбой, чтобы его матушка свыклась с этой мыслью и примирилась с тем, что я стану ее невесткой.
Но я чувствовала, что его что-то терзает. В глазах Генриха вместо любви теперь плескалась боль. Он все реже и реже смотрел на меня, все меньше держал за руку. Я не понимала, что происходит и страдала от этого. Ведь для меня, не знавшей всей правды, все изменилось в одночасье. Я думала, что он просто передумал жениться на мне после разговора с матерью. Понял, что мы с ним разные люди и не предназначены друг для друга. Сомнения стали посещать меня все чаще.
– Вдруг, – думала я, – мать показала ему портрет прекрасной заморской невесты, и теперь он думает, как избавиться от меня?
Генрих же в свою очередь видел, что я страдаю. Иногда ночью он подходил к моим покоям и слышал, как я плачу. Тогда он думал, что я несчастна из-за проклятия, и все больше и больше закрывался в себе.
В природе, как и в нашей любви, наступила осень. Листья дуба желтели и опадали, а мы виделись все реже и реже. Каждый из нас страдал по-своему, терзал себя сомнениями и не знал, что делать дальше. Я думала, что Генрих меня разлюбил, мой любимый же думал, что я разлюбила его.
Иногда он все же приходил ко мне, спрашивал о травах, просил дать ему одну из моих книг по волшебству, но ни разу не сказал, зачем ему все это. Я говорила ему, что люблю его, что мне очень грустно без наших разговоров и его улыбки, он смотрел на меня с болью и молча выходил прочь. Я и не знала, что в это время его сердце разрывалось на мелкие кусочки. Он считал, что с ним я буду несчастной.
Я просила его открыться мне, не предавать нашу любовь, плакала и вновь молила его впустить меня в свое сердце. Но вместо этого он отдалялся еще больше.
В конце концов, дошло до того, что ни его сердце, ни его душа не могли больше выносить эту боль. Он решил, что сделает меня счастливой, если откажется от меня. Но что же делать со своим сердцем? Его нужно было закрыть, изгнать оттуда любовь и все добрые чувства. Так как по своей природе Генрих был добрым, он не смог стать злым, как колдун, но он смог закрыться от любви.
– Уж лучше и правда нам не быть вместе. Я не могу допустить, чтобы любовь всей моей жизни и дальше страдала. Отошлю свою резвую феечку обратно и больше никогда ее не увижу. Она погорюет и встретит приличного человека, которому сможет доверять, – подумал Генрих и заплакал.
Ради меня он отказался от всего, что ему было дорого. В том числе и от меня самой. Сердце его окаменело, а сам Генрих стал живой статуей. Вся его боль, все его страдания были заточены в камне, а снаружи осталось лишь леденящее безразличие.
Последний разговор
Когда Генрих без стука ворвался в мои покои, я поняла, что все кончено: его ледяной взгляд ничего не выражал, в его глазах была пустота.
– Генрих, любимый, что случилось? – я кинулась к нему и хотела взять его за руку, но он одернул ее и отступил на шаг.
– Ничего, Фрея. Я пришел сказать тебе, что завтра на рассвете ты уезжаешь, – ни один мускул не дрогнул на лице моего дорогого Генриха.
Я стояла и не верила своим ушам. Он признавался мне в любви, сделал предложение, просил подождать, отдалился, а теперь гнал от себя прочь, так и не объяснив, что произошло!
– Генрих, дорогой! Я ничего не понимаю, – по моим щекам уже градом лились слезы, – я чем-то тебя обидела? Чем я заслужила такое отношение?
– Ничего, – снова в его взгляде безразличие, – я решил, что мы не можем быть вместе, мы слишком разные и в конце концов, не будем счастливы. Ты отправишься к себе домой, поплачешь пару дней, а после встретишь сына кузнеца, который женится на тебе, – любимый говорил это таким тоном, как будто мы обсуждали меню на обед.
– Но, Генрих, я люблю только тебя, мне не нужен никто другой! – в отчаянии я кинулась к нему и упала на пол.
Рыдания душили меня, боль рвалась из груди. Без Генриха я не видела смысла жить дальше.
– Глупости все это, Фрея, ты придумала любовь ко мне и скоро от нее избавишься.
Каждое слово Генриха было как удар молота, он просто приколачивал меня к полу такими речами.
– Нет! Нет! – воскликнула я, – я не смогу никого полюбить! Клянусь тебе, что мое сердце принадлежит только тебе! В нем нет места для кого-то другого! Я буду любить тебя вечно, и в этой, и в следующих жизнях! – я уже просто ползла к нему, а он отступал.
После того как я поклялась ему в вечной любви, он развернулся и вышел из моих покоев. Утром за мной пришли слуги и отвезли домой.